Смутные тени

Джен
Заморожен
PG-13
Смутные тени
РиКа.рина
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Самое страшное – потонуть в рутине чужой страны, забыть о правде и затеряться среди бесконечных дождей. Остается бороться, избрав для себя путь; бороться за правду и идти до конца, каким бы он ни был. Ведь точка невозврата уже пройдена, и ловушка захлопнулась.
Примечания
Ай, слишком много меток, но я и так уже выкинула все что могла ( Целиком и полностью Зонтопия. События происходят сразу после чт, однако некоторые моменты переписаны, в основном это касается бунта (об этом будет в самом фике). Не знаю уж, сколько моих хедканонов затесалось сюда незамеченными даже мной, но вполне осознанных тоже хватает. От Клео, по сути, тут только образ, характер переворочен, хотя мы вообще мало что о ней знаем по канону, плюс история у нее тут своя, совсем не «карточная». Предупреждение: идти сюжет будет медленно. Потому что я хочу хотя бы попытаться написать непосредственно образ Зонтопии. Как-то так. И именно поэтому так много оригинальных персов. Ну а получилось хоть что-то или нет – решать уже не мне, а вам. Вообще я сама не знаю как, но изначально драббл по песне разросся до вот этого вот. Кстати песня, да. Не ставлю сонгфик, потому что ну это уже не он, но вдохновение для основной сюжетки, так скажем: Sati Akura – Shadow Shadow Альтернативное (и изначальное) название – «Баллада для тени»
Посвящение
По классике: тем, кто читает, лайкает и оставляет отзывы. Всех люблю.
Поделиться
Содержание

III. Преданный.

– Клеопатра... – повторил Шнеппер, словно пробуя имя на вкус, – «надежда отца»... – Надежда, – презрительно фыркнула Клео, – все надежды закончились вместе с его смертью и выдворением нас из Империи. Не то чтобы мать была против вернуться в Зонтопию, вот только нам и тут были не рады... – Империя с Зонтопией друг друга стоят, кто бы чего не говорил... Я бы даже сказал, что Зонтопия с ее тоталитарным режимом и лютой нетерпимостью к другим нациям будет... более жестокой, – задумчиво протянул Шнеппер, откидываясь на спинку стула. Они сидели друг напротив друга на кухне Клео, предусмотрительно заперев все окна и двери, задернув шторы, выдвинув стулья на середину комнаты – ведь у стен тоже есть уши – и говоря вполголоса. Девушка то напряженно сжимала и разжимала кулаки уложенных на колени рук, то начинала с болезненной скрупулезностью разглаживать каждую складочку на светлом платье, то рвано и глубоко вздыхала, высоко поднимая плечи и зябко ведя ими. Шнеппер казался чуть более невозмутимым, только пролегшая между бровей складочка выдавала его напряжение. И глаза его больше не были черными – Клео то и дело ловила на себе «золотистый» взгляд. Большинство чистокровных имперцев – златоглазые. В детстве Клео и сама была такой, вот только материнские гены, к счастью, взяли верх – синие глаза не привлекали абсолютно никакого внимания, а возможную мороку с линзами девушка и представлять не хотела. – А как... твое настоящее имя? – после непродолжительного молчания первой нарушила тишину Клео. Шнеппер извиняющеся покачал головой: – Я не могу об этом говорить, уж прости. У таких как я есть только номера и подставные имена, иначе риск слишком велик. – То есть ты работаешь на Империю? Не просто тут... Живёшь? – чуть напряглась Клео. И хотя в глубине души она подозревала, что скорее всего именно так оно и есть, убеждаться в правильности своих мыслей было неприятно. – Именно. Но ты ведь знаешь об этом проекте? В животе почему-то похолодело, а на спине тонкой паутиной осел липкий страх. Девушка тряхнула плечами в попытке сбросить неприятное ощущение. – А кто о нем вообще не слышал... – проворчала она. – Тогда мне не придётся говорить загадками и объяснять тебе... – слабо улыбнулся Шнеппер и поспешил перевести тему: – Во сколько лет ты покинула Империю? – Мне тогда едва исполнилось четырнадцать. – Значит, я старше тебя всего на год... Да и помнить ты должна достаточно... – задумчиво протянул он. – А твой друг, с которым ты была на празднике, он тоже?.. – переключилась Клео, не решаясь произнести «шпион». Да и не уверена она была в уместности этого слова по отношению к Шнепперу. – Кливанион? – Шнеппер позволил себе легкий смешок, больше похожий на едва уловимый выдох. – О нет, кто угодно, но не он. Кливанион один из самых преданных Зонтопии людей, каких я только встречал, причем отнюдь не в позитивном ключе. Он исполнитель. Фанатик, если хочешь. Не знаю наверняка, но почему-то мне кажется, что прикажи ему Алебард убить человека – он выполнит не раздумывая и не задавая вопросов ни до, не после. – Тебе только кажется или?.. – напряглась Клео. – Пока что подтвердить такую мысль мне было нечем. К счастью, – едва уловимо помрачнел Шнеппер, а на лице так и читалось продолжение фразы: «...