Много Леди, не их Кот

— Никуда отсюда не уходи, — сказала Кагами, прежде чем выскочить в окно. Вот откуда в ней столько сил? На Эйфелеву башню Маринетт доставила, там они распылили жижу, потом Кагами сюда подругу донесла практически на руках… и вон, снова куда-то поскакала! «Никуда не уходи», ха! Как будто она могла бы, в самом деле. У Маринетт после пережитой встречи было только одно желание: спрятаться и поныть о тяжести своей судьбы. Всё. Никаких высоких желаний, никакого стремления что-либо делать; уж тем более Маринетт не хотела никуда уходить из потенциально безопасного места! Даже родителям звонить не хотелось, а ведь они наверняка будут волноваться… они всегда переписывались друг с другом после нападений акумы, буйств Арлекина или происков Жука — просто для того, чтобы дать понять, что всё в порядке. Если так подумать, то это многие делали. Негласное правило безопасности возникло само собой, стихийно, когда люди поняли, что больше никак нельзя узнать о состоянии близких после нападений того же Жука. Он же никого и ничего после себя не оставлял… Девушка передёрнулась от проблеска воспоминаний. Белое тело, голод, боль. Почему ему было больно? Этот вопрос просто не давал Дюпэн-Чэн покоя. Почему Жук страдал от боли? Что с ним вообще не так? Почему он такой? Со вздохом Маринетт залезла в карман и достала телефон. Набрала короткую СМС-ку, — «Я в порядке, не волнуйтесь!», — отослала её родителям и только после этого увидела, что мобильник не ловит интернет. В смысле, совсем не ловит. Интернет в Париже был не самым лучшим и быстрым в мире; в том же Китае связь работала стабильнее и данные передавала скорее, а про сбои и отключения там и вовсе не знали. Но за годы жизни во Франции Маринетт привыкла к плохонькой скорости. И даже к перебоям. Ко всему можно привыкнуть, если честно, но вот чтобы интернет вырубило насовсем… как и связь в целом! Рядом с написанной СМС был значок, говорящий, что сообщение не отправлено. Ну просто блеск. Маринетт спрятала мобильник и огляделась. Кагами закинула её явно не в свою комнату: вокруг не было никаких личных вещей. Светлые стены и потолок, нет ни занавесок, ни жалюзи на окнах, голый каменный пол. Из мебели — односпальная кровать, тумба около неё, бесшумные часы на одной из стен и… да и всё. Ни шкафа, ни стола, ни стула. Настоящий минимализм. Тикки уселась Маринетт на плечо. Девушка погладила квами пальцем по лобастой голове и, не особо надеясь на ответ, спросила: — Что-то необычное чувствуешь? Других мыслей у неё всё равно не было. Пустая комната с реальным минимумом мебели, — а зачем кровать? Давайте и без кровати, спали же как-то люди без неё раньше! Что за роскошь?! — никаких украшений, ни-че-го вообще… Одна дверь, выкрашенная в цвет стен — и та не поддалась, когда Маринетт подошла к ней и дёрнула за ручку. А если Дюпэн-Чэн в туалет хочет?! Она, конечно, не хочет, но вдруг? — Вообще-то, да, есть что-то, — неожиданно сказала Тикки, подлетая к двери. — Я сейчас. Не говоря больше ни слова, она нырнула за деревянную преграду и пропала. Маринетт в светлой пустой комнате осталась совсем одна. — Ну просто блеск… Как это бывает в незаставленных помещениях, звуки голоса Маринетт множились звенящим эхом. Из-за этого говорить не хотелось. Как и совершать какие-либо потенциально громкие действия. В ожидании квами Маринетт села на кровать, — та была застелена белым бельём, похожим на больничное; не самые радостные ассоциации, если честно, — и уставилась на дверь, словно прожигающий взгляд мог ускорить течение времени. Ждать Маринетт не особенно любила; да и кто любит, скажите пожалуйста? Даже пословица есть на эту тему. Как же её… вроде бы, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Мысли вильнули, как хвост золотой рыбки. Маринетт скинула обувь и вытянулась на кровати поверх одеяла, думая о… о том, кого она ждала. Довольно долго ждала, получается. Об Адриане. Который, оказывается, Кот Нуар. Который лез к Маринетт с поцелуями. И даже… Девушка