Mon ciel, mon soleil, ma lune

      Следующий день, кажется, должен пройти достаточно тихо и спокойно: никаких особо важных событий, вроде бы, не намечается, что даёт возможность просто привести в порядок мысли и продумать дальнейшие действия.       Где-то ближе к полудню, правда, Ванитас заявляет, что они должны встретиться с Данте — мол, тот прислал весточку о том, что у него есть для них какая-то новая информация. Местом встречи назначается парк неподалёку от отеля, что позволяет им также совместить приятное с полезным и прогуляться на свежем воздухе в тени деревьев.       Погода, к слову, стоит прекрасная, как и всегда; солнце ярко светит высоко в небе, бликами переливаясь в листве. И радость отчего-то переполняет сердце, стоит только оглянуться вокруг. Заниматься делом, правда, в такой красоте совершенно не хочется. Дойдя до той лавочки, где они и должны встретиться, Ной тут же откидывается на её спинку, лениво обведя взглядом окружающую обстановку. Позволяет себе расслабиться — с Данте всё равно будет говорить главным образом Ванитас, а ему нужно лишь следить за ходом этой беседы.       — Доброго дня, — Дампир, наконец, подходит к ним, садясь рядом.       — Доброго, — кидает Ванитас. — Полагаю, мы уже могли бы пропустить все эти дежурные фразы, следующие обычно за этим, но я всё-таки спрошу. Как жизнь?       — Ничего так, живу, — усмехается Данте. — А у вас?       — Чуть не умерли, пытаясь пробраться в особняк, — рассказывает человек. — Но в итоге всё оказалось даже лучше, чем можно было предположить. Август Рутвен на нашей стороне, мы многое узнали и, похоже, ввязались во всё это, так что просто добыть информацию и распрощаться уже не получится.       — Надеюсь, меня ты во всё это не впутаешь, — Данте говорит это с таким нечитаемым выражением лица, что Архивист не может понять, шутит он или серьёзен. — Не забывай, я даже стреляю-то через раз мимо.       — А если я хорошо заплачу?.. — А вот Ванитас, кажется, принимает это исключительно за шутку. — Ну ладно, давай к сути дела. Что ты узнал-то?       — Ну, это долгая история, — начинает дамп. — Постараюсь изложить всё как можно яснее, потому что я и сам не всё в ней понимаю. Итак, в Жеводанском лесу, далеко за пределами города, есть ныне почти что пустынный замок, некогда принадлежавший семье маркиза д’Апше. Сейчас в этом месте живёт только Хлоя д’Апше — во время Вавилонской трагедии она стала вампиром и с тех пор обрела бессмертие. Помимо неё в замке есть, разве что, один вампир-прислужник да ещё одно существо — материализовавшееся проклятие. Странно, не так ли? По словам очевидцев, это проклятие чем-то напоминает Королеву вампиров и, судя по всему, является её частью. Вряд ли они могли ошибиться, так как когда-то это существо также видели в замке. Не уверен, что всё это правдиво, но есть неплохие шансы того, что истинная сила Королевы кроется как раз в этом проклятии. Как-то так.       Ной и Ванитас удивлённо переглядываются. Оба понимают, что в свете слов Августа о неожиданной слабости Королевы и его просьбы разузнать о ней всё это может иметь смысл.       — Благодарю за информацию, — отвечает Ванитас. — Расплачусь с тобой чуть позже.       — Уж надеюсь на это.       — Кстати, если вдруг ты знаешь… Как добраться до замка этой Хлои?       — Ну, как мне кажется, единственный способ — через Жеводанский лес, что, в общем-то, вполне логично, — предполагает Данте. — Правда, в этом лесу, говорят, случается всякая чертовщина. Например, там существует временной разлом, а ещё обитает некий Жеводанский зверь. Да и Хлоя-то далеко не сама невинность: её называют Серебряной ведьмой, и, говорят, незваным гостям она вовсе не рада.       Серебряная ведьма. Теперь-то Ной вспоминает. О ней как-то говорил Бесформенный; утверждал, что пытался с ней встретиться, но в процессе случайно напал на того самого Зверя, ввиду чего эта Хлоя выставила его и сказала, что впредь не поверит никому с фамилией деСад. А ещё она наверняка ведь знает многое, в частности — то, что у Бесформенного есть приёмный сын… Что ж, похоже, на сей раз настаёт его очередь прикрываться чужим именем.       — Мы пойдём на это, — уверенно заявляет Ванитас.       — Правда? — с сомнением вопрошает Данте. — Ну…  Удачи вам. Я бы в такое не сунулся, но дело ваше.       — Спасибо, что так сильно веришь в наш успех, — с сарказмом кидает тогда тот.       — Да ладно, просто это немного… Невозможно?       — Для того, у кого есть цель, возможно всё, — утверждает Ванитас.       А Ной опять задумывается: что же это за цель такая? Дело ведь явно не только в желании Ванитаса разобраться в этой истории до конца, чтобы победить Королеву и всех её приспешников. Истинные причины такой его решимости лежат глубже, намного глубже этого. Вот только выяснить оные не получается до сих пор.       …Попрощавшись с Данте, они покидают парк; идут по улице в напряжённом молчании, которое Ванитас вскоре нарушает:       — Завтра выдвинемся в Жеводань. Пообщаемся с Ведьмой.       — Ты так спокойно говоришь об этом, — усмехается Ной.       — Я ведь знаю, что буду не один, — объясняет тот. — И не то чтобы мне хотелось признавать твою силу, но с тобой я могу не бояться.       Сердце Архивиста пропускает удар, когда он слышит это. В отличие от предыдущих раз, в этот Ванитас, пусть и неохотно, но всё-таки заявляет, что чувствует себя в безопасности рядом с ним. И Ной вдруг понимает, что эти слова для него сейчас важнее всего: всего, что происходит, всего, что происходило, и всего, что ещё произойдёт. Точно именно они придают ему силу двигаться дальше, но при этом лишь они имеют значение. Более того: лишь Ванитас имеет значение. Ной пытается противиться этой мысли, такой неуместной и, возможно, излишне циничной по отношению ко многим, но не может, потому как Ванитас уже стал для него всем. Вот так, постепенно, незаметно, этот человек в итоге занял все его мысли, все его чувства. И сейчас Ной совершенно некстати вспоминает вдруг о том, что, теоретически, они с большой долей вероятности могут быть соулмейтами. Эту мысль он воспринимает уже куда спокойнее. Она даже кажется ему совершенно правильной, точно не может быть ошибки. Ведь именно это он чувствует, находясь в непосредственной близости от Ванитаса: что всё уже было предрешено, что они предназначены друг другу и никому больше. И, услышав от того столь воодушевляющие слова, Ной лишь ещё раз убеждается, что в самом деле готов на всё, лишь бы блеск в сияющих подобно сапфирам глазах никогда не угасал, а сам Ванитас никогда больше не испытывал боли и страдания.       — Хэээй, здравствуйте, — Голос внезапно появившегося рядом Роланда вдруг выводит его из раздумий. — Раз уж мы встретились, не желаете ли составить нам с Оливером компанию? Мы как раз направляемся в одну церковь неподалёку, хотим полюбоваться архитектурой, да и вообще развеяться. Как вам идея?       «Церковь… Чёрт возьми, такого я и предположить не мог», — взволнованно думает Ной. Хочет уже начать всячески отнекиваться от сего предложения, судорожно пытаясь придумать, как сделать это, не раскрывая своей вампирской сущности, но Ванитас не даёт ему сказать и слова, заявляя:       — Хорошо, мы принимаем ваше приглашение.       Архивист кидает на него полный недоумения взор. И чего это он?.. То с таким недоверием относится к ним даже при обыденном общении, то соглашается на это реально подозрительное предприятие. Даже если они и вправду приглашают их по доброте душевной, ему, вампиру в церкви точно станет плохо — в таких местах они в лучшем случае слабеют, а в худшем — и вовсе теряют сознание, поскольку сама по себе церковь была создана для борьбы с ними, и даже сам воздух там для них ядовит. Впрочем, по весьма красноречивому ответному взгляду человека Ной понимает, что тот и без его напоминаний прекрасно осведомлён обо всех опасностях такой «прогулки». Кто бы сомневался. Ванитас ведь отнюдь не глуп, это он уже не раз доказывал своими действиями. Вот только почему же тогда?..       — Отлично, — улыбается тем временем Роланд. — В таком случае… Пойдём?       Ванитас, кивнув, следует за ним, и Ною ничего не остаётся, кроме как последовать его примеру.       — Надеюсь, ты осознаёшь, что в церкви я мало что смогу сделать, если это ловушка, — всё же говорит ему Архивист, намеренно немного отстав от двух людей, идущих впереди.       — Не волнуйся, раз уж я сам в это ввязался, то, если что, защищу тебя, — отзывается тот. — Но, поверь мне, так надо.       — Я не за себя боюсь главным образом, а за тебя! — заявляет на то Ной. — Но… Если ты так уверен…       — Да, уверен.       — Не буду спорить и просто доверюсь тебе, — соглашается Архивист. — В конце концов, не зря же я сказал, что пойду за тобой куда угодно? — в ответ на это Ванитас лишь довольно усмехается.       По пути Роланд, как всегда, болтает без умолку: пересказывает всю историю этой церкви и её особенности, даже какие-то совершенно бесполезные подробности вроде точных дат и конкретных имён. Из всего этого рассказа Ной выцепляет для себя несколько основных фактов: построили это здание ещё пять веков назад, существует оно, как и все прочие, в качестве места, куда люди приходят помолиться, и одного из штабов церковников. То, с какой наивностью Роланд вещает им об истинных целях церкви, основной из которых является истребление вампиров, всё ещё даёт Ною повод думать, что Люмье и не догадывается о том, кому именно он это говорит.       Оливер тоже ведёт себя так же, как и обычно: угрюмо молчит, лишь изредка вставляя краткие замечания. Ной в очередной раз недоумевает, каким образом Роланд смог полюбить этого человека. Хотя… Быть может, в том и дело, что не он сам выбрал его, что сама судьба столкнула их и заставила проникнуться друг к другу чувствами? Может, так это всегда и происходит? Задумываясь об их отношениях, Ной невольно переносит их опыт на себя и Ванитаса, пытаясь представить, настолько ли невозможной кажется любовь уже между ними.       — Мы уже почти пришли! — восклицает вдруг Роланд. И вправду, здание церкви уже показывается в поле зрения: огороженное забором, высокое, с белыми стенами и тёмными куполами, верхушки которых венчают кресты.       А Архивист только сейчас осознаёт, что пути назад уже нет, как нет и никакой уверенности в том, что именно ждёт их там, за церковными стенами, и не окажутся ли их хорошие знакомые не такими хорошими, за каких себя выдают. «Но, с другой стороны, знай они, что я вампир, они бы никогда не предложили такое, потому как, теоретически, я должен был отказаться — и отказался бы, если бы не Ванитас, — рассужает он. — Это, надо сказать, обнадёживает».       Доходят до калитки. Одна только близость этого места заставляет Ноя паниковать, но он буквально вынуждает себя успокоиться. «Выбора уже нет», — напоминает себе. К тому же, вся та история, а которую их уже угораздило впутаться, и без того достаточно рискованна, так что терять, в общем-то, нечего. Да и Ванитасу Ной предпочитает верить, даже если на то, кажется, в данном случае и нет особых оснований. Если за кем-то Ной и последовал бы даже в Ад, если ради кого-то и поставил бы на кон всё, то, несомненно, это был бы именно этот человек. Точно само сердце велит Архивисту доверять Ванитасу — а с волей своего сердца, со своими чувствами тот спорить не привык. Возможно, именно поэтому он так часто в последнее время ввязывается в неприятности, о чём, несмотря ни на что, ни на секунду не жалеет.       И вот они уже идут по территории церкви, по тонкой усыпанной камнями тропинке ко входу в само здание. Всё ближе и ближе — ощущается как приближение чего-то неизбежного.       Заходят.       В нос тут же ударяет запах ладана — наверное, для людей он даже показался бы приятным, но у Ноя, естественно, вызывает лишь отвращение, едва не доходящее до тошноты.       