либо я просто об этом не знаю». – ...но при этом ты называешь его другом? – У каждого свои изъяны, не находишь? – с деланной беспечность махнул рукой имперец. – Ты так легко говоришь об этом... – пробормотала Клео, лихорадочно соображая, какие при таком отношении могли быть «изъяны» у самого Шнеппера. А еще вспоминая, как несколько часов назад Джокер с не меньшим равнодушием говорил о том, что может ее убить. Когда в ее жизни появились настолько ненормальные люди... и нелюди? Джокера, кстати, как-то давно не было слышно, хотя Клео могла поклясться, что ощущала его присутствие. Значит, подкинул ей зацепку и затаился, наблюдает. Впрочем, и не до него сейчас. Верить хотелось безумно, да и в любом случае назад уже ничего не вернуть. Если даже завтра она проснется от визита стражей порядка или не проснется вовсе – что ж, это будет платой за недостаточную осторожность. В том числе в сделках со всякими... сущностями. Но верить золотистым глазам напротив хотелось. Верить в непритворную искренность, в первый за много лет разговор по душам, в лучший завтрашний день. – Было бы лучше, говори я об этом с благоговейным ужасом? – пожал плечами Шнеппер. – Тем более это всего лишь мои выводы на основе длительного общения с ним. – А давно ты вообще в Зонтопии? – Около трех лет. – И за это время ты не разу не был в Империи? – Было, но давно. Там... сложная история, изначально моя компетенция была немного другой, – Шнеппер поджал губы и кинул быстрый взгляд в сторону окна, явно не желая развивать эту тему. – И... что там сейчас вообще? – Конкретно сейчас – без понятия, – вдруг развеселился имперец, позволяя себе озорно улыбнуться, но тут же вновь посерьезнел. – За последние десять лет ничего особо не поменялось, насколько я могу судить, – он задумался, постукивая пальцами по ножке стула. Клео кивнула, опустив глаза. – Почему ты... решил довериться мне? Разве... – с неожиданной даже для себя нерешительностью поинтересовалась она после непродолжительного молчания. – Но ведь и ты доверилась, – перебил ее Шнеппер, выразительно приподнимая брови. Клео раздраженно пожала плечами, вмиг почувствовав себя маленькой девочкой, пойманной на какой-то глупости. Ну да, доверилась, и что? Будет она тут объяснять всяким подозрительными личностями мотивы своих поступков. Он ей не... Да и в самом деле, что она ответит? Что отмахнулась от здравого смысла, слепо поверив чужому голосу в голове и собственным подозрениям, основанным буквально на одном мелькнувшем жесте? – Реакция на тот жест... Думаю, меня выдал он же, я прав? – Шнеппер отвел задумчивый взгляд, накручивая на палец вьющийся локон. Девушка заторможено кивнула, с долей удивления осознавая тактичность собеседника. – На самом деле я бы не заметил, если бы не ждал этой реакции. – ...ждал?.. – Ты... так скажем, несколько насторожила меня практически с самого начала нашей прогулки, хоть я поначалу и не придавал этому значения... Не думаю, что мне стоит расписывать в деталях, что именно тебя выдало, но ты можешь не волноваться насчет этого – вряд ли бы я заподозрил хоть что-то, не будь я сам имперцем, – одними глазами улыбнулся Шнеппер, наконец в упор глядя на девушку. – А тот жест стал последней проверкой. Прошла ты ее или нет – решать уже тебе, все зависит от того, что ты думаешь о происходящем, – он многозначительно обвел глазами комнату, – сейчас. Клео подняла глаза, встречаясь со Шнеппером взглядом. Воцарилась чуть напряженная тишина. – И ради чего ты вообще... решил подтверждать свои подозрения, тем более открыто? – со вздохом опустив глаза, неуверенно поинтересовалась девушка. Шнеппер