Mon ciel, mon soleil, ma lune

      А за некоторое время до этого Хлоя уже входит в особняк. Как ни странно, никто на входе даже не интересуется целью её сюда прибытия. Удивляется тому, каким мрачным и безжизненным кажется это место. «Затишье перед бурей», — думает, ни на секунду не доверяя этому безмолвию.       Проходит по всем этажам, заглядывая во все помещения, но на первых трёх не находит ничего примечательного. «Неужели… Я опоздала?»       — Видите, мадемуазель, тут нет ничего необычного, — замечает Жан-Жак. — Советую вам не идти дальше. Смысла всё равно нет.       — Это всё вызывает лишь ещё больше подозрений, — отзывается та. — Никогда ещё тут не было так тихо.       — Вы правы, — вынужденно признаёт Шастель. — Но… Я просто не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности, и…       — Я уже решила, что не отступлю, — заявляет д’Апше. — Я хочу разобраться во всей этой истории, которая, кстати, кажется мне всё более странной.       Слуга ничего не отвечает; они поднимаются на следующий этаж. Хлоя вновь заглядывает то туда, то сюда в надежде найти хоть кого-то и хоть что-то понять. Оказывается вскоре в просторном зале, принадлежащим, насколько она знает, самой Королеве. Именно в этот момент дверь в задней его части вдруг открывается. Куча странных созданий высыпает вдруг оттуда, разбегаясь в разные стороны. Жан-Жак встаёт перед Хлоей, закрывая ту от летящей и на неё толпы этих… существ. Посреди всего этого хаоса д’Апше успевает заметить два знакомых лица. Гилберт и Винсент. «Что они тут делают?» — только и успевает удивиться, прежде чем Гилберт, чуть приблизившись, кричит ей:       — Мадемуазель д’Апше?.. Бегите! На верхний этаж! Там!..       Договорить не может, отвлекаясь на очередную тварь, попытавшуюся атаковать его. Каким-то образом Хлое удаётся дойти до той самой двери, откуда они все и вышли. «Мне нужно как-то попасть на этаж выше, но пока что… Нужно скрыться от этих существ», — решает она, заходя туда. К счастью, Жан-Жаку и уже материализовавшейся рядом с ней Нэнии удаётся отбиться от окруживших их созданий, и те убегают, следуя за Гилом и Винсом. Переждать здесь, пока они уведут всю эту толпу, — лучшее, наверное, решение для Хлои в сложившейся ситуации.       Но и спокойно перевести дух и обдумать всё здесь не получается: стоит д’Апше зайти туда, как в глаза ей сразу же бросается безвольно валяющийся у стола человек; из глубокой раны на его шее всё ещё хлещет кровь.       — Жан-Жак… Смотри, тут… — Хлоя не решается сделать больше и шагу от двери, в ужасе глядя на незнакомца.       — Сейчас, — без лишних эмоций отвечает Шастел. Подойдя к тому, склоняется над ним, проверяя что-то, после чего констатирует:       — Он мёртв.       — Да что тут вообще произошло?.. — не понимает д’Апше. Вопросов становится только больше. Непонятные существа, мёртвый человек, письмо от Королевы… Что всё это значит? Есть ли между этим хоть какая-то связь?       Они проводят здесь ещё пару минут, дабы убедиться, что те создания окажутся достаточно далеко. После вновь выходят, направившись наверх.       «Что же ждёт меня там?» — всё ещё гадает Хлоя, поднимаясь по кажущейся в этот момент почти что бесконечной лестнице.

***

      И ещё кое-кто почти одновременно с этим оказывается на территории особняка. Три всё ещё одетых в форму церковников человека останавливаются на входе; им стражники всё же преграждают путь. Ожидаемо.       — Людей нам пускать не велели, — говорит один из них. — Не говоря уже о том, что ваше нахождение в Альтасе, городе вампиров, в принципе недопустимо. Я сообщу в соответствующие инстанции, это будут считать нарушением перемирия, и!..       — Прошу вас, умерьте свой пыл, — пытается прийти к хоть какому-то соглашению Роланд. — В это сложно поверить, но мы хотим лишь помочь. Это важно и для вампиров, и для людей.       — С чего бы мне верить вам? — недоверчиво вопрошает тот.       — Потому что… Потому что это правда? — Аргументов у них и вправду нет, и Фортис, честно говоря, ни на что особо и не надеется, говоря это. Скорее, лишь хочет выказать свои добрые по отношению к ним намерения.       — Это бессмысленно! — восклицает стражник в ответ. Явно хочет сказать ещё что-то, но его прерывает Астольфо, который вдруг резко приближается и, прежде, чем тот успеет что-либо понять, толкает его, повалив наземь. Ещё несколько ударов — и тот теряет сознание. Второй пытается напасть в ответ, но тут же его останавливает Оливер, проделав то же самое уже с ним.       — Ну зачем же вы так?.. — как-то растерянно возмущается Роланд. — Могли бы и попытаться договориться…       — Бесполезно, — кидает Астольфо.       — Согласен, — подтверждает Оливер.

