На грани

Попытка сглотнуть не увенчалась успехом. Горло пересохло и саднило, а во рту царила настоящая пустыня. С трудом разлепив веки, девушка еще несколько минут не могла привыкнуть к яркому больничному свету. Картинка расплывалась, или это голова кружится… Наконец, Кире удалось более-менее прийти в себя. Тело казалось ватным и неподъемным одновременно. Такое вообще возможно? Запястье чесалось, но дотронуться до кожи у Гречкиной не вышло. Только сейчас она обратила внимание на стойку с капельницей. Что-то вливалось ей в вену, вызывая зуд и желание выдернуть все трубки и иглы из руки, но так нельзя. Думать у нее получалось лишь простыми, короткими предложениями. Больница. Выключите свет. Одна в палате. Сколько времени. По крупицам сознание восстанавливало произошедшее, подбрасывая Кире обрывки воспоминаний, словно крутя раздражающий и плохо сделанный трейлер второсортного фильма. По большей части ей вспоминались крики, лица… Приступ тошноты оборвал поток образов. Почему здесь никого нет? После того, как позвать хоть кого-то у нее не вышло, девушка почувствовала ужасную усталость. Словно тяжелое одеяло, та навалилась, заставляя опустить веки и провалиться в сон. Да, ей надо поспать. Новое пробуждение далось легче хотя бы потому, что даже с закрытыми глазами Гречкина почувствовала: она не одна. А значит нужно собраться, выяснить, что произошло. Больше немедля, Кира открыла глаза. Зрение все еще восстанавливалось, поэтому сначала перед ней находилась только размытая темная фигура, выделяющаяся на общем белом фоне. Свободной от капельницы рукой, девушка провела по глазам, стараясь помочь им обрести прежнюю ясность. Посетитель теперь обратил внимание, что Гречкина пришла в себя, но не начинал разговор, что крайне злило Киру. Чего он ждет? Только одному человеку свойственно такая отвратительная манера поведения. Отец. Сердце невольно забилось чаще, а волна тревоги, словно только ждала своего «выхода» накатила, затопив и без того не ясное сознание. Девушку злило, что даже ее тело выработало привычку так реагировать на Гречкина старшего. Но ничего не могла поделать. Одно его появление лишало ее чувства спокойствия на ближайшие часы. За время этих раздумий, предметы перестали расплываться и теперь она с облегчением отметила, что отец хотя бы не смотрит на нее в упор. Ждет, когда я начну. Прочистив горло, Кира медленно, подбирая слова, постаралась прощупать обстановку. — Кхм кхм, чт… — не удивительно, с первого раза из отвыкшего производить звуки горла вырвалась только смесь хрипа и сипения. Прокашлявшись, она повторила попытку. На этот раз все вышло гораздо лучше. — Что случилось? Почему я здесь? Отчасти это было правдой. Она хорошо помнила вечеринку, разговор с Разумовским, возвращение в комнату, но дальше картинка размывалась и превращалась в набор звуков и ощущений. Логически, Гречкина уже попыталась собрать общий образ вечера, но ей хотелось, чтобы кто-то еще внес ясность и расставил все по местам. Выражение лица у отца было странным, будто он в чем-то сомневался, однако такое случалось крайне редко. Пауза затягивалась и Кире становилось все больше не по себе, опыт показывал, что чем больше отец тянет, тем хуже обстоят дела. Но в этот раз она ведь не совершала никаких ошибок, верно? Наконец, Гречкин старший ослабил галстук (признак принятого тяжелого решения) и, потерев переносицу, обратил свой взгляд непосредственно на дочь. — Я хочу, чтобы ты знала. Это решение далось мне с трудом. Знаешь, я всегда так старался ради тебя… Но сейчас…. Я просто не понимаю, Кира, за что ты со мной так? Внутри девушки все обрушилось, но самым ужасным было то, что она совершенно не понимала, о чем он говорит. Мозг старался просчитать возможные варианты, но везде был тупик, слишком мало информации. Паника поднималась в груди, облизывая внутренности. — Я… Я не понимаю, папа. О чем ты? Я ведь… ничего не сделала. Но на лице отца застыла лишь холодная решимость, он ее не слышит, он