Otaku

«Интересно, а был ли у нас выбор?

Возможно всё было предрешено с самого начала.

И всё же не могу отбросить мысль

Что если бы тогда я ответила иначе...

Что бы тогда изменилось?»

— Микаса Аккерман

Наступило лето. Его ненависть к жаре так явно контрастировала с желанием отгородиться от учебы и посвятить себя чуточку больше тому, что трогало сердце, а не нейроны. Хотя этот сезон и обещал стать отличным от прошлых лет, преуменьшая привычную свободу, Чонгук все равно неистово его ждал. Экзаменационный период омрачал большую часть этих самых ожиданий не только учебой, но и непрерывными рабочими обязанностями – и даже под четким кураторством Соджуна дела постоянно следовали по пятам. И все же он с благодарностью принимал любую помощь, в том числе и от отца, который с беспокойством наблюдал за его попытками, сидя на полу в общей гостиной; уносил недоработанные документы и после незаметно подкидывал обратно со всеми комментариями о проделанных задачах по тем или иным пунктам. А когда он случайно задремал прямо там, на шуршащем ковре, в окружении исписанных чернилами тетрадей, отец гладил его по голове, шепотом приговаривая: «Ты так вырос, Гук». Сначала ему чудилось, что это всего лишь сон. Игра сознания из-за мощного стресса. Но потом он ловил на себе эти взволнованные, почти что гордые взгляды по возвращению домой. Ненароком становился свидетелем, как отец все чаще беседовал с его матерью и в одиночестве посещал ее могилу. Он рассказывал ей о сыне, еще маленьком омеге, которого вырастил – теперь тот взрослел самостоятельно. Чонгук все никак не мог понять, угождал ли на этот раз родителям? Или становился еще большим разочарованием в глазах, схожих его собственным – в их уголках, как правило, таилась вечная печаль по родной им обоим омеге. Свобода и независимость, к которым он так тянулся, отдаляли или, напротив, воссоединяли его с семьей, – колесница висящих вопросов. В этот период омега стал наиболее эмоциональным. Особенно сильно в душе откликалась тоска по матери, отчего дни нередко заканчивались наедине в ее бывшей библиотеке. Множество разноплановых изданий хранились здесь колоннами: изрисованные ее руками, наполненные чужими воспоминаниями, испачканные следами пролитого по случайности кофе – в каждой была ее частичка, почерк, крестраж. Раньше он приходил сюда, чтобы спрятаться от отца – он никогда не мешал его попыткам побыть с матерью. А теперь слонялся в поисках ответов на те самые бесчисленные вопросы. Один из них мучал его все прошедшие годы после смерти матери: «передается ли по наследству безумие?». В «Игре престолов» четко диктовали, что да. Но даже такое клеймо требует катализатора для активации. Где его катализатор? Если он существует. Мог ли это быть отец? Работа? Или Чимин. Тот самый Чимин, который сейчас вел его за руку к посадочному месту и нарочно осматривался по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии помех. По-джентельменски пропустил омегу ближе к окну, и тот первым же делом уставился на виляющее в иллюминаторе крыло «механической птицы». По мере того как они готовились к полету, бремя обязанностей отпускало шаг за шагом, освобождая место ребяческой взволнованности и предвкушению. Рейс прямиком в бурлящий Токио. Идея совсем немного спонтанная, но при этом давно назревающая, наконец обрела натуральный облик. Чимин подталкивал к ее исполнению, кажется, все время их тесного общения. Аргументы разбрасывались от точки соприкосновения интересов до несомненной пользы в рамках бизнеса. И в конце концов осели в необходимости сменить картинку и переключиться с внутренних терзаний и забот на нечто более пленяющее и легкое. До конца экзаменационной сессии оставалось совсем немного – Чонгук смог таки выкроить