***

      А Ной и Ванитас уже оказываются на самом верхнем этаже, там, где Рутвен с остальными всё ещё пытаются отбиваться от другой части вырвавшихся на свободу творений Моро.       — Хлоя уже должна быть здесь! — говорит Архивист, задумчиво оглядываясь по сторонам.       — Но её нет, — утверждает Ванитас. — Остаётся лишь надеяться, что её не поймали по дороге.       Впрочем, долго ждать не приходится: буквально сразу же после того, как он произносит это, д’Апше как раз таки и заходит. Окидывает помещение удивлённым взглядом, прямо вопрошая:       — Могу я узнать хоть что-то о происходящем?       — Хлоя! — восклицает вдруг Королева. Прежде, чем кто-либо другой успевает хоть как-то среагировать, подбегает к ней, обнимая. — Я рада тебя видеть… Я скучала.       — В-Ваше Высочество… — неуверенно говорит та. — Простите, но я всё ещё мало что понимаю… Вы хотели всего лишь встретиться со мной, потому что соскучились? Но тогда почему тут творится такой беспредел? Почему в особняке так тихо, по его коридорам гуляют эти существа, в одной из комнат лежит труп человека, а вы все собрались здесь?! Что…       — Письмо? Какое письмо? — недоумевает Королева. — Но, что бы ни привело тебя сюда, это счастливое совпадение! Нэния… Скажи, ты же привела её с собой? — Хлоя кивает. — Отлично. Позволишь мне воспользоваться её силой?       — К-конечно, — отвечает д’Апше. — Для этого я и прибыла сюда.       Хочет уже, видимо, вновь материализовать ту, дабы начать ритуал передачи, но останавливается вдруг, завидев Августа, который приближается к ней, заявляя:       — Хлоя! Во имя всего, что связывало нас в прошлом, не делай этого! Одумайся! Ты не ведаешь, что творишь. Неужели ты… Хочешь поспособствовать тому, чтобы про́клятых использовали в качестве оружия для войны с людьми? Разве этого ты хочешь?!       В льдистых глазах Хлои читается удивление; тут же отстранившись от Её Высочества, она поворачивается к Августу.       — Объясни, — просит. Глядя на них, Ной даже издалека чувствует какой-то холод их взаимоотношений. Точно когда-то они были очень близки, но что-то заставило их отдалиться, проникнуться друг к другу неприязнью. Если подумать, это соответствует известным ему фактам. И, вероятно, Хлоя всё ещё в какой-то степени доверяет Августу: знает, на что тот способен, а на что — нет. К его словам она должна хотя бы попытаться прислушаться. Вот только зачем он говорит ей это? Разве для них же не будет лучше, если та добровольно передаст Нэнию Фаустине?       — А ведь именно этого она и добивается! — продолжает тем временем Рутвен. — И если ты отдашь ей Нэнию, то она сможет убить всех нас, дабы осуществить задуманное. И, поверь, она сделает это. Такой участи ты хочешь?       — Что? Н-нет… — отзывается д’Апше; вновь посмотрев на Королеву, спрашивает:       — Это… Это правда?       — Я всего лишь хочу защитить своих подданных, — оправдывается та. — И ты, Хлоя, можешь помочь мне в этом! Я хочу, чтобы вампирам досталась вся та власть и вся та свобода, которая и полагается нам как высшему виду!       — Чью же сторону ты примешь, Хлоя? — вопрошает Август. Всем своим видом показывает, что времени на раздумья у той не так уж много.       И Хлоя определяется. Определяется — и, чуть отдалившись от Королевы, подходит к Рутвену, произнеся:       — Твою, Август. Несмотря ни на что, твою.       — Ты уверена? — явно не предвещающим ничего хорошего тоном переспрашивает Королева.       — Абсолютно, — отзывается Хлоя. Наверное, сложно ей даётся этот выбор — оно и понятно, ведь, в конце концов, именно эта вампирша когда-то избавила её от вечного одиночества. Кажется, будто бы своей крайней решимостью д’Апше пытается убедить в своей уверенности не столько других, сколько себя.       — Тогда я вынуждена сделать то, что мне очень, очень не хотелось бы делать, — произносит Фаустина.       — И что же? — интересуется д’Апше.       — Убить тебя! — И Королева направляется к ней, вновь принимая свою ужасающе-тёмную форму.       Останавливает её Август Рутвен; мгновенно оказывается между ними, не позволяя Королеве даже близко подойти к Хлое.       — Защищаешь свою бывшую возлюбленную, Август? — почему-то усмехается та. — Забыл, как сам бросил её лишь потому, что она отказалась помогать тебе в твоих бредовых идеях?       — В тех самых идеях, которые внушили мне вы, Ваше Высочество, — отвечает ей Рутвен. — Я был не в себе и очень сожалею, что всё сложилось именно так.       Ной невольно вслушивается в этот их разговор, желая узнать ещё хоть какие-то подробности общего прошлого этих двоих. Благо, от тварей пока удаётся отбиваться и без лишнего к оным внимания — здесь места для действий куда больше, да и союзников рядом тоже немало. Это позволяет Архивисту параллельно раздумывать и обо всём услышанном, пытаясь сопоставить факты. Всё оказывается именно так, как он и предполагал: Августа и Хлою в прошлом явно связывало нечто большее, чем просто знакомство, но Королева разрушила это — возможно, даже именно для того, чтобы впоследствии использовать д’Апше для своих целей? Лишь одно остаётся совершенно непонятным во всей этой истории: почему сейчас Рутвен вдруг решил раскрыть ей всю правду? Чего он добивался этим? Впрочем, сей вопрос Ной надеется задать ему как-нибудь потом. Если, конечно, это потом вообще наступит для них обоих.       