Энвер

      Тэхён бежит, не знает куда, не знает зачем, ему не скрыться. Ветви хлестают по лицу, царапают обнажённую кожу тела. Он ничего не слышит, ему страшно так, что не чувствуются конечности, спотыкается об ветки, и даже не осознаёт, что забегает в уже совершенно неизведанную часть ночного леса. То и дело оборачиваясь назад, но видя позади только съедающую всё темноту и иногда проблески жёлтых глаз. Ступни расцарапаны в кровь, в груди больно, каждый вздох делается с хрипотой и через силу. Так себе из него охотник, зато добыча отличная, его слышно за километры. Неужели так у всех выглядит настоящая Ночная охота?       В первый раз было волнительно и интересно, после были лишь слёзы и разочарование, что будет теперь даже думать не выходит. Чем дальше он несётся, спотыкаясь об обросшие мхом корни вековых стволов и поскальзываясь, тем больше в лесу сгущается туман. Окутывает деревья, даже заметно как ползёт по земле, делая видимость с каждым километром хуже и хуже. Пока она не становится практически нулевой.       Он размазывает по лицу слюни и всхлипывает. Никогда прежде не было так страшно, его выдаёт адреналин, его выдаёт шум, любой зверь сейчас придёт на запах, а сил защищаться нет совершенно. Он на одну секунду замедляется и тут же от внезапной и резкой тяжести взвизгивает. Его валят на землю, прижимают мягкостью к траве, дышат звериным тяжёлым дыханием в ухо опаляя жаром. И лижут шею шершавым языком. Тэхён дёргается, скребёт появившимися когтями землю, орёт что есть мочи, но бесполезно.       Превращение в лису происходит неосознанно и всего на немного, но волк над ним протяжно громко воет и втягивает в себя запах с загривка, зарываясь носом в лисий мех. И трётся вставшим членом о тут же намокшую дырочку, которую омега лихорадочно пытается прикрыть не слушающимся ещё толком хвостом. Его сейчас отымеют прямо так, прямо тут, но вырваться не представляется возможным. В облике зверей они всегда пахнут ярче для своих сородичей. Животные же лишены этих желёз, потому запахи их принадлежностей и не чуют, только человеческие. Но это определенно оборотень и опредёлено тот, что победил всех остальных претендентов. Альфа ещё недолго пытается вставить свой чёртов член, толкается головкой в сжатое отверстие, рычит и виляет бедрами. Тэхён чувствует как раздвигаются мышцы, как твёрдая плоть почти входит в него, но дальше дело не идёт, он сжимается так сильно как может. Альфа рычит, пытается толкаться, проскальзывает ещё чуть, шипит, успокаивается, сдаётся и вынимает. Но и этого вполне достаточно! Никогда прежде омега не чувствовал себя таким беззащитным и униженным. Лучше бы он в одиночестве ревел в гроте. Остерегайся своих желаний, это часто говорил шаман как бы между делом.       Сил нет, и Тэхён трясясь в истерике превращается обратно в человека, снова ощущая голой спиной мокрый спутанный мех, который воняет просто неимоверно отвратительно. Он так же чует кровь, принадлежащую разным оборотням, и чует его запах… петрикор. Значит, это тот альфа из темноты, и тот что следил за ним на поляне, что напугал до безумия, победил всех четверых, и сейчас трахнет его тут, в чужой части леса, может даже не соизволив превратиться обратно в человека. Словно Тэхён обыкновенная дырка без чувств. Пометит его своим запахом, вгрызётся клыками в шею, оставит в нём узел и обрюхатит. А омега даже не знает как тот выглядит толком, ни как волк, ни как человек. Ким начинает задыхаться, грызёт землю, пытаясь выползти из-под тела оборотня, что тяжело дышит над ним и обжигает кожу жаром своего дикого тела. Все попытки остаются безуспешными, и в итоге силы полностью покидают Тэхёна, он распластывается по земле, готовясь принимать в себя огромный волчий член, метку на открытую беззащитную шею и становиться рабом незнакомца.       