как-то легкомысленно пожал плечами. – Ну, знаешь, когда ты несколько лет живешь в чужой стране в постоянном напряжении и лицемерии хочется думать, что есть хоть один человек, который может тебя понять. Думаю, тебе знакомо это чувство... Брови девушки сошлись скорбным домиком, безмолвно подтверждая догадку. Однако окатившая на мгновение тоска тут же скрылась в глубине души, стоило Клео в непонимании поднять голову. – А как же твои... эм, коллеги? – Мы даже менее, чем коллеги. У меня нет ни желания, ни права общаться с ними. Как и у них. Снова молчание. – У тебя есть семья? – поинтересовалась Клео, исподлобья глядя на Шнеппера. – Здесь нет, – покачал он головой. – А на родине только сестра и осталась. Старшая. Не то Клео только сейчас почувствовала, что за время из беседы в комнате похолодало, не то ей это только показалось, но в воцарившейся тишине, нарушаемой едва лишь слышными шумом улицы, вдоль позвоночника снова собралось неприятно чувство. Клео зябко повела плечом, но это не помогло, и она неловко замерла, не решаясь более совершать каких-либо странных телодвижений. Шнеппер мельком глянул на нее, но промолчал. Ей определенно нужно было это все как следует обдумать. Если он работает и на Империю, и на Алебарда? Не противоречит ли это политике Империи? И правильно ли Клео поняла слова Шнеппера о проекте, участником которого он является? Она не помнила никаких других, но это не значит, что их не было или не появилось. Даже учитывая все ее усилия здравого взгляда на мир вопреки реалиям Зонтопии, Клео прекрасно понимала, насколько плохо она на самом деле осведомлена. И сколько всего еще предстоит сделать хотя бы для того, чтобы выяснить личность Зонтика, не говоря уже о всех тайнах Зонтийского замка. Один ведь в поле не воин? И действительно ли Шнеппер начал все это только потому, что ему так захотелось? – Получается, раз ты работаешь по тому проекту, то знаешь, как на самом деле обстоят дела в Зонтийском замке? Шнеппер, кажется, не особо удивился такому вопросу. – В некоторой степени, – уклончиво ответил он. – Тогда ты?.. – Нет. – Нет? – недоуменно нахмурилась Клео, запнувшись. – Я еще даже... – Что бы ты не хотела от Зонтийского замка, помочь тебе я ничем не могу. – Это почему же? – вдруг возмутилась девушка. – Если тебе плевать на Зонтопию, – за что я, в общем-то, осуждать не вправе, – тогда хотя бы помоги тому, кому не плевать. Это ты тут лишь постольку поскольку и в случае чего вернешься на родину и дело с концом – мне же жить тут до конца своих дней, и я не могу не пытаться сделать хоть что-то, – выпалила Клео и испуганно вытаращилась на собеседник, сообразив, что только что сказала. – Так ты у нас выходит еще и революционерка? – Шнеппер открыто улыбался, а в глазах плясали озорные искорки. – А что, пойдешь докладывать? Или прямо тут арестуешь? – вспылила Клео, однако взгляд ее оставался испуганным. Неловкость предыдущего разговора почти испарилась, когда тема зашла о заветной цели, такой близкой и такой – даже сейчас – далекой. Сказалось и нервное напряжение, копившееся последние несколько часов. Девушка привстала со стула, словно бы изъявляя готовность драться за собственную свободу и идеалы даже с подготовленным силами двух стран и, скорее всего, вооруженным стражем порядка. Все опасения вдруг показались ей незначительными, а страхи – столь ничтожными перед перспективой утонуть в рутине повседневной жизни, что... – Эй, мне незачем тебя трогать, – примирительно вскинул руки имперец, а в глазах его продолжало плескаться веселье. – Тем более у тебя тоже есть что доложить, не находишь? – Да ты что? – притворно изумилась Клео, излишне наигранно всплеснув руками.. – И кому из нас, по-твоему, поверят? Шнеппер вздохнул и чуть нахмурился, и что-то озорное исчезло из его лица. – Клянусь именем Императора, у меня нет причин предавать тебя. И хотя я понимаю твои опасения... Мне нечего предоставить тебе в качестве гарантии – думаю, это ты и сама прекрасно понимаешь. Теперь он смотрел Клео в глаза со всей серьезностью, а где-то глубине его собственных – золотистых – блестело сожаление. Девушка поймала себя на мысли, что не может насмотреться на это чистое золотой чужой души. И, мысленно