Мотивы благородные и сомнительные

Он лежал под одеялом в своей кровати, неподвижный, как камень, с широко открытыми глазами, устроившись на краю, словно пытаясь увеличить дистанцию между ними, хоть на какой-то крохотный отрезок вечности, прежде чем она заговорила. В комнате царила темнота, хотя шторы были раздвинуты, и он ничего не мог разглядеть среди теней, кроме смутных очертаний маленького тела принцессы Рей. Тем не менее, он мог ее слышать. Несмотря на то, сколько усилий он приложил, чтобы притвориться, что ее здесь нет, на самом деле не мог игнорировать ее присутствие — оно преследовало его, сколько он себя помнил, еще когда она не вызывала у него такую реакцию. Ритмичный звук ее дыхания эхом разносился по комнате, мягкий и нежный и в то же время до ужаса близкий. Волосы, свободные от привычных кос, шуршали о простыни всякий раз, когда она начинала ворочаться. Время от времени она даже раздраженно фыркала, заставляя его против воли расплываться в улыбке. Во всех звуках, которые она издавала, было что-то особенное, в духе только Рей. Он никогда не осознавал, сколько шума может производить человек. Он всегда спал в этой постели один и теперь знал, что не сможет провести здесь по-старому даже единственную ночь, не ощущая ее тепла и веса на другой стороне кровати, и без аккомпанемента невероятного количества звуков, которые она издавала в одиночку. По тому, как она двигалась и вздыхала, было ясно, что у нее проблемы со сном. Он задался вопросом, смущала ли ее эта ситуация так же, как его, или она все еще была напугана произошедшим в ее покоях. Он ощутил сильный порыв протянуть руку и коснуться нежного изгиба бедра, мягкого и манящего, просто чтобы успокоить ее. Прижать ее к груди и слушать стук сердца, только чтобы убедиться, что в его руках она цела и невредима. Он этого не сделал. Он знал, что, что бы к ней ни испытывал, — удивительно и в то же время совершенно предсказуемо, ведь она была прекрасной, яркой и дикой, и как можно было не любить ее за это? – его чувства не были взаимны. Даже когда она лежала в его постели, ему приходилось напоминать себе, что она выходит за него не по любви, а из чувства долга. Тем не менее его руки горели от желания прикоснуться к ней. Когда она заговорила, спустя время, которое показалось ему целой беспокойной жизнью, ее голос был едва ли громче шепота. Он казался слабым, каким редко бывал раньше в его присутствии, и он гадал, что это значило. — Ваше высочество… Его губы сами собой дернулись в легкой улыбке из-за абсурдности ситуации. — Мы делим постель, думаю, формальности остались в прошлом, — сказал он ей с юмором и нежностью, к которым пока было сложно привыкнуть. — Можете звать меня Бен. Послышался тихий, нерешительный смешок, от которого сердцу в груди стало слишком тесно, а затем она глубоко выдохнула. — Бен, — медленно пробормотала она, словно пробуя имя на языке. При звуке ее голоса по его спине пробежала дрожь. Она использовала его имя ранее, когда он ворвался в ее покои как безумец, но это было оговоркой, случайной и вызванной сильным потрясением, и все же непреднамеренной. На этот раз она хотела произнести его имя, и это творило с его сердцем невероятные вещи. — Я бы легко могла привыкнуть к этому. Он медленно повернулся в ее сторону, перекатываясь на бок. Его глаза привыкли к темноте, так что он мог видеть ее спину. Та выглядела необычно жесткой — даже в окруживших их тенях можно было разглядеть выступающие позвонки. Желание обнять ее было настолько сильным, что пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не потянуться к ней. Он ощутил потребность заполнить неуверенную тишину одним из своих бессмысленных замечаний, словно тогда все снова пришло бы в норму. — Очень на это надеюсь, ведь через две недели мы поженимся. Он не мог увидеть ее лица, но почувствовал, как она закатила глаза. — Иногда мне хочется, чтобы вы не были таким вредным. Спасли бы свою репутацию, — пробормотала она, но в ее голосе прозвучало нечто очень похожее на нежность, заставившее его сердце сжаться от чего-то приятного и одновременно мучительного. Его ответ был окрашен той же нежностью, которую он услышал в ее голосе. — Постараюсь, но ничего не обещаю. Она фыркнула. Этот звук был таким знакомым, что сжалось сердце, и Беном овладело изумление. Он и не знал, как сильно успел полюбить в ней такие мелочи – то, как она фыркала, и усмехалась, и корчила дразнящие ухмылки, приводившие его в бешенство в детстве. Все происходило постепенно, и у него не было времени осознать это, и вот теперь, за две недели до свадьбы, он был полностью покорен и очарован всем, что она делала. Влюбленный дурак. — Бен… — снова начала она тихо. Он решил, что тоже сможет привыкнуть к звуку собственного имени, когда его произносил этот нежный мелодичный голос. Следующие слова застали его врасплох, как часто случалось, когда дело касалось принцессы Рей. — Вы можете меня обнять? Его сердце замерло, испуганное, что ослышалось. В комнате было тихо, если не считать их дыхания и шума крови, устремившейся к его сердцу, и все же он боялся, что вообразил себе эти слова, ведь так сильно хотел обнять ее. Мысль о том, чтобы держать ее в своих руках, кружила голову, едва не бросая в дрожь. Он представил, как расслабляется в его объятиях ее тело, мягкое, податливое и теплое. Представил ритм ее сердца под ладонями, как медленно поднимались и опускались бы ее плечи у его груди, когда она наконец погрузилась бы в сон, убаюканная его дыханием. В горле пересохло. Просто представлять мягкую кожу ее шеи под его губами было сродни согрешению. Ему пришлось сглотнуть, прежде чем заговорить. — Обнять? Она колебалась всего мгновение, но затем он почувствовал ее кивок. Ему нравился шорох ее волос, когда они касались подушки. При мысли о том, что он будет слушать его каждый день до конца жизни, в груди что-то сильно сжалось. — Да, — просто сказала она, с той же решимостью, которую он всегда с ней ассоциировал. Он представил, как она поднимает подбородок, неизменно дерзко, бросая ему вызов, как делала с тех пор, как они были детьми. — Я не могу уснуть. Все время думаю о… — Ее голос дрогнул, но ей не нужно было продолжать. Бен прекрасно представлял, о чем она думала, и это заставило его сердце дрогнуть. — Пожалуйста, я… должна знать, что не одинока. Ее признание снова застало его врасплох. Проявление подобной уязвимости было для нее большой редкостью, и он чувствовал, что ему только что предоставили особую привилегию. Отказать ей было невозможно. Это было просто — протянуть руку и обнять ее за талию, медленно и нежно притянуть к себе. Несмотря на то, что сама попросила о объятии, она, казалось, была удивлена его движением: задержала дыхание, напряглась, но затем расслабилась, почувствовав, как его рука осторожно легла на ее бедро, а большой палец начал рисовать успокаивающие круги на ткани ночной рубашки. — Вы не одиноки, — прошептал он, и его губы оказались в нескольких дюймах от ее уха. Было бы так легко поцеловать то место под ним, которое так и притягивало к себе, но он этого не сделал. Когда она вдруг вытянула шею, он задумался, хотела ли она этого. — Обещаю, вы не одиноки. Она вздрогнула, и он спросил себя, было ли это нормальной реакцией на то, как его дыхание коснулось ее кожи, или это было вызвано его близостью. Он не хотел обманывать себя, но был бессилен. Ее рука коснулась его, так и лежавшей на ее талии. Она переплела их пальцы с той же легкостью, с которой делала все остальное, словно мир был загадкой, которую она