The Family Business/Семейное дело

      Натаниэль Веснински — или Нил Джостен, согласно поддельным документам, которые достал для него Эндрю, — доставлял больше хлопот, чем того стоил.       Эндрю повторял про себя эту мантру, проходя через кабинет к месту, где его ждал Нил, ссутулившийся на диване с фальшивой беззаботностью, словно гласящей: «Я сижу так по собственной воле, а не потому, что потерял слишком много крови, чтобы держаться в вертикальном положении». Он вздрогнул, когда Эндрю приблизился к нему, но затих, когда тот взял его за подбородок большим и указательным пальцами, поворачивая лицо Нила из стороны в сторону, осматривая повреждения. Прикосновение Эндрю словно растопило что-то жесткое и ледяное в сердце Нила, и он заметно смягчился, будто успокоившись под защитной хваткой Эндрю.       Нил не выказал ни страха, ни злости, которые можно было бы ожидать от человека, которого Эндрю вытащил в бессознательном состоянии из машины, полной пуль и трупов, всего несколько часов назад. Похищение было неуклюже спланировано и неуклюже исполнено; выследить сверкающий черный Лексус, мчавшийся на север из города и, скорее всего, направлявшийся к удобной свалке в пустыне, было делом нехитрым. Разбив такую красивую машину, Эндрю сожалел о ней больше, чем о любом убийстве.       В кювете, куда она скатилась, машина затихла, хотя на заднем стекле зиял кровавый отпечаток руки. Убедившись, что Нил жив и практически невредим, Эндрю спокойно расправился с двумя из трех похитителей, быстро перерезав им горло ножом. Кровь растекалась по пальцам, но слабые судороги и подергивания нападавших, истекающих кровью на кожаной обивке, в конечном итоге не приносили ему удовлетворения. Эндрю не привык ничего чувствовать после убийства, но адреналин от погони, смешанный с темной яростью, вызванной осознанием того, что они покусились на его собственность, не давал ему покоя, словно нестерпимый зуд.       Оставить в живых третьего похитителя оказалось более… затруднительной задачей, чем ожидал Эндрю. Вид крови, сочащейся из крестообразных прорезей, вырезанных на коже Нила, вызвал в сознании Эндрю что-то необузданное, что-то, что стремилось выплеснуться наружу и вытеснить аккуратные костюмы, изысканные вкусы и холодную, спокойную эффективность его методов. Эндрю не хотел смерти этого человека, он хотел его изничтожить. Это был опасный путь, с которого нет возврата, но от напряжения, с которым он тащил Нила к Мазерати, у него тряслись руки. Кровь с сидений можно будет стереть достаточно легко, хотя Эндрю будет с точностью помнить расположение и форму пятен до дня своей смерти.       И, вернувшись в свой безопасный кабинет, Эндрю во второй раз за эту ночь ощутил кровь Нила на своих руках. Он убрал руку с его подбородка, прежде чем запекшиеся пятна успели слипнуться, и потер указательный и большой пальцы друг о друга. Знакомое тепло крови впиталось в его мозоли, когда он размышлял о степени ущерба.       — Не хочешь пояснить, почему за тобой охотятся Морияма?       Нил усмехнулся. Его лицо снова стало расплываться. — Полагаю, им не нравится, как я выгляжу.       — Очевидно, — согласился Эндрю, — но неверно. Ты ведь знаешь, что лучше не лгать мне, Абрам. — Звучания его имени было достаточно, чтобы Нил невольно улыбнулся. Это была улыбка его отца, и Эндрю больше всего на свете ненавидел то тепло, которым она обжигала его нутро.       — Как ты меня нашел? — спросил Нил, будто искренне полагая, что Эндрю так легко отвлечь. Эндрю потакал ему только затем, чтобы дать Нилу мнимое чувство превосходства, которое иногда развлекало его и отбивало всякое желание добиваться настоящей победы.       