Теперь и навсегда

      Просторные переходы теневой коллегии всегда казались Вильгельмиру прекраснее зал любого дворца.       Высокие своды, подсвеченные мягким сиянием магии, были величественны и строги — никакой вычурной лепнины и беспорядочных завитков; ковры на полах — однотонны и баснословно дороги. Господство прямых линий не оставляло места художественным изыскам, но каждое полотно на стене, каждая напольная ваза поражали своей уместностью и утончённой красотой.       За без малого триста лет своей жизни Вильгельмир не раз видел, как здесь менялись шпалеры, мебель, люди — последние чаще, чем всё остальное, — но он никогда не уставал восхищаться безупречным вкусом того, по чьей воле были оформлены эти стены. Да, теневой коллегии несказанно повезло с президентом: верховный теневой судья был образцовым аристократом. Вильгельмиру же повезло вдвойне: верховный теневой судья был его отцом.       — Вильгельмир, — не оборачиваясь, проронил человек в длинном плаще. В зале было полутемно, и только невесомый магический свет путался в складках слегка переливающейся ткани и тёмных волосах, смело, по едва зародившейся моде, остриженных сзади.       — Господин президент, — Вильгельмир фиглярски поклонился.       — Ты пришёл поёрничать, или по делу? — прозвучало насмешливо и, как будто, равнодушно.       — По делу.       Люцифериновые сферы в полу вспыхнули ярче.       — Взгляни, — наконец обернулся судья. И Вильгельмир, которого сложно было чем-то удивить, замер в восхищении: на бархатной подушке лежали три огромных рубина — застывшие капли живой, струящейся крови. И слово «великолепные» меркло, не в силах передать их завораживающую красоту…       — Откуда? — лишь выдавил он, на миг забыв, как дышать.       Судья усмехнулся.       — Всё оттуда же, из Разлома. Прямо из сокровищницы Нагерратского Каганата. И угадай, кто их принёс? Охотник, которого ты называл бесполезным.       — Не такой уж и бесполезный, — всё ещё завороженно произнёс Вильгельмир.       — Кш'ета Нгараоми.       — А теперь по-ансгариански, пожалуйста. — Вильгельмир ненавидел этот древний шипящий язык. Пусть раса нагерратов, говорившая на нём, и была в два, а то и в три раза древнее его собственной.       — Слёзы Нгараоми. Нгараоми это, по легенде, нагерратская женщина-архимаг, которая принесла в жертву себя и всё своё войско, чтобы остальные нагерраты сумели отступить и спастись. Достойно пера лучших драматургов, не правда ли?       — Отец, — снисходительно улыбнулся Вильгельмир. — Всё так же увлекаетесь красивыми легендами, хотя лучше всех знаете, что на деле всё совсем не так прекрасно, как там описано. И вообще, вся эта нагерратская, с позволения сказать, культура и ваши познания в ней…       — Они полезны. — Судья усмехнулся, чуть приподняв одну бровь. — Потому что врага нужно знать в лицо. Особенно сейчас. Не забывай, что у нас проект с Магистериумом по ментальному порабощению пленных рептилий. Ну а это… Просто приятный бонус. — Непринуждённым движением он забрал наверх удлинённые спереди волосы. И Вильгельмир в который раз отметил, как мужественно и, вместе с тем, элегантно выглядят остриженные, слегка небрежно лежащие пряди. Большинство аристократов пока не решалось избавиться от надоевших длинных волос. Может быть, на следующий сезон... — Так о чём ты хотел поговорить?       — Как раз о герое дня, — спохватился Вильгельмир, отрываясь от созерцания сей дивной красоты. — О вашем охотнике. Просто хотел кое-что уточнить насчёт него.       — Что ж, попробуй.       — Охотники ведь могут находить беглецов не только по следам или благодаря слухам…       — Интуитивно. И с помощью магического чутья.       — Вот это меня и интересует. Магическое чутьё. Допустим, я потерял вещь, заряженную магией…       — Вильгельмир.       — …и мне очень нужно её найти…       — Охотник не будет искать твой артефакт. Мы это уже обсуждали.       — Но почему, отец?!       — Я сказал: нет. — Пронзительный взгляд тёмных, почти чёрных глаз пригвоздил Вильгельмира к месту, прямо там, где он стоял. О, как он ненавидел это ощущение... —Ты сам-то понимаешь, что ищешь? — чуть смягчился судья. — Думаешь, нагерратский артефакт сделает тебя сильнее, чем ты есть? Даже если допустить мысль о том, что это так… Правда в том, что он опасен. Человеческий маг не должен обладать им.       — Не более, чем домыслы и предрассудки. — Вильгельмир стиснул зубы, и на его аристократичном лице отобразилась смесь досады и злости. — Из-за них источники силы остаются гнить в глухих, демонами забытых местах. А мы страдаем: магия утекает сквозь пальцы; корабли падают в лаву; город наверху давно вернулся в каменный век! Неужели вы не видите…       — Я всё вижу. Кроме того, чем нагерратский артефакт поможет исправить наш упадок.       — Мы могли бы направить его силу в средоточия. Мы могли бы создать с помощью него…       — Вильгельмир.       Так было всегда. С самого детства. Отец всегда чувствовал, когда Вильгельмир лгал, изворачивался, прикрывался благими намерениями. На многие вещи он, правда, закрывал глаза. Но не на все, не на все…       — Я не буду мешать тебе в твоих поисках, — ровно продолжил судья. — Но и помогать не стану. Просто потому что не хочу, чтобы с тобой случилось то, что потом нельзя будет исправить.       — Хорошо. Пусть будет по-вашему, — Вильгельмир разочарованно покачал головой. В то время, как глаза его сверкнули злобой.       — А теперь давай сменим тему, — заметив это, насмешливо кивнул судья. — Раз уж ты здесь, объясни, что у тебя за конфликт с первосвященником.       — Ничего серьёзного. — Привычная тонкая усмешка тут же вернулась на лицо Вильгельмира. — Недоразумение из-за обычной проверки после покушения три года назад. Старику сложно ладить с людьми, это общепризнанный факт. Я послал к нему одного из своих лучших экзекуторов, но он умудряется доводить и его. Он ведь написал вам письмо, насколько мне известно?       — Тебе всегда всё известно.       — Это моя работа, — Вильгельмир улыбнулся заметнее. — Наверняка, в письме очередное нытьё по поводу неучтивости «грязных экзекуторов»?       — Не делай вид, что не читал.       — Он перехватил секретаря, который должен был доставить мне отчёты моего человека. — Любезная улыбка дознавателя вмиг превратилась в хищный оскал. — И сейчас, скорее всего, очень занят их изучением. Признаться, меня это несколько злит.       — Вильгельмир. — Лицо судьи застыло недоброй бледной маской, и эти с детства знакомые властные ноты в его голосе... - Ты исправишь это "недоразумение". До заседания Конвента. Иначе мне придётся действовать вразрез с нашими интересами. — Взгляд чёрных глаз из пронзительного стал тяжёлым. — Первосвященник не высовывался двести лет, и я хочу, чтобы впредь так и было.       — Отец… — Вильгельмир картинно прислонил руку ко лбу. — Не высовывался? Я совершенно не рад слышать, что вы так считаете. — На этом месте он с усердием прочистил горло, вытянулся по струнке, затем продолжил преувеличенно официальным тоном:       — Ваша честь, довожу до вашего сведения, что его святейшество первосвященник и верховный жрец Ансгарианской Империи практически подмял под себя биржу ценных бумаг, скупил массу крупных долговых расписок целенаправленно разоряемых нами предприятий, до этого успешно шедших ко дну. В последние несколько лет он занимался приобретением брошенных и обанкротившихся мануфактур и нелегальным финансированием им же созданных, к слову, не зарегистрированных в имперском реестре, благотворительных организаций. Разумеется, не сам, а через подставных лиц. А всеми его финансовыми… гешефтами (а не только счетами обители, как обозначено в письме), занимается некто по имени Бирн. И этот Бирн…       — Наслышан. Это не тот ли самый Бирн, которого вы ловите уже двое суток, в то время, как он не нагерратский фанатик, не леорийский шпион, а обычный плюгавый конторщик?       — Смейтесь, смейтесь. Весь теневой двор уже на ушах. Осталось только обратиться за помощью в военную коллегию. К слову, может, ваш охотник покажет нам мастер класс? Заодно и снова докажет, что вы не зря его терпите?       Верховный теневой судья сделал вид, что не заметил этот выпад.       — Я подпишу указ об имперской ревизии в обители Тёмных Богов, — нехотя проговорил он. — Но помни: во-первых, никаких Янаков. Чтобы наше имя нигде не упоминалось. Во-вторых, скажи своим людям, чтобы вели себя почтительно. Первосвященник — член Конвента, в некоторых кругах он всё ещё пользуется большим уважением. И в обители он в своём праве.       — Понял. Премного благодарен.       С этими словами Вильгельмир с поклоном удалился.