разгадала давным-давно, и он не мог сделать ничего, кроме как позволить ей направлять себя, заставив сердце забиться быстрее. Теперь ее ладонь потеплела, пальцы были нежными, но уверенными, и, когда она выдохнула и расслабилась, он ощутил, как ее большой палец коснулся его костяшек, будто она поняла, как тот же самый жест поразил его ранее. Это было сродни опьянению – за короткий промежуток ночи он прошел путь от того факта, что никогда не держал ее за руку, до того, что прижимал ее к своей груди, едва не касаясь губами мягкой кожи и обнимая за талию. Это было бестактно. Это было неприлично. Это было непристойно. И это было прекрасно. — Спасибо, — выдохнула она так тихо, что он не был уверен, предназначалось ли это для его ушей. — Не могу поверить, что вы благодарите меня, — ответил он без насмешки. Это был не остроумный ответ, не саркастический комментарий — но шепот, который вызвал у нее еще один тихий смешок. Она шлепнула его по руке, но это было прикосновение гораздо более нежное, чем раньше. — Не слишком привыкайте к этому. Прежде чем смог остановить себя, он прижался лбом к ее плечу. Находиться рядом с ней было сродни сокровенному чувству — оно завладело его сердцем и разумом, будто она сама захватила его, подобно приливу, которому он позволил увлечь себя. Это был лучший способ утонуть. — Я должен спросить, — начал он так же мягко, как она. — Где вы научились сбивать людей с ног? — Затем, после секундного молчания, он почувствовал, как губы изогнулись в улыбке, и добавил: — Не то чтобы я был удивлен, учитывая наше детство. Думаю, у меня остались шрамы с тех пор, как вы начали проводить здесь лето. Она подавила легкий смешок, и ох, в том, как по ее телу, так близко к нему, пробежала дрожь, была особая, нежная красота. Это было тепло и интимно, будто он отдыхал перед камином, будто опускал измученное тело в горячую ванну. Чувство становилось все сильнее — оно распространялось от его груди, как покалывающий жар, постепенно достигнув каждого дюйма его тела, и он испытал удивительное умиротворение. — Маз, моя мать… Она заставляла меня брать уроки борьбы с самого детства, — ответила она. С каждым вздохом ее грудь под его ладонью поднималась и опускалась, и, сосредоточься он сильнее, смог бы даже различить ритм ее сердца в окружавшей их тишине. Он заставлял тело не реагировать на ее близость, но это было трудно, особенно пока она продолжала прижиматься к нему, не вырываясь из объятий, но двигаясь, словно искала удобную позу. У него вырвался сдавленный звук. — М-м, — он выдал его за ответ. — Я должен был догадаться. Она снова рассмеялась, и то, как задрожало ее тело, едва ли облегчало ситуацию. — Она хотела убедиться, что я знаю, как защитить себя, если потребуется. Он почувствовал, как сердце сбилось с ритма, и ответил: — Я благодарен ей за это. Ее пальцы чертили медленные, дразнящие узоры на тыльной стороне его ладони, и его пульс ускорялся всякий раз, когда ее кожа касалась его, а напряжение скапливалось в той части тела, где этого совсем не хотелось. — Даже учитывая, что я использовала свои знания, чтобы драться с вами большую часть детства? — спросила она. Ее голос прозвучал игриво, и перед его мысленным взором появилась такая знакомая дразнящая ухмылка. Ему было интересно, ухмылялась ли она сейчас. Появились ли на ее щеках знакомые ямочки. Осмелился бы он протянуть руку и прижаться губами к ее лицу, просто чтобы выяснить. Он издал хриплый выдох, который мог сойти за смех. — Да, даже тогда, — ответил он и невольно обнял ее крепче, будто до смерти испугался мысли когда-нибудь разомкнуть объятия. Он прочистил горло, вдыхая ее запах. — Рей. Если бы что-то случилось сегодня вечером, и вы… Я… — Он сглотнул, пытаясь выровнять голос. — Я был бы уничтожен. Наступило короткое молчание, но в нем присутствовало напряжение — подобно затишью за мгновения перед бурей. Ее дыхание стихло, затем последовал резкий вздох. Ее сердце под его ладонью на секунду замерло, а после заколотилось так быстро, что он не мог сосчитать удары. — Я думала, вы меня ненавидите, — пробормотала она. Ее голос был хриплым и неровным и дрожал. Он гадал, не услышит ли всхлип. Прежде чем мужество окончательно оставило его, он нежно поцеловал ее в плечо над сползшим рукавом ночной рубашки, обнажившим веснушчатую кожу. То было всего лишь прикосновение губ, мягкое и нежное, но нечто столь простое заставило его дрогнуть. Как мало он знал раньше по сравнению с тем, что открывалось сейчас — ее кожа была теплой и мягкой, как и все остальное в эту минуту, и ему захотелось, чтобы сейчас наступил день и можно было рассмотреть созвездие веснушек, которое он мельком заметил раньше. — Боюсь, все как раз наоборот, — сказал он. С этими словами весь мир остановился. Казалось, на какой-то ужасный миг все вокруг замерло, даже его сердце. Она втянула носом воздух, а затем… Он едва успел осознать, что происходит: внезапно Рей повернулась в его объятиях и оказалась еще ближе, так что он мог разглядеть знакомые черты даже в окружавшей их темноте. Мог увидеть все веснушки на ее лице, ореховые оттенки в глазах, то, как волосы укрывали плечи мягкими волнами. Ее глаза были широко раскрыты, губы приоткрылись, в глубине взгляда было легко заметить удивление. — Бен, — произнесла она, и в ее голосе слышалось нечто похожее на благоговение. Он гадал, чем мог заслужить такое. — Я не понимаю. Его рука по-прежнему лежала на ее талии, но теперь ладонь касалась поясницы. Рей была очень теплой и позволяла ему чувствовать так много. То, как ее дыхание касалось его шеи при каждом выдохе. То, как слегка изогнулась ее спина, когда его пальцы начали скользить вверх и вниз. То, как под одеялом ее ноги касались его. То, как он чувствовал движение ее плеч, маленьких грудей, прижатых к его торсу, при каждом вздохе. Он был бессилен против всего этого. Это был удар по всем органам чувств. — Думаю, понимаете, миледи, — выдохнул он, и на его губах появилась нежная улыбка, в которой одновременно были и любовь, и печаль. — Не думаю, что на свете есть человек, который мог бы узнать вас и не полюбить, Рей. Она моргнула, словно пытаясь понять смысл его слов, и, когда это случилось, он заметил в ее глазах мерцание непролитых слез. Его сердце сжалось, он не мог вынести мысли о том, что заставил ее плакать, о том, что Рей плакала из-за него. И все же, несмотря на слезы, ее губы медленно изогнулись в улыбке. — Ты… — Она сглотнула, ее голос дрожал. — Ты любишь меня? Он тоже нежно улыбнулся в ответ, затем поднес руку к ее лицу, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. Пальцы задержались у ее кожи, касаясь тонкой красной линии на шее, оставленной нападавшим. Она вздрогнула от прикосновения, на мгновение прикрыв глаза. — Конечно люблю. Думаю, уже какое-то время, но не осознавал этого, пока едва не потерял тебя сегодня ночью, — пробормотал он, скользя большим пальцем вверх и мягко гладя ее по щеке. — Знаю, ты не разделяешь мои чувства и выходишь замуж не по любви, но надеюсь, что мы могли бы закончить этот разговор и… Слова замерли на губах, когда ее рука коснулась его лица. Она ласкала его щеку с особой нежностью, словно он был создан из самого драгоценного хрусталя, затем обхватила подбородок, проводя пальцами столь ласково, что он был уверен, что вот-вот умрет. Он ощущал себя бессильным перед ней, полностью осознавая, что позволил бы уничтожить себя. Он сглотнул. — Вы, ваше высочество… — сказала она с дразнящей ноткой в голосе, — смешной человек. Затем она подалась вперед и поцеловала его.