закрыла лицо руками и тяжело засопела. Это что же получается, любовь всей её жизни сам признался ей в симпатии? Да и не просто в симпатии, а!.. Божечки, как же хорошо и стыдно одновременно! Только делать-то что со всем этим?! Нет, ну ясно, что Адриана, — Кота! — надо хватать за руки и утаскивать в свой уютный маленький мирок, пока есть такая возможность. Чтобы Коту, — Адриану! — было рядышком с Маринетт приятно и хорошо, и от этого не возникало никакого желания куда-либо уходить. Надо его комфортить, так сказать. Как там с котами поступают-то, что с ними делать? Лежаночку организовать, сливочки поставлять… Не про те сливочки думаешь, Маринетт! И вообще, вы только-только поцеловались, а мысли у тебя уплыли уже куда-то слишком далеко, ты так не думаешь? Дюпэн-Чэн застонала сквозь ладони. Нет-нет-нет, глупый мозг, что за мысли вообще пошли?! Он только признался в симпатии, — в любви! — и сразу же ускакал. А может он вообще после этих слов хотел добавить что-то не столь приятное?! Типа, что они не могут быть вместе, потому что он крутой герой, а она даже Сейлор-фуку получила бракованное! Не юбочку, а настоящий, чёрт возьми, доспех! Цельный! Выдохнув, Маринетт опустила руки. Затем дотронулась до одной из пар серёг у себя в ушах. Мысли скакали, как блохи на бродячей собаке, перепрыгивая с темы на тему. Вот только что она была почти до обморока смущена из-за происходящего, а теперь чувствует невероятную горечь утраты по Глазчатому, чьи серьги она забрала. А ведь она никогда особо не интересовалась этим защитником… Маринетт отслеживала Бражника, потому что была его преданной и верной фанаткой, и немного — Кота Нуара. Знала, что происходит с Леди Удачей, потому что Сабина обожала её. И всё. Остальные защитники проходили как-то мимо; Маринетт знала, что они защищают город, и была им за это благодарна, но при этом не углублялась в изучение их способностей… раньше. А ведь у Глазчатого даже фанатская база была. И что, получается, теперь эти фанаты будут смотреть на Маринетт? Она же, выходит, преемница его сил. И костюм у неё такой же, какой был у него… даже рыцарское копьё было. Она сложила руки на животе и прикрыла глаза. Когда Маринетт с Нуаром разговаривали с Сабиной про серьги и всю эту ситуацию, мама поставила одно условие: Кот должен как можно меньше вмешивать её дочь во всё это. По возможности Нуару стоило, как настоящему мужчине, взять большую долю опасности на себя… — Мама! — возмутилась тогда такой постановке вопроса Маринетт. Сабина отмахнулась от её возгласа, как от назойливой, но безобидной мошки. Смотрела женщина прямо на Нуара, и взгляд у неё был тяжёлый, неприятный. Маринетт бы под таким прогнулась сразу, она себя знала… а вот Кот спокойно переносил чужое недовольство, словно не замечая его груз на своих плечах. — Я сделаю всё, что в моих силах, — пообещал он, взяв Маринетт за руку. Сабина покачала головой. — Этого недостаточно, Кот Нуар. Ты должен сделать больше, чем ты можешь — ты должен сделать всё, чтобы моя дочь была в безопасности… и ты должен понимать, что я могу в любой момент собрать вещи и уехать с семьёй в Китай. Так далеко, что все проблемы Франции… нет, все проблемы мира нас не достанут! Тогда Маринетт задохнулась от негодования. Она бы не оставила Кота один на один с происходящим! И Тикки тоже! И вообще, почему мать сравнивает её с багажом?! Вот поэтому и поругались, кстати. В целом, Маринетт понимала беспокойство матери о себе. Может быть, не в полной мере: всё-таки ребёнка у девушки ещё не было, так что этот уровень нервозности ей пока не был доступен. Но в общих чертах… Однако разве могла бы Маринетт на самом деле всё бросить и послушно уехать в Китай вслед за Сабиной, беспокоящейся о её жизни и благополучии? Закрыть глаза на происходящее, — на Арлекина, на Жука, на акум и на Безымянного, — и просто… жить, словно ничего не произошло? О, нет. Она была уверена, что не смогла бы. Маринетт села на кровати и потёрла лицо. Из открытого окна пахло зеленью и