Время тоже рисует

      — Годы идут, а ты всё такой же мелкий, Рег.              — О, Фабиан, заткнись и посмотри на себя! Этот мир создан для людей нормального роста, но тебе-то приходится каждый раз нагибаться, входя в комнату, чтобы не разбить лоб о дверной косяк.              Тот громко хохочет от этой реплики и тычет пальцем в грудь слегка обиженного Регулуса, по-видимому, привыкшего всегда обнажать зубы в ответ на шпильку.              — Это ничего страшного, зато тебе наверняка даже на колени становиться не нужно, чтобы…              — Так, Фаб! — предостерегающе выкрикивает Джеймс, выразительно поглядывая в его сторону.              — Да я молчу, молчу, чуваки, — Фабиан приподнимает ладони и ухмыляется.              — Сегодня я официально запрещаю обижать моего маленького братца, ты, рыжий чертеняга, — Сириус, слегка пошатнувшись, наклоняется к Фабиану, обхватывает его голову и, как со стороны кажется Ремусу, довольно болезненно чешет её костяшками сжатого кулака.              — Очевидно мне стоило отлучиться на две минуты, и он уже что-то натворил.              Ремус оборачивается на голос и видит раздосадованного Гидеона с подносом в руках, заставленным огромными кружками пива. Честно говоря, Ремус уже не помнит, сколько таких подносов опустилось на их стол за этот вечер, и которую по счёту кружку он осушает.              В день рождения Регулуса бар «Шалость удалась» полон пьяными и весёлыми людьми. На небольшой сцене, на которой в прошлый визит Ремуса играл задумчивый гитарист, теперь сидят трое музыкантов: контрабасист, саксофонист и пианист, вооружившийся синтезатором. Они исполняют что-то вроде экспериментального джаза вперемешку с популярными поп и рок хитами, и Ремус тихо посмеивается себе в кружку от этого дикого сочетания. За их столом шумно. Справа от Ремуса сидят Джеймс и Регулус, слева — Питер, а напротив — Сириус и несколько новых лиц. Фабиан и Гидеон — язвительные и огненно-рыжие близнецы, которые познакомились с братьями Блэк ещё в университетские годы, и Лили, милая и улыбчивая девушка, школьная подруга Регулуса.              Если быть до конца честным, Ремус долго колебался перед тем, как распахнуть дверь своей квартиры и выйти навстречу этому вечеру. Его многолетняя привычка всячески избегать калейдоскопа людей и знакомств давала о себе знать тревожным шёпотом где-то внутри черепной коробки. Страх опутывал тело тугими верёвками и не желал покидать его. Ремус несколько раз решительно открывал диалог с Сириусом, чтобы написать, что всё же не сможет прийти, но всякий раз натыкался на последнее сообщение и замирал над клавиатурой.              «Я буду рад тебя видеть».              Всего одно маленькое предложение. Лишь буквы на безликом светящемся экране. Но, оживая в воображении Ремуса, звуча в нём тёплым голосом Сириуса, сколько разных мыслей они взбудоражили.              Теперь Ремус ничего не понимает. Вся его прежняя жизнь как будто не имеет ничего общего с тем, что происходит в последние недели, и он отчаянно пытается отыскать ответы, которых просто не существует.              Сириус Блэк. Его лицо в красноватой матовой дымке ламп кажется сверхъестественно красивым. Чёрные пряди послушно скользят между длинными белыми пальцами, которые Сириус запускает в волосы, чтобы зачесать их назад. Ровно через минуту он встряхивает головой в приступе хохота и опять роняет чёлку на лоб, чтобы вновь повторить этот завораживающий ритуал, от которого невозможно оторвать взгляд. Иногда пронзительные глаза Сириуса останавливаются на Ремусе. Он смотрит испытующе, и в такие тягучие секунды Ремус чувствует, как ладони холодеют и подрагивают от охватывающего его неясного волнения.              Но чёрта с два Ремус теперь отвернётся. Уже слишком поздно делать вид, что столкновение их взглядов это просто нелепое совпадение.              — С днём рожденья тебя-я-я, с днём рожденья тебя-я-я! — вопит Питер почти в самое ухо Ремуса, и он морщится и смеётся. Нестройное пение подхватывают все остальные, и громче всех звучит Джеймс. Он обнимает за плечи Регулуса, чьё обычно невозмутимое выражение сейчас медленно, но верно сменяется на смущённое.              