_____________

Он обнаружил ее в кайбер-саду на каменной скамье, на установке которой настоял сам, когда архитектор наконец-то показал планы изменений участка королевского сада. Цветы были на пике цветения и, освещенные опускавшимся за горизонт летним солнцем, заставили его признать, что много лет назад она была права. Распустившиеся бутоны выглядели прекрасно, образуя вспышку цвета на фоне зеленого пейзажа, окружавшего ее маленький неподвижный силуэт. Было что-то приятно знакомое в ее фигуре, каштановых волосах, уложенных короной, к которой явно имела отношение его мать, и он обнаружил, что не мог заговорить целую минуту, будто захваченный чувством, которое не мог объяснить. Он чувствовал себя как дома, что было очень странно. Он жил здесь всю свою жизнь, никогда не покидал двор Алдераана более чем на несколько дней, и все же ее присутствие всегда делало дворец теплее. Он не хотел задумываться об этом чувстве, прежде всего потому, что подозревал, что она поднимет его на смех. Однако, когда он сел рядом, заговорить все еще было непросто. Казалось, это ничуть не беспокоило принцессу Рей: она встретила его с удивительной для нее грацией и медленно повернула голову, одарив неуверенной улыбкой, которую однажды он уже видел. — Я так и не поблагодарила вас, — сказала она. Его брови сами собой взлетели вверх: эти слова были совсем не в ее духе, учитывая, что она провела большую часть детства, докучая ему и пытаясь сделать его жизнь как можно более невыносимой. Он моргнул. — Поблагодарила? Вы уверены, что не пали жертвой летнего зноя? Она не поддалась на его колкость, что было еще более странно. Вместо этого она тихо покачала головой, переводя взгляд на лежавшие на коленях руки. Прежде чем она успела полностью отвернуться, он заметил румянец на ее щеках, что удивило еще больше. — За цветы, — тихо пробормотала она. — Я знаю, это вы настояли на том, чтобы посадить здесь кайбер-цветы. Это было очень мило с вашей стороны. Я должна была поблагодарить вас, еще когда вы впервые показали их мне. Он почувствовал, как румянец заливает и его щеки, и быстро отвел глаза, разглядывая растения вокруг. Он не знал, что сказать, и не был знаком с этой новой, деликатной Рей, тихо сидевшей в саду, который он считал принадлежавшим ей. Ее упрямство и непокорность ничуть не уменьшились, но стали естественной частью характера, и, овладев ими, она превратила их в острое оружие, выбивая его из привычной колеи новыми, неизвестными ранее способами. Пришлось несколько раз откашляться, прежде чем он смог ответить неровным голосом: — Вы пропустили сезон их цветения в прошлом году. Она снова повернулась к нему, склонив голову набок, будто изучая, и предоставила ему возможность увидеть свое лицо, залитое мягким розовым светом заката. Взросление пошло ей на пользу — теперь ее лицо было нежным, с острыми, но красивыми чертами, словно вырезанными талантливым скульптором. Веснушки, над которыми он смеялся, когда они оба были детьми, теперь подчеркивали ее неземную красоту, и ему было трудно сопоставить эту девушку с ребенком, которого он знал. В девятнадцать лет принцесса Рей стала красавицей. Он упустил момент, когда это произошло: одним летом она была маленькой дикаркой, бегавшей по саду подобрав юбки с украденным у него мечом, а год спустя стала женщиной, которая заставляла его нервничать в ее присутствии. На мгновение он задумался, производил ли когда-нибудь на нее такое же впечатление, но быстро отогнал эту мысль. — Это необычный способ сообщить, что вы скучали по мне, ваше высочество? — спросила она, изогнув губы в ухмылке, которая была ему так знакома. И все же она выглядела удивительно очаровательной, сидя рядом с цветами, которые посадили специально для нее. Он фыркнул — недостойная привычка, от которой никак не мог избавиться, как бы ни ругала его мать. — Ни в коем случае, миледи. Должен признаться, было приятно провести лето, не испытывая раздражение из-за вашего присутствия, — ответил он, но в его словах не было обычной язвительности. Это больше походило не на насмешку, а на легкое поддразнивание друга. Друга — какая дикая идея! Она издала вздох, похожий на фырканье. — Я могла бы сказать то же самое. Улыбнуться было удивительно легко, будто она наложила на него какие-то чары, и он не смог удержать уголки губ, дернувшиеся вверх. Затем он глубоко вздохнул и взял себя в руки, задержав на ней взгляд еще на несколько секунд. — Надеюсь, королева Маз в добром здравии. Прошлым летом королева Маз внезапно заболела, из-за чего Рей впервые за много лет осталась в Такодане. Бен чувствовал себя странно одиноким, будто без ее надоедливого присутствия его жизнь стала неполноценной. Не то чтобы он скучал, но это было странное ощущение — он так привык к ней, что проводить лето одному казалось почти неправильным. Если Рей и удивили его слова, она не подала виду. Она ответила кивком, но он успел заметить, что ее пальцы вцепились в юбку так крепко, что побелели костяшки пальцев. Он чувствовал, что должен взять ее руку в свою, чтобы подбодрить, но не сделал этого. — Да. Она полностью поправилась, — ответила она намного мягче, чем обычно. — Я хотела провести лето в Такодане и в этом году, но она не позволила. Она очень упряма. Он почувствовал, как губы дрогнули в улыбке. — Кажется, это фамильная черта. Она тоже фыркнула, и это прозвучало очень знакомо. Услышав этот звук спустя почти два года, он ощутил в груди странное стеснение, будто она придавила его сердце ладонью, как бывало, когда они дрались в детстве. Он чувствовал себя странно и не мог понять, почему. Может, ему пришлось заново привыкать к ее присутствию после разлуки. Может, он все же скучал по ней в каком-то странном смысле. Она сделала паузу, прежде чем снова заговорить. — Она удочерила меня. Я думала, вы уже знали это, но, если