Какое-то время мало что меняется: Рутвен противостоит Королеве, а все остальные всё так же продолжают сражаться с жертвами экспериментов Моро, количество которых, кажется, так и не уменьшается даже несмотря на то, что стараниями Локи — единственного, кто действительно может этих созданий убивать, — уже многие из них встретили свой печальный конец. Ещё парочку из них успевает «освободить» Ванитас; кого-то удерживает одним лишь своим взглядом Амелия.       Но тут вдруг новые лица показываются неподалёку от лестницы. Присмотревшись, Ной понимает, откуда знает их. Роланд, Оливер и… Астольфо, серьёзно? Как этого психа вообще занесло в мир вампиров?..       А Фортис тут же подбегает, собственно, к Архивисту. Ещё издалека кричит:       — Мы пришли, чтобы помочь вам! Что мы можем сделать?..       — Ну… — Ной на секунду задумывается; оборачивается к Ванитасу, надеясь получить от того ответ. — Думаю, оружие, предназначенное для сражения с вампирами, может быть полезным против про́клятых, верно?..       — Да, — отзывается тот.       — Понял, — Роланд лишь кивает, после чего тут же направляет своё двухстороннее копьё — кажется, Дюрандаль — на одну из тварей. Оливер и Астольфо также присоединяются к нему.       Впрочем, и со стороны Королевы вскоре добавляется кое-кто: не то по счастливой случайности, не то по каким-то образом переданному ею приказу появляются здесь Беллатор, Фрэнсис и ещё некоторые члены вампирского Сената. Настроены они явно крайне агрессивно — не лучше про́клятых.       Ной сталкивается с Фрэнсисом. Этого типа знает по слухам: ввиду своей чрезмерной осторожности тот всегда носит странный металлический костюм, напоминая своим видом скорее автоматон, нежели вампира. Его даже называют иной раз «маркиз Макина» за эту его привычку; говорят, за последние несколько десятилетий он ни разу не открывал даже своё лицо на публике. Противник из него опасный — это ясно сразу. Ной, вооружённый лишь клинком и своими вампирскими способностями, прекрасно понимает, что шансов особых у него нет: Фрэнсиса практически невозможно ранить или проткнуть клыками, да и гипноз на нём наверняка использовать бесполезно, ведь даже его глаза сокрыты за затемнённым стеклом.       Но Фрэнсис уже нападает — деваться некуда. В руках у него нет никакого оружия, но тут же Ной понимает, почему, когда металлические пальцы Макины хватают его за плечо; чувствуется какой-то жар, шипение тлеющей ткани и странное жжение. Отпускает тут же, готовясь теперь ударить, — и Архивист замечает дыру на рукаве рубашки и красные пятна ожогов на своей коже.       — Чёртов ходячий чайник! — нелепо ругается, отпрыгивая назад.       Но Фрэнсис вновь приближается. Намеревается ещё раз схватить его; Ной понимает, что на сей раз едва ли ему удастся отделаться так легко. Судорожно пытается придумать хоть какой-то выход из сложившейся ситуации, но может лишь отступать, загоняя самого себя в угол. В самом буквальном смысле этого слова — уже совсем близко оказывается стена. Свою ошибку осознаёт слишком поздно. На секунду теряется, не зная, что делать дальше. Пытается ударить — бесполезно; лишь сокращает этим расстояние между ними. Заглянув ему за спину, видит, как Ванитас в очередной раз активирует силу Книги. Никто из остальных также не видит происходящего, никто не успеет прийти на помощь; ещё мгновение — и Макина придавит Архивиста всем своим весом к стене, сжигая заживо.       Но тут внезапно знакомый силуэт вырисовывается позади него. «Доминик?!» — недоумевает про себя, заметив ту, появившуюся будто бы из ниоткуда. А Доми тем временем всё так же тихо подходит ближе. В руках сжимает меч, которым, замахнувшись, рассекает вдруг сзади шею Фрэнсиса, попадая в точности в тонкую щель между частями его костюма. Голова его, забрызгав всё вокруг кровью, слетает с плеч, что вдруг заставляет Ноя вспомнить о смерти Луи. «Как… Как она, моя милая названая сестрёнка, могла сейчас сделать нечто подобное?! — удивляется Архивист. — И, кстати, что она вообще делает здесь?..»       — Доми… — только и может сказать вслух.       — Не спрашивай, — отзывается та. — Я и сама не думала, что способна на такое. Это… Лишь счастливая случайность.       И отходит в сторону, ловко отбившись от очередного создания Моро. Точно так всё и задумывалось изначально.       Немного приведя в порядок свои мысли, Ной также продолжает сражение. Понимает, что ждать его, конечно же, никто не будет, что действовать надо быстрее. Тем более, что результат уже кажется куда более очевидным: количество тварей всё же несколько уменьшается. Это даже позволяет на некоторое время перевести дух, оглядывая окружающую обстановку.       