одернув себя, поспешила опустить взгляд, уставившись Шнепперу куда-то поверх плеча. Можно ли верить? Но ведь уже ничего не исправить. Это была подсказка Джокера. А правильно ли она ее истолковала? Шнеппер звучит достаточно правдоподобно. Но уверена ли она в своей проницательности? «Нет». – Клео? – ее плеча почти невесомо коснулась чужая рука, заставляя дернуться от неожиданности. Кажется, она слишком сильно ушла в свои мысли. – Думаю, мне пора, – глаза Шнеппера снова были черными. – Не будешь против, если я зайду к тебе, скажем, через дня три? «Будет время все обдумать». – В библиотеку, часов в семь, – заторможено выдала Клео, припоминая свой рабочий график. Закрыв за имперцем дверь, она простояла несколько минут бессмысленно глядя на ручку и не выпуская ее из рук. Словно боялась, что дверь вот-вот распахнется и случится что-то ужасное. В конце концов Клео с тяжелым выдохом неясного облегчения сползла по стене на пол, упираясь лбом в колени. Пробирал нервный смех. «О Зонтик... – Клео запнулась об это имя, ловя себя на озвученной Джокером мысли, что странно слышать такое от человека ее взглядов. – Почему все так сложно... Я... совсем запуталась тут одна», – она подняла голову, снова натыкаясь взглядом на дверь и стараясь отогнать лезущие в голову мрачные мысли. О прошлом и о будущем. * * * Рассвет занимался неохотно. Солнце неспешно пробиралось сквозь густую завесу облаков, затянувших все небо, а воздух казался настолько влажным, что еще чуть-чуть – и он обрушится на город наводнением. Прошедшая ночью гроза забрала с собой духоту вчерашнего вечера, из-за которой Клео долго не могла уснуть – только с первыми раскатами грома она провалилась в чудной сон, полный странных силуэтов, бесконечных лестниц и рушащихся зданий, расположенных под немыслимыми углами. Городская площадь настолько приелась взгляду, что, кажется, Клео могла бы на память изобразить ее под любым углом, если бы умела рисовать. Она проходила здесь почти каждый день из года в год, но продолжала недовольно хмуриться на «величественную» – то есть абсолютно дурацкую – статую. У подножия её росли алые цветы – яркое пятно в извечном бледно-голубом утреннем тумане города. Цветы эти тоже приелись, хоть от этого не переставали мозолить глаза, выбиваясь из общей картины. Мимолетного взгляда на статую хватило, чтобы брови привычно сошлись к переносице. Джокер заворочался на задворках сознания, что-то неразборчиво хмыкая, но признаков жизни больше не подавал. Желание в раздражении высказать несносному «соседу» все, что она о нем думает, прервало запоздалое осознание. Клео резко – возможно, даже слишком резко – снова повернулась к статуе, замедляя шаг, задирая голову и еще больше хмурясь. Привычную нелепость перекрывала плотная ткань, из-под которой тонкими прутьями выглядывали строительные леса. «Джо?» – сменив гнев если не на милость, то хотя бы на удивление, позвала Клео. «Ничего я об этом не знаю, – заранее огрызнулся тот. – Тоже впервые вижу». «Да ты издеваешься! Я вообще от тебя пользы дождусь или нет?» «А, то есть вчерашнее было не в счет?» – угрожающе-ласково протянул голос в голове. Клео досадливо засопела – ехидный паразит бесспорно был прав. В конце концов, с их сделки еще не прошло и недели. Рано или поздно на что-то то он сгодится? Вчерашнее... Могло бы стать фатальной ошибкой. И все еще может, если Клео, с непростительной беспечностью потеряв бдительность, пропустила что-то важное в разговоре, в жестах, в поведении. Оставалось уповать на честность Джокера – ему вроде бы незачем было ей вредить, но за время их «сотрудничества» паразит успел проявить свой пакостный характер едкими замечаниями и расплывчатыми подсказками. Не такого Клео ожидала от кого-то... сверхестественного. А ожидала ли вообще? Их сделка была случайностью для нее и плодом кропотливого труда для него. Джокер вытащил ее за пределы мира и явно был в восторге от успеха. Он обещал ей безопасность и помощь в достижении ее целей в обмен на «тело», отвечал на практически все вопросы, касающиеся сделки, которые она решалась задать, терпеливо и непринужденно разъяснял суть их договора и причины, по которым ни одна из сторон не сможет безнаказанно его