уже все для себя решил. — Врачи сказали, что воспоминания могут быть разбиты на отрывки, это временно. — его голос был таким спокойным… Но Гречкина знала — за этим спокойствием кроется настоящий ураган, готовый разорвать ее на кусочки в любую минуту. Отец всегда так делал, готовясь к финальному «броску». — Но я хочу, чтобы ты понимала причину моих действий. Поэтому я тебе расскажу. Вчера ты прекрасно проводила время, помирилась с ребятами, они приняли тебя обратно… Но Кира… Ты ведь не можешь просто с благодарностью принять оказанную услугу. Тебе стало скучно. Отказавшись от предложенного Виктором хорошего вина, ты отправилась в туалет, принимать Бог весть что! — голос отца начал подрагивать от злости, раскрывая его настоящее состояние. — Ты наказываешь меня за мать, я это уже понял, но думал, последние события научат тебя хоть чему-то! — Н-нет, это неправда! Я ничего не принимала! — бессилие растекалось по венам — он ей не верит. — Хватит! — на этот раз Гречкин сорвался. — Хватит, дочка! Ты…! Не знаю, специально или нет, но ты устроила себе передоз, и, если бы не Виктор, побежавший ко мне за помощью, неизвестно чтобы сейчас с тобой было! Вот оно! Виктор Смейченко! Пазлы складывались, оставляя после себя жуткое осознание. Он сам подсыпал ей наркоту, не рассчитав дозу, а потом, испугавшись, свалил всю вину на саму Киру, в надежде, что репутация сделает все сама за него. И у Виктора получилось. Черт, этот сукин сын… На удивление, ярость придала девушке сил и уверенности. Как же она их всех ненавидит! — Ты думаешь, я специально устроила себе передоз?! — теперь ее очередь была кричать. — Папа, тебя обманули, а меня оболгали! Виктор… Виктор давно вставляет мне палки в колеса, это он подсыпал мне наркотик. Пожалуйста… поверь! Только сейчас Кира осознала, что плачет. Плачет, потому что бьется о стену, не в силах получить от нее и каплю понимания. Взгляд отца смягчился, став смесью разочарования и жалости. Нет, нет, нет, только не это. — Кира, бред и паранойя — это следствие употребления. Ты сама должна это понимать. Виктор заботился о тебе… как и я. Поэтому, я принял решение отправить тебя в лучший наркодиспансер. Не переживай, там отличный персонал, я уже все разузнал… Голос отца стремительно отдалялся, ее словно ударили по голове, оглушили. Это неправда, хаха, конечно же, стоит только проснуться… Нет, он не посмеет! Так нельзя! Она не наркоманка! Да, было все, но это в прошлом, причем в очень далеком…. Он не имеет права. И мама этого бы не хотела. Пустоту сменила полыхающая ярость. Кире хотелось, чтобы ему было больно. Также, как и ей. Не зря все-таки она является дочерью такого человека, раз его решение неизменно, значит нужно хотя бы укусить побольнее напоследок. — Считаешь, запихнешь меня в больницу и решишь все проблемы? Серьезно? Да ладно, папуль, мы ведь это уже проходили! Психушка не вернула маму. Все произошло быстро. Резкая, острая боль пронзила щеку, голова по инерции мотнулась в бок от силы удара. В глазах заплясали звездочки, зрение снова расфокусировалось. — Сука. Отправляешься завтра же! Хлопок двери. Звенящая тишина. *** Черт. Ему снова пришлось прятаться. Не так он представлял себе свое появление. Хотя такое отношение отца к дочери… Разумовский все больше убеждался в правоте собственных заключений. Он не хотел становиться невольным свидетелем, персонал сказал подождать тут, кто же знал, что палата находится так близко, а стенки настолько картонные. Хорошо, что угол стены успешно скрыл Сергея от разъяренно пронесшегося мимо Гречкина, иначе… Даже думать о таком ему не хотелось. Теперь Разумовский находился в раздумьях. С одной стороны, не лучший момент для его визита, к тому же тема, которую он хочет поднять…. В общем, лучшим решением было бы прийти завтра, но если угроза Гречкина реальна, а он почему-то в этом не сомневался, то, возможно, другого момента поговорить им не представиться. Больше не сомневаясь, Сергей толкнул дверь, входя в палату.