Рутвену вместе с Жан-Жаком всё ещё удаётся каким-то чудом защищать Хлою от Королевы; невзирая на то, что воссоединение Нэнии и Фаустины является частью их плана, он отчего-то медлит с этим — а может, и вовсе решает изменить всё в последний момент? Логику его действий Архивист всё ещё не может понять до конца.       Вероника, видимо, старается держаться поближе к Августу; от приближающихся к ней про́клятых отбивается веерами. При всей неприязни Ноя к Никки как к личности, одно он всё-таки признаёт: выглядит она завораживающе. Даже сейчас, в этой битве: будто бы кружится в танце на поле боя, а не сражается толком, вот только с врагами расправляется не хуже всех остальных.       Амелия тоже всё ещё использует свои способности: стоя рядом с одной из тварей, удерживает ту на месте взором. Удивительный, в самом деле, дар. Про́клятые и вправду не могут сдвинуться под этим взглядом. А сама Амелия кажется такой сдержанной и изящной, делая это, так ненавязчиво и элегантно заманивая их на верную смерть, которую тут же гарантируют находящиеся рядом церковники: кто-нибудь из них тотчас же пронзает плоть твари своим оружием.       Локи тем временем беспощадно раскидывает этих существ, которые почему-то так и толпятся вокруг него. Ни к кому другому они не стремятся приблизиться так, как к нему. В том ли всё дело, что они видят в нём «своего»? Или есть в этом ещё какая-то тайна?       Жанна и Доминик тоже держатся рядом друг с другом. Действуют крайне слаженно, точно каждая из них идеально дополняет вторую. Один раз про́клятому всё же удаётся впиться клыками в плоть Доми. Глядя на это, Архивист на секунду замирает от страха и от осознания того, что в случае чего уже не успеет ринуться той на помощь — и тут же успокаивается, видя, как это повреждение затягивается, стоит Жанне только коснуться его. «Они что, тоже родственные души?..» — догадывается Ной, находя единственное такому явлению объяснение.       И, конечно же, Ванитас. Ванитас вновь освобождает одного из них. К счастью, за всё то время, пока обстоятельства разделили их с Ноем, заставив оказаться достаточно далеко друг от друга, он, судя по всему, справлялся со своей частью работы вполне себе успешно и без особых проблем. Здесь-то он может и не торопиться, устраняя не следствие, а причину — сами проклятия. И вот о чём Ной невольно задумывается только сейчас, когда уже может хотя бы временно не беспокоиться за самого Ванитаса: неужели смерть в самом деле может быть освобождением? Когда-то Ванитас ведь точно так же подарил свободу Вампирше Голубой Луны. Неужели он не сожалеет об этом, делая в точности то же самое прямо сейчас? Понятно, что выбора у него как такового и нет. В конце концов, всем, кто находится здесь, приходится убивать во имя своих целей. Но… Что чувствует при этом Ванитас? Вспоминает ли свою лжеспасительницу? Страдает ли от необходимости вновь делать это, вновь убивать, чтобы освободить? Почему-то Архивисту кажется, что это должно быть для Ванитаса очень, очень непросто.       Ещё долгое время картина остаётся всё той же. Каждый, как может, сражается с этими тварями. У всех свои методы и свои возможности, но в общей сложности это оказывается достаточно действенно. Хотя поначалу это сражение и кажется практически бесконечным, уже через пару часов ни одного способного сопротивляться проклятого не оказывается рядом.       Тогда-то Август и отдаляется вдруг от Хлои. Будто бы случайно, будто бы попросту отвлёкся, но Ной сразу же понимает, что сделано это было намеренно. И Королева пользуется этим. Подходит к д’Апше вплотную, кладёт руку ей на плечо, заглядывает в глаза. Стоит и смотрит пару минут — наверное, гипнотизирует. После этого говорит каким-то почти ласковым тоном:       — Отдай мне её, пожалуйста. Так ведь будет лучше для всех, правда?       Хлоя глядит на неё невидящим взглядом; явно не ведая, что творит, материализует рядом Нэнию.       — Иди сюда, дорогая моя, иди, — приказывает той Королева.       И Нэния идёт; оказавшись достаточно близко, буквально соединяется с Фаустиной. Как бы поглощает её на пару секунд своими туманно-чёрными очертаниями, но тут же сливается с ней воедино. Даже внешность Королевы несколько меняется: волосы светлеют, ниспадая на плечи золотыми локонами, прямо как у самой Нэнии в человеческом обличье; следы проклятия отступают. Но разве не логичнее было бы предположить, что всё будет наоборот?.. Но, видимо, таким образом проклятие переходит полностью под её контроль, что позволяет скрыть признаки его проявления.       И она встаёт перед всеми присутствующими, насмешливо на них покосившись.       — Замрите! — велит вдруг, и Ной чувствует, что в самом деле не может и пошевелиться. — Думали, что победили меня? Думали, что с лёгкостью одолеете, как только избавитесь от всех, кто меня защищал? Как бы не так! Мои способности позволяют мне предотвратить это, как видите. Теперь вы все, все-е-е — лишь мои жалкие марионетки! Трепещите же в страхе, ведь ваши жизни теперь находятся в моих руках! А мстить я, к слову, умею восхитительно! Так-то.       