я кажется забываю, как без тебя дышать.

–Ах, Федя, ты совсем не понимаешь шуток. -с наигранной обидой в голосе вздыхает Коля, окидывая парня взглядом с ног до головы. –Бить меня по спине так, будто пытаешься вправить мне хребет каждый раз, когда видишь машину жёлтого цвета — смешно? Видимо, я и правда отстал от современного юмора. -Фёдор лишь вздыхает с далеко не наигранным недовольством и покачивает головой. Свободной рукой парень заправляет мешающие из-за ветра волосы за уши, поправляя свою белоснежную ушанку. –Так тебе и надо, а то горбишься постоянно! Сколиоз будет! Я о твоём здоровье забочусь, между прочим. -Коля взмахивает рукой в воздухе из-за чего Достоевский дёргается, будто его снова стукнут. –Федь, давай присядем? Тут лавочки все убитые, вон карусель стоит, можем туда сесть. –Только не крути её. Если меня стошнит–это будет на твоей совести. Брюнет подходит к относительно хорошо сохранившейся маленькой карусели с облупившейся красной краской и садится напротив Гоголя, запихивая руки в карманы. Холодно и темно, лишь одинокий фонарь в десяти метрах от детской площадки и свет из окон старой хрущёвки освещали лица обоих парней. Две обшарпанные горки с деревянными мостиками до ступенек и ещё какой-то странной синей изогнутой лестницы, а так же деревянному мостику в форме полумесяца, на котором лежал кусок оборванного каната. Полуразваленная детская песочница и беседка с облупившейся краской, на лавочках которой было не меньше песка, чем в самой песочнице, и одинокая качель, рядом с которой должна была быть бы ещё одна, но по какой-то причине её не было. Николай отпускает шутку о том, что её сняли и сдали на металлолом, мол: «деньги сейчас всем нужны». –Коль, ты не представляешь, как мне холодно, если мы будем сидеть на улице, а не уйдём куда-нибудь, то ты меня до дома на руках нести будешь, потому что я ноги отморожу. -Фёдор раздражённо смотрит на блондина, вытягивая ноги вперёд, на сидение напротив. Он одет намного теплее своего друга, который и вовсе не удосужился даже куртку застегнуть, но лицо Николая кажется ему таким невозмутимым, словно ему и не холодно. В носу жжёт от морозного воздуха, поэтому Федя зарывается в свой белый шарф, натягивая его повыше на лицо. –Эх, ты. Давай зайдём в кафе? -Гоголь поднимается со своего места и протягивает, оказывается, ледяную руку своему другу. Тот незамедлительно принимает её и довольно кивает, его губы растягиваются в мягкой улыбке. Хоть их не было видно под шарфом, Коля мог видеть это в чужих глазах, но не мог не улыбнуться в ответ. –Но до кафе далековато. -вздыхает брюнет, вместе с другом сходя со старой карусели, из-за чего она делает один неполный оборот, сопровождая это противным скрежетом металла. –Да, но это ведь лучше, чем сидеть на морозе, правильно? -задаёт Коля риторический вопрос, свободной рукой поправляя белый шарфик своего друга, в ответ на который последний лишь кивает, устало прикрывая глаза. Дорога к кофейне занимает минут 10-15, уже немного сонный Достоевский садиться за свободный двухместный столик и снимает шарф и ушанку, оставляя их рядом с собой на деревянной лавочке. Он расстёгивает куртку и подпирает щёку ладонью, ожидая своего друга, который делал заказ у пожилой женщины–владелицы кофейни. Фёдор мог бы так и задремать, если бы не блондин, который поставил прямо перед ним бумажный стаканчик с крышкой, на которой выпуклыми буквами было написано: «осторожно, горячий». Коля садиться рядом, ловя на себе вопросительный взгляд, поясняет: –Зелёный чай. Пей давай, согреешься. –Сколько? -Фёдор тянется в карман куртки за кошельком. Николай хотел переспросить, но поняв, что имеет в виду его друг, опередил его: –Ты дурак? Нисколько. Пей, только осторожно, горячий. Брюнет отвечает ему тихим «спасибо» и притрагивается рукой к стаканчику. По рукам, а после и по всему телу разливается приятное тепло, но задержать руку надолго он тоже не мог, кипяток же. –Уже довольно темно, -Федя явно не договорил, но его друг уже знал, что тот собирается сказать, поэтому перебил: –Я проведу тебя. -но получил в ответ лишь негодование, выраженое покачиванием головы, а затем возмущённый голос Фёдора: –Я не совсем об этом, я хотел попросить тебя остаться у меня. «Остаться»? Ему не послышалось? Блондин поднимает взгляд и в изумлении смотрит на друга, но тут же уводит его в сторону, стоит ему встретиться с чужим сонным взглядом. Фёдор всегда выглядит сонным, всё из-за переизбытка сна, брюнет спит по 10-12 часов в сутки–ночью 8-10 и ещё пару часов днём, после учёбы. Но всё же, его нередко мучают бессонницы. –Так ты останешься? -из раздумий Гоголя вырывает хриплый голос друга, который уже застёгивал свою куртку и собирался тащить того к выходу из кофейни. –Останусь. -Николай уверенно кивает головой и улыбается, выходя из-за стола.