Эндрю наклонился, уперся коленом в диванные подушки и просунул руку под лацкан пиджака Нила. Нил не отводил взгляда, пока пальцы Эндрю пробирались по его груди. Он почувствовал тепло, проникающее сквозь тонкую ткань рубашки, но не стал отвлекаться от своей миссии. Он нащупал миниатюрный диск, вшитый в подкладку пиджака, и выдернул его, не обращая внимания на разодранные швы и строчки.       Он протянул прибор Нилу. Его можно было принять за пуговицу, если не знать, что искать. — Если бы ты умел держать телефон при себе, в этом не было бы необходимости.       — А я-то думал, что ты купил мне этот костюм дабы побаловать. — Нил скрестил ноги и едва заметно дернулся от боли, которую, должно быть, причинило это движение. — Или потому, что решил, что я буду в нем хорошо выглядеть.       — То, что ты стал пригодным для появления со мной на людях, было приятным бонусом. — Эндрю бросил маячок на колени Нила. — Держи свой телефон при себе.       — Зачем напрягаться? Трекер себя отлично зарекомендовал.       — Трекер не может написать мне ответ, — фыркнул Эндрю. — А теперь вернемся к этому. — Он провел пальцем по одной из тонких борозд, идущих по скуле Нила, — Ответы я получу от тебя или человека, прикованного внизу?       Брови Нила дернулись — настолько близко к удивлению, насколько это было возможно на его лице. — Ты взял одного живьем.       — Я предполагал, что мой второй пленник не будет так любезен поделиться информацией.       Нил рванулся вперед с резвостью, которой не позволяли ему события этой ночи, и втиснулся вплотную к Эндрю. — Я не твой пленник.       — Верно. — Эндрю и глазом не моргнул, когда лицо Нила заслонило поле зрения. Его глаза были такого же электрического синего цвета, как в день их знакомства, и вздымали волоски на руках Эндрю с силой статического разряда. — Ты можешь выйти из этих дверей сию же секунду и никогда не оглядываться назад. Люди твоего отца разорвут тебя на куски, а я буду спокойно наслаждаться своим виски.       — Не искушай меня.       — Почему нет? Мы оба знаем, что ты этого не сделаешь.       Нил моргнул. — Морияма считают, что я должен был перейти к ним после смерти отца. Видимо, я довольно ценный актив.       Эндрю хмыкнул. — Значит, я меньшее из двух зол?       Нил фыркнул. — Ты слишком высокого мнения о себе. Я жил со злом. Ты стараешься создать видимость, но на самом деле тебе это неинтересно. Ты живешь так, не потому что тебе это нравится. Тебе вообще ничего не нравится, кроме дорогих костюмов и быстрых машин.       Два из трех — не так уж плохо, но Эндрю не хотел этого признавать. Предположения Нила открыли путь куда интереснее.       — А почему ты сам это делаешь, Нил? На ангела ты не тянешь.       Эндрю просунул два пальца под подол рукава Нила, чтобы проверить, что ножи, которые он ему одолжил, по-прежнему надежно спрятаны в повязках. Пальцы скользнули по теплому металлу и стали влажными. Теперь Эндрю сомневался, что это кровь Нила.       — Их надо чистить, прежде чем убирать.       — Я торопился, — пробормотал Нил.       — Больше никаких уклонений. Ты исчерпал свой сегодняшний лимит уклончивости.       Эндрю достал из кармана носовой платок и вытер кровь с рук. Он протянул его Нилу, и тот вяло протер им челюсть.       — Ты убиваешь, потому что должен? Чтобы сохранить видимость? Или потому, что, как и твоему отцу, тебе нравится смотреть, как человек истекает кровью от твоего клинка?       Нил вздрогнул. Тишина тяжело повисла в воздухе, когда он протянул Эндрю носовой платок. Эндрю закатил глаза и, удерживая голову Нила на месте, вытер полоски засохшей крови, которые тот пропустил. Нил следил за движением его рук, пытаясь увязать эти бережные движения с человеком, стоящим перед ним. Он наклонил голову в сторону, давая Эндрю доступ к уязвимой нижней части челюсти, и Эндрю почувствовал, как напряглись мышцы горла Нила, когда он сглотнул.       — Я не знаю, — тихо ответил Нил. — Я не хочу быть похожим на него, но я чувствую… я чувствую в себе что-то от отца. Его характер. — Он снова сглотнул. — Тот прихвостень сказал, что когда он закончит со мной, то вернется сюда и сделает с тобой еще худшее, если я не перестану сопротивляться. Я хотел… Не знаю, чего именно мне хотелось, но я хотел это сделать. — Нил перевел взгляд на Эндрю, тяжелый и нечитаемый. — Я не потеряю тебя.       Всего четыре простых слова, но Нил и представить себе не мог, какой эффект они произвели. Эндрю стиснул челюсти, сменив выражение на привычное безразличие, прежде чем Нил успел понять, что это не так. Эндрю защищал Нила, как они и договаривались. Меньше всего ему нужно было, чтобы его болван-беглец начинал питать иллюзии героизма.       — А хочешь? — От этого вопроса Нил наморщил лоб, поэтому он уточнил. — Хочешь узнать, что ты хотел с ним сделать?       Глаза Нила застыли на губах Эндрю, словно Эндрю предлагал ему вечную жизнь, а может, и вечное проклятие. — Да.       Эндрю повел Нила за собой, и они спустились в помещение, которое Эндрю в частном порядке называл своей мастерской. Это была небольшая комната с изолированными стенами, отдельная от основного дома, которую легко было принять за гараж, что и было указано в разрешении на строительство. Эндрю не часто брал работу к себе домой, предпочитая расправляться с врагами как можно аккуратнее и быстрее, но иногда обстоятельства требовали чуть больше времени на работу с инструментами, которые не так-то просто доставить на место преступления и обратно. Именно сюда Эндрю приводил жертв, владеющих информацией, с которой им было бы нелегко расстаться. До сегодняшнего дня Нил ни разу не заходил в мастерскую.       Это был не тот человек, каким Эндрю считал его вначале. Ни вторым, ни третьим, ни даже четвертым. Смотреть на Нила было все равно, что смотреть в лабиринт зеркал, в котором невозможно различить, какие образы являются отражениями и искажениями, а какие — реальным человеком, скрытым в этом лабиринте. Их первая встреча была стремительным броском в отражающее стекло, в результате которого Эндрю отделался синяками, дезориентацией, но жаждой драки. Сначала Нил был обходительным наследником состояния своего отца, начинающим мини-мясником. Затем он стал покрытой шрамами жертвой отцовского насилия, попавшей в ловушку и отчаянно ищущей выхода. Потом он выхватил нож и прижал его к горлу Эндрю со всей легкостью дыхания, и отражение снова замерцало и исказилось. Эндрю взялся за Нила в тщетной надежде, что дойдет до конца лабиринта или утратит к нему интерес, но ни того, ни другого пока не произошло. Нет, чем больше Эндрю узнавал, тем интереснее становился Нил, и хотя он по-прежнему оставался таким же опасным, как и в день их знакомства, теперь это происходило по совершенно другим причинам.       Сегодня вечером, подозревал Эндрю, им предстоит разбить еще один слой стекла.       Он ввел двадцатизначный код в клавиатуру — Нил закатил глаза — и включил свет, после чего захлопнул за ними дверь, проверив, не раздался ли привычный лязг многочисленных запорных механизмов.       У большинства людей в сфере деятельности Эндрю были охранники, помощники, миньоны — как бы их ни называли. Лично Эндрю считал, что проблема с наемной силой заключается в том, что ее просто нанимают. То, что могло заставить охранника работать на Эндрю, с такой же легкостью могло заставить его работать на кого-то другого. Если Эндрю хотят обмануть, он предпочел бы, чтобы это сделала его собственная кровь, каким бы расширенным ни было определение его крови. В мастерской, несмотря на пленника и помимо него, никого не было.       