Тайна Чэнлина

      Сумерки застилают небо синей дымкой. Хоровод вековых деревьев стеной обступает укромную полянку. Их кроны укрывают шатром расположившихся на траве заклинателей.       — Чэнлин! — в лёгком испуге окликает Шэнь Шэнь, когда веки племянника тяжело опускаются — Ты меня слышишь?! Открой глаза!       — Что случилось? — приглушённо отзывается тот, размыкая дрогнувшие ресницы.       — Не тревожь А-Чэна лишний раз. — с укором качает головой Хань Инь, не отрываясь от наложения повязки.       Он нежно целует друга в висок и шепчет так, чтобы его дядюшка не услышал:       — Отдыхай, мой Ураган.       Руки целителя работают споро, ласково. Эти касания легче лебединых пёрышек, сладковатый аромат целебных цветов и трав убаюкивают Лина. Разгорячённый славной схваткой, вымотанный переживаниями последних недель и последствиями даже во время финального аккорда аферы витавших на краю сознания приступов, расслабившийся, едва любимый друг невредимый приземлился рядом и подтвердил: всё прошло успешно и Цяньцяо благополучно скрылась, он теперь тает точно снежок в тёплых волнах заботы гэгэ. Боль от ран после приятно прохладной мази потихоньку притупляется, но сильная потеря крови не даёт головокружению остановиться. Мир плывёт перед закрывающимися глазами, сливаясь в малахитовое море. И всё же склонившийся над ним силуэт мальчишка различает безошибочно. С разбитых в кровь губ не сходит солнечная улыбка. Прежде чем провалиться в дрёму, Чэнлин украдкой прижимается ими к осторожно поправляющим ворот его ханьфу пальцам.       Инь от такой ласки будто в первый раз обмирает, забыв как дышать. Сердце останавливается на мгновение, а после заполошно подпрыгивает, заколотившись вдвое быстрее. С небес на землю возвращает раздавшийся неожиданно близко напряжённый голос Шэня:       — Что-то не так?       — А… н-нет, всё стабильно. — Хань низко опускает голову, радуясь, что сгущающийся мрак помогает скрыть маков цвет на щеках — Я просто проверял пульс.       Он снимает плащ и бережно закутывает в него своё чудо. Затем поднимается на ноги, подхватив мазь с остатками повязок, выплёскивает подальше в кусты густо окрасившуюся гранатовым воду, зачерпывает новую из ручья и, жестом велев Шэню сесть на поваленное дерево рядом, шепчет:       — Теперь покажи свои раны.       Повреждений, к счастью, оказывается немного, так что с ними Хань заканчивает быстро. Прибрав врачевательские принадлежности, он бросает серьёзный взгляд на почти уплывшее за горизонт солнце и закачавшиеся сильнее верхушки деревьев:       — Скоро похолодает — нужно развести огонь.       Но стоит ему подойти к Лин-эру проверить перед уходом ток энергии и температуру, тот цепко хватает друга за лодыжку.       — Я сам схожу за хворостом. — говорит Шэнь, чувствуя, как дрогнули в намёке на улыбку уголки губ — Ты и так изрядно потрудился.       Инь искренне благодарит его. А Чэнлин пользуется моментом, чтобы с лукавой улыбкой затянуть гэгэ на дядин плащ, к себе под бок, и укрыть. Мгновенно разомлевший Инь расправляет свой плащ на плече Урагана и бережно обнимает его за руку, бдительно следя за тем, чтобы не потревожить ни одного ранения, даже заживший шрам под иллюзией. Шэнь Шэнь несколько мгновений глядит на них с нежностью и всё усиливающейся болью. А после резко разворачивается и почти бегом скрывается за деревьями, на ходу отпивая из фляги с крепким вином несколько больших глотков и вонзая в свободную ладонь ногти.

***

День, когда Чэнлин впервые очнулся после того, как проявилось искажение ци.