***

–Жёлтая машина! -вскрикивает Коля и замахивается, но вместо того, чтобы ударить друга по плечу, шлёпает его по бедру, из-за чего Фёдор буквально подпрыгивает, чуть ли не взвизгнув.

–Да вы ахуели, сударь. Я натравлю на вас своего домашнего кота. -бурчит себе под нос Достоевский, поправляя съехавшую на бок ушанку. Николай тянет к нему руку, хватает под локоть и притягивает к себе, сталкиваясь носом к носу с раздражённым другом, выражение лица которого тут же сменяется недоумением и лёгким смущением. А блондин смеётся. Вокруг ни души, наполовину освещённый тусклыми фонарями в двух разных концах переулок, несколько обшарпанных малосемеек, общежитий, в одиноких окнах которых горел свет, а где-то даже было видно силуэты людей, но Коля не присматривался, а Федя так и вовсе стоял к ним спиной. За Николаем он видел лишь старые гаражи, а рядом с ним та самая жёлтая машина, и лес, но ему больше нравилось смотреть на своего друга, чем выглядывать причудливые образы в глубине леса, за столбами деревьев. –Ну что? -спрашивает Федя, совсем немного отстраняясь от блондина, который так и держал его под локоть. –Ничего, просто хотел посмотреть тебе в глаза. Может… -Коля заметно тормозит, он медленно отпускает локоть брюнета. –Может.. ох, может зайдём в ближайший супермаркет и возьмём что-нибудь поесть, раз уж я останусь? Фильм посмотрим.. романтика всякая, мм? -Фёдор замечает, как его друг нервничает, словно думает совсем о другом, но не решается спросить. У него есть причины скрыть свои мысли, если что, то это всплывёт позже. Николай мысленно благодарит его за это. –У меня дома есть печенье, чай и две пачки чипсов. те, которые ещё ты принёс и мы их оставили, забыли. сойдёт? -брюнет берёт парня под руку и ведёт через тёмный переулок, поворачивает на право. По левую сторону от них всё ещё находились те же малосемейки, а по правую — мелколесье. Оно завораживает и привлекает внимание своим устрашающим видом. Фёдор не может оторваться от разглядывания верхушек деревьев и чернеющего небосвода, усыпанного мелкими звёздами, чтобы разглядеть которые ему пришлось прищуриться. Коля что-то эмоционально рассказывает, Достоевский слушает его лишь в одно ухо, а сам всё больше и больше погружается в собственные раздумья. На него накатывает чувство дереализации, которое наверняка знакомо каждому: «неужели это всё недействительно по-настоящему?». По-настоящему он идёт по местами треснутому, раздолбанному асфальту, держа за руку своего самого близкого друга, на которого он тут же переводит свой взгляд. Федя не может вообразить своей повседневности без него, без вечно крутящегося где-то рядом Гоголя, который даже в моменты своего отсутствия не даёт о себе позабыть, отправляя множество текстовых, аудио и видеосообщений. «Я кажется забываю, как без тебя дышать.» — улыбается Фёдор своим мыслям, томно угукая в ответ на вопрос: «ты меня слушаешь, Федь?». Не слушает. Почти не слушает. Блондин рассказывает какую-то историю из младшей школы, хотя сам прекрасно знает, что Фёдор был участником той самой истории, ведь они знакомы так давно.. и ни капли не устали друг от друга. Асфальт под ногами сменяется узорчатой красно-серой плиткой, а после и ступеньками к подъезду многоэтажки, первым в который заходит блондин, а за ним и второй. Быстрые шаги кроссовок по полу раздаются негромким эхом, Фёдор мысленно ругается на Гоголя: «как можно в такой холод носить кроссовки?». Виновник ругательств клацает на кнопку вызова лифта, затаскивает друга в кабину и нажимает на кнопку 13 этажа. Коля красуется перед зеркалом на стене, а Фёдор лишь опирается на боковую стенку кабины и закрывает глаза, но вдруг, блондин чувствует острую необходимость резком развернуться к своему другу лицом и при этом подпрыгивает, но не рассчитывает силы прыжка и кабина дёргается, а свет в ней почти полностью гаснет, остаётся лишь тусклая лампа над самой дверью лифта. Федя дёргается и распахивает глаза, ошарашенным взглядом смотрит в глаза Коли, который уже заливается громким хохотом. Что смешного? Достоевский боится лифтов, а если точнее, то боится застрять в нём. С учётом того, что он живёт на 13 этаже—это не самая лучшая фобия, но тем не менее, это не так уж и мешает ему подниматься на свой этаж пешком. –Я тебя задушу.