Мужчина находился там, где его оставил Эндрю, чего и следовало ожидать, учитывая множество удерживающих его там привязей. Эндрю и не рассчитывал узнать от него что-нибудь интересное, но существовал небольшой шанс, что Нил не имеет ни малейшего представления о том, почему за ним охотятся Мориямы, и тогда оставшийся в живых похититель мог бы помочь восполнить пробелы. К несчастью для человека, чье имя Эндрю так и не узнал, он уже изжил себя.       Нил не проявил особого интереса к их пленнику. Он дотронулся до одного из разделочных ножей, висевших на стене, и вздрогнул, когда тот звякнул о соседние лезвия.       — Покажи мне его лицо, — тихо сказал Нил. Эндрю послушно согласился, поочередно стягивая кляп и повязку с глаз на шею мужчины. Тот прищурился от яркого света, на лбу выступили капельки пота, несмотря на прохладу в комнате.       — У меня есть информация, — прохрипел он. — Ценная информация.       — Неважно. — Эндрю провел рукой по наручникам, проверяя, насколько они прочны и не испорчены. — Нил?       — Да, — сказал Нил, и Эндрю отступил назад, увидев топор, зажатый в его руке.       Как бы Эндрю ни презирал других представителей выбранной им профессии, неопровержимым фактом было то, что у Эндрю есть свой тип. Нил, вооруженный до зубов, будто мог представлять еще большую опасность, чем уже представлял, с острой улыбкой, острым оружием и острым языком, был как раз типом Эндрю. Эндрю не был уверен, что именно хочет сделать Нил, и стоит ли пускать в ход топор, но он знал, что тот хочет чего-то.       Нил Джостен, несомненно, доставлял больше хлопот, чем того стоил.       — Эй. — Нил присел перед пленником. — Помнишь меня?       Мужчина тупо кивнул.       — Мне никогда не нравились топоры. — Нил перебрасывал его из руки в руку, как дубинку. — Правда, это фишка моего отца. Знаешь, он грозился покалечить меня одним из них? Однажды он чуть не перерезал мне лодыжки. Подумал, что будет меньше проблем, если я не смогу бегать. — Нил направил острый конец в голову мужчины. — Не могу сказать, что я понял, чем привлекательно это оружие. Тупое, неточное, громоздкое. Но в этом-то и был смысл, не так ли?       Голова мужчины дергалась в прерывистых движениях, как будто он не мог решить — кивать ему или качать головой.       Нил прижал край к тому месту, где у него самого было рассечено лицо. По щеке мужчины потекла красная струйка, которая затем капнула на рубашку. Пятно расцвело на белой ткани, как миниатюрная огнестрельная рана. Мужчина задрожал.       Нил резко поднял топор, осмотрел тонкий красный блеск на лезвии и отбросил его в сторону. Он выпрямился, чтобы встретить взгляд Эндрю.       — Это все, что я хотел сделать.       — Все вне твоей системы?       Нил тонко улыбнулся. — Похоже, в конце концов, я не мой отец.       Эндрю провел большим пальцем по заживающему порезу на щеке Нила. — Я убью его. Сейчас.       Неровный вздох вырвался из легких Нила, и он кивнул. Он как-то по-особенному смотрел на Эндрю, когда тот работал: взгляд был пристальным, зрачки расширены, словно действия Эндрю были поэзией, написанной только для него. Принципы отстраненности Эндрю никогда не были так близки к разрушению, как когда Нил смотрел на него так.       