свежестью, никакого дыхания города. Здание, в которое притащила её Кагами, было расположено навскидку в девятнадцатом округе — чуть ли не самом отдалённом от центра города. Неудивительно, что и воздух здесь другой. Безымянный… вот кто навёл на Маринетт ужаса. Это ведь тот ребёнок, копия Адриана, она точно знала, что это он. Безымянный — это Феликс. Это понимание рождалось у неё в голове, словно всегда там было; Маринетт не сомневалась, что видела именно Безымянного, хотя они с ним даже не говорили нормально. Но да оно и к лучшему. Вот только что же получается, Феликс — на самом деле Безымянный? Тот самый Феликс, кузен Адриана, который позволял себе неприятные комментарии в сторону Маринетт, и есть один из злодеев, который… который чуть было не убил Сабрину, выходит. Который выращивал божьих коровок в телах других людей! Вот теперь-то Маринетт точно поняла, почему Габриэль был яро против общения с этим парнем. Но почему он ничего не объяснил сыну? Обычного «он опасен» было бы вполне достаточно, однако Агрест-старший не сказал даже этого. Он не мог? Или что? Что вообще происходит? Маринетт вскочила с кровати, взвизгнула из-за холода каменного пола и поспешила обуться. Потом принялась расхаживать по комнате из угла в угол, благо размеры помещения позволяли. Феликс — Безымянный. При этом Арлекин обращался к нему «сыночек»… значит, отец Феликса, брат месье Агреста — Арлекин?! Это что ещё за семейка такая, где одна сторона за зло, а вторая за добро? Что за гражданская война на минималках?! Маринетт остановилась, распустила хвостики и принялась собирать их заново. Получается, Маринетт уже сейчас знает, где искать две дополнительных части Талисмана, если что. Вот это хорошо, вот это замечательно… ещё бы знать, как эти серьги отобрать, особенно если учитывать, что Арлекин буквально неубиваемый, а о Безымянном практически ничего не ясно. — Маринетт, — из двери высунулась голова Тикки, как в мультике про привидения, — пошли, я тебя кое с кем познакомлю. — Дверь закрыта. — Она просто открывается от себя, а не на себя, Маринетт, — захихикала квами. — Пошли. Проглотив нелестный комментарий в сторону своей уставшей головы, Маринетт подошла к двери и осторожно её толкнула. Та без проблем открылась… и у девушки возникло огромное, непреодолимое желание шлёпнуть ладонью по лбу из-за собственной недогадливости. За светлой дверью был узкий коридор с белыми стенами. Здесь тоже не было никаких излишеств: ни цветов, ни коврика, ни картин на стенах. Казалось, что квартиру только сняли, так что о декоре позаботиться просто не было времени. — Маринетт, сюда! — услышала девушка голосок Тикки. Ориентируясь на него, Дюпэн-Чэн прошла на крохотную кухоньку, такую же светлую и пустую. Здесь, правда, были тяжёлые шторы на окнах, из-за которых свет совсем не проникал внутрь… но Тикки включила яркую лампочку, одиноко висящую без какого-либо абажура, и проблем с освещением не возникло. Ни холодильника, ни плиты, ни кухонного гарнитура. Две тумбы с покосившимися дверцами в себе ничего не скрывали, а вот на их столешницах Маринетт увидела электрическую плитку на одну конфорку и куцый комплект посуды и приборов. Ещё на кухне был маленький круглый столик на трёх ногах и стул, слишком для него высокий. А на столике… — Открой, — шепнула Тикки, держась близко к плечу Маринетт. Девушка посмотрела на квами, но божья коровка уставилась ровно на коричневую шкатулку с китайскими узорами, стоящую на столе. — Там крышечка снимается, — подсказала квами, когда Маринетт подошла к шкатулке. — Просто… вверх. Открой. Она подчинилась. Внутри шкатулка делилась на семь отсеков, каждый из которых оказался обит блестящей тканью. На ней — разные украшения: гребень, браслет, обруч… были и пустые отсеки, в которых явно не хватало бижутерии. Если это бижутерия, конечно. — Это, — Маринетт поднесла руку к гребню с фигуркой пчелы, но коснуться его так и не решилась, — Тикки, что это? — Талисманы, конечно, — ответил вместо квами женский голос. — Вроде