      Мальчишка тянет Шэня за ворот ханьфу, вынуждая наклониться вплотную.       — Дядя, — сипло шепчет он и тяжело сглатывает — ты… не мог бы кое-что для меня сделать?       — Разумеется.       Чэнлин бросает вороватый взгляд на дверь и одними губами спрашивает:       — Где сейчас учитель и дядя Вэнь?       — Пошли отдохнуть, когда прошёл твой последний приступ. — отвечает Шэнь Шэнь в лёгком недоумении — Мне позвать их?       — Нет! — испуганно выкрикивает Чэн, хватая дядю за рукав.       И тут же заходится сдавленным кашлем. Рука обессиленно падает на кровать, предплечье отдаётся болью. Восстановив дыхание после нескольких глотков воды из поданной чашки, он торопливо, но уже спокойно просит:       — Дай мне, пожалуйста, тушь, кисточку и лист бумаги.       Однако Шэнь не двигается с места, продолжая испытующе всматриваться в бледное лицо напротив, и всё больше хмурится, пока наконец не озвучивает возникшие подозрения:       — Ты что, боишься их?       — Не боюсь. — заверяет Чэнлин — Просто, понимаешь…       Он замолкает на несколько секунд, подбирая слова. Дядя не сводит с него напряжённых глаз.       — Они порой чересчур опекают меня. Контролируют как будто я глупый ребёнок, совершенно не способный осознать опасность и защитить себя. — вздыхает Лин — А мне так хочется хоть в некоторых делах не просить позволения на каждый шаг.       Дядя на это понимающе усмехается, его черты смягчаются. Он берёт принадлежности для письма и предлагает:       — Давай я сам напишу: ты ещё слаб.       — Всё в порядке, я справлюсь. — быстро отвечает Чэнлин, опустив глаза.       Помедлив мгновение, Шэнь всё же отдаёт ему бумагу с тушью, помогает сесть и переставляет поближе столик. Едва сменив положение, мальчишка чувствует, как начинает кружиться голова и красная дымка растворяет контуры. Он с извиняющейся улыбкой попросив дядю отойти и нетвёрдой рукой берёт кисть. Головокружение усиливается. Пальцы ощутимо дрожат. Боль в левом предплечье нарастает. Приходится до крови закусывать изнутри щёку, чтобы не издавать ни звука и не упасть без сознания. Поняв, что начинает заваливаться, Чэн сползает на пол. Оперевшись правым предплечьем и левым локтем о столешницу, он берёт кисточку в зубы. Иероглифы он выводит вкривь и вкось, еле видя как пишет, и всё же первоначальному намерению быть предельно кратким изменяет. Под конец Чэнлин ненадолго откладывает кисточку и смежает веки, чтобы перевести дыхание и восстановить зрение. Затем добавляет последний символ и, убедившись, что написанное можно прочесть более-менее внятно, несколько раз дует на письмо. Когда тушь подсыхает, он тяжёлыми движениями сворачивает его и заносит руку над столиком костяшками вниз. Та немедленно падает с негромким стуком, который привлекает внимание Шэня. Когда он берёт листок и перевязывает его, племянник шепчет:       — Знаешь окружённое серебристыми ивами озеро в лесу?       Дядя качает головой.       — Оно на северо-западе в двух цзы лёта отсюда. — объясняет Чэнлин — Там на островке, что ближе к более крутому берегу, растёт старый клён. Пожалуйста, спрячь письмо в его дупло.       — Надо же, какая секретность. — присвистывает дядя, но увидев проступившую на болезненном лице тревогу, тут же заверяет — Не переживай, я всё сделаю.       Шэнь помогает мальчишке забраться обратно, укрывает его и проверяет течение духовной энергии. Скрыв послание в рукаве, он уже собирается пойти сказать молодёжи, что ненадолго улетит, как вдруг полу ханьфу ловят цепкие пальцы, а взгляд перехватывают взволнованные глаза:       — Только прошу: ни слова об этом.       