Одновременно с этим Роланд, до этого рассказывавший очередную связанную с этим местом историю, замолкает; проходит вперёд, в просторный зал, в то время как Оливер запирает дверь на замок. Пожалуй, именно в этот момент Архивист окончательно убеждается в том, что его подозрения не были беспочвенными.       Напряжённая тишина устанавливается в помещении; Роланд, выйдя в его центр, взмахивает вдруг рукой, будто бы подавая кому-то знак — и тяжёлые ставни опускаются на все окна, полностью отрезая пути к отступлению.       Тошнотворный ладан в воздухе ощущается всё более резко и невыносимо. Ною уже приходится предпринимать определённые усилия, чтобы заставить своё тело двигаться в таких условиях. И всё же он подходит ближе к Ванитасу, пытаясь предположить, с какой именно стороны они начнут атаковать — а именно это, судя по всему, и должно произойти в ближайшее время.       — Ванитас, — медленно и громко произносит Роланд. — Я сразу всё понял, стоило тебе только сказать, что ты Водолей. Он родился в феврале, выглядел точно так же и впоследствии назвался тем же именем. Слишком много совпадений, не так ли?..       Пока что он всё ещё стоит на месте, не предпринимая никаких попыток напасть, хотя Ной и понимает — это ненадолго. Наверняка они тянут время, чтобы дождаться, пока церковь достаточно сильно повлияет на него.       — Не волнуйся, тебе я вреда не причиню, — продолжает Люмье. — Я лишь хочу спасти твою душу. А вот коварный вампир, посмевший использовать тебя в своих целях, поплатится за то сполна!       Архивист выдыхает с облегчением, даже невзирая на то, что угрожают именно ему. «Как бы то ни было, — думает, — я рад, что хотя бы Ванитас относительно вне опасности».       — Люмье, — вдруг усмехается тот. — Ну и фамилию ты себе присвоил, конечно. «Свет». Прямо под стать твоим фанатичным убеждениям, Роланд Фортис, паладин Яшмы. Я тоже тебя не забыл, кстати.       Только сейчас Ной улавливает ещё одну нестыковку во всём происходящем: паладин — это в любом случае служитель церкви, коих по правилам не должны были пропускать в тот отель, в котором им посчастливилось встретиться. Что ж, видимо, эта система не так совершенна, как кажется, — стоит церковнику переодеться в обычную одежду и оставить все святые предметы, как его пропускают без лишних вопросов. Ну, или же у этих двоих была с руководством какая-то договорённость — такое, к сожалению, тоже вполне себе вероятно.       И раз уж Ванитас знает этого человека, то его недоверие по отношению к нему совершенно точно имело свои причины. Вот только почему даже так он не стал, к примеру, представляться чужим именем или называть другой знак зодиака вместо своего, если по этим двум признакам его, по сути, и вычислили? Или, быть может, он сам хотел этого? Но зачем?       — Почему ты сбежал от нас? Почему предпочёл нам этих тварей — вампиров?.. — возмущённо вопрошает Роланд. — Неужели… Неужели ты позволил себе отречься от бога, выбрав тех, кто порочит этот мир одним лишь своим существованием?..       — Потому что только там, вдали от этого пристанища безумцев, я почувствовал себя живым. Я нашёл для себя цель, обрёл хоть какой-то смысл жизни, — заявляет на то Ванитас. — Ты ведь прекрасно знаешь, что останься я здесь, я до сих пор был бы его марионеткой.       «Интересно, о ком это он?..» — задумывается Ной.       — Единственная наша цель — служить во благо людям, уничтожая отвратительных сосущих кровь чудовищ! — возражает Роланд. — Но не волнуйся. Даже если ты оступился, даже если сбился с пути, отказался от нашей веры, бог всегда готов простить тебя и принять обратно! Покайся же в своих грехах! Покайся, и дорога к свету вновь будет открыта для тебя! Не позволяй им пользоваться твоей наивностью, как наверняка делает этот чёртов вампир, стоящий прямо сейчас рядом с тобой!       