***

      Верховный дознаватель редко ошибался: отчёты экзекутора Иольфа в этот поздний час лежали прямо на жертвеннике бога Астхиэла. И сквозняк из-под неплотно прилегавших к полу каменных дверей тихонько шевелил свежеисписанные страницы.       — Ваше святейшество. — Штефан осторожно прервал чтение склонившегося над бумагами жреца. — Вы ведь не отпустите этих людей? Это было бы…       — Штефан, — раздалось вдруг, абсолютно безразлично, как будто на первосвященнике всё ещё была магическая маска. — Мне нужно навести порядок в храме на площади.       — Что?! — чуть было не воскликнул командор, но вовремя спохватился и только удивлённо поднял брови.       — Я хочу, чтобы ты провёл там проверку, — механически пояснил жрец, глядя прямо перед собой сквозь пляшущий огонь свечей. — Отбываешь завтра. Вместе со всеми стражами, что не едут со мной на Конвент. Твоя задача — оценить подготовку охраны, написать отчёт и перечень того, чего у них не хватает. Оружие. Одежда. И так далее.       — Но ваше святейшество! — Теперь Штефан выглядел ещё более изумлённым. — Вы ведь знаете: я почти не умею писать…       — Возьмёшь с собой Финна. Пусть поможет тебе со списком.       Сомкнулись каменные двери за спиной командора. Пламя свечей взметнулось и погасло. В воздухе тотчас же запахло жжёным. А в неясном свете сферы по потолку поползли тени от чадящих фитилей.       «Штефан, Штефан…»       Взгляд первосвященника вперился в пустоту, туда, где только что стоял командор.       «Ещё один раз послушай меня… — Чёрный сатин перчатки впитал соль и влагу с усталых глаз. Губы дрогнули в горькой гримасе. Штефан был одним из немногих ныне живущих, кто знал первосвященника в лицо… Магическая ткань затрещала под пальцами, ненужная маска легла на пол тёмным пятном.       Не замечая растущие тени, жрец с силой сжал навершие своего жезла.       Отчёты экзекутора всё ещё лежали перед ним.       «… надеюсь, теперь становится яснее, куда уходят деньги, прежде нераздельно принадлежавшие Вам — пестрели в сумраке белые буквы. — Холопам и смердам, а также толпам беспризорников и голодранцев, которым, как известно, сколько ни давай»…       «…обшарю здесь каждый камень и найду подлеца. В допросных, я уверен, Бирн расскажет всё»…       «…стражи опасности не представляют. Но на всякий случай нижайше прошу ввести в обитель ещё пару отрядов»…       «… буду предельно счастлив, когда Вы, как и обещали, сровняете это место с землёй»…       Усилием воли первосвященник заставил себя оторваться от чтения — море гнева внутри отозвалось недовольным рокотом — и вдруг ощутил, как ног коснулся холод… Один миг — один растерянный взгляд вокруг — а тени уже шелестели на стенах ветвями мёртвых деревьев, щупальцами оплетали залу…       — Астхиэл… — Отшатнувшись, жрец ударил жезлом по плитам. Он должен был держать себя в руках!       Тьма замерла. Медленно, неохотно тени начали рассеиваться. Когда последняя, дрожа, исчезла с потолка, первосвященник без сил осел на колени. Пальцы по-прежнему сжимали жезл, маска валялась рядом бесполезной тряпкой.       — Не двигаться, — вдруг раздалось в тишине залы. — У меня приказ…

