Лёд и соль

Если кто-то спасет тебе жизнь, он будет любить тебя вечно (с) Чак Паланик

      Стремглав она бросилась к лестнице, перепрыгивая через ступеньки и рискуя в любой момент свалиться вниз, переломав себе конечности — яростные удары в дверь подгоняли ее, точно крики жокея — замыленную лошадь.       Перед тем, как ступить босыми ногами на пол первого этажа, Аджисай притормозила, опасливо огляделась — пусто. Сделала шаг и замерла, пронзенная внезапным озарением: Киоши был в доме и нуждался в помощи.       А следом за ней пришла другая, не менее пугающая мысль: остановит ли он ее, если узнает, что она решила бежать?       Пара кажущихся вечностью секунд колебаний наполнила ее тело чувством вины, однако в следующее мгновение Аджи устремилась к двери, наплевав на мучающегося где-то в этих стенах Киоши. Чтобы помочь ему, ей необходимо сначала выбраться самой — мертвая или в плену, она ничего не сможет сделать, а заветный выход был так близко.       Только взявшись за ледяную на ощупь дверную ручку, Одзава вспомнила, что снаружи — зима. Взгляд упал на гардеробную справа — там висело несколько курток, внизу на полочках аккуратно стояла обувь. Вытащив чьи-то кроссовки, показавшиеся ей самыми маленькими на вид, Аджи торопливо зашнуровала их потуже, набросила на плечи чужую куртку и снова замерла, вспомнив, что возле дома оставалась машина. Если ей удастся найти ключи...       Она огляделась, борясь со страхом — внутренности скрутило, от волнения она не могла нормально дышать, втягивая воздух урывками. Грохот от ударов сверху давно заглушил стук собственного сердца, бьющегося громко — но вот через него прорвался новый звук: угрожающий треск ломающейся древесины.       Сатоши рвался на свободу, прикладывая нечеловеческие усилия, поскольку прекрасно понимал, что с ним будет, если пленница сбежит.       Времени на поиски ключей не было. Аджи выскочила за дверь, прямо в объятия зимнего ветра, мгновенно растрепавшего ее волосы, налетевшего на нее ледяным порывом. Вдохнув холодный воздух, отозвавшийся жжением в легких, она бросилась по расчищенной от снега тропинке к резной калитке, даже не думая, куда бежит.       Единственное, что двигало ей в тот момент — желание скрыться. Убежать подальше от проклятого дома и не менее проклятого Рана Хайтани. Позже, будучи в безопасности, вдали от его хищного взгляда, она подумает о том, как быть и что делать.       За забором об уборке снега никто не позаботился — от калитки вела одна-единственная дорога, а по обеим сторонам от нее возвышался лес. Если она пойдет вдоль, то рискует попасть прямо в руки к возвращающемуся Хайтани. Решение было очевидным — Аджи, увязая в сугробах, бросилась вглубь хвойного леса.       Холод кусал ее за открытые щиколотки и щеки — преодолев два метра, она уже запыхалась, с трудом контролируя дыхание. В ушах шумела кровь, спина покрылась испариной. Аджи сделала еще два шага, проваливаясь в снег по колено...       Резкий звук вспорол молчаливую тишину леса, словно кто-то рядом взорвал хлопушку. Где-то испуганно вспорхнули птицы, стайкой взметнувшись в хмурое небо. Инстинктивно Аджи присела, не поняв, что случилось — мозг отказывался обрабатывать поступившую информацию, в то время как тело уже почувствовало — он здесь.       Бежать, бежать, бежать, — молоточками забилось в висках.       Надеясь, что ошиблась, она быстро повернулась и чудом удержалась от вскрика — поперек дороги замер автомобиль с распахнутой дверцей, а от него к ней чеканным шагом направлялся Ран: черное пальто распахнулось, несколько прядей упало на лицо, в правой руке — пистолет.       И тут до нее дошло — никакая это была не хлопушка, а выстрел.       Ран Хайтани выстрелил в воздух.       Беги, — завопил внутренний голос, но стоило дернуться в сторону ближайшего дерева, как Ран поймал ее взгляд — Аджи словно током прошибло, лишая последних остатков воли. Пригвоздило к месту яростью, зародившейся внутри Хайтани и волной обрушившейся на нее, как только она посмотрела ему в глаза.       