Во время того, как он говорит всё это, у Ноя вдруг на секунду — лишь на секунду — появляется странное ощущение искусственности этих слов. Будто бы этот Роланд лишь автоматически произносит какие-то заученные фразы, не концентрируясь на их значении. Или, быть может, и сам не чувствует того, о чём так пылко распинается. «Быть может, его тоже просто… Заставили поверить в это?» — предполагает Ной. Так или иначе, вряд ли это что-то меняет. По крайней мере, прямо сейчас.       Архивист уже чувствует, как силы начинают покидать его — так действует на него церковь. Будто бы понимая это, Оливер, до этого неподвижно стоявший позади, вдруг резко подаётся вперёд, будто из ниоткуда достав странного вида меч: огромный, с шипами по краям, он напоминает скорее какую-то причудливым образом закрученную пилу*.       — Я покараю тебя, безбожник, — заявляет Оливер, надвигаясь на него.       В последнюю секунду перед их неизбежным столкновением Ной всё же успевает отпрыгнуть в сторону. Даже отбиваться в этой ситуации не может — не только нечем, но и нет никаких сил.       Оливер снова настигает его — Архивист вновь чудом избегает его удара. Так происходит ещё несколько раз. Потом в дело вмешивается и Роланд: приближается к ним, точно так же достав откуда-то странное раздвигающееся двухстороннее копьё. «Да что у них за оружие такое? — недоумевает Ной, глядя на всё это. — Почему оно выглядит как плод чьей-то крайне изощрённой фантазии?..»       Так или иначе, теперь уклоняться становится ещё сложнее. И это чёртово копьё даже задевает его — не так уж сильно, не вонзаясь в его тело, а лишь прочертив своим остриём тонкую линию поперёк щеки. Это пусть и не кажется таким уж серьёзным повреждением, но на секунду заставляет его отвлечься, после чего Архивист видит лишь, как лезвие меча Оливера нависает над ним, а времени как-либо отреагировать уже не остаётся. Принимая свою участь, Ной уже и не надеется на иной исход, кроме самого печального, но за долю секунды до того кто-то резко тянет его на себя — и меч церковника лишь рассекает воздух. Архивист оборачивается — рядом стоит Ванитас, взор которого явно не предвещает ничего хорошего.       — Довольно! — восклицает он; выходя вперёд, встаёт между ним и церковниками. — Не смейте… Не смейте больше трогать его!       — Ванитас… Спасибо, — тихо кидает Ной.       — Я же говорил, что тоже не оставлю тебя, — отзывается тот.       — Просто невероятно, что ты так мил с этим чудовищем, — с прежним пафосом заявляет Роланд. — Они используют тебя, Ванитас! Они…       — И всё же я не позволю вам и пальцем тронуть этого вампира, — Взгляд Ванитаса ещё больше мрачнеет; внезапно он достаёт из складок своего плаща пистолет, который направляет на Оливера. Не раздумывая, стреляет. Тот, впрочем, успевает ускользнуть в сторону — удаётся лишь слегка задеть его плечо.       Роланд тут же нападает уже на Ванитаса; впрочем, с ним действует куда осторожнее. Явно пытается не ранить его лишний раз, а если и ранить, то не смертельно — зачем-то он им, всё же, понадобился. Это даёт Ною возможность отвлечься и ещё раз сразиться с Оливером — правда, ему снова приходится лишь уклоняться, но хотя бы задержать его получается.       Но стоит Оливеру ещё раз задеть его — Ванитас снова оборачивается к ним, держа наготове пистолет. Увлечённый сражением человек, видимо, и не замечает, что тот целится в него — на сей раз попадает. «Он ведь опять сделал это только для того, чтобы спасти меня, — отмечает про себя Архивист. — Чувствует свою вину? Или же… Правда беспокоится?»       — Отойди, — вдруг заявляет Ванитас. — Я его добью.       И вправду, звучит логично: Оливер сейчас находится совсем не в лучшем своём состоянии; едва стоит на ногах, истекая кровью, хотя, судя по всему, всё так же жаждет продолжить.       