***

      — Господин Иольф, Генц пропал, — доложили Иольфу поутру.       — Опять? Да что б вас всех… — грязно выругался он, с силой задвинув шомпол — тонкую металлическую палочку — в специальное отверстие на стволе заряженной пистоли. И почему после повышения ему казалось, что всё пойдёт, как по маслу? Теперь уже дознаватель, Иольф приказал:       — Отныне всюду ходить парами. Даже в туалет.       — Но…       — Что «но»? Один сидит, другой сторожит.       Откушенные края бумажных патронов полетели в напольную вазу, что использовалась в качестве урны. Обе пистоли были начищены, смазаны и заряжены.       — Ещё, господин Иольф. Мальчишка тоже… куда-то подевался.       — Что?! — Тут Иольф уже совсем вышел из себя. — Бездари! Я же велел с него глаз не спускать!       Он запер «кабинет» на три увесистых замка, не обольщаясь, впрочем, что малолетнего ворюгу они остановят. Хоть это было уже и не важно: вчера он приказал своему магу наложить на стол магическую печать. А вот Генца нужно было найти. Живым или мёртвым. Полезнее было бы даже мёртвым — тогда сюда разом бросили бы все свободные отряды и зачистили бы это место от подвалов до чердака…       «А ведь именно Генц следил за стариком командором. И это он вчера доложил, что нижние уровни вовсе не пустуют. Должно быть, там его и»…       Младшие экзекуторы, как один, вскочили из-за стола, когда Иольф стремительно вошёл в трапезную.       — Ты и ты — по очереди кивнул он двоим. — На нижние уровни на поиски Генца. И по одному не шастать там. Остальные — со мной к рычагу.       — Да, господин… дознаватель, — хором запнулись люди, привыкшие именовать Иольфа старшим экзекутором. И, оставив еду, как один, прошествовали к выходу.

***

      Сколько времени заняла дорога от провала в полу — того самого, в который Бирн уронил людей верховного экзекутора — до конца тоннеля, Иольфу засечь не удалось: его карманные часы сначала остановились, потом и вообще дали странный сбой — стрелки задвигались в разные стороны.       — Тут дверь, господин Иольф. Гнилая. Магии на ней нет.       — Открывай. — Маг в отряде был совсем молодой. Взгляд Иольфа упёрся в его хрупкую спину. — Нет. Лучше я сам, отойди.       «Не хватало кого-нибудь ещё из вас, бездарей, здесь потратить».       В кромешной темноте дознаватель выбрался из подвала и тут же вляпался во что-то мягкое. В нос ударила резкая вонь. Он навёл карманный люцифериновый фонарь на свой сапог и с неудовольствием нашёл, что наступил в фекалии. Лачуга, в которой они очутились, была суть свалка под открытым небом. Свет фонаря выхватил из темноты битые бутыли, гнилое тряпьё, давно обрушенные балки крыши. Чуть поодаль от лаза лежало ещё несколько раздавленных куч испражнений. Следы в них явно принадлежали эмитарам: уж очень примечательными были их кованые сапоги. Да и дверь лачуги, вывороченная вместе с петлями, говорила о том, что здесь побывали люди, не привыкшие к закрытым дверям.       — Выбирайтесь, — Иольф брякнул крышкой люка о неопознанную железяку. — Можешь определить, где мы? — спросил он мага, после того, как благополучно протащил его за руку мимо дерьма. Интересно, по какому принципу магия иногда выбирает таких заморышей? Вот Берир, например, даром, что маг: статный, крепкий, ростом выше самого Иольфа…       — Сейчас… Попробую…       На улице — если этот кривой проход между заброшенными зданиями можно было назвать улицей — не было ни одного фонаря. Но по запаху ила и тины, Иольф определил, что он где-то на набережной. В самой низкой части города, где каналы не чистили уже пару веков.       — Трущобы, господин Иольф. Север.       Некоторое время спустя переулок, куда забыли дорогу даже бродяги, уже кишел эмитарами с лопатами и мешками.       — Расчищайте, живей, живей! — командовал Иольф, зажимая свой чувствительный нос чистым платком. Двое его людей скоро должны были вернуться с его любимыми самопишущими перьями и приличной бумагой. Мага он просто вытолкал на набережную погулять.       — Иольф, все же, как вы его обнаружили? — Верховный экзекутор склонился над расчищенным проходом, который с виду был обычным погребом бедняцкой лачуги. Немудрено, что тайные ходы к обители Тёмных искали веками: проход шёл глубоко под землёй, был длиной в несколько йет и заканчивался… в неожиданном и весьма неудобном месте.       — Мой человек следил за Бирном, покуда его вели коридорами — я велел не упускать его из виду до самого экипажа. Дальше — просто повезло. Рычаг оказался обычным, механическим. Сейчас рядом с ним дежурят ещё двое моих людей, ждут, когда мы вернёмся, чтобы открыть нам.       — Умно.       — Мало того, что, если никто наверху не опустит рычаг, внутрь не попасть, так там внизу ещё и разветвлённый лабиринт. Выбраться из обители легко, вернуться той же дорогой — практически невозможно.       — В этом мы уже убедились. Сразу же, как только мои люди выбрались из этого… сортира. К слову, как вы планируете найти путь назад?       — О, не волнуйтесь, — Иольф незаметно бросил на верховного экзекутора слегка презрительный взгляд. — Я на всякий случай разметил путь, так что, не заблудимся. В крайнем случае, нас впустят через чёрный ход: есть служители, которые весьма недовольны своей жизнью в обители, знаете ли. Было грех этим не воспользоваться.       — Вижу, вас повысили заслуженно и справедливо, — вздохнул тот. — Примите мои поздравления.       — Благодарю. Что с оружием?       — Всё здесь. — Верховный экзекутор похлопал по ящику с порохом и готовыми патронами для пистолей. — И два полных отряда в вашем распоряжении.       Четверо экзекуторов Иольфа, наконец собрались в лачуге, которая уже превратилась в расчищенную и прекрасно утоптанную площадку за стенами.       — Стоп. — То ли внезапная тень от факела, то ли птичий крик заставил Иольфа дёрнуться и схватить за рукав уже начавшего спускаться мага. — Почему перчатки грязные?       — Я… уток кормил… Там, на набережной.       — Вот болван! — Как будто вскипел дознаватель. — Господин верховный экзекутор, вы не могли бы дать мне мага из своей свиты?       — Что?.. Да, конечно.       И, бросив последний взгляд на расстроенного юношу в грязных перчатках, что горестно застыл на краю лаза, Иольф шагнул в темноту.       — Господин Иольф! — неподдельно обрадовался экзекутор, дежуривший в обители у рычага. — Слава богам, вы…       — Богов нет, — раздался из ямы спокойный голос дознавателя. — Так что, слава разуму и здравому смыслу. Лови лестницу. — И верёвочная лестница взмыла над провалом.       — Генца нашли? — спросил Иольф, когда все его люди выбрались, и каменная плита как ни в чём не бывало заняла своё место на пыльном полу.       — Нет, господин дознаватель.       — Продолжайте искать.       А младший экзекутор Генц тем временем лежал в одной из жертвенных зал, холодных и забытых. Волосы его, когда-то золотые, превратились в серые космы и смешались с пылью, глаза лопнули и вытекли на иссохшую кожу щёк, что отошла кусками от сведённых скул… Жетон экзекутора был здесь же, на оплавленной цепочке. Защитный амулет — дорогой зачарованный кристалл — рассыпался на осколки. И мертвенный сквозняк из коридора чуть трогал полы форменного сюртука.