Он преодолел расстояние от обочины до Аджи, успевшей почти достигнуть первого ряда деревьев, за короткий миг — так, будто шел по ровному тротуару, а не шагал по сугробам.       И от Рана — и от его слов тоже — повеяло льдом, когда он с тихой угрозой спросил:       — Неужели ты так глупа, что надеялась сбежать от меня?       Ей нечего было ответить на это — потому что сейчас, стоя в метре от него, глядя на кривой излом его губ, растянутых в жуткой улыбке, вся недавняя вера в спасение показалась страшной глупостью. Ран подавлял ее одним присутствием — рядом с ним Аджи ощущала себя мелким камешком, чьи грани давно затупились, обкатанные морем; она ничего не могла противопоставить ему.       — Нет, — она едва шевельнула пересохшими губами.       — Далеко бы ты убежала, как думаешь? — неожиданно смягчился Ран.       Столь быстрый переход от слепой ярости, которой были наполнены его глаза, к внезапному дружелюбному тону настолько ошеломил Аджи, что она растерянно пробормотала:       — Не знаю...       Она и вправду не знала: куда ей идти и как долго придется добираться до цивилизации. Это казалось импульсивным и безрассудным решением — броситься в лес, однако сила, что руководила ей в тот момент, была громче голоса разума: желание спастись, выбраться из клетки.       Потому что она понимала — то, что произошло утром, было лишь началом.       — В часе ходьбы пешком есть маленькая деревня. Двигаться нужно на юго-запад, — Ран внезапно протянул ей левую ладонь. — Ты знаешь, в какой стороне юго-запад?       Аджи уставилась на нее, как на гремучую змею, готовую к атаке. Моргнула, не осознавая, чего он хочет.       — Дай руку, — нетерпеливо бросил Ран.       Медленно она протянула ему узкую трясущуюся ладонь — невооруженным взглядом было видно, как дрожат пальцы. Ей стало стыдно за столь откровенное проявление слабости, которое громче любых слов кричало: Ран внушает ей страх.       Его кожа оказалась теплой на ощупь. Не горячей, а приятной температуры — обычная ладонь человека, не чудовища. Чужие пальцы мягко сжали ее кисть, не причиняя боли — Аджи стиснула зубы, будучи на грани обморока.       Она знала, что рано или поздно его натура вырвется на свободу — монстр покажет острые клыки, созданные для того, чтобы рвать мясо. Она знала и готовилась к этому. Но боли не последовало — непредсказуемость его действий еще больше ввергала ее в первобытный ужас.       — Двигаться нужно в этом направлении, — он потянул ее ладонь вправо — настойчиво, но аккуратно, указывая на пространство между деревьями. — Быстрым шагом.       Если бы она была знакома с Раном чуть дольше, то не обманулась бы его напускным спокойствием. Она смогла бы различить пульсирующую голубоватую венку под холодным мрамором кожи, увидела бы, что на дне его зрачков притаилось что-то нехорошее, ждущее — что-то похожее на мирную на вид топь, поджидающую, когда нога неосторожного путника провалится в ее жадное брюхо.       — Если успеешь добраться до поселения за час, окажешься свободна.       Уши заложило. Аджисай смотрела на него, не понимая, что означают его слова. Он отпускает ее? Это какая-то ловушка? Очередная попытка поиздеваться?       — Что же ты не бежишь? — ласково, как ребенка, спросил ее Ран и улыбнулся. Так, как улыбаются все монстры, заманивая к себе детей.       Может, стоит ей только шевельнуться, как он схватит ее за волосы и утащит обратно в проклятый дом?       — Я...       Собственный голос оказался хриплым и незнакомым. Аджи выдавила начало фразы и тут же замолчала: мысли путались, превращаясь в вязкую кашу. Она открыла рот и снова в страхе притихла, беспомощно глядя на него.       — Беги, Аджисай. Я дам тебе фору в десять минут.       Ран положил руку на ее плечо и подтолкнул в сторону леса, продолжая улыбаться. По инерции она сделала шаг, второй, потом снова замерла, недоверчиво посматривая на пистолет в его руке.       Поймав ее взгляд, Ран демонстративно перевел свой взор на оружие — улыбка на его лице стала шире, а после и вовсе превратилась в безумный оскал.       