того, который в твоих ушах, только целые. Маринетт вздрогнула и обернулась. Она не слышала, чтобы кто-то приближался, однако за ней, в дверном проёме, стояла та самая женщина-павлин, которая спасла Дюпэн-Чэн от внимания Арлекина. Выглядела павлинша плохо, откровенно говоря: волосы в беспорядке, платье изодрано, на ногах широкие полосы ран. Кожа у героини была тёмно-голубой, так что кровь и вовсе оказалась насыщенно-синего цвета. Как и мясо, которое Маринетт могла видеть… — Вы… вы как? Павлинша криво ухмыльнулась и покачала головой, словно Маринетт спросила что-то очень глупое. Затем она прохромала к единственному стулу в кухне и тяжело на него опустилась. Положив сломанный веер рядом со шкатулкой, женщина посмотрела на Маринетт странными глазами с не по-человечески тёмной склерой. — Жить буду, если ты об этом. В остальном — бывало и лучше. — Я могу призвать какой-нибудь предмет, — неуверенно предложила Маринетт. — Может, эм… может, выпадет бинт или что-то типа того. — Не используй эту способность понапрасну. Она выделяет слишком много энергии из-за разделения Талисмана Удачи, и тебя становится проще найти Безымянному и Арлекину. Маринетт кивнула, думая о том, что это замечание она услышала очень вовремя. Не то чтобы она собиралась использовать Талисман Удачи налево и направо, при любой возможности, однако лучше всегда быть предупреждённой о возможных проблемах, чем потом внезапно столкнуться с неприятными последствиями, разве нет? Выходит, ей и Кагами повезло, что при призыве тары с химией против личинок стрекоз Арлекин уже был занят боем с павлишней. Иначе наверняка бы отреагировал… и точно будет реагировать в будущем: Маринетт знала, что, если кому-то удавалось убежать от сумасшедшего злодея, то тот потом костьми ложился, но доставал свою жертву. В этот раз она была спасена. Но кто поможет ей в следующий?.. — Он будет на меня охотиться, да? — упавшим голосом спросила Маринетт. От одной этой мысли по её спине пробежались неприятные мурашки. Девушка обняла себя и с надеждой посмотрела на павлиншу: ну же, скажи «нет»! Или скажи хотя бы, что ты будешь меня защищать! Пожалуйста! Вместо слов утешения синекожая героиня кивнула. — Будет, — легко согласилась она. — И не успокоится, пока не убьёт. Не повезло тебе, малышка. — Маринетт, всё не так плохо, — перевела внимание девушки на себя Тикки. — Послушай, вам же с Котом всё равно нужно было найти Арлекина, чтобы забрать у него Талисман, верно? А теперь и искать не придётся, он сам будет находить встречу с вами… очень удобно! Попытка приободрить была довольно трогательной, но не совсем успешной; Тикки сама едва верила в то, что говорила. Маринетт невесело хмыкнула и потёрла слезящиеся глаза. Как бы ни хотелось ей расплакаться сейчас, для этого было просто не время. Павлинша подцепила пальцами подвеску, выполненную в виде лисьего хвоста, и протянула украшение Маринетт. — Надевай, — сказала женщина тоном, не подразумевающим возражений. Маринетт послушалась, но только после того, как Тикки ободряюще кивнула. Едва девушка надела подвеску, как перед лицом Маринетт в рыжей вспышке появился крошечный лисёнок с большой головой — ещё один квами. — Привет! — малыш широко распахнул фиолетовые глаза и улыбнулся. — Я Триккс, квами иллюзий! — Маринетт. — Приятно познакомиться! Марианна, — квами повернулся к павлинше, — зачем ты меня позвала? Синекожая героиня тяжело вздохнула. — Попробуй проявить квами удачи. К сожалению, не знаю, как его зовут. — Тикки, — подсказал Триккс, начиная светиться золотым, — и сейчас она наверняка девочка. Ты выпустишь остальных с ней пообниматься? Мы соскучились. — Сначала попробуй проявить, — отмахнулась Марианна-павлинша. — Сколько серёжек вы уже собрали? Последний вопрос, ясное дело, был адресован Маринетт. Дюпэн-Чэн перевела взгляд на Тикки, но та только пожала плечиками: — Ты можешь ей доверять. Триккс чувствует намерения и ложь, так что, если он спокойно общается с этой женщиной, то всё хорошо. — У нас