Когда они ехали домой — Нил на заднем сиденье, а похититель в багажнике, — Эндрю мысленно разыгрывал этот момент. Он сжимал руль до побеления костяшек, чтобы унять бесконечную дрожь в пальцах, которые нетерпеливо дергались к ножам, спрятанным в складках костюма. Предвкушение резало по венам с эффективностью расплавленного железа, горячее и яростное, и становилось все сильнее с каждым взглядом Эндрю на фигуру Нила в зеркале заднего вида. В бессознательном состоянии тот свернулся калачиком, волосы были взъерошены и торчали во все стороны сразу, темные ресницы выделялись на фоне медной кожи. Черты его лица разгладились во сне, брови лишились привычной озабоченности, и, если бы не кровь, стекавшая по щекам, Эндрю мог бы сказать, что выглядит он гораздо моложе.       До этой ночи Эндрю не верил, что в нем есть хоть одна по-настоящему жестокая мстительная жилка. Он не причинял боль ради боли; он причинял ее как предупреждение, сдерживание, заявление, подтверждение своего места в мире и тех последствий, которые постигнут любого, кто захочет его оттуда вычеркнуть. Эндрю оставил свое послание Мориямам в Лексусе, заполненном мертвецами, но желал большего. Он хотел рвать, рубить, кромсать, пока не останется ничего. Он хотел отрезать один за другим все пальцы, осмелившиеся прикоснуться к Нилу, и пробираться все глубже, пока от выжившего похитителя не останется ничего, что не поместилось бы в спичечный коробок.       То, что Нил заставлял Эндрю хотеть делать эти вещи — то, что Нил вообще заставлял Эндрю хотеть, — вызывало в нем страх, который Эндрю долгое время считал мертвым и ушедшим, погребенным под годами предательства, боли и потерь. Желание было такой же странной болью, какой он ее помнил, тем более, когда перед ним стоял объект и подстрекатель этого желания и смотрел на него так, словно Эндрю мог на его глазах разрубить на куски тысячу человек, не дрогнув.       Эндрю хотел уничтожить этого человека, но еще больше он хотел Нила. Он обещал Нилу свою защиту, и он не сможет защитить Нила, если тот станет таким человеком, о котором они оба предпочли бы забыть. Человеком, которому доставляло удовольствие терять контроль над собой.       Эндрю убил этого человека. Он умер быстро, тихо, незаметно. Он этого не заслуживал — с такими, как он, такого не бывает, — но он был обязан Нилу.       После этого Эндрю смыл кровь с рук и замер, наблюдая, как Нил подушечкой указательного пальца стирает каплю с его ключицы. Нил воспользовался соприкосновением и развернул Эндрю лицом к себе, чтобы застегнуть пуговицы его рубашки. В хаосе потери и обретения Нила Эндрю не мог точно сказать, когда именно они разошлись. Костяшки пальцев Нила коснулись шеи Эндрю, и Эндрю подавил дрожь, вспомнив тот день, когда он прижал нож к этому же месту.       — Я могу помочь прибраться, — пробормотал Нил, бросив косой взгляд на беспорядок позади них. Эндрю закатил глаза, потянув Нила за лацкан. Это был тот же самый костюм, в котором его привезли, и это было заметно: потертый, помятый, с несколькими оборванными нитками и засохшими пятнами крови. Эндрю успел бы повесить новый костюм в гардеробе Нила еще до рассвета, хотя Нил, конечно, не оценил бы этого.       Эндрю смахнул со лба Нила выбившийся локон, закатив глаза. — Прибери лучше себя. Ты полный бардак.       Нил бросил на него неприязненный взгляд, но последовал указанию. Эндрю не сразу последовал за ним в главную часть дома, на ходу проверяя свою одежду на наличие красных пятен, зная, что не найдет их. Ночной воздух был прохладным после душной, затхлой мастерской, в которой теперь витали густые запахи чистящих средств. В комнате Нила горел свет, и Эндрю прищурился, заметив характерное шевеление занавесок, говорившее, что его ждали.       Эндрю не торопился, держа сигарету меж губ, пока дым не заглушил стойкий запах антисептика. По покалыванию на затылке он понял, что за ним все еще наблюдают, но осознание того, что это Нил, вызвало в желудке Эндрю что-то теплое и приятное, что-то щемящее. Эндрю был очень разборчив в том, какое внимание он принимает, а какое нет, и обнаружил, что безликая слежка Нила — это то, что ему, в сущности, нравится. Он затянулся сигаретой и передернул плечами, оглядываясь на дом, сохраняя свободную и расслабленную позу, словно возвращался с вечерней прогулки, а не с места преступления.       