пару дней в другой стране, дав твердое обещание набраться сил и вернуться чуть более отдохнувшей версией себя. Чимин был готов всеми руками и ногами ему в этом ассистировать, проявляя всевозможную заботу и внимательность к состоянию омеги, а, как известно, сканировал его он с присущей легкостью. Чонгук на авантюру согласился чуть ли не от отчаяния, хватаясь за любой шанс облегчить ношу. Однако, облокачиваясь на плечо альфы, пока тот гладил его колено и подставлялся под метания головы в поисках комфортной позы, сложившаяся обстановка приобретала все более осознанные краски. Вынужденные порывы все больше походили на избирательные – Чонгуку нравилось все то, что с ним происходило: и эти милые поглаживания в салоне самолета и страстные поцелуи в кабинке туалета. С Отаку каждая искорка казалось яркой вспышкой. Стоит сказать, что Чонгук о подобном никогда не мечтал. Ни о Токио, ни об альфе, но сейчас был счастлив, получив и то, и другое. И новый город ему, по правде говоря, нравился. И его огромные экраны в высоту здания, и инновационные технологии, и звучный японский язык, который так складно ложился на слух после длительных часов просмотра аниме. Токио звучал высокими мультяшными голосами; пах морской солью и уличной едой; сверкал яркими вывесками и рекламами. Он двигался и завораживал. Чимин не смог скрыть своего восторга при первом же торговом центре, увлекая омегу в удивительный аниме магазин, полный фигурок разной формы и высоты, наклеек, карточек и игровых автоматов. Привычное ампула спало, и теперь альфа походил на самого настоящего сумасбродного ребенка, который бесцельно носился в кругу полок и стендов с его любимыми персонажами. Одну из ведущих позиций занимал целый шкаф в высоту, забитый мангами различных годов выпуска и изданий, – омега не был знаком с японским, не считая схожих по звучанию слов вроде «черного чая» или заимствованных из английского выражений, общих для всех. Но он все равно с подлинным интересом перелистывал страницы, хватаясь за знакомые корешки. Решилась бы однажды мама добавить в сокровенную библиотеку нечто подобное? Вереница черно-белых картинок взамен сплошняком исписанных абзацев текста – Чонгуку думалось, что подобное нововведение имело шансы на успех. Еще в детстве он слышал: «Консерватизм конечно хорош, но лишает прогресс шанса на успех». А что насчет конкретного тома? История, завязанная на войне. Про мальчика, который решил истребить все человечество, чтобы защитить свой дом. Какую оценку бы получило сие произведение в ряду высоко моральных книг со счастливым концом? Этого омега не знал, но с упоением вглядывался в выведенные чернилами картинки, напоминая себе непременно данное аниме досмотреть. – «Тот, кто не в силах пожертвовать чем-то важным, неспособен ничего изменить», – альфа невесомо сжал его плечо, выглядывая раскрытые в чужих руках страницы. – Не каждая жертва оправдывает перемены. – Думаю, Армин понимал это. Но все-таки им пришлось действовать радикально во имя свободы. Большие перемены и впрямь требуют крупных жертв. Вопрос лишь в том, готов ли ты к этому. – Я…– он начал скрести обложку ногтем, прикусывая щеки. В голове накрапывали мысли: сколько изменений он упустил в страхе за свои привычные устои. И от чего еще предстоит отказаться, чтобы достичь большего. – Есть над чем подумать. – «Атака титанов» заставляет рассуждать о многом, хочешь ты того или нет. Поэтому я очень ее ценю. И ты тоже, зайчонок, поймешь меня после финала, – альфа задиристо прикусил его за шею, оставляя след душистой мяты. – Эй! – Омега принялся тереть пострадавшее место, отталкивая альфу подальше от себя. – Пойдем на кассу, я ужасно голоден. И кто такой Чонгук, чтобы не последовать за ним, прикрываясь напускной обидой.