Вот что действительно страшно. Это, оказывается, и есть та жуткая сила Королевы, о которой все говорили с таким ужасом. Любого вампира она может взять под контроль без гипноза и без шанса на освобождение.       — И кого бы мне убить первым? — продолжает она. — А, знаю, знаю! Локи, подойди-ка сюда.       Тот послушно выходит вперёд.       — Иди в комнату этажом ниже и приведи сюда своего дорогого младшего брата, — приказывает Королева. — А мы с вами пока подождём. Ах, как прекрасно это томительное ожидание, не так ли?       Издевается. Просто издевается. Ною кажется, что он готов взорваться от ярости, от внезапно нахлынувшей ненависти к ней, но он по-прежнему не может сдвинуться с места. Ударил бы — но не может. Убил бы — но не может. И, что хуже всего, все присутствующие тоже не могут. А вот она может всё. Единственная может сделать с ними что угодно.       Хотя подождите-ка! Есть же ещё церковники. Их, кажется, это странное заклятие не трогает. Точно услышав эту мысль Архивиста, именно в этот момент Роланд пытается приблизиться к ней — но останавливается, будто бы столкнувшись с непроницаемой стеной на своём пути.       — Нет-нет-нет, так дело не пойдёт, — возмущается Королева. — Вы и прикоснуться ко мне не сможете. Кстати, надо бы позаботиться о том, чтобы вас троих тут не было. Жанна, Вероника, Доминик, Амелия, займитесь этим.       И все они делают то, что приказано. Пытаются сопротивляться — Ной буквально видит это, читает во вспыхнувших беспомощным гневом глазах Доминик, — но бесполезно.       — За что ты нас так ненавидишь? — со слезами вопрошает Вероника.       — Ненавижу? — Королева усмехается. — Похоже, это вы что-то не так поняли. Я люблю вампиров. Люблю больше жизни. И именно ради сей любви делаю всё это.       Любит… То, как она говорит это, вызывает у Ноя лишь отвращение. Уничтожать, подчинять чью-то волю «ради любви», серьёзно? Есть ли в этом хоть капля здравого смысла? Впрочем, Ной не может отрицать, что теперь хоть в какой-то степени начинает понимать мотивацию Королевы. Она ведь в самом деле убеждена, что творит какое-то великое благо. В самом деле считает, что каждое её действие сейчас оправданно. Ну, либо притворяется, что всё обстоит именно так, но в это Ною, слишком привыкшему пытаться в каждом разглядеть что-то хорошее, верить не хочется.       Так или иначе, четыре девушки отвлекают на себя церковников, не давая оным хоть как-то воспрепятствовать происходящему. Значит, остаётся лишь Ванитас. Ной лишь надеется, что сила Королевы распространяется только на краснолунных вампиров, а ему, преемнику Вампира Голубой Луны, она нипочём. Но Ванитас тоже стоит, не двигаясь с места. Лишь парой движений, пока Королева не видит, даёт понять, что всё ещё контролирует себя. Судя по всему, лишь делает вид, что и на него ей удалось подействовать. С какой же, интересно, целью? Ной, само собой, не может спросить, ведь иначе выдаст того и нарушит все его планы. Потому решает просто довериться. Ванитас наверняка уже тщательнейшим образом продумал свои дальнейшие действия.       Возвращается Локи, ведя за собой Лукиуса. Встаёт вместе с ним прямо перед Королевой, которая тут же заставляет того замереть.       — А теперь, Локи, — говорит, — убей своего любимого младшего брата.       Тот поначалу колеблется, пытаясь каким-то образом сопротивляться её приказу.       — Помнишь, — добавляет она, — я говорила, что убью его, если ты посмеешь сбежать? Так вот, я придумала для вас обоих наказание куда хуже. Ты собственноручно и сделаешь это. Прямо сейчас.       И Локи уже не может ничего сделать. Подаётся вперёд, тянется когтистыми руками к Луке, который так и стоит, застыв, с ужасом глядя на него. Сжимает его шею мёртвой хваткой, в то время как тот отчаянно хватает ртом воздух. Ещё минута-другая такого мучения — и тело Лукиуса безвольно падает на пол. Слёзы катятся по щекам Локи; он порывается наброситься на Королеву, сделать то же самое и с ней, но, конечно же, тут же останавливается, не в силах ступить и шагу.       — Чёртова старая ведьма! — только и может бессильно кричать. — Ненавижу! Ненавижу тебя!       А Ной видит сомнения на лице Ванитаса. Кажется, тот уже почти решается разрушить все свои планы лишь ради того, чтобы спасти Луку, но в какой-то момент меняет своё мнение. Впрочем, судя по выражению его лица в момент смерти герцога Орифламма, о своём бездействии он всё же жалеет.       — Так, кто у нас следующий? — игнорируя его, спрашивает саму себя Королева. — Ах да, конечно! Жан-Жак, милый мой. Твоя задача — убить свою дражайшую госпожу.       Шастель, не сопротивляясь, выдвигается совершить задуманное. Лишь пара шагов отделяет его от д’Апше, когда вдруг Ванитас одним прыжком оказывается между ними, оттолкнув того от неё.       — Так и не остановитесь, Ваше Высочество? — вопрошает, обращаясь к Королеве. — Что ж, тогда, полагаю, я остановлю вас.       — Какая смелость, бывший человек! — насмешливо кидает та в ответ. — Тебе никогда не понять моих великих замыслов, отродье!       — Но именно я стану тем, кто уничтожит тебя! — отзывается Ванитас. Играет с огнём, так открыто выступая против неё. Это вызывает у Ноя некоторое беспокойство. Она ведь способна на всё, а Ванитас, как-никак, даже слабее обычного вампира. Если она нападёт, у него не будет шансов, а Архивист ничем не сможет ему помочь.       — Да ладно? — усмехнувшись, произносит Королева. — Что ж, похоже, так просто с тобой не разобраться. Я поступлю проще.       Проходит по помещению, подойдя вдруг к Ною. «Что происходит?» — не понимает тот. Единственная возникшая у него догадка совсем, совсем его не радует…       — Ной Архивист, — говорит тем временем Королева, взглянув ему в глаза. — Вампир со светлой душой, такой невинный и искренний, так полюбивший это отродье Голубой Луны. Ты ведь убьёшь его ради меня, правда?       — Н-нет! — вскрикивает Ной. — Я не сделаю этого! Ты не посмеешь…       — Не посмею? — повторяет та. — Ты всерьёз думаешь, что что-то может меня остановить? Если так, то вынуждена тебя огорчить: ты ошибаешься. Убей его, Ной. Давай же!       Её сила заставляет тело Архивиста сдвинуться, направившись к Ванитасу. Всеми возможными усилиями он противится этому, но нет в них никакого смысла. Он будто бы не принадлежит сам себе. Точно находится вне своего тела и только и может, что смотреть, не в силах вмешаться. «Нет, нет, нет!» — говорит самому себе, но тело не слушается, полностью подвластное Королеве.       И он подходит ближе. Руки сами собой сжимают кинжал.       — Я не дамся тебе так просто, — предупреждает Ванитас.       — Не сдавайся! — подтверждает сам Ной. — Сопротивляйся! Сражайся! Пожалуйста… Не давай мне сделать это!       И Ванитас сопротивляется; уходит от каждого удара, который Ной пытается нанести ему. Но долго это продолжаться не может. Архивист понимает, что однажды попадёт точно в цель. Убьёт того, кого любит больше всех, того, без кого уже не представляет своей жизни. Один раз ему почти удаётся; Ванитас чудом успевает увернуться. Ной замахивается ещё раз — клинок скользит по коже Ванитаса, оставляя порез и лишь волей случая не задевая его глубже. С каждым разом Королева всё лучше контролирует движения Архивиста, делая их всё точнее. И Ной осознаёт, что дальше так продолжаться не может. Что делать? Что вообще можно сделать в такой ситуации? Он пытается найти хоть какое-то решение — и оно вдруг внезапно появляется в его мыслях.       Есть только один способ. Только один.       — Убей меня, Ванитас, — просит он. — По-другому не получится. Только так ты сможешь спастись.       Ной понимает, как тяжело тому будет сделать это. Понимает, что напоминает ему этим о Вампирше Голубой Луны, что точно так же просит его сделать то, о чём он впоследствии пожалеет. Но у него нет иного варианта.       Но Ванитас медлит; подходит чуть ближе, но атаковать так и не решается.       — Давай же! — уже практически требует Ной. — Ванитас… Я люблю тебя! Я не могу позволить тебе умереть!       Не может. Именно так. Попросту не смеет так предать его после всего, что между ними было. И не хочет, не хочет такой участи этому человеку. Его небу. Его солнцу. Его луне. Тому, кто затмил для него звёзды своим сиянием. Тому, кто стал для него дороже всех, важнее всего в этом мире. Его Ванитасу.       И Ванитас почти собирается уже ударить его созданным из Книги кинжалом; уже заносит его, приготовившись, но тут же замирает, не двигаясь. Через секунду убирает кинжал обратно, произнеся:       — Я не могу. Я… Я тоже люблю тебя, Ной. Ты единственный смог вызвать вновь у меня это чувство. Лишь тебе я сумел довериться, открыть свою душу. И если нет иного выхода… Сделай то, что тебе приказано, Ной. Я не хочу сражаться с тобой. Я не могу убить тебя. Я… Сдаюсь во имя тех чувств, что испытываю к тебе.       Может ли Ной принять такой исход? Поддаться Королеве, сделать то, что она велит ему… Убить Ванитаса? Конечно же, нет. Волна отрицания вновь поднимается из глубин его души, заполняя собой всё его существо. И последним усилием своей воли, всей той решимостью, что у него осталась, Архивист разворачивает клинок в своих руках, вонзая его в своё же тело. Это даётся ему совсем не легко; Королева сопротивляется этому как может, всё больше и больше завладевая им. И всё же ему удаётся. Удаётся смертельно ранить самого себя, спасая от себя же Ванитаса.       Почти автоматически выдёргивает клинок из своего тела. Видит свою кровь, тёмно-алую, липкую, почти непрерывно вытекающую из раны. От шока почти не чувствует боли, да и не очень-то о своём состоянии сейчас беспокоится. Он должен умереть. Лишь на это он и надеется.       А в сапфирово-синих глазах Ванитаса плещется ужас и недоумение. Он будто бы оказывается верить тому, что видит.       — Нет… Нет… Ной! — восклицает после минутного ступора. В отчаянии резко приближается к нему, пытаясь понять, насколько всё безнадёжно; слёзы льются из его глаз, когда до него наконец доходит, что Архивист действительно пожертвовал собой, чтобы не убивать его. И в этом эмоциональном порыве Ванитас вдруг притягивает его к себе, сжимая в своих объятиях. Поначалу Ной, уже едва оставаясь в сознании, принимает это лишь за проявление чувств, осознавая истинные намерения Ванитаса лишь тогда, когда вдруг резко приходит в себя вместо того, чтобы окончательно провалиться в небытие.       