Он ждал, прислушиваясь к тихому щебету и шелесту сада вокруг. Наконец оранжевый свет из окна Нила померк, и Эндрю вошел внутрь.       После убийства он, как всегда, принял самую долгую и горячую ванну, какую только мог выдержать. Бросив в ванну на когтистых ножках горсть соли и масла для ванн, он не обратил внимания на противоречивые запахи. Он не испытывал особой необходимости смывать с себя грязь с места убийства, но делал это из вежливости по отношению к тем, кто мог встретиться ему в ближайшем будущем и не привык к запаху засохшей крови. Когда кожа стала ярко-розовой и мягкой от солей, он вылез из ванны, разбрызгивая воду, облачился в серый шелковый халат и вернулся в свою комнату.       На кровати его ждал Нил. Это не входило в привычный распорядок дня Эндрю, как бы он ни мечтал об обратном. Лицо Нила было свежевымыто, а пиджак его почти что выглядел прилично. Три верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, и Эндрю с усилием заставил себя не зацепиться взглядом за обнаженные ключицы Нила. Эндрю не любил, когда люди сидели на его кровати, находились в его спальне или вели себя неожиданно. Нил проделывал все из перечисленного, но его это почему-то не беспокоило.       — Это дорогое японское белье. Не испачкай его кровью, — сказал Эндрю. Раны Нила были обработаны и заклеены, но в случае с беглецом следовало проявлять осторожность. Эндрю не удивится, если Нил отыскал кого-то между их комнатами и довел до убийства. Он был одаренным человеком.       Нил погладил простыни. — Они даже не мягкие.       — Что тебе нужно, Нил?       — Здесь пахнет гибискусом. И лимоном. И лавандой?       — Мы уже обсудили квоту уклонений на этот вечер.       Нил вздохнул. — Я просто не понимаю, почему я здесь.       Эндрю закатил глаза. — Судьба, предназначение, конь, какая разница?       — Я имею в виду, почему ты привел меня сюда. Почему ты защищаешь меня. Было бы гораздо проще убить меня. Это твое занятие, и ты в нем хорош. Чем я особенный?       — Это не может подождать до утра?       Одна бровь Нила поползла вверх. — Теперь ты уклоняешься.       Эндрю тяжело выдохнул. — Ты сказал, что я не получаю удовольствия ни от чего, кроме дорогих костюмов и быстрых машин. Ты ошибся.       Нил сморщил нос. — Очевидно, еще тебе нравятся чрезмерно душистые ванны.       — Сосредоточься, Нил.       — Тяжеловато думать, когда от тебя пахнет так, будто ты только что ограбил цветочную лавку. — Нил был слишком занят своими жалобами, чтобы заметить приближение Эндрю. Эндрю опустился перед ним на колени, упершись руками в покрывало по обе стороны. Нил моргнул.       — Ты интересный, — просто сказал Эндрю.       — Интересный? Ты серьезно?       Эндрю пожал плечами. — Не часто я… заинтересован.       — Заинтересован, — повторил Нил, и вдруг его глаза расширились. — Оу.       Эндрю щелкнул пальцами перед его лицом, возвращая внимание. — Так вот. Если хочешь, можешь прямо сейчас выйти за дверь и вернуться к своим планам на вечер. Твое место под моей защитой не изменится.       Нил, вопреки ожиданиям Эндрю, не посмотрел в сторону двери. — Или?       — Или ты останешься здесь, и я отсосу тебе. — Эндрю никогда не любил цветастых фраз.       — Оу, — повторил Нил. Его взгляд метнулся по Эндрю, словно он сам был отражением в зеркальном лабиринте, а не Нилом, и только что был снесен еще один слой стекла. — Я тебе нравлюсь.       Эндрю уставился на него самым презрительным взглядом, на который только был способен.       — Это потому, что… — Нил сделал неопределенный жест в сторону, — я сын мясника?       — Нет, — ответил Эндрю. — Это потому, что ты не такой.       В чертах лица Нила появилось новое понимание. Он наклонился вперед, и их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Эндрю почувствовал запах лосьона Нила, не тех дорогих марок, которые предпочитал сам, но все равно притягательный.       — Поцелуй меня, — прошептал Нил, и Эндрю с удовольствием подчинился. Он зарылся руками в простыни по обе стороны от ног Нила и целовал его до тех пор, пока губы не онемели, а дыхание не перехватило. Нил ахнул, а Эндрю отстранился и нахмурился, заметив, что тонкий шрам, пересекающий верхнюю губу Нила, снова открылся.       — Мне не нужна медицинская помощь, — передразнил Эндрю. — Я в порядке.       — В порядке, — настаивал Нил. Он провел языком по губам, и Эндрю пришлось отвести взгляд. — Это просто царапина. Даже не болит.       — О ножевом в прошлом месяце ты сказал то же самое.       — Разве ты не можешь понять, когда я лгу? — невинно спросил Нил.       — Прекрати болтать.       — Заставь меня.       Эндрю был осторожен, медный привкус губ Нила разжигал давно заброшенные уголки его сознания, но Нил с таким рвением впился в его уста, что вскоре Эндрю поддался грубому натиску. Нил, всегда такой осторожный там, где это было действительно важно, впился руками в простыни, чудом не разорвав их, и передал Эндрю контроль.       Забравшись на кровать, Эндрю толкнул Нила на спину и, прежде чем просунуть руку под подол его рубашки, убедился в согласии. Нил шумно задышал, но когда ладонь Эндрю провела по его грудной клетке, напрягся, и из его груди вырвался отрывистый звук. Нехороший звук.       — Нил, — осторожно позвал Эндрю. — Ты сказал, что повреждения только на лице.       — Так и есть. Я в порядке.       В ответ Эндрю слегка надавил ему на грудь. У Нила перехватило дыхание, лицо исказилось. — Очень похоже на то.       — Ладно. Хорошо, думаю, я сломал ребро. Заживет.       — Есть что-то, о чем еще я должен знать?       — Нет. Да. Нет. — Нил поморщился. — Может, два ребра.       — И ты не подумал упомянуть об этом, потому что…?       — Ты был расстроен.       Эндрю сузил глаза. Опасный вихрь эмоций забурлил в его груди. — Я?       — Да, — ответил Нил. Он сказал это с такой легкостью, словно не знал, как его слова подействовали на Эндрю, смотрел на него открыто, прямо и заботливо, и на мгновение Эндрю не выдержал.       Он хотел сказать: «Я ненавижу тебя», но вместо этого: — Защищать меня — не твоя забота. Это я должен защищать тебя. И не лги мне больше.       — Разве не может быть и того, и другого? — Нил провел глазами по телу Эндрю, пальцы дернулись, но все же вцепились в простыню. — Я не стеклянный, Эндрю. Я сын мясника. Я умею драться. Позволь мне сражаться за тебя.       Эндрю подавил желание выругаться. Он провел большим пальцем по щеке Нила, по потрескавшейся коже нижней губы. — При одном условии, — сказал он наконец. — Больше никакой лжи.       — Договорились, — согласился Нил, так легко, слишком легко, и все же Эндрю не мог ему не поверить.       Он провел руками по его волосам и снова поцеловал его, грубо и голодно, и только после отчаянного стона, вырвавшегося из груди Нила, отстранился.       — Сейчас мы поедем в отделение скорой помощи, тебе сделают рентген, и я не услышу ни одного писка по этому поводу. — Эндрю наклонился, прижавшись поцелуем к точке его пульса.       — А потом?       — А потом, — задумчиво произнес Эндрю, проводя губами по коже Нила, — думаю, увидим, куда уведет нас ночь.       Нил улыбнулся. Это не была улыбка его отца, больше нет. Нил присвоил ее себе.