Дядя с неловкой нежностью треплет племянника по волосам:       — Не бойся: я тебя не выдам. Мы с братьями в юности сами столько всего от наставников скрывали! — его улыбка надламывается, в глазах вспыхивает скорбь.       Шэнь Шэнь поспешно выходит в коридор, до крови вонзая в ладони нестриженые ногти, чтоб хоть толику внимания переключить на физическую боль. Почему?! Почему лучшие из них пострадали больше всех?! Почему вместо них на этом свете суждено было остаться никчёмному дураку и трусу?! В груди вновь клокочет и рвёт. С каждым годом сильнее. Не спрятаться, не забыть. А если бы и можно было, не посмел бы ни в жизнь. Он напьётся до беспамятства как только выполнит просьбу племянника.       — Мастер Шэнь? — всколыхнувшись от голоса Мастера Чжоу, призраки до поры отступают — Как мой ученик?       — Пришёл в сознание. — уголки губ несмело приподнимаются — Страшно ослаблен, но чувствует себя уже лучше, ток ци стабилен. Я как раз собирался позвать вас, а сам пока отлучусь из поместья.       Услышав, что Чэнлин пока что в относительном порядке, Цзышу немного расслабляется. Но почти сразу же на его лицо снова ложится тень. Он стоит в тягостном молчании с фэнь, Шэня даже успевает кольнуть мысль, не подслушал ли наставник Лин-эра, как они секретничали. Однако Чжоу, отмерев, чеканит шаги к комнате ученика со словами:       — Хорошо. Не буду надолго оставлять его без присмотра.       Чтобы отыскать указанное племянником место, приходится слегка поплутать: оказывается, над озером от берега до берега простираются ползучие лианы. Они не дают разглядеть с воздуха ни фыня водной глади. Ничего себе. Нет, эти широколиственные змеи, конечно, покрывают больше половины леса, но чтобы немаленький водоём целиком застелить да ещё с огрызками берегов, причём без единого просвета над водой… Вспоминается, как незадолго до рокового состязания Хуайчжан заговорщически рассказывал, что устроил неподалёку от Поместья Времён Года укромный уголок, где братья смогут тайно встречаться, создавать новые комбинации техник, секретничать и просто проказничать. Уж не там ли Шэнь сейчас оказался? Очертания живой стеной окружающих озеро ив влажно плывут. Их склоняющиеся к самой воде листья сливаются в мерцающие облака. Красиво, просторно, и ни случайные свидетели, ни ищейки противников смешивания техник не помешают творимым здесь авантюрам. Это место всем братьям пришлось бы по нраву. Хотя то, что Чжао о нём не узнал, может, и к лучшему: Шэнь ему уже не доверяет.       Несколько раз быстро сморгнув, Шэнь Шэнь заставляет себя двинуться дальше. На островок, о котором говорил Лин-эр, можно пробраться без топора лишь влетев сверху через изгибистые ветви: его обнимает со всех сторон кольцо свивающихся друг с другом густых колючих кустарников, а внутри точно в чаще, свободен только маленький пятачок, усыпанный диковинными чёрными камнями, от которых веет энергией — этот кусочек суши непременно сделался бы излюбленным местечком Сюаня. Губы трогает горькая улыбка. Братья не успели наполнить этот уголок весельем и секретами, так хоть потомок Юйсэня делает это за них. С кем, интересно? Кому адресована пригревшаяся в рукаве записка? У А-Чэна тут появились друзья? Или зазноба? А вдруг он уже собирает вокруг себя компанию, что пойдёт по стопам его погибших дядюшек и отца? В горле встаёт ком. Если так, остаётся лишь молиться, чтобы новое поколение не повторило ошибок прежнего и не пережило ту же трагедию.       Поплутав немного, Шэнь находит старый клён и, убедившись, что он здесь единственный, опускает письмецо, обёрнутое для верности несколькими слоями плотной ткани, в глубокое дупло. Отличный тайник. Он и собственные письма братьям здесь бы прятал, если бы… Чувствуя, как призраки острыми когтями впились в душу, Шэнь стремительно разворачивается и улетает прочь, запрещая себе оглядываться. Потому и не замечает движения на оставшемся за спиной берегу.       