Самое страшное преступление на "Амбиции"

      Допрашивали не только Гавела, – собрали людей из трёх разных бригад, всех тех, кто уловил сигнал от пропавших или поломанных контейнеров, но ничего не нашёл.       Гавел последними словами клял себя за то, что испугался в самом начале, и пытался успокоиться перед тем, как его вызовут.       – А что случилось? Спиздили что-то? – спросил Максим.       Бригадир махнул рукой и отозвался:       – Да нет. Стоило этого ожидать, конечно. Шерстить будут до тех пор, пока не высрешь потерянное. – Бригадир посмотрел на Гавела – он выдержал взгляд – потом на остальных и спросил: – Или всё-таки спиздили?! Только попробуй сейчас пошутить, Макс!       Максим покачал головой. Улыбаться не стал и выглядел серьёзно, так как хорошо знал, что в охране работают люди, начисто лишённые чувства юмора, и на него в этот миг эти самые люди могут смотреть.       Начали запускать в комнату допроса. Долго допрос не продолжался, хотя Гавела не покидало ощущение, что даже если охранников нет поблизости, за ними всё равно наблюдали с помощью камер. Казалось бы, надо вести себя естественно, но как себя должен вести человек, подозреваемый в краже, Гавел не знал. Зато Гавел знал, что всё произошло из жадности, чёрт, как обычно, попутал.       – Гавел Мацкевич!       Сердце пропустило удар. Захотелось смахнуть пот со лба, но, как назло, под рукой не нашлось носового платка.       Худощавый высокий мужчина в очках пригласил Гавела сесть за стол. Ещё в комнате с зеркальными стёклами был амбал, который привалился к стене, перекрестив руки на груди. Он стоял за спиной Гавела и жёг тому взглядом затылок. Гавел пытался не дрожать, но не мог сказать, получилось хотя бы скрыть дрожь или нет.       – Представьтесь, пожалуйста, – начал худощавый.       Его холодные глаза за линзами очков показались Гавелу похожими на рентгеновский аппарат. Взгляд совсем не тяжёлый, но он как будто проходил насквозь, не задерживаясь. Бесчувственный и мёртвый.       – Гавел Мацкевич, пустотный ремонтник пятого разряда.       – Давно на "Амбиции"?       – Четыре… нет, пять лет!       – В чём заключается ваша работа?       – Ну… – Гавел собрался с мыслями. – Я работаю в космосе. Всё внешнее оборудование на мне… на таких, как я. Иногда приходится что-то снимать, а потом уже ремонтировать, но это… мелочёвка всякая. Чаще мы просто демонтируем неисправные узлы, а потом передаём на верфи или кузни.       – Чем конкретно вы сегодня занимались?       Гавел отвечал и с каждым произнесённым словом всё больше убеждался, что выйти сухим из воды получится. Главное – не спешить и отвечать уверенно.       Голос не дрожал. Получалось складно до тех пор, пока не вмешался амбал:       – Говорят, ты здорово струхнул, когда встретил наших коллег. Разве честному трудяге есть чего бояться?       Амбал встал рядом со своим худощавым товарищем.       Гавел попытался улыбнуться, губы задрожали, он пролепетал:       – Ну… это… эти… ребята… меня напугали.       – Чем?       – Я… я не разглядел форму. Думал… э-э-э… ограбить хотят.       – А ты сам никого никогда не грабил? Не воровал? – Амбал ухмыльнулся и подмигнул Гавелу.       – Нет! – Сердце работало как мотор.       Мотор механизма, за которым давно никто не следил и вообще забыл о его существовании. Кое-как, с лязгом, искрами и дымом.       Слово взял худощавый:       – Спасибо, Гавел. Подождите пока в коридоре. Мы вызовем вас через некоторое время ещё раз.       На негнущихся ногах Гавел вышел вон. Голова кружилась, и хотелось опереться на стену, но Гавел понимал, что так выдаст себя окончательно и бесповоротно.       – Мацкевич, что такой бледный? – спросил бригадир. – С тобой всё в порядке?       Гавел выдавил улыбку, отмахнулся и сказал:       – Да, блядь, навалились парой и мозги мне выебали! А я ведь честный человек!       – Это их работа.       – Угу.       