***

Кухня в Токио оказалась насыщенной и очень эстетичной. Чонгук с огромным удовольствием уплетал роллы из свежайшей рыбы и морепродукты во фритюре – и все это материализовалось на столе с удивительной подачей: красочная посуда, в том числе отдельно для соусов и дополнений, украшения и аутентичная сервировка. Ему удалось по-новому влюбиться в японскую еду. Традиционная обстановка навевала дух той самой подлинности и антуража, а близлежащее море позволяло позициям достичь стола в кратчайшие сроки, сохранив при этом все полезные свойства. И привыкший к мясным или же овощным блюдам, Чонгук был по истине вдохновлен новым вкусом, осевшим на языке. Акайо удавалось во многом следовать постулатам японской кухни, но пища здесь, прямиком в центре Токио, все равно ощущалась иначе. Интерьер вдохновлял уже с профессиональной точки зрения, и юный омега набрасывал идеи для ресторана в заметках телефона, пока забивал щеки новой порцией сашими. А Чимин, в свою очередь, подсказывал ему, какие композиции из аниме можно внедрить в плей-лист и какие ивенты стоило бы провести для привлечения внимания фанатов. Омега молчаливо прислушивался к нему, захватывая на крючок любые поданные идеи, – пылкость Чимина ему импонировала. Он не разбрасывался советами с пустой головой – делился своими личными представлениями об идеализированном месте. Вплоть до позднего вечера они расхаживали по шумному мегополису; делали фотографии на именитых станциях вроде тех, названия которых озвучивают в популярных видео в социальных сетях; взбирались по лестнице с алыми перилами из того самого «Твоего имени», и надо было видеть то, каким счастливым и хохочущим выглядел Чонгук, подпрыгивающий на ступеньках. Делили наушники на двоих, чтобы вместе послушать «Radwimps» и еще больше вжиться в роли молодых влюбленных, чьи судьбы по случайности и волшебству сошлись воедино. А потом бесстыдно объедались в супермаркете, вглядываясь в очертания равнин сквозь стеклянные двери, и делились друг с другом снеками, которыми и так были забиты под завязку желудки: Чонгук оказался огромным фанатом сладостей с добавлением матчи, а Чимин отдавал предпочтение острым чипсам и виноградным жвачкам. К слову, омега еще долго подтрунивал над Отаку, когда тот безуспешно пытался надуть шарик из липкого бабл гама: тот был слишком маленьким и совсем не тягучим. Чонгук жил той самой реальностью, которая, казалось, не могла быть ею. Жизнь порой умела удивлять похлеще грез. – Да, все в порядке, – отвечал Чимин, не отводя взгляд от омеги – тот взволнованно поднял глаза, будто щенок, завидевший хозяина. – Как Чонгук? Сейчас включу на громкую. – Эй, Гук! – Привет, тигренок. У вас все нормально? – Не переживай. Все в штатном режиме. Твой отец приходил, но был очень будто бы даже милым. Омега изменился в лице, пытаясь отвадить снизошедшее напряжение. Отец едва ли хотя бы раз появлялся в ресторане за хоть и короткий, но все же период работы. – А вот это уже звучит как херня. – Да все норм, честно. Он побыл совсем недолго и пожелал нам удачи. Соджун говорит, все супер. Чимин вклинился в разговор почти сразу же, заслышав знакомое имя. В памяти еще отчетливо витал злополучный поход в караоке, когда его внутренний альфа не на шутку взбушевался в защиту родного омеги. – Он все еще донимает тебя? – Уймись, братец. Я сам кого хочешь…ну ты понял. И, кстати, у меня в планах свидание, представьте. – С кем? – прозвучало в унисон. – Не переживайте, любимые мои защитники невинности Ким Тэхена. Это было взвешенное решение. Акайо хорошо обо мне позаботится. Альфа и омега вмиг переглянулись, но считать реакцию друг друга оказалось сложно – они сами не до конца разобрались, что именно испытывали. В отличие от Соджуна, который вызывал лишь отрицательные чувства у Чимина и вполне себе приятельские – у Чонгука, Акайо как наиболее положительный персонаж в этой истории – нечто похожее на принятие. – Ну, он мило ухаживал за тобой, – заключил альфа. – Тэхен, прежде чем ты встретишься с ним, тебе стоит узнать побольше о его прошлых отношениях. Считай это дружеским советом для вас обоих, – Чимин взглянул на него вопросительно, на что омега лишь отмахнулся, намереваясь оттянуть разговор на какое-то время. – Хорошо, – в бархатистом голосе проскальзывало волнение – Тэхен с трудом скрывал свои настоящие эмоции. – Отдохните там хорошенько, ребята. Скучаю по вам. – Обнимаю, тигренок. Чимин не решался поднимать тему заново даже после того, как брат сбросил звонок и упорхнул куда-то по своим делам. Потому что оберегать чужие чувства всегда было важнее, чем удовлетворять собственное любопытство. А Чонгук задумчиво глядел в сторону парящих поездов, настраиваясь на их размеренное шествие в тени вишневых деревьев. Зеленый чай со льдом становился сгустком воды, а мармеладки выбегали из пачки, разбрасываясь по тарелке. – Дождь начинается. – Чимин поднялся со своего места, окидывая взглядом улицу. – Прогуляемся? – Тебе так хочется намокнуть? – и не капли укоризны – лишь истинное восхищение такой страстью к природному явлению, что сгоняет людей толпами с улиц. – Очень. Капли, будто в мультяшной рисовке, скатывались по листьям крупными горстями; забивались в трубах волнообразной кровли и громом барабанили по прозрачным зонтикам. Лишенные подобной привилегии, они топали по лужам и проваливались в них же; смахивали с лица стекающую воду вперемешку с потом. Трафик на дорогах там временем только усиливался, а прохожих, наоборот, становилось меньше, отчего концентрация звуков по итогу сводилась к дождливой дроби и сигнальному вою. Асфальт у перекрестка наливался неоновыми оттенками, отзеркаливая в обручах массивный город, наваливающийся сверху. – На счет три включаю песню и бежим, хорошо? Чонгук кивнул, будучи насквозь пропитанным собственным ароматом, который теперь вбивался в подошву. Ливень усиливался с каждым промедлением – и он выкрикнул на опережение: – Три!