мы… если вы собираетесь стать моим мужем, лучше услышьте от меня. При упоминании свадьбы что-то в груди сжалось, но он не мог сказать, приятное это было чувство или нет. Врать не было смысла — в последнее время он постоянно думал об их браке, ведь оставался всего год. Но, когда она заговорила об этом, его сердце начало творить странные вещи, забившись так быстро, что почти стучало о кости. Он снова прочистил горло. — Уверяю, для меня это не имеет значения, миледи, — серьезно ответил он, ища ее взгляд. Последовал резкий вздох, но ее ответный взгляд был почти теплым. Как будто его слова успокоили ее. Это был абсурд — чтобы принцесса Рей прислушалась к нему! Похоже, солнце будет всходить на западе! – и все же он чувствовал, что в этом была доля правды. — Родители продали меня трактирщику, когда мне едва исполнилось четыре. Наверное, им нужны были деньги, чтобы купить еще эля. Маз… она путешествовала по королевству и заметила меня в трактире, где я была служанкой. Если бы не она, я… — Ее голос сорвался, и она глубоко вздохнула, словно пораженная собственными словами. Во второй раз он ощутил внезапное желание коснуться ее пальцев, но сомневался, что это будет воспринято положительно — скорее всего, она просто отрежет ему руку, — поэтому остался сидеть на месте. — Когда в прошлом году она заболела, я была так напугана. Я не знала, что делать. Она не впервые позволила себе проявить уязвимость в его присутствии, но это всегда заставало врасплох, будто он увидел что-то, что не должен был. Он чувствовал себя самозванцем каждый раз, когда Рей доверялась ему, и все же не мог полностью заглушить внутри чувство, напоминающее гордость — словно ее доверие было особой честью. — Я рад, что она выздоровела, — тихо пробормотал он. Она снова опустила взгляд на руки, но потом тот обратился к нему, и на губах Бена появился намек на нежную улыбку. В каком-то прекрасном смысле он чувствовал, что находится на пороге гибели. Вероятно, поэтому счел необходимым добавить: — Я постоянно приставал к маме с расспросами о королеве. О вас. Написал около тысячи писем, которые так и не отправил. Я… я беспокоился за вас. Ее глаза расширились, а губы приоткрылись от удивления. — Неужели? Он не мог сдержать смех при виде ее потрясенного выражения. — Конечно, — ответил он. Его глаза были прикованы к лицу, которое он не видел почти два года, знакомому и чужому одновременно, и он успел заметить, как на мгновение ее губы изогнулись в улыбке. — Можете не верить, но я действительно беспокоюсь за вас. Я сказал правду тогда, годы назад. Знаю, я последний человек, за которого вы бы вышли замуж, но я буду стараться изо всех сил, чтобы быть вам хорошим мужем. Обещаю. Она прикусила нижнюю губу, затем выдохнула. — Полагаю, мне мог бы достаться и кто-то похуже, — сказала она, пожав плечами, но он уловил намек на юмор в ее голосе и улыбку на лице. Он также заметил ямочки на щеках, о которых думал чаще, чем хотел бы признать. Он искренне рассмеялся, отчего она повернулась в его сторону и посмотрела так пристально, что ему стало интересно, о чем она подумала. — Сочту это за комплимент. Пока они сидели вместе, окутанные мягким светом заката, легкий летний ветерок пробежал по цветам вокруг, играя выбившимися из ее кос прядками. Сколько лет они провели вот так, терпя присутствие друг друга, обмениваясь колкостями? Ему казалось, он провел с ней всю жизнь, и в некотором смысле так оно и было — она ворвалась в его мир, когда ему едва исполнилось десять, дикая, непокорная и дерзкая, и с тех пор он уже никогда не был прежним. Она оставила в его душе отпечаток, как оставляют на песке, и уже навсегда. — Раньше я боялась того дня, когда мы поженимся, — призналась она спустя время. Ее голос был едва громче шепота, пальцы теребили юбку зеленого платья. — Умоляла мать расторгнуть помолвку и плакала каждый раз, когда она говорила, что не сделает этого. Но теперь, когда до нашей свадьбы остался всего год… — Она глубоко вздохнула, затем выдохнула, и он завороженно следил за тем, как двигались ее плечи. — Как я уже сказала, это мог быть кто-то похуже. Вряд ли она хотела, чтобы слова прозвучали так горько. Они замерли в сладком летнем воздухе на целую минуту, и в это время с ветвей соседнего дерева ему на колени и ей на голову упало несколько лепестков и цветов. Их яркий цвет шел к ее каштановым локонам, подчеркивая необыкновенную красоту; она была подобна героине древних песнопений, явившейся, чтобы забрать его в лесное царство. — Я тоже раньше жаловался маме, — сообщил он ей. Его пальцы затеяли ленивую игру с бутонами на коленях, чей красный цвет напоминал капли крови на бледной коже. — Раньше я думал, что вас отправили сюда, только чтобы мучить меня, и я всегда боялся летних месяцев, когда буду видеть вас во дворце. Но теперь… Он медленно поднял руку, словно спрашивая разрешения. Когда она не дрогнула и не ударила его, потянулся и осторожно воткнул цветок ей в волосы. Из ее дрожащих губ вырвался вздох. Его собственные губы изогнулись в неуверенной улыбке. — Думаю, мне мог бы достаться и кто-то похуже. Какое-то время они смотрели друг на друга, и его ладонь задержалась у ее щеки, почти касаясь. Время остановилось, заходящее солнце окрасило ее лицо в золотистые и розовые оттенки, и он чувствовал каждый быстрый удар собственного сердца. Красный цвет кайбер-цветка в волосах подчеркивал красоту ее светлой кожи и яркость ореховых глаз, и он задержался взглядом на приоткрытых губах, прежде чем со вздохом опустил руку. — Я должен идти, — сказал он, отводя глаза и внезапно поднимаясь на ноги. — У меня… у меня есть дела, которые требуют внимания. Надеюсь, вы приятно проведете этот вечер. Он не оглядывался, когда буквально бежал прочь из сада, но мог поклясться, что чувствовал ее взгляд всю дорогу до дворца.