***

      — Слуги распущены по домам. Отцы из списка его святейшества отбыли и уже на пути в храм Миреллы на площади. Остальных не оповещали. Всё в точности как вы приказывали. Что-то ещё, командор?       — Финн нашёлся?       — Нет. Но, как найдётся, я сразу отправлю его туда же.       — Экипаж для его святейшества готов?       — Да, командор.       — Хорошо. Свободен.       Навести порядок. В храме на площади.       Поднимаясь к себе, Штефан возмущенно шаркал ногами в тяжёлых военных ботфортах. Отослать его прочь в такой момент! Он чувствовал себя так, словно попал в опалу. Только вот за что — ума приложить не мог.       О доблести и преданности командора храмовых стражей Штефана Мооса ходили легенды. С тех пор, как он, изуродованный и безнадёжно больной, попал в обитель, и сам первосвященник поставил его на ноги, Штефан не пропустил ни одной смуты — а они здесь иногда случались — и всегда железно стоял на стороне верховного жреца. А тут, ни с того ни с сего: «Мне нужно навести порядок в храме на площади»… Что он задумал?..       Страдая от одышки, старый воин с досадой захлопнул дверь своей кельи, так что звякнуло наградное оружие, развешанное на стенах. Складка между его бровей как будто стала глубже, лицо осунулось. С трудом согнувшись, он достал из-под койки дорожный сундук…       Штефан Моос всегда подчинялся приказам беспрекословно, сначала — своего командира, затем — первосвященника. Но то, что тут творилось сейчас, было из рук вон плохо… И он не мог, просто не мог оставить свой пост… Как можно было его отослать?!       Глухой удар кулаком в стену, и на изуродованном лице отразилась мучительная борьба.       И командир может ошибиться. Бывают моменты, когда решения приходится принимать самому…       Пинком Штефан задвинул дорожный сундук обратно.       Ветер, ворвавшись в окно, задул свечу на столе. И огарок залился потоком мутных восковых слёз.