Но всё идёт совершенно в ином русле. На спину перестаёт давить вес примерно в триста килограммов. Будь Тэхён человеческим существом, возможно он бы уже помер. Но он такой же оборотень и он будет… бороться, морально хотя бы… Его резко переворачивают на спину, прижимают руки к земле у головы и наконец он видит своего личного монстра, того, кто заберёт его себе, сделает личной зверушкой, кухаркой и сосудом для продления его сильного рода… Он видит Чон Чонгука…       — Ммм…— растягиваются губы в хищной улыбке, у него так и торчат альфьи клыки и чуть ли слюна не течёт, — Вижу, ты сменил гнев на милость, — прислоняется к виску и втягивает запах волос омеги, которые папа укладывал с такой заботой. На глаза почти наворачиваются слёзы, он папу может больше и не увидеть, ему могут не позволить ходить в свою стаю, — Нравлюсь, да? Ну естественно, я всем нравлюсь, — пожимает Чон своими огромными плечами, словно и не замечая ужаса на омежьем лице. Ему наоборот весело, он быстро-быстро толкается бёдрами, имитируя половой акт и рычит. Мерзость!       Но Тэхён не согласен с таким, и он не слабак, не беспомощный, плевать, как все считают! И он зол! Впервые внутри его тела просыпается тьма, просыпается зверь. Словно появляется кто-то сильнее и ловчее него, он орёт что есть мочи, через боль и першение в горле, и неизвестно откуда взявшимися силами, умудряется вырвать одну руку у на секунду потерявшего бдительность оборотня над ним, и немедля, со всего маху, бьёт по улыбающемуся лицу. Задевая костяшками пальцев острый клык и тут же щурясь от мгновенной боли, и шипя совсем не по-человечески. Из разорванной кожи, вниз к локтю течёт струями алая, ярко пахнувшая кровь, только вот это бесполезная рана, Чонгук даже не дёргается, даже не моргает, лишь слизывает капли крови, что остались на его губах. А зрачки глаз мгновенно вытягиваются, теряя человеческий облик, становясь взором хищника.       Альфа долго молча смотрит и осторожно укладывает его ноющую руку обратно на землю, переплетая их пальцы и тянет носом. Вдыхая глубоко и прикрыв на секунду глаза. Тэхён хнычет, дёргается, елозит раздвинутыми бёдрами, зная, что делает ещё хуже в и без того безвыходной ситуации, но ведь никто не говорил, что поймать омегу и поставить метку так легко. Ким почти усмехается, решая сражаться за свою свободу до последнего, как его обдаёт ледяным потом, он сглатывает, до его чувствительного носа доносится его неповторимый запах, такого редкого цветка в стае больше нет ни у кого: тонкий, пронзительный он и с кислинкой, но при этом нежно медовый, чистый, глубокий, но не душащий своей сладостью, а наоборот успокаивающий прохладой, аромат нимфеи — водяной лилии… течка? Как он не заметил?       Зато, видимо заметил Чонгук, который всё ниже спускается по его телу, вылизывая и легонько покусывая, оставляя следы зубов, продолжая держать руки. Была надежда, что есть хотя бы неделя, но теперь он обречён. Это неоспоримо течка и началась она преждевременно, а это значит — организм среагировал на завалившего его сильного альфу, что подарит своим семенем крепкое, здоровое потомство. Так омежий организм реагирует только на истинно ценных альф, привлекает их внимание на уровне инстинктов. Подсказывает, что биологически эта особь то что нужно. Но Тэхёну кровожадный вожак уже не нравится, он передумал, только вот ни один оборотень в здравом уме не отпустит его течного, не воспользовавшись ситуацией. И всё вроде ничего, но кто бы мог подумать, что этот альфа будет таким агрессивным и абсолютно одичалым.       — Оуууу. А ты не зря учишься у шамана, даже твой запах ведьменский, — нагло тянет Чонгук, — повезло то как. Заделаем щенка прямо сейчас, — его вновь человеческие, абсолютно чёрные глаза загораются жёлтым, он раздвигает свободной рукой ноги Тэхёна ещё шире, закидывая одну себе на талию и пристраивается делать волчат, утробно урча и ошалело улыбаясь.       — Нет! Не смей! Нет! — взвизгивает Ким, начиная ворочаться как может, пытаясь приподняться и ударить того по носу головой, почти получается.       — Не хочешь? — и неужели в этом глубоком голосе искреннее изумление, — Но ты уже достаточно взрослый, тебе наверное все мозги выели, когда же ты ощенишься, не так ли? А ты всё ходишь холоднее снега в священных горах и смотришь на нас как на падаль. По твоему, раз ты лисичка, ты лучше всех остальных? — но несмотря на обидные слова, выглядит задетым именно альфа. Что он вообще несёт, ненормальный. Когда это Тэхён так себя вёл?       — Я этого не говорил, — мотает омега головой, ни на секунду не оставляя попыток освободиться. Елозя под сильным мускулистым телом, что жмёт к земле словно он пойманная косуля.       — Ну конечно, конечно…— облизывается вожак, — Конечно…— проходясь свободной рукой по его бёдрам и постукивая пальцами по предательски полувставшему члену омеги, — Обожаю всё самое лучшее, и теперь моя омега тоже будет самой прекрасной из всех, что когда-либо бегали по этому лесу, — в Тэхёне же от этих слов закипает настоящая ярость.       — Не смей унижать меня! — он начинает трепыхаться сильнее и хватка на руках ослабевает. К утру там останутся синяки, которые, конечно, быстро сойдут из-за регенерации, однако.       — Унижать? А что же мне ещё сказать, чтобы сделать тебе комплимент? — изгибаются домиком брови у оборотня над ним. Грудь его всё так же тяжело вздымается, и по ней струится дорожками пот. Следы ран, полученных минуты назад, уже затянулись, и виднеются лишь розовыми бороздками. А в бедро Тэхёна упирается действительно внушительный член, омеги у реки не врали.       — Пусти! — но его таким не купишь, он не животное, и трахать на ледяной земле Чон может всех остальных, но не его!       Ким дёргается сильнее и его и правда отпускают. Чонгук приподнимается, убирает своё тяжеленное тело и садится на колени. Один мимолетный взгляд на… Понятно, почему все так лезут в постель к этому вожаку, кроме размера ещё и красивый, розовый, с идеальным переплетением венок… Но этот оборотень совершенно не то, что Тэхён себе напредставлял. Он отвоевал его у четырёх волков одновременно и если сильно ранил Богома, Ким его убьёт. Но сейчас надо бежать, нельзя терять ни секунды, неизвестно как далеко он удрал и как теперь возвращаться! И омега вскакивает с земли, уже не оборачиваясь, поскальзываясь на мокрой от появившейся росы из-за рассеивающегося тумана траве, несётся назад к виднеющейся поляне, залитой красным светом кровавой Луны. Но только его ноги начинают путаться в высоких травах, а по нежной коже проходиться лепестки раскрытых луноцветов, тоже окрашенных от света в красный, а не привычный белый, как перед ним, словно из земли, снова вырастает Чонгук. Он выше на голову, шире в плечах, бегает тихо, незаметно, и по-настоящему может поднять Тэхёна одной рукой. Его мышцы под кожей рук, туловища и ног, перекатываются, напрягаются, когда Тэхён пытается оттолкнуть ладонью. А альфа только смеётся, подхватывает Кима и покружив на месте, ставит на землю обратно.       — Что я сделал не так? Вроде всё по правилам, — Чон приближает к нему лицо и наклоняет вбок голову. Перегораживая путь и заставляя омегу пятиться к центру поляны, путаться в оплетённой белой паутиной траве, — Или что, среди тех слабаков был твой возлюбленный? — он поигрывает бровями и в последнюю секунду ловит спотыкнувшегося и полетевшего вниз Тэхёна. Его пальцы на замёрзшей коже как угли из костра, обжигают и впиваются острыми когтями.       — Нет у меня никакого возлюбленного! — отмахивается омега всё ещё окровавленной и болящей рукой, из которой правда уже не течёт кровь.       — Ты и правда настоящая ледышка. Как же растопить твоё сердце? — Чонгук закусывает нижнюю губу и медленно начинает идти вокруг него, вновь проходится пальцами по пояснице, ведёт выше от позвонков к шее, и тут же ниже к бёдрам. Он играется. Никуда он его не отпустит…       — А ты ведёшь себя как падла! — дёргается Тэхён, пытаясь отпрыгнуть в сторону, но осока оплела ноги и ранит от каждого неверного движения.       — Это флирт, пытаюсь тебя соблазнить, — урчит альфа, продолжая обходить его по кругу в третий раз, словно парит над хаосом из растительности на поляне, ему ничто не мешает. То и дело мимолётно наклоняясь к его заду, пытаясь понюхать.       — Ты нарезаешь вокруг меня круги, я же тебе не животное, — закатывает глаза Ким, почему из всех, именно Чонгук решил играть с ним по-волчьим правилам? Это абсолютная нелепость!       — А ты что, из тех придурков, которые считают себя людьми? — парирует альфа. У Тэхёна от такой оскорбительной наглости даже рот приоткрывается. Хочется ответить культурно, что придурки как раз те, кто хочет быть животным, а не человеком, но почему-то вырывается совсем другое:       — Иди нахуй.       С дерева срывается филин, шлёпая крыльями, а с соседних, стая летучих мышей, кричащих и до оглушения шумящих в безмолвном до этого лесу. Чонгук на секунду замирает, но руки с талии омеги не убирает, замедляет ход, вводя в какой-то транс своими размеренными движениями идеально сложенного тела. Под которым перекатываются тренированные мышцы самого опасного зверя на этой поляне, что очерчиваются тенями от света Луны. Притаившиеся под старым дубом обычные волчары поджали хвосты и тихо отступают, как только Чонгук рычит в их сторону, тут же прячутся в тьме деревьев, в окружающей поляну непроглядной, чёрной в этой ночи стеной, продолжая высоко протяжно выть.       — Ну что ты замолчал? Поговори со мной, лисичка, — Чон проходится пальцами по его ягодицам, замирая, и ведёт вниз к промежности, кожа тут же покрывается мурашками. Но омега молчит, в голове тысячи мыслей и ни одной дельной, куда же бежать. Ступни болят равномерной болью, началась регенерация, но и они же ужасно замёрзли. А живущее в лесу существо как он знает — замёрзли ноги — замёрз весь.       Потихоньку наверху поднимается и ветер, колышет верхушки елей, иногда проходясь вуалью по его и без этого содрогающемуся телу. Чонгук же, заметив передёргивание плечами воспринимает на свой счёт, выпячивает мощную грудь, тяжело дышит, а его шикарный член то и дело дёргается, стоит большему количеству смазки вытечь из с каждой минутой всё сильнее зудящей дырочки омеги, который сглатывает, ведь в горле пересохло от нового приступа боли, и начинает понимать, что в таком состоянии он отсюда без метки и невинным не уйдёт. Потому что ситуация вообще не в его пользу — устал, не сможет превратиться в лису, уже совсем скоро тело начнёт ломить от боли, он и так хмурит брови и впился зубами в губы, голое тело неумолимо и быстро замерзает, а спина и без того расцарапана, как и ноги-руки. Зато Чонгук сильный, тренированный воин и охотник, он в волка в два года от роду в первый раз превратился и он знает, что Тэхён устал. Он тоже голый, но не дрожит как лист на ветру, чует его запах, ноздри раздувает, а огромный член, полностью вставший, сочится предэякулянтом, постоянно проходясь по бедру и оставляя на теле ещё больше запаха альфы. Оторвать взгляд от этого просто невозможно, омегу тянет к такой силе, мощи, неизвестности. Его лисица внутри протяжно вопит, возмущается, почему ей не дают альфу.       — Можешь потрогать, если интересно,— хмыкают над ухом, он дёргается, специально скрещивает руки на груди. А Чон хохочет, откидывает голову назад, но стоит только Тэхёну попытаться отодвинуться, тут же обнимает сильными руками с дорожками выступающих вен, прижимаясь этим потрясающим членом к ягодицам. И омега теряется в своей животной сущности, спина выгибается, он начинает тереться сам, откидывает голову на подставленное плечо и накрывает чужие руки, которые трогают везде одновременно, своими. По телу бегают, как стая мошек над болотами, мурашки, он трясётся и не может это контролировать, течка разошлась, и его утягивает в бессознательное с головой.       — Неужели лисички мёрзнут? — шепчут над ухом. Голос Чонгука не такой каким помнит его Тэхён, он ниже, но не грубее, какой-то глубоко спокойный с безумно тягучими интонациями, — Ну ничего, подождём ещё чуть-чуть, и ты сам попросишь согреть тебя этой холодной ночью, — он то облизывает, то покусывает мочку уха омеги, и невесомо задевает пальцами затвердевшие соски, от чего тот почти растекается в руках как недоваренное желе из брусники, — Будешь скулить, сам на меня запрыгнешь, я очень терпеливый, лисичка, — член альфы трётся между половинок, скользит легко и плавно, от чего тело омеги подбрасывает, задевая, уже и так припухшую, возбужденную дырочку. У него в паху всё тянет, сводит, это настоящее издевательство и манипуляция!       — Ты ошибаешься, — шепчет из последних сил Ким, его разум не проясняется ни от подувшего ветра, ни от пальцев, которые появляются внезапно и нахально надавливающих на дырочку, очерчивающих края, и одного потихоньку скользящего внутрь. Все ели впереди почему-то пляшут в диком танце. И он стонет, колени подкашиваются, нет сил противиться.       — В чём? — Чонгук шумно вдыхает его запах, уперевшись носом в шею и царапнув ягодицу, наконец ловко вводит полностью один палец, коготь правда убрав. Тэхён скулит, внизу всё скручивает, ноги его трясутся в бёдрах, он оседает окончательно и они оба валятся обратно на землю. Чонгук играет с ним, давит внутри на стенки, уничтожая самообладание этими поступательными и круговыми движениями.       — Я не лучше, я не подхожу тебе, — шепчет себе в предплечье омега, скрыв лицо в изгибе локтя, пока Чонгук вновь мнёт его задницу когтистыми пальцами, — Я слабый и я даже замёрз. Тебе нужна сильная омега. Ты ведь смотрел на Киквана, он подарит тебе здоровое потомство, — и спину выгибает, альфа снова вставляет в него палец. Мерзавец!       — На кого? — посмеивается позади Чон, и кажется, будто на спину действительно льётся слюна. Фу! Гадость какая! Он что действительно совсем одичал, что это для него норма? Что-то они заигрались, нужно же уходить, таков был изначальный план.       — Прекрати! — взрывается Тэхён и разворачивается в сильных руках. Палец покидает его тело и от этого хреново, боль окутывает с новой силой.       — Хорошо, прекратил, — альфа резко отстраняется, прекращает трогать и нюхать. И Тэхён сам не понимает, почему из глотки вырывается громкий, отчаянный, молящий, вой, он кидается на сильную шею обратно, обвивает его своими ногами и самостоятельно трётся. Чонгук же продолжает усмехаться, кладя ладони на его задницу и усаживаясь на землю. Но несмотря на то, что организм начинает жить отдельной жизнью, разум ещё чист.       — Отпусти меня, дай мне уйти. Выбери себе другого омегу, — Тэхён отползает подальше, пытаясь не думать, что мог напороться на муравейник и пытается подняться. Чонгук смотрит исподлобья и потирает подбородок. Идеальный момент, чтобы сбежать, но сил нет. Между ног так мокро, что сейчас начнёт подташнивать. Ему нужна горячая ванна, чай, плед, куча обезболивающих и сериал, а уж точно не огромный член Чонгука, который намеревается отодрать его на этой треклятой поляне. Ещё и аромат цветов заставляет расплываться всё перед глазами, до мути забиваясь в нос сладким запахом. И когда рядом с его появляется другое лицо, пугается.       — Даже если бы существовал способ уговорить меня не делать то, что я хочу, как ты себе это представляешь? Ты выйдешь отсюда вот в таком виде, с моим запахом по всему телу, но без метки? Что все стаи обо мне подумают? А о тебе? — Чонгук ползёт по земле следом за ним, пятящимся как неуклюжий кузнечик, ловко, словно его человеческие конечности ничем не отличаются от лап хищника, но притянуть себя омега не даёт и оттолкнув ногой, поднимается, наплевав, что опирается на плечо своего сейчас самого главного врага.       — Они подумают, что я отбился, — фыркает Ким, ковыляя пытаясь удрать на своих двоих, он и так слишком задержался. Чонгук ведёт себя странно, может он и не собирался ничего с Тэхёном делать, а просто решил поиграть и сейчас в кустах сидят его друзья и хихикают. Насколько он знает, его волчьи собратья ему ближе семьи. Он слышал как отец что-то бурно обсуждал с возмущающимся папой, но из обрывков разговоров понял лишь, что вожак имеет право поступать так как хочет. И Чонгук поступает.       — Они подумают, что ты идиот, — передразнивая его фыркает альфа. Ким оборачивается, тот не двигается и даёт ему фору, судя по то и дело подрагивающим скулам от сдерживаемого смеха.       — С чего это? — омега упирает руки в бока, вдруг вспоминая, что он совершено голый и тут же пытается прикрыться. Чонгук больше не сдерживается и хохочет в голос. Идиот тут только один! И поскольку это не Тэхён, он медленно уходит подальше от этого озабоченного вожака. Путь неблизкий.       — На тебя только сегодня пять альф охотились и ты ото всех сбежал? — как Ёлс вырастает перед ним альфа, ловко ступая назад, словно у него парочка жёлтых глаз на затылке под кудрями припрятана, — Все говорят, что к тебе невозможно подступиться, что ты заносчивый и считаешь себя лучше других, — но кажется, разговоры чуть потупили его желание, заметно это не по члену, нет, тот до сих пор наготове, по его смягчившимся чертам лица. Он убирает один из лезущих в глаза завитков Тэхёна.       — Это не так! — омега отталкивает его руку, и сжимается от новой волны режущей боли.       — А как же? — но несмотря на всё полностью дикарское поведение, Чонгук не страдает приступами ярости и не агрессивный, просто неотесанный. Но плевать, это не проблема Кима.       — Не твоего ума дело. С чего мне перед тобой объясняться? — он почти заваливаясь обходит свою мускулистую преграду.       — Потому что ты мой омега, — тон, что доносится позади заставляет окаменеть.       — Я не твой омега, — Тэхён стискивая до боли кулаки, впивается когтями в ладони, разворачивается и, — Ааааааа…— его крик разносится по лесу, пугает спящих птиц, что визжа разлетаются, ночных животных, дающих дёру в траве.       Чонгук набрасывается на него, валит обратно на землю, истерзанной спине уже больно, но сейчас не до неё, альфа вонзает зубы ему в шею. Он присасывается как дикая собака, царапает выступающие рёбра у тела под собой и по ощущениям даже в размерах увеличивается. А Тэхён просто продолжает орать. Орать от безысходности, от боли, унижения, он стучит кулаками по спине, расцарапывает чужую кожу в кровь, плачет, но уже слишком поздно.       — Первое правило охотника — не подставляй зверю свою прелестную шейку, — появляется над ним окровавленное лицо вожака, он даже немного крови высосал, она течёт струёй из клыкастой пасти.       — Гад! Подонок! — Тэхён накидывается на него, бьёт куда попадает, но тело перед ним слишком тренированное и крепкое. Чонгук смотрит как на нелепого и забавного от своей неуклюжести волчонка, легонько придерживает его за талию и даже не шелохнулся от наносимых ударов.       — Ты! Ты не получишь меня! Я знал, что моя участь быть одиноким, значит так и будет! Но тебе моё тело не достанется! — кричит омега, прикрывает горящую метку руками, пытаясь остановить кровь.       Взгляд альфы меняется, улыбка исчезает, перед ним появляется настоящий Чон Чонгук. Он шевелит челюстью, разминает шею, хрустнув гибкими костями, в секунду припечатывает Тэхёна своим каменным телом. Не убирает клыки, лишь в диком восторге продолжает слизывать с губ его кровь.       — Нет! — но всё бесполезно, с себя такую скалу не скинуть. Руки уже совсем не осторожно разводят его ноги, а собственные кисти и не прижаты даже к земле. Одной лапищей альфа способен удержать его на месте. Омега задыхается и взвыв, превращается в лису, почти вскакивает, как его ловят за заднюю чёрную лапку, тянут обратно, вырывая даже шерсть из хвоста. Он пытается укусить альфу за нос, царапается коготками и фыркает, но тот только зажимает ему пасть рукой, и передавливает передние лапы.       — Думаешь, это тебе поможет? Спасёт твою рыжую шкурку? — лицо Чонгука беспристрастно, он прижимает спину коленом и наклоняется к прижатому пушистому уху, — Боюсь огорчать, но в обличье волка я себя вообще не контролирую во время секса, тебе решать, как пройдёт твой первый контакт с моим членом. Ну или я могу прямо так…— Тэхён замирает, чувствуя ладонь Чонгука под своим пушистым хвостом, а другой тот сжимает круп и тяжело хрипя дышит. Он вовсе не уверен, что продержится лисой достаточно долго и не превратится в человека прямо во время процесса. А такого его нежная душа не переживёт, потому сдаётся. Чонгук победно растягивает губы в ухмылке и принимается вылизывать его уже человеческую шею, постоянно тревожа кровоточащую и ноющую метку. Облапывает стройную ногу и уткнув кудрявую голову лицом в холодную землю, прислоняет член ко входу.       Омерзительно! В лесу, в траве, грязными, тут пауки везде ползают! Его ноги все полностью в смазке и всём том, что из-за неё к ним прилипло. Нос забит слишком сладким ароматом луноцвета, от этого даже голова начинает болеть, и он мотает ей:       — Постой, — скидывая руку и разворачивается, слава лесным богам, ему это позволяют, упирается ладонями в сильную огромную грудь, под которой лихорадочно бьётся сердце. Внутри этого альфы сидит гигантское животное, которое он сейчас сдерживает, это чувствуется по трясущемуся телу и то и дело загорающимися жёлтым глазам. Но тот глубоко вздыхает и утыкается носом в грудь омеги.       — Ну что опять не так? Как же я жду того момента, когда ты пожалеешь, что тянул так долго и будешь просить добавки, — Чонгук хнычет, словно маленький волчонок, а Тэхён почему-то вспоминает обо всех спариваниях лисиц, что он видел в лесу. У самцов даже задние лапы подскакивают от усердия и дёрганий. И представляет, как альфа мог бы смешно выглядеть в таком же положении. Это пробивает на нервные смешки. Он очень устал за сегодняшнюю долгую-долгую ночь.       — Не хочу здесь, — и потому ему нужен покой и комфорт. Хотелось бы лишиться девственности как человек, а не как одичавшая псина.       — В смысле? — быстро моргает Чонгук, в его зрачках, кажется, крутятся шестерёнки отвечающие за воспроизводство мыслей в слова.       — Я тебе не животное! Я грязный, от меня воняет, я хочу по-нормальному. В мягкой постели, чистым и видя во время секса твоё лицо! — всё выше и выше поднимая голос, возмущается Ким. Альфа даже отстраняется.       — Ты издеваешься, серьезно! Что я тебе сделал такого плохого? — пищит от возмущения Чонгук, — Отвоевал тебя у других, на красивую полянку заманил, сопли тут с тобой развожу. А ночь-то не бесконечная, — он обтирается щекой об скулу Тэхёна, — Где я тебе тут постель найд…— но замирает и задумывается. Водит туда-сюда глазами, прикидывая.       Омега следит не шевелясь, ловя себя на мысли, что даже не моргает, собираясь давать отпор, если снова начнутся попытки «заделать волчат», но альфа наконец вздыхает:       — Если это уловка и попытаешься удрать, я не буду нежничать. Нагну на ближайшем пне, — и почему-то несмотря на такой же насмешливый и развязный тон, сомнений в правдивости этих слов нет.       — Может лучше просто отпустишь меня? — состраивает невинное личико Ким, так же немного прояснившимся от холода мозгом понимая, что кажется, может дать своему поведению определение — флирт. Но это из-за течки, 100%! Но Чонгуку совсем не смешно:       — Ну всё, — он подтягивает стройные ноги Тэхёна повыше и…       — Нет! Ладно, хорошо! — визжит омега, пугая кого-то фыркающего в ближайшем черничном кусте, что тот даёт дёру. Они распугали весь ночной лес! А Чон закатывая глаза и закусив губу, поднимается, подхватывая свою добычу на руки, путь им предстоит неблизкий.