Джеймс, который прибежал в бар прямиком из клиники, проработав целый день с самого утра, одет очень строго по сравнению с остальной компанией. На нём белая рубашка, чёрные отутюженные брюки, и единственная деталь, которая делает его образ безумно комичным — это бордовый галстук, который в какой-то момент вечеринки переместился с шеи Поттера на его голову, опоясывая лоб в рокерской манере. Джеймс стискивает ладонями лицо Регулуса, и звонко целует его щёки и губы под всеобщее бурное одобрение.              — Ты меня позоришь, — бормочет покрасневший Регулус, однако широкая улыбка не даёт поверить в его напускное недовольство.              — Я?! — выпаливает Джеймс. — О, любовь моя, я просто…              — Старина Поттер в последний раз был так пьян в выпускной вечер, — говорит Гидеон, снисходительно похлопывая Джеймса по плечу.              — Не-е, тогда мы были чуть моложе и глупее, поэтому такого, как в тот славный день, больше точно не повторится. Это даже физически нереально.              — О, кстати… — подаёт голос Лили и начинает активно рыться в своей сумочке. — Я принесла школьный альбом; знаю, что Регулус точно не будет в восторге, но уж такой сегодня день…              Фабиан и Гидеон оглушительно требуют поскорее показать им фотографии, Сириус сочувственно ухмыляется, а Питер подсаживается ближе к Лили, чтобы точно ничего не пропустить.              Регулус, что-то быстро шепнув Джеймсу, стремительно встаёт и объявляет:              — Я иду курить…              — Ты куришь?! — шокированный Джеймс взмахивает рукой и с грохотом опрокидывает на стол кружку Лили.              — …и беру с собой Ремуса!              Гидеон, на чьи колени льётся пиво с края стола, чертыхается, суетится и кладёт в липкую лужу стопку салфеток, а Лили обессиленно откидывается на спинку дивана и хихикает над ошеломлённым Джеймсом. Ремус встаёт вслед за Регулусом, откликаясь на его весьма авторитарное приглашение, и ловит короткий и терпкий взгляд Сириуса. Ремус затрудняется истолковать его. Значит ли это, что Сириус… Но Регулус уже тянет его за предплечье в сторону выхода, и плохо слушающиеся ноги выносят их в тёплую июльскую ночь.              — Чёрт знает что, — невнятно бубнит Регулус сквозь сжимающие сигарету губы.              Ремус тихо хмыкает, то ли соглашаясь с этим утверждением, то ли просто чтобы не молчать. Удивительно, но у входа в бар, кроме них двоих, никого нет. Это радует Ремуса, он с наслаждением расправляет плечи и втягивает носом свежий воздух. Слегка опьянённое сознание непривычно расслабленно, и он плывёт по течению своих спонтанных мыслей. Боже мой, сколько мыслей…              Луна сегодня абсолютно круглая. Она светит на их с Регулусом макушки; серебряные небесные лучи смешиваются с жёлтыми и электрическими — детьми уличного фонаря. Ремус усмехается.              — П-почему-то мы всегда к-курим при п-полной луне.              — То есть я курю, а ты просто стоишь рядом и делаешь вид, что тебе это нравится, — кивает Регулус и пожимает плечами. — И, ну… Сириус прожигает тебя взглядом, я подумал, что тебе нужна передышка.              — Я в-выгляжу напуганным? — он приподнимает бровь.              — Скорее растерянным, — Регулус посмеивается, и облачка дыма срываются с его губ.              Растерянным? Ну, возможно. Ремус глядит на огни проносящихся мимо машин и вдруг думает, что сейчас похож на одну из таких легковушек, потерявших управление.              Или нет… Не так. Он будто застрял на разветвлении, на перепутье нескольких дорог и отчаянно пытается разобрать, что же нацарапано на заросшем мхом указательном камне.              Что делать дальше? И надо ли вообще что-то делать? Ждёт ли чего-то от него Сириус? Наверное. Точно. Непременно нужно что-то сделать. Ремус щурится, фары автомобилей и отблески фонарей расплываются перед его глазами.              О. Да, есть более удачная метафора. Ремус чувствует себя так, будто его жизнь — река. Он всегда плыл по ней, сидя в маленькой уютной лодке, а вода сама несла его, баюкая в своём спокойном и предсказуемом потоке. И вдруг на его пути появились пороги и валуны, течение усилилось, стало бурным, лодку начало швырять из стороны в сторону. Ремусу пришлось крепко ухватиться за борт, чтобы не улететь в воду, кишащую опасными водоворотами. Одно весло сломалось о встречную скалу, а другое мощной волной вырвало из рук Ремуса. И теперь, когда он видит, что приближается отвесный обрыв и огромный водопад, он ничего не может сделать…              Да. Всё так. Ремус улыбается луне.              — Ты же знаешь, что мы с Сириусом учились в школе-пансионе?              — Знаю.              — Там рядом была река, — Ремус удивлённо оглядывается на Регулуса. Какое совпадение. — Мы сбегали ночью из общежития, чтобы искупаться.              — К чёрту п-правила?              — Именно так. Нас обычно было человек пять-десять маленьких дурачков, думающих, что это непослушание поможет почувствовать себя чуточку свободнее. Впрочем я боялся воды и никогда не заходил в реку дальше, чем по колено. Знаешь, мне был важен сам факт побега, не купание… Но однажды меня попытались взять на слабо, и это удалось, — он говорит об этом так легко, как будто о вчерашней погоде, и этот тон заставляет Ремуса насторожиться. Регулус тушит окурок о кирпичную стену здания и бросает его в урну. — Я почти утонул в ту ночь.              — Рег…              — Меня спас Джеймс. — Регулус мягко улыбается, и Ремусу кажется, что сейчас ему позволено краем глаза заглянуть внутрь чужого счастья, которое обычно можно увидеть только с лицевой, глянцевой стороны. — Он каждый день делает это. Спасает меня, вытаскивает, когда я задыхаюсь и со всех сторон окружает только тьма. А я делаю что-то похожее для него, но… — Рег задумчиво взмахивает рукой, подбирая правильное слово. — Но будто иначе. Так, как это нужно ему.              Ремус не находится, что ответить, и просто кивает. Покой окутывает их. Регулус прислоняется плечом к обшарпанной стене. Ласковый ветер теряется в волосах Ремуса, и он на мгновение закрывает глаза.              — Идём?              Он рассеянно следует за Блэком в громкую духоту бара. Они пробираются между плотно расположенными столиками, и Регулус вдруг делает шаг в сторону, открывая взгляду Ремуса их компанию. Ноги почему-то становятся ватными, а коленные чашечки мягкими, как просроченное желе.              Фабиан держит руку Сириуса. Фабиан наклоняется к его уху, он говорит и касается ртом кожи Сириуса и его волос. Фабиан скалится, его рот растягивается от наглой ухмылки. Его пальцы проходятся по ладони Сириуса, и кажется, что они оставляют алые борозды. Сириус поворачивается и врезается взглядом в Ремуса. Это и правда подобно лобовому столкновению, удару искорёженного смятого металла, после которого наступает темнота. Это одновременно отрезвляет, будто и не было в крови дерзкого алкоголя, и тут же макает голову и сердце в едкую кислоту. Шипи, растворяйся в ней.              Это ведь… ничего такого? Не происходит ровным счётом ничего, что было бы ненормальным, что нарушало бы хоть какой-то из существующих законов. Но всё внутри Ремуса пылает и страшно жжёт калёным железом, не давая сделать даже вдоха.              Он не до конца понимает, идёт он, или нет. Ремус смотрит вниз на свои ноги, чтобы убедиться в том, что они всё ещё касаются земли и могут перемещаться взад и вперёд. Он делает шаг за шагом, шаг за шагом, и в его голове стоит оглушительная мёртвая тишина.              Дальше всё случается слишком быстро.              Ремус летит, и грязный от пролитого пива пол с размаху впечатывается в его щёку. Острая боль колотит в висках, пронизывает ногу, а ладони ошпаривает как огнём от трения об деревянные доски. Мир становится непроглядно чёрным, а через секунду взрывается грохотом и светом. Множество голосов кричат вразнобой.              — Тупица!              — Чёрт, ты в поря…              — Отойди, муд…              — Быстрее…              Какая-то сила отрывает Ремуса от пола, поднимает вверх, и тогда боль снова вспыхивает. Он напряжённо моргает, и перед глазами возникает мужское лицо, наполненное яростью.              — Идиот, смотри, куда прёшь! — вместе с рычанием незнакомца в нос ударяет резкий запах спирта. Ремус заторможено опускает взгляд на свою грудь и видит, что руки мужчины сгребли его толстовку и тянут вверх. — Уродец, ты не слепой, случайно? Может, тебе вместе с лицом разодрали и глаза? Из-за тебя я упал, ты, говн…              Дыхание перехватывает.              — Заткнись! — кричит Ремус. Он обнажает зубы и скалится. — Отвали от меня!              — Что? — хриплый хохот звенит в ушах. — Да у тебя, урод, голос есть? Такие фрики, как ты…              И Ремус снова падает. Но на этот раз его подхватывают чьи-то руки. Взволнованный голос Питера наполняет пульсирующую голову.              — Рем, ты в порядке? Ремус? Лунатик?              