______________

Целовать Рей был сродни религиозному откровению. Он представлял это раньше, в укромном уголке своего разума, когда притворялся, что на самом деле думал о другом, когда стояла ночь и он был один в своей постели, а в памяти всплывала улыбка с ямочками на щеках. Он представлял, как легко коснется ее губ своими в нежном подобии поцелуя. Как распускаются заплетенные служанками косы, и ее волосы падают в его руки мягким водопадом. Какие тихие звуки она будет издавать, когда его губы медленно опустятся вниз, стремясь оставить благоговейные поцелуи на шее. Все, что он себе представлял, меркло по сравнению с реальностью. Рей целовала его так, как делала все остальное, — с искренней решимостью, заставившей его полностью покориться. Это не было легкое прикосновение губ — ее поцелуй был неистовым и полным желания, будто она ждала этого момента всю жизнь. Это было и неуклюже — своего рода исследование, ведь он никогда никого раньше не целовал, и по ее движениям было ясно, что она тоже, и все же, вынудив его приоткрыть губы, она ничуть не колебалась. Она целовала его, будто изнывала от жажды, будто разлука с ним была слишком мучительна, и эту кружило ему голову и путало мысли, наполняя обжигающей страстью. В его снах целовать ее было все равно что входить в знакомые воды, мягко и деликатно. Но, как это часто бывало, когда дело касалось Рей, реальность оказалась совершенно противоположной. Целовать Рей было все равно, что нырять глубоко в океан и позволить волнам утащить его на дно. Прежде чем он успел осознать, что делает, одна его рука зарылась в ее волосы, другая легла на бедро. Занятые поцелуем, они оказались еще ближе, прижавшись друг к другу вплотную, так что он мог чувствовать эхо ударов ее сердца, а когда она отстранилась, чтобы перевести дух, издал тихий стон, вызвавший у нее смешок. Ему потребовалось несколько секунд, а может, и целая жизнь, чтобы снова открыть глаза. Рей никуда не исчезла, оставаясь рядом — не сон, но прекрасное видение. Сквозь шторы теперь пробивались косые лучи лунного света, слабо освещавшие ее фигуру. Румянец заливал ее лицо и шею до самых ключиц, которые можно было разглядеть сквозь ночную рубашку, а губы покраснели и распухли от поцелуев. Волосы были в беспорядке, а дыхание вырывалось короткими рывками — это был единственный звук, достигавший его ушей. Ему казалось, он только что стал свидетелем рождения звезды. — Я… — начал он. Его сердце отбивало глухие удары, такие громкие, что, казалось, она тоже могла их слышать, раз прижималась так близко. — Я не понимаю. — Думаю, понимаете, ваше высочество, — ответила она. Ее губы изогнулись в той дразнящей улыбке, которую он так хорошо знал, но в ней была неизвестная прежде нежность; она словно стала явной только сейчас, когда они оба лежали в его постели, за две недели до свадьбы. — Ты действительно думаешь, что я могла не полюбить тебя? Его разум опустел. Он не верил своим ушам и гадал, не сошел ли с ума от страха; затем моргнул, но она никуда не исчезла, глядя на него блестящими глазами и нежно улыбаясь, и Бен… Он не мог этого понять. — Я вел себя с тобой ужасно, — ответил он слабым голосом, в котором одновременно слышалось благоговение. Ее брови взлетели вверх, а на лице появилось выражение, которое он очень хорошо знал — и до чего же легко было вернуться к их старому знакомому танцу, где вместо шагов были остроты и подколки — танцу, который они начали, когда были детьми, и который никогда не прекращали, даже когда музыка изменилась, обратившись во что-то новое. — А я все детство швырялась в тебя камнями, — напомнила она. Ее улыбка была искренней и сияла так ярко, что у него перехватило дыхание. — Я подозреваю, что донимала тебя, потому что по какой-то непонятной, необъяснимой причине меня всегда к тебе тянуло. Слова сорвались с губ прежде, чем он успел их остановить. — Я думал, ты просто наслаждалась моими страданиями. Она рассмеялась, и этот громкий звук вызвал у него улыбку. Она коснулась его лица, убрав с глаз спутанные кудри, а затем сжала подбородок, будто держала в одной руке свой целый мир. — Не стану врать, мне нравилось портить тебе жизнь, — ответила она с намеком на озорство в знакомом блеске глаз. — Но к этому всегда примешивалось что-то еще. Что-то, чего я не могла понять до конца. Думаю, я осознала, что люблю тебя, когда ты показал мне сад кайбер-цветов, который устроил специально для меня. Я издевалась и насмехалась над тобой годами, и все же ты был так добр и благороден, что постарался сделать так, чтобы я чувствовала себя как дома, хотя никто тебя не обязывал. Ох. Он до сих пор помнил тот день, когда показал ей сад. Какой яркой была ее улыбка, когда она увидела бесконечные яркие ряды красочных кайбер-цветов. Какой счастливой она выглядела, бегая и кружась по саду. Как что-то подозрительно напоминающее тепло расцвело в его груди при виде ее неподдельного счастья, пуская корни подобно еще одному цветку. — Я хотел, чтобы ты чувствовала себя как дома, — тихо выдохнул он. Его рука лежала на ее бедре, и, хотя он знал, что это неприлично, не мог перестать прикасаться к ней, словно боялся увидеть, как она исчезает на глазах. — Я знаю, что ты скучаешь по Такодане, но Алдераан действительно твой дом. Надеюсь, со временем ты начнешь считать его таковым. — Бен, — сказала она, и его имя сорвалось с ее губ, словно молитва, полная любви, трепета и нежности. — Алдераан… я люблю Алдераан, но мой дом — это ты. Ты был моим домом уже долгое время. Он снова оказался беспомощен, ведь дело касалось Рей. Когда она наклонилась и снова коснулась его губ своими, он подчинился, проведя рукой по ее лицу, запустив пальцы в волосы, позволив целовать себя так, будто он единственный мог утолить ее голод. Его спина с мягким хлопком ударилась о матрас, а затем она оседлала его, сжав бедрами талию и пригвоздив к месту. Это напоминало очередной поединок, когда они катались по земле в спутанном клубке рук, ног и дорогих тканей, но сейчас он с радостью признал поражение. Поцелуй стал медленнее и глубже, будто она намеревалась изучить его. Зубы мягко оцарапали его нижнюю губу, вызвав сдавленный звук, который он и не знал, что мог издать, а затем ее руки заскользили вниз, лишая его рассудка. Пальцы коснулись его шеи, провели по линии ключиц над рубашкой, мягко отогнули ткань на груди, словно желая ощутить биение сердца, и он растворился в ее прикосновениях. Он чувствовал головокружение, путаясь в мыслях, и был близок к тому, чтобы сойти с ума от одного ее присутствия рядом. Лишь когда она схватила его за рубашку и начала тянуть, изо всех сил пытаясь выдернуть ткань из-за пояса штанов, он все понял. — Подожди… — Он тихо застонал, когда она оставила поцелуй на точке пульса. — Рей, мы не можем… Рей отстранилась, только чтобы посмотреть ему в глаза. Она продолжала сжимать коленями его бедра и всем свои видом показывала, что приличия давно были забыты — ее губы покраснели, глаза сверкали, и в ней чувствовалось безрассудство, которого он никогда не замечал раньше. Он почувствовал, как его член дернулся в ответ, и