Вот и клыки, — мелькнула парализующая мысль.       А затем Хайтани резким движением навел пистолет куда-то поверх ее левого плеча и выстрелил. Пуля вонзилась в ствол, дробя его в щепки; Аджи наконец закричала — крик вырвался из горла и вместе с ним спало оцепенение. Она попятилась, не желая выпускать Рана из виду, едва не упала, но удержалась на ногах — и, развернувшись, опрометью кинулась в лес.       За ее спиной раздался третий выстрел и приказ, перемежающийся с сумасшедшим хохотом:       — Беги!       Огонь ее волос мелькнул на фоне черно-белого леса и вскоре скрылся за темной зеленью, припорошенной снегом. Исао, все это время стоящий возле автомобиля, неодобрительно покачал головой и встретил Рана осуждающим взглядом, когда тот поравнялся с ним.       — Зачем все это? — спросил Химура, следуя за ним и не особо беспокоясь о машине — по этой дороге никто, кроме них, не ездил, поскольку она заканчивалась тупиком.       — Горечь поражения забывается, если человек падает на старте. Но когда он падает в шаге от победы, — Хайтани многозначительно замолчал, не став договаривать.       Войдя в дом, они сразу же услышали громкие удары на втором этаже — Сатоши так и не удалось выбраться из ловушки. Задрав голову, Ран посмотрел на верх лестницы, выгнул бровь, выражая этим свое презрение, и отрывисто бросил:       — Вытащи этого придурка.       — Что с ним сделать?       — Ничего. Пусть дожидается меня. А где, — Ран нахмурился, — Киоши?       — Я проверю, — тут же отреагировал Исао. — Наверное, он в своей комнате.       Хайтани досадливо цокнул языком и направился в спальню, которую занимал во время пребывания в Кофу, чтобы переодеться. Легкое пальто, пригодное только дойти до машины, отправилось в кресло, туда же полетела рубашка, которую сменила тонкая водолазка с горлом. Вместо брюк — тактические штаны, дорогую обувь сменили специальные грубые ботинки.       — Киоши в своей комнате. Он ничего не слышал, потому что спал, приняв снотворное, — в дверном проеме бесшумно возник Исао, докладывая обстановку. — Сатоши в ванной — промывает глаза после перца.       — Это так глупо, что даже смешно.       Ран рывком одернул рукава куртки, привычным жестом дотронулся до оружия, спрятанного в кобуре и повернулся, смерив Химуру пронзительным взглядом.       — Я вернусь через полчаса, максимум — час.       — В лесу могут быть хищники.       — Сейчас зима, — лениво бросил Ран, проходя мимо помощника. — В лесу будет только один хищник.       — Возьми хотя бы другое оружие, — не унимался Исао. — Или позволь пойти с тобой.       Без лишних слов Ран вытянул руку — в ладонь ему лег массивный пистолет крупного калибра, который подал Химура, — и покинул дом: отведенные десять минут истекли.       Снег задорно поскрипывал под подошвой, когда Хайтани вступил на территорию многочисленных кедров и невидимых глазу троп. Ему стоило только пройти метров двадцать быстрым шагом, как в замерзшей тишине он услышал звуки убегающей от него жертвы.       Аджисай не послушала его — чуть сместилась левее и бежала, а не шла. Цепочка ее следов отчетливо была видна на нетронутом снежном покрове; Ран остановился на мгновение, хрустнул шеей и весь встряхнулся, как зверь, предвкушающий веселье.       При такой температуре бег для неподготовленного человека очень скоро закончится болью в легких, сбитым дыханием и прочими радостями нетренированного тела — зря она не последовала его совету. Хайтани шел по следу быстро, не задерживаясь — ловко минуя преграды в виде поваленных стволов, припорошенных снегом, и уворачиваясь от колючих хвойных лап, он догнал ее через двадцать минут: впереди мелькнули рыжие волосы, тут же скрывшись за массивным раскидистым кедром.       Азарт разлился в крови подобно дурманящему алкоголю; его сон сбывался наяву, только в стране реальности у Аджисай не было шанса ускользнуть. Под его ногой хрустнула ветка — обернувшись, Одзава увидела своего преследователя и ускорилась, бросившись куда-то влево.       