Лю Цяньцяо следит из-за деревьев за удаляющимся силуэтом заклинателя, пока тот не превращается в точку у горизонта. Что этот человек делал в их с Чэнлином секретном месте? Бросив нерешительный взгляд в сторону острова с тайником, она подбирает камешек и пускает его в гущу колючих кустов, чтобы задел как можно больше веток. Цзы ожидания — и никакой реакции. Призрак Обольщения бесшумно выступает из укрытия и, оторвавшись от земли, стрелой взмывает над зеркалом вод. Проскользнув внутрь раскидистой кроны, она тревожно осматривается и, уверившись: рядом никого, перебирается ближе к нижним ветвям — на земле тоже чисто. Наконец Лю мягко спрыгивает с дерева и, не теряя бдительности, прокрадывается к вековому клёну. Опущенная в дупло рука, только коснувшись дна, нащупывает инородный предмет. Вытащив на свет завёрнутый в ткань свиточек, Цяньцяо ненадолго задумывается: прочесть прямо здесь или сперва улететь? Да, сегодня тут появился посторонний, однако она уже удостоверилась, что одна на острове, а внутри может оказаться неприятный сюрприз... Пожалуй, лучше посмотреть здесь. Развернув письмо, Зелёная Сирена видит грубые, словно начертанные в припадке сильного озноба иероглифы:       «Милая сестрица, прости, что столь внезапно пропал без предупреждения. Надеюсь, я не заставил слишком сильно тревожиться. Дело в том, что третьего дня я неожиданно впал в горячку и лишь сегодня наконец в состоянии подать тебе весточку. Прошу, не переживай: я теперь чувствую себя куда лучше и скоро восстановлюсь окончательно, хотя боюсь, ещё несколько дней вынужден буду оставаться дома. Храню в сердце все наши обещания, стремлюсь увидеть тебя вновь как можно скорее. Твой» — и рисунок белого клевера: их условный знак.       Изящные пальцы гладят неровные столбцы иероглифов, на бледных губах расцветает улыбка. Умный мальчик. Не только избежал что имён, что подробностей, но и обставил всё в такой манере, что попади это послание не в те руки, его наверняка примут за любовное. Эх, как он там сейчас? Не приврал ли о своём состоянии, чтобы не пугать? Цяньцяо не уверена, рассчитывал ли друг на ответ, поэтому принимает решение на всякий случай оставить несколько строк. Через пару минут она уже убирает походный набор для письма и пеленает в платок записку:       «Дорогой братец, спасибо тебе, что не забыл обо мне и, невзирая на тяжёлое состояние, нашёл силы написать. Пускай я не успела всерьёз испугаться, на душе у меня действительно было неспокойно от твоего исчезновения. Выздоравливай поскорее, больше отдыхай и ни о чём не беспокойся. С нетерпением жду встречи с тобой, но пожалуйста, не спеши приходить, если это навредит твоему здоровью. Твоя» — и рисует белый клевер.       Положив записку в дупло и погладив напоследок хранящее их с Чэнлином тайну дерево, Зелёная Сирена улетает назад к собратьям. Лежащий за воротом листок приятно греет сквозь нижнее ханьфу. В том, что написанное не подделка, она не сомневается: непосвящённому неоткуда было бы узнать о заветном цветке, а новый соратник не давал повода сомневаться в своей искренности. Должно быть, настороживший Призрака Обольщения мужчина принёс послание Чэнлина по его просьбе: даже по изменившемуся до неузнаваемости почерку заметно, сколь непросто далось юному заклинателю поработать кисточкой — какие уж тут перелёты. Изменённое иллюзией лицо мрачнеет: в какую такую горячку друг впал негаданно? Что если он не договаривает об искажении ци? Ведь оно вполне могло настигнуть неугомонного совершенствующегося с его-то денными и нощными тренировками, на которых он едва ли не каждый день осваивает всё более сложные приёмы. Ох, только бы эта догадка оказалась ложной.       — Что гнетёт тебя? — раздавшийся за спиной знакомый голос заставляет вздрогнуть.       Сняв иллюзорную маску, Лю Цяньцяо оборачивается к Ло Фумэн.       — Тот, кого ты ждёшь каждый вечер, перестал являться, я права? — скорее утверждение чем вопрос.       Девушка беззвучно вздыхает, придавая лицу спокойное выражение:       — Он и правда не приходил два дня, однако сегодня передал мне записку, где объяснил, что пока не может покинуть дом из-за болезни. Меня просто расстраивает, что ему сейчас плохо.       Трагикомичный Призрак качает головой, скрещивая руки на груди:       — А что если это не более чем уловка, чтобы подольше поиграть с тобой?       — Не уловка. Я знаю. — твёрдо отвечает Призрак Обольщения, глядя в покрасневшие глаза, и прежде чем собеседница успевает возразить, добавляет уже мягче — Госпожа, вам следует больше заботиться о себе. Моя жизнь налаживается, а вы столько перенесли, ваши силы подорваны. Хотите, заварю вам трав?       Ло измотанно опускает веки:       — Я попрошу служанок — иди поспи как следует хотя бы сегодня. — голос её звучит глухо.       — Хорошо. — кланяется Цяньцяо — Только вам тоже требуется отдых.       И уходит, не смея оглядываться. Взгляд изучает усыпанные росой носки сапог. Совестно обманывать эту заботливую женщину, да только если открыть ей их с Чэнлином план, наверняка доложит Владыке.

***

Вечер после инсценировки смерти Вэнь Кэсина.

      Когда Шэнь Шэнь возвращается с охапкой сухих веток, Хань Инь приподнимается было, но мужчина делает ему знак лежать и сам принимается подготавливать подземный костёр. Уж сколько лет минуло, а в голове до сих пор стоит чёткая до последнего листочка картина шальной компании на привале и звучит отчётливо выразительный баритон Сюаня, объясняющего, как разжечь огонь, не привлекая внимания затаившейся в лесу нечисти. Последний из этой компании с размаху прикладывается к фляге с вином. И опьянение играет с ним злую шутку: воспоминания, что упрямо гнал от себя накатывают приливной волной. Куча еле как не трясущихся людишек, что тычет своими железками в единственного непревзойдённого мастера с воплями о правом деле и доблести, хотя и приблизиться-то к нему страшиться. Будто стадо шакалов пред раненым тигром. Как циклична история. Вот только сегодня этот герой, кем бы он ни был, вышел из игры победителем. Он получил всю врачебную помощь, в коей нуждался. Его соратники, пусть и незримо, были рядом до конца. Не струсили. Не покинули. Все, а не один-единственный, что в итоге был растерзан ополоумевшей от жажды крови толпой за свою преданность. Задохнувшись на секунду, Шэнь опрокидывает в себя почти весь оставшийся хмельной напиток.       Из пучины тяжких мыслей вырывает тихий стон племянника. Подойдя к нему, мужчина сразу замечает сведённые брови, искусанные губы и участившееся тяжёлое дыхание. Видимо Лин-эра тоже мучают кошмары. Наскоро подогрев последние глотки вина, Шэнь понемногу поит им племянника — пусть немного расслабится. Спустя пару цзы он начинает шевелиться, делает свободной от объятия друга рукой странное движение, как будто осторожно забирая её из обвивающей хватки, а в следующий миг резко подскакивает, обводит поляну затуманенным взглядом с нарастающим выражением ужаса... Вдруг его тело неестественно выгибается, черты искажаются от боли, руки сжимают виски, из носа вытекают две струйки крови, из горла доносится бульканье, а повязка намокает, окрашиваясь багряными разводами. Как?! Он же уверял, что полностью излечился от своего искажения ци, и больше оно не вернётся!