сглотнул. Теперь ее пальцы играли с подолом его рубашки. — Если ты собираешься сказать, что это неприлично… — сказала она, задыхаясь и снова наклоняясь вперед, чтобы украсть у него поцелуй. — Побереги силы. Меня это не волнует. Никогда не волновало, и я не понимаю, почему что-то должно измениться сейчас. Бен издал слабый смешок, который превратился в удивленный стон в тот момент, когда она, решив, что отвлекла его внимание, скользнула руками под его рубашку и прижала теплые ладони к коже. Его удивило, насколько сильным могло быть это ощущение — и как сильно ему нравились прикосновения к ее коже, то, как она прижимала его к матрасу, как делилась теплом своего тела. Ему потребовались все силы, чтобы остановить ее, коснувшись запястий. Осознание того, что они были такими изящными и тонкими, что он мог обхватить их одной рукой, пробудило внутри мрачное чувство удовольствия. — Я знаю, что тебе все равно, но это правда, — начал он, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке против воли, и вглядываясь в знакомое лицо. — Как бы привлекательна ни была мысль о твоих намерениях этой ночью, это неправильно. Она закатила глаза, затем быстро высвободила руки. Однако вместо того, чтобы отстраниться, она обхватила его запястья и прижала к подушке над головой, заодно прижимаясь к нему всем телом. Его ответную реакцию было невозможно скрыть, и он зашипел, когда ее центр коснулся его возбуждения сквозь одежду. Ее лицо оказалось на расстоянии дыхания, и она выглядела потрясающе, воплощение неистовой красоты, отмеченной милыми веснушками. Он сглотнул, чувствуя, как внутри все сжимается в предвкушении. — Меня не волнует то, что прилично, ваше высочество, — повторила она, наклоняясь, чтобы еще раз поцеловать его в точку пульса. Ее зубы мягко коснулись кожи, и он застонал, ощутив укус в нижней части челюсти. Его член начал пульсировать. — В конце концов, мы поженимся через две недели. Было чрезвычайно трудно вспомнить, почему он вообще так протестовал. — Вот почему мы должны подождать… — М-м. — Ее губы скользнули вниз по его шее, оставляя дорожку поцелуев и лишая его способности двигаться. Его возбуждение росло, он был уверен, что не один понимал это, но Рей ничуть не возражала; напротив, улыбнулась и застонала, когда прикусила нежную кожу у ключицы и он толкнулся в нее в ответ. — Думаю, мы ждали достаточно. Его руки все еще были прижаты к подушке, и, хотя он знал, что может легко высвободиться из ее хватки, продолжал лежать неподвижно. Он осознал, что любит, когда оказывается полностью в ее власти. — Рей… — начал он, но слова замерли на губах, стоило ей медленно подвигать бедрами. Движение было осторожным, словно она проверяла реакцию, и все же оно вызвало у него стон. Он откинул голову назад, борясь с желанием ответить тем же. Удовольствие было настолько сильным, что едва не переросло в боль, и охватило его целиком, оказавшись за гранью понимания. — Рей, милая, нам нужно остановиться… Ее руки отпустили его запястья и снова легли на грудь, словно, сидя на нем верхом, она пыталась восстановить равновесие. Рей снова неторопливо качнула бедрами, и с ее губ сорвался стон — это был самый красивый звук, который он когда-либо слышал. — Почему? — спросила она. Ее голос был низким, хриплым, полным желания, и, несмотря на все усилия, он не смог удержаться и едва заметно пошевелил ногами; сквозь слои одежды он коснулся ее центра. Оба охнули. Ее взгляд скользнул вниз, туда, где его член оказался между ее бедрами. — Ты хочешь меня, я… я чувствую это. Вопреки всему, он не смог удержаться от смеха. Его руки медленно опустились на ее талию, и при мысли, что они обхватили ее целиком, по спине снова пробежала дрожь. Рей нельзя было назвать слабой или хрупкой, но ему нравилось, какой миниатюрной она выглядела, когда находилась в безопасности его объятий. — Да, конечно я хочу тебя. Как же иначе? Я без ума от тебя, — пробормотал он, приподнимая голову и долго и нежно целуя ее в уголок рта. Она замурлыкала в ответ, прикрыв глаза. Взмах ее дрожащих ресниц был подобен буре, касавшейся его кожи. — Но я хочу сделать все правильно. Рей глубоко вздохнула и снова повела бедрами, вероятно, даже не осознавая этого. Мысль о том, что он мог так повлиять на нее, опьяняла. — Ты и твоя дурацкая одержимость приличиями. — Не смейся надо мной, — хмыкнул он, медленно спускаясь ниже и целуя ее под подбородком. Она издала тихий стон, прижимаясь ближе. — Я не хочу спешить. Хочу провести всю ночь, преклоняясь перед тобой. Целовать так, как ты заслуживаешь. — Я должна была догадаться, что ты… ох… поэт, — поддразнила она, но ее голос звучал хрипло и в словах не было язвительности. Возможно, ее отвлекли поцелуи, которыми он осыпал ее кожу. Ее бедра дрогнули, когда его зубы мягко царапнули шею, и она прильнула к нему, двигаясь взад и вперед. Он поцеловал то место, где кожу задело лезвие, и она вздохнула в ответ, слегка выгнув спину, словно пытаясь притянуть его еще ближе. Когда она оседлала его, ночная рубашка немного задралась, открыв ему возможность впервые прикоснуться к ее прекрасным обнаженным ногам. Он не мог остановить себя. Опустив одну руку, он водил пальцами по ее коже, начав с голени, неторопливо, пересчитывая все веснушки, которые мог заметить в слабом лунном свете, лившемся из окон. Движения были медленными, сводившими с ума — он прикасался кончиками пальцев к каждому дюйму, до которого мог дотянуться, исследуя, запоминая, закрепляя в памяти все ощущения. Она снова охнула и прижалась к нему, вызвав стон. — Бен… — Ее голос был надломленным и так отличался от натянутого идеального тона, который он всегда слышал. — Это очень… Ох… Его рука легла ей на колено, чуть отодвигая в сторону, чтобы чувствовать все еще сильнее. Изменение угла вызвало у обоих резкий вздох: так было намного лучше. Он никогда не думал, что может испытывать такое — будто под кожей медленно разгорался огонь, сжигая его целиком. — Все хорошо? — спросил он, подаваясь вперед, чтобы нежно поцеловать ее точку пульса, и чувствуя его ускорившийся ритм. Рей кивнула едва ли не с отчаянием. — Очень хорошо, — выдохнула она, снова покачивая бедрами. Прикусила нижнюю губу, сдерживая стон. — Очень… очень хорошо. Не останавливайся. Все это… Ох... Даже сквозь одежду он мог чувствовать влажный жар, когда она касалась его члена, и понял, что на мгновение потерял над собой контроль, проводя пальцами по ткани ее ночной рубашки. Его рука скользнула вверх по ее бедру, наслаждаясь мягкостью кожи. — Хорошо, — повторил он. — Ты просто потрясающая. Она всхлипнула. Бен еще раз поцеловал ее в шею, затем начал опускаться ниже, насколько мог. Он знал, что должен остановиться, но не хотел — вместо этого он хотел Рей, ее стонов, ее коротких вдохов, того, как она двигалась над ним. Того, что она ему говорила. Он никогда не думал, что это может быть так приятно. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — сказал он. Она снова всхлипнула, и что-то внутри вспыхнуло при осознании, что ей это нравится. Он улыбнулся ей в кожу. — Хочу раздевать тебя медленно, пока не начнешь извиваться от нетерпения. Поцеловать каждый дюйм твоего тела. Каждую веснушку на коже. Хочу целовать твою грудь, пока ты не сдашься и не сможешь думать ни о чем другом. Пока не будешь умолять меня. Ее руки зарылись в его волосы, дергая почти с яростью, чтобы притянуть ближе. Он подчинился, прикусывая кожу на ключицах, стараясь не оставлять следов, которые могли бы выдать их. И все же по спине пробежали мурашки удовольствия при мысли, что кто-то может узнать правду. Что увидит на ее теле оставленные им отметины. Что поймет, как сильно он хотел ее, как сильно она хотела его. — Простите, ваше высочество, — промурлыкала она, и использование титула заставило его толкнуться в нее, даже не осознав этого. Она прикусила нижнюю губу, крепче вцепившись в его волосы. — Но не думаю, что умолять буду я. Он тихо рассмеялся, чувствуя, как в груди расцвело тепло, не имевшее никакого отношения к тому, как она двигалась. — Возможно, ты права, — сказал он, оставляя дорожки поцелуев на ее шее и осторожно касаясь царапины. — В конце концов, это мне пристало умолять богиню, которой я поклоняюсь. Она едва не застонала, чувствуя, как его пальцы рисуют узоры на ее бедре, медленно приближаясь к ее центру. Она была такой возбужденной, что он чувствовал это сквозь одежду, и ему отчаянно хотелось потеряться в ней, ощутить ее тепло вокруг себя, погрузиться в нее, словно не было другого места, где он бы хотел быть. Было трудно вспомнить, почему сперва он остановил ее. — Бен… — Ее дыхание сбилось, голос прерывался и был наполнен желанием. — Еще… мне нужно… Она была в отчаянии — растрепанная и покорная в его руках, столь непохожая на девушку, которую он знал, и в то же время оставшаяся самой собой, — и ему хотелось дать ей все, о чем она просила, все, в чем нуждалась, и даже больше. Другой рукой он сжимал ее бедро и помогал ей, направляя, пока она терлась о его член, обезумев от страсти. При каждом движении ее бедер под его кожей расцветало наслаждение, но он старался не обращать на это внимания, сосредоточившись на ней и только на ней. — Я хочу встать на колени и поцеловать тебя здесь. — Он коснулся ее между бедер, и она застонала, дергая его за волосы, извиваясь у него на коленях. — Я не хочу торопиться, пока не заставлю тебя кончить. Ты, конечно, должна будешь направлять меня. У меня никогда раньше не было любовницы. Как думаешь, у тебя получится? Рей лихорадочно закивала. — Да, — сказала она, задыхающаяся и возбужденная, залившись румянцем от щек до грудей. Он сдернул ночную рубашку с ее плеч и наклонился поцеловать очертания ее груди, касаясь россыпи веснушек, которые мог видеть даже в лунном свете, и, хотя поза причиняла сильное неудобство, он был вознагражден ее стоном и новым толчком вперед. — Да, получится. Я думала об этом… О… Ее тело содрогнулось от удовольствия, когда он сжал двумя пальцами ее сосок сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Он не знал, откуда у него взялось столько смелости, но сейчас было не время позволить сомнениям взять верх. Вместо этого он сжал ее бедра и начал помогать, двигаясь с ней в такт. Удовольствие было почти ослепляющим, вспыхивая ярким светом перед закрытыми веками каждый раз, когда он закрывал глаза. — Потрясающе. Просто потрясающе. — Его собственный голос стал таким низким, что он не мог его узнать. Тем не менее, Рей, казалось, он нравился: она снова застонала и вцепилась в его плечи, смяв в кулаках рубашку. — Уверен, ты будешь великолепна, когда кончишь. Она откинула голову назад, и он воспользовался этим, чтобы осыпать поцелуями ее горло, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Ее кожа была покрыта тонким слоем пота, движения сохраняли ритм. — Будешь само совершенство. Такая хорошенькая, с румянцем на щеках, красавица, — прорычал он ей в кожу, двигая бедрами. В ней нарастало напряжение — он чувствовал его в судорожных всхлипах, которые вырывались из ее рта с каждым движением; это вскружило ему голову. — Я не буду торопиться, пока не заставлю тебя кончить. Пока тебе не будет так хорошо, что ты почувствуешь себя едва ли не распутницей. Пока не станешь покорной и не обессилишь от удовольствия. И затем, когда ты будешь готова, я хочу наконец-то войти в тебя. Его член запульсировал при этой мысли, и он хотел лишь одного – отодвинуть ее нижнее белье в сторону и погрузиться в нее, теплую, влажную и прекрасную. Его мышцы напряглись в предвкушении, под кожей неуклонно нарастало давление. — Я буду двигаться медленно, очень медленно, дюйм за дюймом, пока ты не сможешь принять меня целиком. — Его зубы царапнули ее кожу, и Рей всхлипнула, быстро задвигав бедрами, словно одержимая безумным желанием. — Пока ты не станешь всем, что я могу чувствовать. Пока не останется ничего, кроме тебя. Ее хватка на его плечах стала болезненной, но он наслаждался этим — как дрожали ее ноги, как ногти впивались в его кожу даже сквозь рубашку, как тяжело она дышала ему в губы, когда потянула за волосы и прильнула к нему в страстном поцелуе. — Бен… — Ее дыхание было обжигающе горячим, когда она прижалась своим лбом к его. Ее брови сосредоточенно нахмурились, рот приоткрылся в беззвучном стоне, и ему потребовались все силы, чтобы не кончить в тот же момент. — Я… я думаю… Он потянулся поцеловать ее в уголок рта — неожиданность на фоне сбивчивого ритма движения их бедер. — Ты можешь кончить, — прошептал он, потому что знал, что тоже не сможет долго сдерживаться. — Пожалуйста, милая. Дай мне почувствовать тебя. Она достигла пика с пронзительным криком, который заглушила, прикусив нижнюю губу. Ее тело в его руках застыло — она выгнула спину, напрягшись, как натянутая тетива, и схватила его за плечи так крепко, что он был уверен, что на коже появятся синяки. Ее волосы прилипли ко лбу, а лицо раскраснелось, и он никогда не видел что-то столь же поразительно прекрасное, как Рей в момент экстаза. Одного ее вида было достаточно, чтобы Бен тоже сдался, и он кончил в штаны с приглушенным криком, схватив ее за бедра. Удовольствие поглотило его целиком, начавшись с покалывания в позвоночнике и распространившись по всему телу, как лесной пожар, выбив воздух из легких и лишив разума, окутав все золотистой дымкой, от которой кружилась голова. Им потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Рей, полностью удовлетворенная, обмякла в его объятиях, расслабив руки и ноги, и только когда его спина снова коснулась матраса, он понял, что прошло какое-то время и они снова лежали на кровати, а простыни под ними спутались и смялись. Он моргнул, глядя, как она устроилась у него на груди, оказавшись совсем рядом с его трепещущим сердцем. До чего мирной была эта картина — ее глаза были закрыты, дыхание восстанавливалось, и в кольце его рук она выглядела совсем как дома. Рей почувствовала его пристальный взгляд и лениво подняла голову, одарив его мягкой улыбкой, которая казалась нежной и в то же время благоговейной. — Что ж, — начала она. Ее рука легла ему на грудь, рисуя загадочные узоры поверх одежды. Это было медленное, вялое движение, будто в ее теле теперь была такая же тяжесть, как в