И Ной, действительно, отходит, отбиваясь уже от Роланда. Краем глаза смотрит, как Ванитас приближается к Оливеру — и ужасается, потому как впервые видит человека таким: глаза его горят ярчайшим пламенем ненависти, и, кажется, он и в самом деле готов убивать. Ванитас тем временем, воспользовавшись промедлением того, выхватывает из его рук меч — только сейчас Архивист почему-то начинает сомневаться, правильно ли делает, позволяя ему всё это. Вспоминает Роланда и Оливера вместе, то, как они говорили о своих чувствах… Понимает, что, вероятнее всего, если и было что-то правдивое в их словах, то как раз насчёт этого — им не было смысла врать, что они вместе. Значит… Если Ванитас убьёт Оливера, то Роланд будет страдать так же, как страдал бы сам Ной, если кто-нибудь посмел бы убить Ванитаса?       Подтверждением этой его мысли становится внезапное беспокойство, появившееся на лице Роланда; он уже не пытается напасть на Ноя, замерев и неотрывно следя за тем, как Ванитас медленно подходит к Оливеру, держа в руках уже его оружие. Для Архивиста, возможно, это также было бы отличным шансом добраться таки до Фортиса, но что-то его останавливает. «Любовь — вот причина, по которой он позволяет себе такую слабость», — думается ему.       — Н-не надо! Пожалуйста… — Роланд в конце концов срывается с места, подбегая ближе к ним и тщетно пытаясь оказаться между. Но Ванитас уже вплотную приближается к Оливеру, занеся над ним меч, а Фортис только и может, что смотреть на это, понимая, что даже если он сейчас ранит Ванитаса копьём, тот всё равно успеет сделать то, что вознамерился.       И за секунду Ной принимает решение: это не должно случиться. Даже если сейчас эти люди — их враги, он не хочет, чтобы эта глупая, бессмысленная вражда стала концом любви. Возможно, у них разные убеждения, разные взгляды, но ведь, по сути-то, они одинаковые. Они с Роландом — уж точно. Свято верящие в свет и добро, открытые миру, готовые сражаться за свою любовь — просто понимают под этим разные вещи. И, быть может, отчасти тот Роланд, коим он казался с момента их первой встречи до сегодняшнего дня, и является настоящим — этот человек явно не из тех, кто будет создавать о себе ложное впечатление. Не будь они по разные стороны баррикад, возможно, Роланд и сейчас вёл бы себя так же.       — Ванитас… Остановись! — выкрикивает Архивист; в два прыжка оказавшись рядом, выхватывает меч у него из рук за мгновение до того, как тот пронзил бы плоть Оливера.       Удивление и непонимание отражаются во взгляде Роланда. На какое-то время в помещении устанавливается молчание; все четверо стоят, не двигаясь, будто бы пытаясь осознать, что вообще только что произошло. Первым приходит в себя Роланд; вдруг бросает на пол копьё, подходя ближе к Ною, и никакой враждебности уже не чувствуется в нём.       — Спасибо, — говорит. — Я… Не ожидал такого от вампира.       — Для меня не было разницы, кто передо мной, вампир или человек, — честно объясняет Ной. — Я просто… Хотел верить, что в вашей любви нет места лжи. Любовь никогда не ошибается, и… Я рискнул поверить ей. Я просто… Понимал, каково это.       — Знаешь… — неуверенно произносит на то Фортис, — сейчас ты внезапно дал мне осознать одну вещь, которую я, вероятно, уже считал истиной в глубине души, но не хотел признавать: твоя природа не определяет тебя. И за это я тоже благодарен тебе… Ной Архивист. Ты стал первым вампиром, с которым я вдруг захотел подружиться.       — Что ты такое говоришь? — возмущается Оливер.       — То и говорю, — подтверждает Роланд. — Я больше не хочу сражаться с тобой, Ной. Ты доказал мне, что твои намерения, какими бы они ни были, совершенно искренни.       — Роланд! — Оливер недовольно выкрикивает его имя. — Ты… Только не говори, что ты хочешь…       — Да, — Сказав это, Фортис подходит ближе к Ною; протянув ему руку, предлагает:       — Ну что… Попробуем дружить видами?       — Попробуем, — соглашается тот.       — Ты что творишь? — Теперь уж Оливер точно отказывается верить в происходящее. — Вот придурок…       В этот момент в их разговор вдруг вклинивается Ванитас:       — Послушайте, это всё, конечно, хорошо, но, надеюсь, это также значит, что вы больше не будете меня преследовать?       — Конечно, — заверяет его Роланд.       — Но наше задание… — пытается возразить Оливер, но Фортис перебивает его:       — К чёрту задание. Я делаю лишь то, во что верю. И в конце концов, если подумать, бог должен любить всех своих созданий. Вражда между вампирами и людьми не имеет смысла. Я, наверное, давно задумывался об этом, но только сейчас смог убедиться окончательно.       «Интересно, — думает тем временем Ной. — По сути, у нас и вправду почти одинаковая позиция. Вот только он видит всё через призму веры в этого их бога».       — Ох, что же с тобой сделаешь, — Оливер лишь закатывает глаза, всем своим видом давая понять, что эту затею он не одобряет, но с упрямством Роланда спорить не хочет.       — Раз уж вы так хорошо общаетесь, — Ванитас, видимо, решает воспользоваться этим перемирием в своих интересах, — то позвольте-ка задать один вопрос: как там дела у нашего любимейшего безумца?       «Какого безумца?» — недоумевает Ной.       — Моро? — переспрашивает Фортис. Теперь-то всё встаёт на свои места. — Я не слышал ничего о нём уже пару лет, с тех пор как он оставил свою лабораторию в катакомбах, переселившись к вампирам.       Архивист опять замечает, как искажается лицо Ванитаса, стоит только Роланду упомянуть это имя. Сомнений не остаётся: что-то в его прошлом несомненно связано с этим человеком, причём это что-то наверняка было поистине ужасным. На сей раз, впрочем, тот сам берёт себя в руки, с прежней несерьёзной интонацией интересуясь:       — И зачем же он им понадобился?       — Чёрт его знает, — Роланд лишь разводит руками. — Но в последнее время перед тем, как уйти к ним, он занимался уже не Книгой Ванитаса, а проклятиями. Выяснил, что есть способ управлять ими, вроде как. Никто точно не знает, но по моему мнению он, конечно, делает это не по доброте душевной — надеется, что кто-нибудь да соизволит обратить его, дав ему вечную жизнь, как он и хочет.       — Значит, всё сходится… — задумчиво произносит Ванитас. — Что ж, спасибо за информацию.       — Да не за что, — Фортис усмехается. — После того, как мы попытались поймать тебя и убить твоего спутника… Не такая уж большая услуга.       — Я всё ещё против такого самоуправства, — предупреждает Оливер. — Мы должны были делать всё чётко по данным нам указаниям, а не поддаваться порыву. Но…       — Но ты понимаешь, что пытаться переубедить меня не имеет смысла, — заканчивает за него Роланд.       — Именно. А ещё я слишком люблю тебя, чтобы не согласиться.       Ной невольно улыбается, слыша это; в который раз убеждается, что всё сделал правильно. Их любовь слишком прекрасна, чтобы так быстро и трагично завершиться.       — Ну что ж… Мы, пожалуй, пойдём, вы же не против? — вопрошает Ванитас. Ной не может сдержать смех от осознания абсурдности этой фразы в сложившейся ситуации.       — Да, конечно, — соглашается Роланд, открывая дверь церкви. Оливер в очередной раз закатывает глаза, но попыток воспрепятствовать этому в самом деле не предпринимает.       — Удачи вам, — кидает Ной на прощание.       — Если что понадобится — обращайтесь, — заговорщически подмигнув, напоследок говорит Фортис, провожая их к выходу.       — Обязательно, уж не сомневайтесь, — насмешливо бросает в ответ Ванитас.

***

      — Ты ведь предвидел, что всё сложится именно так? — вдруг спрашивает Ной на обратном пути.       — Ну, почти, — отзывается Ванитас. — Не думал, что всё разрешится так хорошо, но в целом на подобный итог я и рассчитывал.       На какое-то время Ной замолкает. Потом, всё-таки решившись, задаёт другой вопрос:       — А кто всё-таки такой этот… Моро?       — Я не хочу сейчас об этом говорить. Пожалуйста, — Ванитас резко мрачнеет, произнеся это с неожиданной серьёзностью, и Архивисту ничего не остаётся, кроме как вновь сменить тему, продолжая разговор о чём-то совсем не столь значительном. Впрочем, от идеи раскрыть все тайны этого человека он всё ещё не отказывается. «Когда-нибудь ему придётся открыться мне… — думает. — Уверен, рано или поздно это всё же должно случиться».