Ран весело хмыкнул. Если бы не надобность держать рот закрытым, он бы мог начать напевать — настолько повысилось его настроение в ожидании пойманной добычи. Он уже предвкушал, как настигнет ее, схватит за воротник — и рассмеется в лицо, потешаясь над ее жалкой попыткой побега.       В который раз напомнит, что скрыться от него не получится — если потребуется, он ее и из-под земли достанет.       Впереди замаячил овраг, свалившись на дно которого можно было сломать себе шею. Хайтани чуть нахмурился — о подобном риске он не подумал, когда приказал Аджисай бежать: ярость сделала его слепым и недальновидным.       Беспокойство усилилось, едва он выбрался на противоположную сторону и пристально окинул взглядом местность; превратилось в пульсирующую внутри тревогу, когда он понял, что Аджисай не двигается.       Она не бежала. Устала? Выдохлась настолько, что решила сдаться сейчас?       Он видел ее волосы — маяк для него — алеющие на фоне сугробов; прижавшись к стволу кедра, она стояла неподвижно, но смотрела не на него, а в сторону, и лицо Аджи было белее снега.       Его взгляд медленно двинулся вправо, выискивая то, что стало причиной ее испуга. И нашел.       В двадцати метрах от ее сжавшейся фигурки, неуклюже водя мохнатой головой и принюхиваясь, стоял медведь. Издали он был похож на смешную лохматую собаку: округлые торчащие уши придавали ему забавный вид, как и блестящий нос со светлой шерстью, плавно меняющую цвет на темный, но по спине Хайтани проскользнул холодок, когда хищник, громко фыркнув, повернул массивную голову в его сторону и чуть приоткрыл пасть, в розовом нутре которой блеснули крепкие клыки.       Ран замер, лихорадочно оценивая ситуацию. Он слышал чудовищные истории о нападениях — взять хоть страшные события в Рокусэн-Сава; в этом году газеты писали об инциденте в Саппоро, где жертвами медведя стали двое жителей; но Ран, как и многие другие, не придавал этому значения — чтобы столкнуться с хищником зимой, нужно обладать фантастическим невезением.       Впрочем, учитывая, при каких обстоятельствах он встретил Аджисай...       Медведь неловко переступил на месте передними лапами, вновь напоминая о себе. Движения зверя казались неестественными, дергаными — присмотревшись, Хайтани понял, в чем дело: снег под его брюхом окрасился в алый.       Хищник был ранен, потому и не пребывал в спячке — должно быть, его вынудили проснуться браконьеры, выстрелившие в него, пока медведь мирно спал: пусть и с раной, он смог уйти от них, однако представлял большую опасность — разбуженный, агрессивный из-за боли и голодный.       Впервые за последние дни Хайтани мысленно поблагодарил Исао за настойчивое опекунство — будь он вооружен своим обычным оружием, возможно, и смог бы добить зверя, однако медведь бы снес ему голову одним ударом лапы на оставшемся в мышцах адреналине. Внешняя неповоротливость вкупе с мощным телосложением создавали иллюзию медлительности, но Ран прекрасно знал: медведи бегают очень быстро, и повезет, если перед этим он встанет на задние лапы — при атаке, где зверь прижимается к земле, шансов практически нет.       Правая рука привычно потянулась к оружию — опомнившись, Ран быстро переложил пистолет в левую руку: он был лишен такой роскоши, как промах. Пальцы сжали тяжелую рукоять, оказавшуюся неожиданно скользкой. Моргнув, он с недоумением осознал, что ладонь вспотела, а сердце, чей ритм зашкаливал в груди, учащенно билось вовсе не из-за азарта, а от... Страха.       Впервые за долгое время Хайтани боялся. И отнюдь не за себя.       Движение возле дерева привлекло его внимание — Аджисай сделала короткий шаг назад, в лице — ни кровинки. Их глаза встретились.       — Стой на месте, — шепотом произнес Ран.       Знал, что она не услышит. Но она неожиданно послушно замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами.       