его. — Все было очень прилично. У него вырвался смех, хотя он чувствовал, что начинает краснеть. — Мне очень жаль, — пробормотал он, хотя не смог найти в себе силы сожалеть по-настоящему. Он убрал несколько прядей с ее лица и улыбнулся. — Полагаю, что сказать «перешли черту» будет преуменьшением. Рей улыбнулась, глядя снизу вверх. — И тем не менее у меня нет никаких претензий. Лично я не могу дождаться нашей брачной ночи. Это снова вызвало у него смех, и сердце при мысли об их предстоящей свадьбе забилось быстрее. — Миледи, — начал он, глядя на нее; она купалась в лунном свете, прекрасная и поразительная, под стать героиням баллад и поэм. Он до сих пор не мог поверить, что она реальна. — Да вы ненасытны. Она потянулась нежно поцеловать его в щеку; прикосновение было таким мягким, что походило на сон. — Вы не можете винить меня в этом, ваше высочество, — хитро прошептала она. Она знала, как он реагирует на свой титул, и ухмыльнулась, ощутив дрожь, пробежавшую по его телу при этих словах. — Мне пришлось долго ждать. Он не мог сделать ничего, кроме как поцеловать ее, сладко, глубоко и ласково, запустив пальцы в ее волосы, притянув так близко, что мог почувствовать ее сердцебиение, вторящее его собственному. Улыбка на ее лице, когда он отстранился, была такой же чудесной и нежной, как и ее поцелуй. Ее рука медленно скользнула вниз. Пальцы прошлись по линиям его мускулов с чем-то подобным благоговению, столь отличаясь от той страсти, что бушевала несколько минут назад. Это казалось почти священным, в каком-то особом смысле. Он обнаружил, что любит и то, и другое, ее нежность и страсть, мягкость улыбки и жар удовольствия. Она приподняла брови, опустив руку еще ниже, и остановилась у пояса его штанов. — Мне попросить набрать ванну? Это было разумное предложение, и все же он понял, что совсем не может двигаться. Казалось, его тело утратило твердость, пока он лежал рядом с ней, обессилевший и абсолютно довольный после их любовных игр. Он почувствовал, что глаза начали закрываться, и пришлось моргнуть несколько раз, чтобы убедиться, что он не спал. — Позже, — пробормотал он, обвивая рукой ее талию и прижимая к груди. Рей охотно подчинилась, переплетя с ним ноги и уткнувшись лицом в шею. — Хочу пока обнять тебя, если ты не против. Она нежно поцеловала его кожу. — Совсем не против. Засыпая, он думал лишь о девушке, лежавшей в его объятиях, и о свадьбе, которая должна была состояться через две недели. Он не мог дождаться, когда начнется новый этап его жизни.

____________

Звонкий смех Рей эхом разносился у него за спиной, пока они бежали по освещенным факелами залам дворца; ее рука крепко держала его, переплетя их пальцы, и отблески огня принимались танцевать в ее волосах всякий раз, когда он оборачивался, чтобы посмотреть на нее. Это было потрясающе — получить шанс увидеть ее такой. Коридоры мчались мимо них пятнами света и теней, и он замедлил шаг только тогда, когда решил, что они достаточно далеко от чужих глаз, чтобы остаться незамеченными. Как и Рей, Бен тяжело дышал, и, стоило им остановиться, от неожиданности она врезалась ему в спину; но он не терял ни минуты и, развернувшись, прижал ее к ближайшей стене, чтобы поцеловать, страстно, глубоко, с любовью и нежностью, услышав в ответ удивленный звук. Она быстро обвила руками его шею, зарывшись пальцами в волосы привычным движением, которое заставило его сердце сжаться; ощущение было столь сильным, что он чувствовал, будто мир вокруг них померк и обратился в ничто. Дворец мог рухнуть, а королевство могло пасть, и ему было бы все равно; единственное, чего он хотел, это чувствовать, как ее сердце бьется рядом с его собственным. Он изучал ее в течение последних двух недель и теперь легко заставил приоткрыть губы, как всегда, — а она тут же подчинилась, целуя его с той же страстью в полутемном коридоре; двое прижались к стене, потерявшись в ощущениях мягкой ткани и неистового желания. — Я думала… — начала она, когда он отстранился, дыша тяжело и прерывисто. Ее руки лежали на его плечах, тепло ладоней чувствовалось сквозь ткань дорогого камзола, который сшили специально для этого дня. — Думала, тебя заботят приличия. В ответ он наклонился, чтобы украсть еще один поцелуй, заставив ее рассмеяться ему в губы. Она улыбалась так широко, что целовать ее было крайне трудно, но за бесконечные летние дни он понял, что они оба были слишком упрямы и потому отказывались отпускать друг друга. Его рука задержалась на ее шее, запрокидывая голову назад, поглаживая затылок под мягким водопадом волос. — Заботят, — ответил он, осыпая легкими поцелуями ее щеки, уголки рта, место под линией челюсти, поцеловав которое, как было известно, можно было лишить ее равновесия. Она издавала довольный стон при каждом прикосновении, выгибая спину, чтобы облегчить ему доступ. — Но это наш свадебный пир, думаю, мы можем уйти, когда захотим. — Но он еще продолжается. — Рей тихо застонала, когда его губы оставили дорожку на ее шее и остановились на точке пульса, не скрытой платьем. — Они будут гадать, куда мы пропали. Он отстранился от нее только для того, чтобы вновь увидеть, как потрясающе, великолепно она выглядела в свадебном платье. Служанки заплели часть ее волос в сложную косу, которая лежала на голове короной, остальные пряди свободно падали на плечи, но он подозревал, что именно она вплела в прическу кайбер-цветы, алые на фоне каштановых локонов. На ее щеках появился румянец, который явно был связан не столько с бегством, сколько с его поцелуями. Веснушки на переносице складывались в созвездие, которое ему не терпелось исследовать. Она выглядела божественно. — Мне до них нет дела, — сказал он, снова целуя ее под ухом. Она вздрогнула в его объятиях, вонзив ногти в ткань камзола без тени осторожности. — Хочу обращаться со своей невестой так, как она этого заслуживает. Думаю, мы ждали достаточно долго. Мягкий вздох сорвался с ее губ, когда он опустился ниже, целуя ее горло, изгиб шеи, ключицы. Ее стоны эхом отдавались в пустых коридорах, отделяя их от остального мира. — В таком случае, ваше высочество… — сказала она хриплым голосом, от которого у него внутри что-то сжалось, а тело задрожало в предвкушении. — Предлагаю вам поторопиться и поцеловать меня, прежде чем вы познаете мой гнев. Вы же не хотите разочаровать свою невесту. Бен был более чем счастлив подчиниться. — Я бы не посмел, — пробормотал он, затем снова поцеловал ее, вкладывая в это всю любовь, которую чувствовал глубоко в груди, любовь, которая расцветала постепенно, как кайбер-цветы, которые она вплела в волосы. Затем, прежде чем она успела возразить, он подхватил ее на руки, погрузив пальцы в мягкую пышную ткань платья. Рей ахнула от удивления, но затем с ее губ сорвался смешок, и она предусмотрительно обвила руками его шею, когда он прижал ее к груди. — Я повторю. Вы, ваше высочество… — дразняще начала она, лениво играя с мягкими прядями волос у него на затылке, — смешной человек. Вместо ответа он потянулся еще раз поцеловать ее и вместе с Рей, уютно устроившейся в его руках, направился к своим покоям.