«Ах! Пусть лето снова начнётся!
Даже если тебя нет рядом, я встречу его улыбкой.
Отныне ты никогда не должен 
Останавливаться на своём пути».

***

Аутентичные места можно было без труда отыскать даже в эпицентре современного города будущего. Рёканы были разбросаны по всему Токио: отели в традиционном японском стиле с изогнутой крышей, деревянным каркасом, бамбуковыми решетками и соломенными циновками на полу. Помещения, обставленные вертикальными столбами, фарфоровыми вазами, низким столом, чтобы расположиться прямиком на мягком полу; насыщенные теплым светом состаренной бумаги и чайным ароматом. Чимин совсем не случайно выбрал именно его: антуражное и умиротворенное место, где можно было по-настоящему окунуться в подлинный японский уголок. Если уж и влюблять в себя, то окончательно, поэтому у Чонгука совсем не оставалось и шанса перед неизведанным. С глазами-бусинами он осматривал расстелившиеся на полу футоны, уже представляя новоиспеченный опыт; бродил взглядом по изрисованным иероглифами стенам и сплошной ширме. Усталось постепенно настигала его. По прошествии целого дня во власти жаркой погоды омега предпочел не смешивать температуру воды, полностью отдаваясь во владение необходимого холода. Он освежал не только иссушенную кожу, но и мысли. А думал Чонгук о том, как шагал по ломкому льду, постоянно натыкаясь на выпуклые бугры и сколы. Все тяжелее становилось поддерживать чашу весов, на одной стороне которых лежали принципы и здравый смысл, а на другой – его истинные чувства. В нескольких метрах, за тонкой стеной, разделяющей его с альфой, он покорно скучал. Хотелось ударить себя по рукам, которые совсем недавно выли от усталости, а теперь самовольно тянулись к паху в поисках разрядки. Чимин мог бы помочь ему с этим, без промедлений и с полной отдачей, но омега все равно испытывал себя на прочность, рассматривая варианты, при которых останется наедине с самим собой. Уже окончательно. Альфа расслабленно лежал спиной на футоне, подгребая под себя ноги и выпячивая локоть, очерчивая мышцы рук. В окружении приглушенного света его кожа принимала кремовый оттенок, а крупный бутон губ сверкал малиновым, подобно выкрашенным волосам. Зарываясь носом в яркую шевелюру, Чонгук уже не раз размышлял, как бы альфа выглядел сейчас, будь это нейтральный цвет. С темными волосами он и вовсе его почти не знал. – Спишь? – Чонгук в такие моменты сам поражался тому, с какой осторожностью обращался к нему. Чимин обернулся к нему и улыбнулся: так, как умел – заботливо и немножечко сексуально. – После тебя. – Думаешь, я не усну в одиночку? – Ты не любишь спать в новым местах. – И откуда тебе так много известно обо мне…– омега опустился на соседний от Отаку матрас и с подозрением взглянул на него. – Я просто наблюдательный. – Извращенец. – Кто бы говорил. Чонгук рассмеялся, под пленкой улыбки скрывая гул неприличных мыслей. Чимин был более чем прав на его счет – человек, который питал больше всего сексуального желания, был он сам. И блуждающий взгляд по чужому телу являлся более чем очевидным тому доказательством. – И