К несчастью, этот маленький шаг не остался незамеченным и для хищника — рыкнув, зверь вздернул верхнюю губу, обнажив бледно-розовую десну с желтоватыми клыками. Ран плавно поднял руку вверх, становясь в устойчивую позу и крепче сжимая оружие — отдача будет сильной. Максимум — удастся сделать три прицельных выстрела; минимум — один. Сказочно повезет, если удастся поразить головной мозг.       Во рту пересохло, зрение обострилось. Хищник, словно почуяв, откуда исходит реальная угроза, медленно повернул голову в его сторону. Маленькие темные глазки уставились на Рана — в маслянисто-темной радужке светились боль и злость; всем телом Хайтани ощутил это мгновение — крошечная секунда — когда хищник принял решение атаковать.       И бросился вперед.       Каждый выстрел был подобен маленькому взрыву — словно кто-то огромный и невидимый со всей силы хлопнул в ладоши прямо над ухом, пальцы онемели от напряжения. Где-то далеко раздался девичий крик, который будто приглушили пуховой периной.       Ран видел, как зверя повело — три выстрела, каждый — в цель; но медведь не остановился. Под тяжелыми лапами хрустнула ветка всего в трех метрах от Хайтани — и он выстрелил еще раз, наугад; а после сделал то, чего надеялся избежать — за его спиной все еще был тот глубокий овраг с разбросанными на дне камнями.       Один шаг назад — и под правой ногой исчезла опора; тело встретила невесомость, которая быстро сменилась чувством полета, а потом — его радостно обняла боль. Снег смягчил падение, но недостаточно — в левом боку что-то хрустнуло, воздух из легких выбился при ударе о землю — пару долгих мгновений Ран не мог вдохнуть.       Рядом с гулким звуком шлепнулась туша медведя, благо, не на него. Хайтани инстинктивно повернул голову, шевельнул рукой — его пальцы все еще сжимали оружие мертвой хваткой, — и выстрелил прямо в разинутую пасть.       Медведь дернулся и затих окончательно. Пистолет выпал из ослабевшей ладони. Ран перевел взгляд в небо — хмурое, оно низко нависало над лесом: казалось, еще немного — и верхушки кедров проткнут облака, как вату.       Сверху послышался скрип снега и серый фон украсился огненными мазками: Аджисай прижимала руку ко рту и потрясенно смотрела на него, распростертого внизу.       — Ты в порядке? — позвала она дрожащим голосом.       Глупее ничего не могла спросить, — поморщился Ран.       — Если ты надеялась, что я умер, то вынужден огорчить.       — Я на это не надеялась! — с неожиданным запалом возразила она. — Ты... Можешь встать? У тебя что-то сломано?       Она встревоженно оглядела его — но спускаться не спешила, продолжая оставаться вне досягаемости.       Умная девочка, — усмехнулся Хайтани мысленно, прислушиваясь к ощущениям. Он прекрасно осознавал, что его спина к вечеру превратится в сплошной кровоподтек, но главное — все кости остались целыми.       Ран мог бы подняться уже сейчас, но не торопился вставать на ноги. Вместо этого он продолжал лежать, с любопытством наблюдая, как испуг и благодарность ведут неравную борьбу в зеленых глазах.       То, что она до сих пор не убежала по направлению к деревне, удивило его. И Хайтани хотел проверить, как далеко простирается ее милосердие.       — Я не могу встать — кажется, что-то с ногой. Спустись и помоги мне.       Аджи недоверчиво уставилась на него.       — Твоя нога выглядит целой. И ты выглядишь... Здоровым.       — У тебя медицинское образование? — Ран вздернул бровь. — Я свалился на дно оврага, спасая тебя от голодного медведя. Второй раз спас тебе жизнь, между прочим.       Огонек вины мелькнул в ее глазах, но тут же пропал. Поморщившись, она вполголоса пробормотала себе под нос:       — Этого бы не случилось, если бы ты меня не похитил и не приказал бежать.       Определенно, наивная уверенность в том, что он не мог до нее добраться, придавала Одзаве смелости. Ран улыбнулся.       — Ты, конечно, можешь поступить по-другому, — вкрадчиво заметил он. — Можешь оставить меня здесь и идти в сторону деревни. Сейчас у тебя есть реальный шанс убежать... Ценой моей жизни.       Аджи вздрогнула, словно он ударил ее, и тут же разозлилась на себя. Качнула головой, отрицая такой вариант развития событий.       — Не надо пытаться давить на жалость, — выпалила она, заправляя мешающиеся кудри за уши. — Ты сам во всем виноват. И твои дружки непременно придут за тобой.       — Но пока они меня найдут, — Ран притворно грустно выдохнул и покосился на мертвого медведя. — Запах крови привлечет и других хищников, а я даже не смогу защититься — израсходовал все пули, чтобы ты не стала закуской.       — Замолчи!       Она зло взмахнула рукой, будто собиралась ею заткнуть ему рот.       — Хватит этих манипуляций, — добавила чуть тише. И, уговаривая саму себя, произнесла вслух: — Тебя обязательно найдут.       — Да. Мертвого.       — Хватит, — Аджи в отчаянии уставилась на него. — Ты не умрешь. Такие, как ты, не умирают.       Она практически выплюнула это, давясь от бессильной злобы — понимала, что ей следует уходить от этого места как можно скорее, бежать, пока есть такая возможность. Судьба подарила ей шанс — нужно быть благоразумной и воспользоваться им, но что-то внутри грызло, заставляя разрываться на части: что, если он не врет?       Вдруг она уйдет и тем самым обречет его на страшную гибель?       Аджи нервно сглотнула, бросила на Рана последний взгляд и твердо объявила:       — Я ухожу.       — И попрощаться не спустишься? — лукаво прищурился Хайтани.       — Тебе смешно? — холодным тоном спросила Одзава.       — Ничуть. Просто, — Ран посмотрел в небо, — жизнь так забавна. Я спас тебя, а теперь ты оставляешь меня умирать.       — Я не оставляю тебя умирать. Когда я свяжусь с мужем, то попрошу его сообщить твоим коллегам, где тебя искать.       Губы Хайтани дрогнули в язвительной усмешке, а внутренности ошпарило кипятком — нездоровый жар прилил к щекам, когда он услышал упоминание о Кенме. Позволить этому ублюдку спасти его? Да он лучше реально сдохнет.       — К тому времени я умру от переохлаждения. Или внутреннего кровотечения.       — Если у тебя внутреннее кровотечение, я тем более не смогу тебе помочь!       — Но ты даже не пытаешься. Если бы я рассуждал так, как это делаешь ты, то Кодзима бы насладился зрелищем твоего развороченного живота.       — Прекрати это, — она скривилась, как от боли, прижала пальцы к вискам. Сделала шаг назад, собираясь уйти, но тут же вернулась.       Ран лежал в той же позе — с раскинутыми в стороны руками, как делают дети, желая изобразить фигуру ангела. За время, пока они говорили, пошел снег — плавно кружась, с неба опускались снежинки, — скоро Хайтани укроет белым, как саваном.       — Что ты писала в тех письмах?       — Что? — она растерялась, не понимая, о чем он.       — Ты говорила, что писала мне, пока я был в тюрьме. Что именно ты писала?       — Это... Это уже не имеет значения. Я ухожу, — повторила она.       Ран кивнул.       — И правильно. Снегопад заметет твои следы. Идти нужно на юго-запад, помнишь? Ты немного отклонилась от курса, сейчас возьми чуть правее.       — Хорошо. Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, что помог. Знаешь, я думаю, в тебе есть что-то хорошее, просто ты усиленно это прячешь.       Аджи нервно сплела пальцы, ожидая ответа, но Ран молчал. Его глаза медленно закрылись. Со стороны казалось, что он просто устал и уснул — Одзава, вглядевшись, отчетливо увидела синяки под глазами и заострившиеся скулы, — Хайтани выглядел таким... Таким безмятежным.       Снег усилился, будто хотел поскорее укрыть неподвижную фигуру белым одеялом.       — Возможно, при других обстоятельствах... В другой жизни, — пробормотала Аджисай, разворачиваясь и медленно идя в сторону деревни. — Мы могли бы... Да к черту!       Выругавшись, она остановилась, запрокинула голову к небу и глухо застонала. Почему ей приходится выбирать, как поступить со своим мучителем? Может, это и есть та самая справедливость, карма, о которой принято говорить?       Любая жертва раз — а может, и больше, — встает перед выбором: оставаться беспомощной и угнетенной или оказаться в роли палача. Настал ее черед выбирать.