нарушить. Ему нужно было «тело», которое сам себе он добыть не мог, а потому нуждался в посреднике, добровольно пустившим бы его в свой разум и проделавшим все необходимое. Джокер уверял, что ей лишь нужно будет прийти в указанное им место и «позволить забрать часть твоей энергии, – о, не волнуйся, в худшем случае ты ощутишь упадок сил на несколько дней, ничего смертельного!» Клео не смогла бы сказать, что именно она чувствовала в тот момент. Надежду? Страх? Азарт? Их сделку скрепила карта. Едва светящаяся, чисто белая с одной стороны и с черным наброском шута на другой. Клео обнаружила ее после странного сна у себя в руках, как обнаружила и голос в голове. Во время разговора со Шнеппером девушка то и дело невесомо касалась рукой тончайшего пояса под одеждой – вложенная в этот импровизированный карман карта позволяла Джокеру оставаться в ее сознании постоянно, уходить и приходить незаметно. Несколько раз она почти решалась рассказать и об этом в странном порыве слепой искренности, но каждый раз одергивала себя – принцип «будь что будет» никогда не внушал доверия, тем более не стоило прибегать к нему тогда. Она и так слишком много рассказала, растеряла все недоверие, едва убедившись, что перед ней действительно имперец. Но почему она не подумала о том, что только поэтому он тоже не может быть ее врагом? Шнеппер не казался настроенным враждебно, даже наоборот. Вот только Клео давно обнаружила и приняла тот факт, что распознавать чужие чувства и эмоции могла с трудом. Это, безусловно, зачастую было проблемой – хранить не одну тайну, не понимая, кому можно доверять, а кому нет, будучи не в состоянии отличить фальшивое от искреннего. Единственным разумным решением было и остается не доверять никому. Никому и ничего, как бы не хотелось. Руководствуясь этим правилом, Клео относительно спокойно прожила в Зонтопии уже десять лет, но почему-то вчера все рухнуло. Клео снова и снова возвращалось к вопросу о том, что же такого было в Шнеппере, что она выложила ему все? Почти все. Но даже это «почти» может разрушить ее жизнь. Он особенно искусно обвел ее вокруг пальца? Подкупил искренностью? Просто появился в удачный момент, когда стена отчуждения и без того шла трещинами? Из раздумий девушку выдернуло тихое «ой», и, едва не падая сама, она кое-как подхватила под локоть врезавшегося в нее человека. Широко распахнутые глаза недоуменно уставились на Клео, которой потребовалось несколько секунд на то, чтобы прийти в себя. Девушка поспешила убрать крепко сжимавшую чужой локоть руку, скрывая смущение за раздраженно поджатыми губами. – Прошу прощения, – пробормотал парень, опускаясь на корточки и спешно подбирая рассыпавшиеся по тротуару бумаги. Его брови сошлись скорбным домиком, а на лице читался сложный мыслительный процесс по оценке нанесенного влагой ущерба. Это оказался уже относительно знакомый девушке «хвостик», и под ребрами закололо неприятное и навязчивое ощущение преследования. Клео не нашлась со словами, но все-таки проронила что-то неразборчиво-извиняющееся. Она опустилась рядом, одной рукой придерживая подол длинного платья, а второй помогая «Хвостику». Мельком бросающиеся в глаза слова и даты говорили о том, что парень нес копии каких-то старых отчетов и указов. В библиотеке был целый закрытый отдел этого добра – вход туда был возможен только при наличии соответствующего допуска. Такой выдавали государственным служащим, доверенным лицам и юристам разных категорий. Что ж, кажется, пока никаких противоречий с увиденной вчера в библиотеке встречей. Не то что бы это было важно, но Клео старалась подмечать все, что так или иначе касается властей – в особенности то, что не вписывалось в рамки привычного. И хоть в большинстве случаев это было бесполезно и почти сразу забывалось, некоторые наблюдения оказывались ценными для Искателей. И почти никакие – для самой Клео. – Вы не знаете случайно, – откашлявшись, нарушил неловкое молчание Хвостик, уже поднимаясь на ноги и прижимая к себе папки, – во сколько открывается библиотека? Видя недоумение Клео, он сделал попытку пояснить свой, в общем-то, вполне нормальный вопрос, но не успел. – В девять, – девушка отдала собранные бумаги, и словно бы невзначай