Ванитас исцеляет его, пользуясь силой связи родственных душ.       Тот, кого он чуть было не убил, исцеляет его.       «Быть того не может…» — думает Ной. Ванитас ведь наверняка осознаёт, что вредит этим в первую очередь себе же; что под контролем Королевы Архивист вновь попытается напасть на него и вряд ли уже сможет тому воспротивиться. Осознаёт, но всё же спасает его, не давая тому умереть ради его же спасения. Иронично: тот самый человек, что так спокойно освобождал души других вампиров, не может смириться с таким же освобождением, когда дело касается его возлюбленного. Этого Ной не ожидал. И, несмотря на то, что рана на его теле затягивается, что физически ему становится куда лучше, такой исход совсем его не радует.       — Зачем ты делаешь это?.. — вопрошает он, окончательно прийдя в себя.       — Потому что, как я уже и сказал, я люблю тебя, — отвечает Ванитас, всё ещё не отпуская его.       — Спасибо, — только и может тихо поблагодарить Архивист.       Вновь чувствует на себе воздействие Королевы. Лишь на секунду позволяет себе поддаться ему, наивно полагая, что всё ещё хоть немного контролирует себя — и тут же, чуть отстранившись от Ванитаса, пронзает уже того своим клинком. А человек и не пытается увернуться, без колебаний принимая свою участь. Ной вздрагивает, осознавая, что натворил. Хочет кинуться тому на помощь, сделать то же, что сам Ванитас только что сделал ради него, но снова уже не владеет своим же телом. И словно всего этого недостаточно, Королева вдруг направляет Архивиста навстречу Ванитасу, заставляя того отступать в сторону комнаты Локи. Вскоре в этой самой комнате они и оказываются, и Ной, всё ещё невольно следуя приказу, толкает Ванитаса всё дальше, к одному-единственному огромному, во всю стену, окну.       Резкий удар — Ванитас пробивает плечом стекло, которое тут же со звоном мелкими осколками разлетается во все стороны. Отходит ещё на шаг назад, оказываясь на самом краю; вырвав из своего тела клинок, бросает его Ною.       — Он тебе ещё пригодится, — говорит, печально усмехнувшись. — И… Прощай.       Едва сказав это, отступает ещё на шаг, окончательно отрываясь от пола комнаты. Падает теперь туда, в пустоту, в темноту залитой лишь светом кровавой луны ночи.       И тут вдруг одного мгновения, одного взгляда Ною хватает, чтобы внезапные воспоминания нахлынули вдруг с невероятной ясностью.       Сон. Тот самый сон, пророчивший смерть его соулмейта, сейчас в точности повторялся наяву. Та же тьма, то же ощущение безысходности, тот же падающий в бездну человек, на теле которого зияет самим же Ноем нанесённая рана. Архивист прекрасно понимает, что в сложившейся ситуации шансов на выживание у Ванитаса и без того не очень-то много, а тут ещё и чёртово предсказание, чёртова судьба. Та самая, которую Ной как-то раз поклялся переписать.       «И я сдамся так просто?» — проносится вдруг в его мыслях. Нет, не сдастся — в этом он и не сомневается. Вновь напрягается до предела, изгоняя чёртову способность Королевы из своего тела. И сам не знает, каким образом это у него получается, но в ту же секунду он выпрыгивает вслед за Ванитасом. На лету подхватывает его, притянув к себе, — в точности так же, как тогда, во время падения с дирижабля. Параллельно с тем концентрируется на повреждении на его теле, медленно, но верно исцеляя его связью родственных душ.       Всё это происходит за считаные мгновения, которые, как кажется Ною, тянутся целую вечность. Лишь оказавшись уже на земле, он осознаёт, как быстро действовал. Судя по всему, Королева всё ещё пытается завладеть им, но теперь ему на удивление легко удаётся подавлять любые её попытки повлиять на него.       — А я уже и не надеялся, — признается Ванитас, когда тот осторожно отпускает его.       — Ты как? — вопрошает Ной. Даже и не знает, что ещё может сказать в подобных обстоятельствах.       — Твоими стараниями — почти что нормально, пусть и чуть не помер, — отзывается тот.       — Прости меня за всё это, — говорит тогда Архивист. — Я ведь столько обещал, что никогда тебя не предам, что всегда буду с тобой, а сам… Едва не убил тебя. Я…       — Постой. Не говори больше ничего, а то мы до утра тут будем выяснять отношения, — прерывает его Ванитас. Подходит ближе, встретившись с ним взглядами. К удивлению Ноя, ни разочарования, ни отвращения не чувствуется в сапфировом взоре. — Не убил ведь? Вот и хорошо. Знаешь, в глубине души я был уверен, что ты сможешь противостоять ей. Так что… Всё в порядке.       Коротко улыбается, с какой-то пронзительной искренностью вновь взглянув на Архивиста. Этим ясно даёт понять, что и вправду думает именно так.       — Пойдём, — произносит после. — Не забывай, у нас есть ещё одно незавершённое дело.