вина в этом целиком твоя. – Тебе доставляет удовольствие, правда? – Отаку схватил его и усадил на свои бедра, прикрытые тонкой тканью покрывала. – Во всем и всегда винить меня. Оскорблять меня. Потому что тогда я все еще буду плохим для тебя, да? Он говорил серьезно, но все равно перекрывал суровость их реальности поцелуями: водил ладонями по бокам ночной рубашки и мазал губами по открытой шее. Утыкался во впадину рядом с ключицами и ненавязчиво принюхивался: чем больше аромата вдыхал, тем сильнее сдавливала хватка на теле омеги. Он практически рычал; зубы сжимались друг на друге, а язык упирался в нёбо – Чонгук каждой клеткой ощущал его борьбу. – У тебя скоро течка. – Что? – Да, я чувствую. Твой запах…он усилился. И это не уличный дождь. Чонгук окинул комнату растерянным взглядом, не понимая, как поступить с этой информацией дальше. Он ведь еще ни разу не переживал регулярные течки – первая прошла довольно быстро, хоть и оставила за собой кучу следов, от которых ему уже не отмыться. Но на этот раз все могло быть во много раз чувствительнее и тяжелее. Вероятнее всего, стоило поторопиться с возвращением домой. – Думаешь, сколько времени у меня есть? Надо будет успеть вернуться. – Пара дней, возможно. Но если придется остаться, это не худший вариант. Я смогу позаботиться о тебе в любом случае. Его лицо вмиг лишилось цвета – осознание пришло вместе с дрожью в горле. Чимин собирался провести вместе с ним течку. На этот раз абсолютно осознанно и по-настоящему. – Не надо. Я справлюсь сам, – он сглотнул, теряясь в чужих руках. – Чонгук… – Нет, правда. Это слишком. – Слишком? – мрачно усмехнулся, опуская ладони обратно на футон. – Кто я для тебя, Чонгук? – В смысле? Ты…– «брат моего лучшего друга? Секс-партнер? Истинный?» – Меня пугает, что ты все еще не можешь ответить на этот вопрос, когда как я обозначил свои чувства сразу. Я от тебя того же не требовал. Но ты даже боишься провести со мной течку…Почему? Потому что ты боишься, что это перебор. Что окончательно привяжешься ко мне. Что я не дай бог поставлю тебе метку, и тогда ты окончательно станешь разочарованием в чужих глазах? На чужих бедрах вмиг стало не уютно – Чонгук сделал попытку встать, но Чимин удержал его за запястья: не грубо, просто отчаянно. – Мы с этого начали. Я сразу дал понять, что я не смогу дать тебе то, о чем ты просишь. – Я прошу тебя лишь быть честным с самим собой, Чонгук. – Не знаю, что я должен сказать. – Давай скажу первым, – он потянулся к его лицу, очерчивая линии большим пальцем на щеке. – Я влюблен в тебя. – Ты не можешь, – омега замотал головой, желая выкинуть чужие признания из ушей. – Но я влюблен, Чонгук. Слишком долго, чтобы и дальше делать вид, что мне нет дела. Поэтому, пожалуйста, подумай и ты, чего тебе правда хочется. И если ты все-таки решишь, что тебе не нужны эти чувства, то давай проведем твою течку вместе, хорошо? – он одернул себя и отвел взгляд. – В последний раз. Позволь мне забрать твою боль еще один раз. Чонгук не должен был плакать. Но внутри него уже давно шел непрерывный дождь из своих собственных слез.