добавила: – Только она в другой стороне. – Я знаю, я только что там был и... – окончание фразы можно было только угадать – юноша стыдливо понизил голос, опуская глаза. – Если у вас еще не поменялись планы, то вы можете вернуться, – делано равнодушно пожимая плечами, предложила Клео. – Я работаю там, а лишние десять минут роли не сыграют. Сердце отчего-то забилось быстрее, словно от того, примет юноша ее предложение или нет, что-то действительно зависело. На чуть неуверенный кивок Хвостика Клео с некоторым облегчением выдохнула, только сейчас с удивлением понимая, что он сам нервничал куда больше. Осознание этого помогло расслабиться. Девушка улыбнулась дружелюбно и почти искренне. Уже на краю площади Клео еще раз обернулась на статую, пытаясь заметить хоть что-то сто́ящее, но нет – никаких обозначений ни рядом, ни на ткани. Ее любопытство не укрылось от спутника, и Хвостик тоже притормозил, но смотрел на девушку – внимательно и выжидающе, чуть прищурив яркие голубые глаза. – Давно уже пора было ее убрать, – как бы невзначай прокомментировал он с непонятной досадой, когда Клео нагнала его в несколько быстрых шагов. Девушка заинтересованно нахмурилась, ожидая продолжения, но юноша, кажется, не собирался развивать озвученную мысль, внимательно изучая мостовую под ногами. Зато наконец оживился Джокер. Очень не вовремя. «Ты успела себе еще одного ухажера подцепить?» – раздалось в голове насмешливое фырканье. «Ничего подобного» – мигом огрызнулась девушка, хмуря тонкие брови. «...да еще какого...» – присвистнул Джокер, игнорируя возражения, и этот «звук» отдался короткой режущей болью в висках. Да такой сильной, что Клео пошатнулась и прикрыла глаза, плотно сжимая губы чтобы не издать ни звука. Хвостик кинул на нее обеспокоенный взгляд, но не проронил ни слова, лишь странно посерьезнел и нахмурился. Джокер, на удивление, тоже затих, хотя до этого не обращал на подобную реакцию чужого тела никакого внимания. – Вы... знаете что со статуей? – как можно более непринужденно поинтересовалась Клео, прикладывая руку к виску и стараясь не обращать внимания на фантомные отголоски боли. – Я... Да, – замялся Хвостик, – догадываюсь. – Можете рассказать? – стараясь не выглядеть подозрительно заинтересованной, попросила Клео и покосилась на спутника. – Ну... вероятнее всего... ее реконструируют по новому проекту, – явно тщательно подбирая слова, отозвался юноша. – Я слышал об этом в замке. До самой библиотеки никто из них больше не решился нарушить неловкую тишину. Уже там к привычно устроившейся за столом Клео подошел все это время топтавшийся где-то в углу Хвостик. На вопросительно поднятый взгляд он протянул допуск и попросил – именно попросил, а не потребовал – открыть отдел с архивом документов. В этот раз девушка обратила внимание и на имя на допуске: Кабассет. Ведя юношу по неприметному коридору ко входу в архив, Клео то и дело косилась на него через плечо, по привычке стараясь сохранить в памяти как можно больше приметных черт. Вот только во внешности Кабассета не было ничего примечательного. Настолько, что это уже начинало пугать. Единственное, за что можно было уцепиться – аккуратный хвост на затылке. Не особо распространенная прическа среди и без того немногочисленных длинноволосых мужчин Зонтопии. За исключением этого Кабассет казался собирательным образом, ненастоящим человеком, похожим на всех разом. «Забавно» – подал голос Джокер, стоило только закрыться двери в архив. «Что опять забавно... – устало спросила Клео, нисколько не рассчитывая на внятный ответ. – Почему ты в этот раз пропал?» «Захотел, – отмахнулся тот от вопроса и неожиданно пояснил комментарий: – А забавно то, что он сказал тебе о статуе». «Хвостик?» – уточнила Клео, используя успевшую прижиться кличку. Смех снова отдался тупой болью в висках. «Как будто ты сегодня разговаривала с кем-то еще». «И что в этом такого? – нахмурилась Клео, прислоняясь к стене в паре шагах от конца коридора. Возвращаться до конца разговора не хотелось, тем более что формально до открытия библиотеки оставалось еще несколько минут. – Даже если он служащий замка... Не все же там в конце-концов фанатики?..» «Не все, но в некоторых конкретных случаях