Гавел увидел, как Вацлав направился в туалет, и, недолго думая, занял его место на скамье. Он посмотрел себе под ноги.       Нет, он совершенно не годился на роль вора. Это только кажется, что взять чужое просто, но когда начинаются вопросы, то выдержать их хладнокровно могут далеко не все. Никакая карточная игра, даже за столом с отъявленными шулерами, не подготовит к такому.       И всё-таки отступать было поздно. Гавел отлично понимал, что последует за признанием.       Никто не поймёт. Никто не простит.       Гавел проглотил холодную слюну и приготовился к следующему раунду.       На этот раз худощавый дал Гавелу ручку с бумагой и сказал:       – Я немного нарушил процедуру, – хотя худощавый выглядел кем угодно, но только не таким человеком, который мог что-то нарушить, – прошу записать всё то, о чём мы уже спрашивали. Как вас зовут, стаж, род деятельности, чем сегодня занимались.       – Х-хорошо. – Гавел несколько раз сжал и расслабил кулаки под столом, а потом, едва дыша, взял листок и приступил к письму.       Получилось без дрожи, почерк не пострадал. Гавел восстановил дыхание и как-то даже отвлёкся от мрачных мыслей. Он передал писанину худощавому, но тот даже читать не стал, а протянул в ответ ещё один листок. Охранник улыбнулся, и от улыбки этой повеяло могильным холодом. Он сказал:       – Напишите ещё раз. И не волнуйтесь. Это стандартная процедура.       – И сколько раз мне придётся писать одно и то же?       – Столько, сколько потребуется.       Промелькнула мысль, что они всё знают и над ним просто потешаются, но Гавел смахнул пот со лба рукавом и продолжил. Как ни в чём не бывало не получилось, поэтому Гавел продолжил хоть как-нибудь. Он сосредоточился на том, чтобы поверить в данные показания и забыть обо всём остальном. Главное – не спешить и…       – Ты знал, что Вацлав Дворжак – торчок? – спросил амбал.       – Что?! Нет! Нет, не знал.       Вместо букв получились какие-то каракули. Гавел отложил ручку.       – А сам ширяешься?       – Нет!       Амбал всё никак не успокаивался:       – Мужики говорят, что тебя часто видели в компании с ним.       – Ну да! Я, может быть, и выпивал с ним, но я не наркоман! Я – честный человек!       – Причём тут наркомания и честность?       – Я… – слова застыли на языке.       Гавел прочистил горло и сказал:       – В смысле, не честный, а чистый. – Он через силу, но растянул лицо в улыбке. – Не ширяюсь, таблетки никакие не пью.       – Нечестный?       Хотелось подняться и дать следователю по лицу… если бы он не был таким огромным.       И как будто его одного мало, но…       – Мы знаем, где вы храните краденное, – произнёс худощавый и окончательно выбил почву из-под ног Гавела.       – Я… я…       – Тебе лучше бы признаться, долбоёб. – Амбал навис над плечом, одним словом за другим вбивал Гавела в метафорическую землю. – Думаешь, самый хитрый?! Думаешь, никто не видел?! Мелкий! Вороватый! Хуй! – Амбал ещё и по столу кулаком ударил.       Воздуха перестало хватать, и Гавел перестал сражаться.       Искушённый лжец просто-напросто возмутился бы подобному напору, отрицал бы всё и вся, но Гавел таким не был. Он был обыкновенным воришкой, которых отлавливали довольно часто, несмотря на все грозные предупреждения и показательные казни.       Гавел тоже не избежал печальной участи.       К тому мигу он уже выплакал все слёзы. Приближающаяся смерть больше не казалась чем-то ужасным. Скорее, неизбежным.       С одной стороны, Гавел даже надеялся на смерть, мечтал о том, чтобы начать сначала в ином месте, в иное время. Мечтал о том миге, когда сможет не думать о бренном, а только о вечном: дружбе, любви, вере. В следующей жизни Гавел точно станет лучшим человеком, чем сейчас.       Ну а пока…       Шлюз с отходами раскрылся, и Гавел отправился в последнее плавание.       Да, он любил космос, но теперь был обречён падать в эту бездну целую вечность… вместе с разорванными в клочья друкари.       Ирония или даже злой сарказм судьбы больше не согревал.