пять… нет, шесть пар серёг, — сказала Маринетт. — Три у меня, две из них слились. Ещё две у Кагами и одна у моей знакомой. Она восстанавливает город. Марианна кивнула; судя по отсутствующему выражению её исцарапанного лица, мыслями женщина была где-то не здесь. — Да, рыжая девочка. Сабрина. Фу удалось отдать части Талисманов до того, как всё произошло… Она замолчала, окончательно утонув в собственных воспоминаниях. Маринетт, глядя на печально опустившиеся уголки губ и общую угрюмость, не рискнула тормошить женщину со своими расспросами. Золотое сияние Триккс достигло наибольшей силы. Квами был словно маленькое солнышко, только глаза не слепил. Это выглядело волшебно: Маринетт спокойно смотрела на сияние невероятной силы, не чувствуя никакого дискомфорта. Всё это золото перетекло к Тикки, облепило её красное тельце и, судя по всему, на мгновение проявило её очертания в реальности. Триккс, по крайней мере, обрадовался… ненадолго, правда: всего через пару секунд золотое сияние стекло с тела Тикки, как дождевая вода с окна. Квами-лисёнок утомлённо выдохнул и опустился на стол. Ушки, до этого стоящие торчком, грустно повисли. — Не вышло, — резюмировал малыш, потерев лапки. — Прости, сестрёнка. Видимо, слишком мало в тебе целостности, иллюзии не за что зацепиться… мы тебя любим, крошка. Тикки тоненько заскулила, и Маринетт поспешила взять малышку в ладони, пытаясь хоть как-то облегчить её боль. Божья коровка рассказывала девушке про других квами, про свою семью, о которой Тикки думала чуть ли не каждый день. Они были в разлуке с самого разделения Талисмана Удачи — целую кучу веков, если так подумать… — Всё хорошо, — прошептала Маринетт, поглаживая хныкающую квами. — Не переживай. У нас уже шесть серёжек, считай, половина дела сделана… скоро ты встретишься со своей семьёй. — Мы тебя ждём, — заметил Триккс, — так что прекращай хныкать, у тебя в этот раз отличная носительница! Шесть серёжек, Тикки, это же невероятный результат! Что-то я не помню, чтобы столько ты когда-либо получала! — Был один раз, — шмыгнула носом Тикки. — Семь пар собрали… а потом всё развали-и-илось! Она зашлась в новом витке рыданий, уже не сдерживая своего горя. Маринетт продолжала аккуратно гладить Тикки по спинке, просто позволяя своей маленькой подруге выплакаться. В этом они были очень похожи, кстати. Долгое время терпели, потом безобразно срывались, плакали, кричали… но в итоге брали себя в руки, — в лапки, — и продолжали делать то, что нужно. Неплохая черта, учитывая нынешнюю ситуацию. — У нас всё получится, — шептала Маринетт. — Даже не сомневайся. В этот раз ты соберёшь свой Талисман. Тикки подняла полные слёз глаза на Маринетт. Голубые радужки сверкали, как драгоценные глаза. — Впервые плевать я хотела на свой Талисман, как говорил Плагг, — сказала квами, едва справляясь с дрожащими губами. — Клянусь тебе, Маринетт, сейчас мне всё равно. Я могу подождать, я привыкла ждать… но я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Глубоко тронутая, Маринетт коротко поцеловала квами в чёрную точку на лбу. — Я тоже люблю тебя, малышка… но Талисман твой мы всё-таки соберём. Даже если в процессе придётся немного попотеть. — Это опасно… — Жить вообще опасно. Но расставаться с жизнью я, знаешь ли, совсем не собираюсь. У меня же только вроде бы начало налаживаться на личном фронте. Ты помнишь? Адриан мне признался в любви! Тикки открыла было рот, чтобы сказать что-то, но её перебила Марианна: — Кстати об этом, девушка. Боюсь, что твои социальные контакты нам придётся… пересмотреть. Даже если ты этого не хочешь. Маринетт поджала губы и нахмурилась. Возражать она и не думала: опасность Арлекина Дюпэн-Чэн оценивала в сто баллов из десяти, даже не думая её преуменьшать. И уж тем более она не собиралась спорить с человеком, который практически на равных сразился с этим сумасшедшим и даже вышел из боя целым! — Мои родители и коллеж… — Я об этом позабочусь, Маринетт, — Марианна облегчённо улыбнулась. — Можешь не переживать.