это...», – не окончив фразу, Джокер многозначительно хмыкнул, и на этом его желание рассказывать что-то вразумительное, очевидно, иссякло. Расспрашивать его Клео не хотелось, так что, отлипнув от стенки, она вернулась за свой стол, извлекая стопку бумаг, которые надо было проверить и заполнить. Напарница еще не пришла, посетителей тоже не наблюдалось, и можно было с головой уйти в себя, не сильно зацикливаясь на однообразной механической работе. Что все-таки не так с Кабассетом? Хотелось верить, что Джокер не стал бы просто так реагировать на него подобным образом. Хотя Клео все чаще начинала думать о том, что хаотичность Джокера не поддавалась совершенно никакой логике. Такой образ противоречил всем представлениям о том, каким может быть могущественное существо. Хотя такое ли оно могущественное, раз нуждается в помощи простой смертной и вынуждено помогать ей? Джокер, если Клео правильно поняла и не слишком многое додумала, был того же «карточного» происхождения, что и Восемь правителей. И в таком случае вся эта канитель с «сосудом» и сделкой казалось просто глупой – если в чем и сходились Имперское и Зонтийское учения, так это в том, что Восемь правителей сами создали страны и первых жителей. Почему Джокера не было с ними? Одинакова ли природа его сил и сил остальных? Почему единожды использовав силы, Восемь правителей больше практически не применяют их на благо народа? При первой встрече Джокер ясно дал понять, что на вопросы, не касающиеся сделки или Зонтопии, отвечать не намерен. Поэтому приходилось додумывать самой исходя из имеющейся информации, коей тоже было немного. Почти не было. Но это только побуждало воображение в свободное время строить самые бредовые теории, похуже даже тех, что выдвигали некоторые Искатели. Вот только для нее это было развлечением, а для них – «делом жизни». Мог ли Шнеппер знать что-то, о чем не хотел говорить Джокер? Вполне возможно, он все-таки имперец. И если Клео использовала только те обрывки знания, которые получила до четырнадцати лет, но Шнеппер работал непосредственно на Императора. Такие люди знали больше, гораздо больше и так не пребывающих в неведении простых граждан. Получится ли узнать от Шнеппера что-то? От мыслей о нем грудь словно что-то сдавило. Обида? Страх? Они договорились встретиться послезавтра, и от этого почему-то становилось не по себе. Все могло пойти не так в любой момент. Клео в очередной раз проклинала себя за минутную слабость, доверие к совершенно незнакомому человеку и откровенность. С головой уйдя в привычную бумажную волокиту, она поднялась из-за стола только когда взошедшее солнце начало слепить глаза, проникая в здание через узкие окна под высоким потолком. Более общительная напарница по негласному договору брала на себя всех посетителей, сваливая на Клео работу с бумагами. Их обеих это более чем устраивало, и, откровенно говоря, смены именно с этой девушкой были для Клео самыми спокойными. На глаза бросилась оставленная на одном из первых стендов книга, и Клео раздраженно вздохнула. Решив самостоятельно вернуть томик на законное место, а заодно и размяться, девушка мельком пробежалась глазами по названию. Уже глядя в сторону шкафов, она вдруг поймала себя на том, что совершенно не запомнила только прочитанного. Помотав головой и усилием заставив себя сосредоточиться, она снова поднесла книгу к глазам и застыла, не веря собственным глазам. «Ради чего ты живешь?» С трудом заставив себя оторвать взгляд от треклятого названия, Клео с облегчением выдохнула. Очередная бестолковая книжонка о смысле жизни, выпущенная только потому, что именно такие темы в Зонтопии поощрялись и активно распространялись. Однако уже снова сидя за столом и задумчиво изучая узор на одой из колонн, девушка пыталась найти ответ на этот словно поставленный самой судьбой вопрос. Ради чего она живет? А, самое главное, ради чего она борется? Ей казалось, что ответ на него она давно себе дала, вот только сейчас пришло пугающее осознание: нет, не было этого ответа. Были неясные мечты о будущем, в котором все будет хорошо, были сиюминутные заботы и тупиковые цели, но все это никак не складывалось в одно большую картину. Ради чего все-таки все это?