Но Ремус не может ответить. Всё вокруг замедляется. И он просто смотрит перед собой, на пошатывающегося незнакомца, который назвал его уродцем. На Сириуса Блэка, который одной рукой крепко держит ворот его футболки, а другой замахивается. На то, как кулак Сириуса врезается в скулу мужчины, как того отбрасывает в сторону. На то, как Сириус морщится, встряхивая кистью, и втягивает воздух сквозь зубы. На то, как незнакомец резко поднимается, шагает вперёд и накидывается на Сириуса.              И тогда реальность обрушивается на Ремуса.              — Не смей!              Ремус цепляется за плечи незнакомца и тянет назад так сильно, насколько может.              — Остановитесь, чёрт подери!              — Где охрана?!              — Вон отсюда!              — Сириус, хватит!              — Да выставите их на улицу…              — О Господи…              Широкоплечий бармен грубо отпихивает Ремуса и заламывает руку незнакомца, заставляя его наклониться и подталкивая в сторону выхода во внутренний двор. Другой бармен с решительным видом стремительно приближается к Сириусу. Джеймс возникает как из ниоткуда и начинает активно жестикулировать прямо перед носом нахмурившегося бармена. В следующее мгновение Поттер оборачивается к Сириусу и почти кричит на него.              — На улицу, Блэк! Сейчас же, мать твою!              Он медленно отводит руку от лица и, скривив на Джеймса окровавленные губы, выходит из бара, хлопнув дверью.              Три… Два…              Ремус отталкивает Питера и выбегает за Сириусом.              Один.              Сириус задумчиво хмурится и рассматривает кровь на своих пальцах. Скульптор лунного света обтачивает бледное лицо, его черты становятся ещё острее, как у хищной птицы. Он напоминает сюрреалистичного вампира с этой рассечённой нижней губой, покрытой алым; кончиком языка Сириус аккуратно касается ранки и коротко охает. Он сжимает и разжимает кулак, приваливается спиной к стене.              И Ремус взрывается. Как огромная раздувшаяся сверхновая, которая долгие, бескрайние миллиарды лет переполнялась и наконец достигла критической точки. Он глубоко вдыхает.              — Какого хрена?!              Сириус в замешательстве поднимает взгляд.              — Что?              Ремус сокращает те несколько жалких шагов, что разделяют их. Его глаза исступлённо мечутся по лицу Сириуса.              — Я спрашиваю, какого хрена!              Он обхватывает предплечье Сириуса, поднимая его руку, чтобы разглядеть кисть, пальцы. Костяшки, конечно, не содраны, но уже заметно опухли и покраснели. Ремус с почти садистской усмешкой слегка нажимает на кожу, и Сириус недовольно шипит.              — Он сказал то, что не должен был.              — Мы что, в начальной школе? Ты… С-сириус, что?! — Сириус едва заметно ухмыляется, наблюдая за беспорядочным возмущением Ремуса, и это бесит ещё больше. — Ты с ума сошёл? Зачем?! Он мог… Твои руки. Ты об этом вообще подумал? Или они тебе не нужны?              Сириус снова облизывает губы, глядя исподлобья.              — Я отлично управляюсь со всеми важными делами и без рук, Ремус.              Ремус закрывает глаза. Ему кажется, что он падает вперёд, но движение совсем небольшое, крошечное; от силы несколько дюймов, всё ещё остававшихся между ним и Сириусом Блэком. Его губы на вкус горячие, как кровь, как само его сердце, которое сейчас так часто бьёт в ладонь Ремуса. Сириус подаётся навстречу без малейшего промедления, ловя его, целуя с такой жадностью, как будто ждал этого всегда. Ждал Ремуса.              В ушах громоподобно шумит поглотивший лодку Ремуса водопад, шумят рушащиеся хрупкие стены, охранявшие его фальшивую безопасность. Теперь он знает, что оглох и ослеп; он больше не способен чувствовать хоть что-то, кроме всепоглощающего нежного огня губ Сириуса, ласки дыхания на коже, этого потрясающего запаха, одна только тень которого заставляет что-то в его груди трепетать.              Сириус слегка отстраняется, хватая ртом воздух. Он смотрит, и в сознании Ремуса проносятся мгновения, кадры, вырванные из воспоминаний, в которых уже был этот взгляд. Всегда был. Но только сейчас Ремус понимает, чувствует всё его значение. Сириус хочет что-то сказать, его губы подрагивают и раскрываются.              И тогда Ремус, не задумываясь, притягивает его к себе.              — Ещё.