***

      Проходит меньше минуты, прежде чем они снова оказываются там же, где и началось всё это безумие — в коридоре верхнего этажа. Королева, судя по всему, так и занимается лишь тщетными попытками опять взять Архивиста под свой контроль. Их прибытия совсем не ожидает, что позволяет Ванитасу незамеченным приблизиться к ней сзади, активируя силу Книги. Слишком поздно она оборачивается, заподозрив что-то: процесс уничтожения проклятия уже начинается.       И снова всё повторяется: светящиеся синим строки, голубое свечение, всплеск созвездий… Правда, времени и усилий на сей раз Ванитасу требуется чуть больше. Нэния — проклятие особенное, сильное, единственное в своём роде, что, фактически, обладает отдельной от самой Фаустины сущностью. Естественно, что побороть её — сложнее, чем справиться с проклятием обычным, такой мощью не обладающим. Да и сам Ванитас сейчас далеко не в лучшей форме: Красная луна всё ещё действует на него, а он к тому же даже не успел толком прийти в себя после всего случившегося. Ной стоит чуть поодаль, готовый в случае чего защитить его. Молит всех несуществующих богов, чтобы всё у них получилось.       И всё действительно в конце концов получается: уже вскоре знакомая сфера света накрывает Ванитаса и Королеву.       — Проклятое имя — Нэния, «похоронная песнь»… Истинное имя — Фаустина, «счастливая»… — доносится оттуда.       Проходит ещё некоторое время — и сфера исчезает, являя миру Ванитаса и Фаустину. Не ту, что была раньше, искажённую проклятием, а её такую, какой она и должна быть по своей природе, с вечно молодым лицом и золотистыми локонами. Она лежит на полу и, судя по всему, сдвинуться с места уже не может. Когда Ной подходит чуть ближе, а Ванитас склоняется над ней, она произносит едва слышно:       — Я просто… Хотела… Лучшего… Для вампиров. Я люблю вампиров…       Слёзы выступают на её ставших травянисто-зелёными глазах, а тело начинает медленно разрушаться, распадаться на тысячи мелких частичек.       — Будьте… Счастливы, — добавляет она в последний момент перед тем, как окончательно рассыпаться в прах. И вскоре лишь горстка тёмного пепла остаётся на том месте, где была до этого она.       Какая-то печаль вдруг охватывает сердце Ноя. Несмотря на всё, что успела натворить эта женщина… Она ведь хотела как лучше, не так ли? Но единственное, что теперь могут сделать вампиры в знак благодарности, — это позаботиться о том мире, который та оставила им, не позволяя чему-то подобному произойти вновь.       — Мы смогли, — приблизившись к Ванитасу, заявляет Ной. — Мы прошли через всё это. Вместе.       — Верно, — подтверждает тот. Приподнявшись, дабы дотянуться до его лица, оставляет на губах Архивиста короткий поцелуй, после чего добавляет чуть неуверенно:       — И… Вся эта история заставила меня понять, как же сильно я люблю тебя.       — Взаимно, — отвечает Ной, приобнимая его за плечи.       За окнами уже брезжит рассвет, мельком виднеющийся им лишь через открытую дверь комнаты Локи. Затмевая собой Красное полнолуние, наступает новый день. Новый день, в который все они входят с тёплым чувством умиротворения, точно после бушевавшего всю ночь ненастья наступает благодатная тишина.       Они в самом деле смогли. И дело даже не только в Королеве. Они победили судьбу. Переписали её. Доказали, что нет в это мире ничего абсолютно предрешённого, неизбежного. Что их любовь способна изменить даже то, что кажется неотвратимым.       И что бы ни ждало их с Ванитасом дальше, Ной не сомневается, что вместе они смогут преодолеть любые невзгоды. Ведь единственное, что имеет значение, — это они сами и их любовь. Остальное… Остальное же уже вторично, непостоянно и не имеет над ними никакой власти. А если и существует всё-таки судьба — в чём Ной по-прежнему не сомневается, — то и она лишь в их руках и только им самим подвластна.       Так и заканчивается эта безумная история; она заставляла их смеяться и плакать, страдать и радоваться, обрести многих и некоторых потерять, но самое главное — именно она позволила им познать истинную любовь. Безусловную любовь родственных душ, не имеющую никаких рамок и исключений.

***

      …А окружающие их вампиры, после уничтожения проклятия ненадолго замершие без движения, постепенно начинают отходить от воздействия Королевы, удивлённо переговариваясь и оглядываясь по сторонам.       Один только Беллатор всё ещё не может принять случившееся: угрожающе надвигается на Ноя, уже собираясь ударить, но прежде, чем тот успеет среагировать, что-то маленькое и белое проносится у него под ногами, набросившись на внезапно объявившегося врага. Спустя пару секунд до Архивиста доходит, что это был Мурр; кот запрыгивает Беллатору прямо на лысину, расцарапывая лицо.       — Проклятая животина! — негодует тот, но сделать ничего не может. А Ной невольно издаёт краткий смешок, глядя на всю эту сцену. «Так ему и надо», — с несвойственным ему злорадством думает про себя.       Наконец, сенатору удаётся отцепить от себя кота, который тут же ловко прыгает на руки к Архивисту. Смущённый и дезориентированный, Беллатор, злобно усмехнувшись, бредёт куда-то в сторону двери, понимая, видимо, что нападать уже бесполезно.       — Хороший котик, — усмехается Ной, погладив Мурра.       — Очень хороший, — лицезрея всё это, насмешливо подтверждает Ванитас.