После жизни

      Эванжелин никогда не отличалась особой религиозностью. Традиционно её крестили в англиканской церкви. Где-то в доме родителей остались памятные фото крохотной Эви, завернутой в молочного цвета одеяльце. Та малышка еще не знала, что спустя двадцать один год, стоя у входа в церковь, она про себя будет произносить кощунственную речь:       «Господь, прости! Прозрей, Господь, ведь ты ослеп! Ты не на тех излил свой гнев, убил, а мог спасти. Но прежде, чем хулу произнесли уста, я воспевала тебе хвалу. Но, Бог мой, я устала. Устала взывать к тебе, ведь Ты не слышишь наших клятв. Горят окрест кресты, и мир на них распят! Мне храм теперь тюрьма, молитва - смертный крик... Теряю разум я, Господь, я еретик. Нет мне прощенья!»       Тогда она не решилась переступить порог церкви. Она представляла, как её, словно проклятую ведьму, хватают за руки, тянут волосы и гвоздями прибивают к огромному деревянному кресту. Её разум рисовал очень яркую картинку того, как посреди церкви разжигается кострище, а крест наклоняют прямо над ним. И безвольное пустое тело медленно плавится над жаром, кожа постепенно краснеет, покрывается болезненными волдырями, припекается и отпадает с тонких костей. Долгая и мучительная смерть. Заслуженная.       В тот день она наконец в полной мере почувствовала ненависть к себе.       «Господь, ты убил любовь. Ты убил дружбу. Ты запер меня в этом теле, лишив всего. Обрёк на страдания столько людей. Ты отчим, не отец.»       У неё не было сил на слезы. Да и кому нужны были эти слезы? Ничего уже нельзя было изменить. Родители Евы несколько раз пытались связаться с Эви. Спенсер говорил, что они просто хотели поговорить, разделить скорбь с человеком, который был так же близок к ней, как и они сами. Но девушка не могла говорить с ними. Она не могла смотреть им в глаза, даже находиться в одном помещении. Ненависть съедала её изнутри, будто плотоядный червь. Она выедала всё то, что осталось от прежней Эванжелин Дево, не зная пощады. И когда она насытилась, не осталось ничего.       И каждое утро девушка просыпалась только с одной мыслью. «Это моя вина.» Первое время она была настолько преисполнена ненависти, что несколько раз пыталась избавить этот мир от бремени, от себя. Первая попытка оказалась неудачной, её родители подоспели как раз вовремя. Вторая – оказалась провальной уже сначала, а виной этому оказались простые прохожие. Третья попытка была последней. В тот вечер она впервые осталась одна в своей квартире. Девушка заперлась в ванной, уверенная в своих действиях. Её пальцы сжимали холодное лезвие, готовые свершить правосудие, когда из-за двери послышался голос Спенсера.       «Ты ведь не думаешь, что сможешь провести меня, не так ли? Эванжелин, я ведь слишком хорошо тебя знаю. Понятия не имею, что творится у тебя в голове сейчас, да и не планирую пытаться узнать. Просто остановись на минуту и выслушай меня. Что бы ты сейчас не собиралась сделать, ты должна понять одну простую истину. Совершив то, что ты уже почти совершила, ты загубишь множество жизней. Да, это может прозвучать жестоко, но ты правда хочешь снова быть причиной страданий других людей?»       И это действительно было жестоко. Она каждый день напоминала себе о том, что это случилось по её вине. Хотя все окружающие её люди твердили обратное. Это чертовски раздражало. И к чему это привело? Она стоит в ванной комнате, рассматривая лезвие в руках, а где-то за дверью её лучший друг буквально каждым своим словом даёт ей пощечины. Отрезвляет…       Тогда лезвие, не запачканное кровью, выпало из её рук. Какими бы жестокими не были те слова, они помогли. Эванжелин открыла дверь. А мысли о самосуде покинули её разум. На этот раз навсегда.       Она не понимала, зачем вспоминала те события именно сейчас, лежа в кровати своего номера в отеле. После случая в конференц зале, её день протекал достаточно спокойно. Работы было много, времени не было даже на то, чтобы остановиться и подумать о чём-то. Не говоря уже о том, что она больше не замечала пристального взгляда карих глаз, которые время от времени появлялись то тут, то там.       Несмотря на тяжелый рабочий день, она была полна сил. Настолько, насколько вообще могла. Спенсер упоминал, что этим вечером он пойдет на какую-то вечеринку для участников и гостей Евровидения. Конечно, он даже не стал предлагать Эванжелин пойти с ним. Бесполезно, ведь она бы всё равно отказала… Правильно?       Она обещала себе, что эта стажировка на конкурсе станет для неё первым шагом к воскрешению. Эви видела, как близкие люди страдают, наблюдая за ней. Они устали видеть пустую оболочку. Устали пытаться починить сломанную куклу. Это и стало причиной решительности девушки. Но были ли у неё силы на восстановление? Вспоминая события прошедшего дня, она начинала сомневаться. Может, она делает недостаточно? Может ей нужно выйти из зоны комфорта? Как будто это можно назвать комфортом.       Решено. Она должна пойти на эту вечеринку. Разве не так ведут себя нормальные люди? Ходят на вечеринки, знакомятся с новыми людьми, общаются с друзьями. К тому же, здесь никто не знает её. Удивительно, что за эти два в Роттердаме она успела поговорить с большим количеством людей, чем за последние полгода в Бостоне. А значит, она на правильном пути.       Первым делом, Эванжелин, конечно, отправила сообщение лучшему другу. Не дожидаясь ответа, она направилась в душ. Как она и хотела утром, температура воды была настолько высокой, насколько могло выдержать её хрупкое тело. Зеркало над раковиной было как-раз напротив стеклянной душевой кабинки. Но девушка старалась не рассматривать это отражение. Всё ещё слишком больно. Отражение её спины было мучительным напоминанием о той ночи. Если бы она задержала взгляд на нём еще на секунду, то наверняка осталась в номере на всю ночь, бесцельно пялясь в стену и прислушиваясь к шуму в собственной голове.       Горячий поток воды хлестал девушку по неровной коже спины. Она закрывала глаза, желая, чтобы соленые слезы смешались с проточной водой и остались где-то в сливном отверстии. Однако она уже давно не могла плакать. Ни радости, ни горя. Ничего. И каким бы манящим не было самобичевание перед сном, ей пора было отправляться к Спенсеру, который уже наверняка ждал её где-то у входа в клуб. Девушка была уверена, ведь сразу после душа она проверила свой телефон на предмет новых уведомлений от лучшего друга. Конечно, он ограничился лишь коротким «Ок, встречу тебя на входе.» Значит времени на сборы было немного. Сегодня она сделает еще один маленький шаг к спасению, а значит действовать нужно радикально.       Девушка всё еще не разобрала чемоданы, поэтому одежду, наспех брошенную туда перед вылетом, ей пришлось складывать в огромную кучу на кровати. Позже ночью она явно пожалеет об этом решении. Едва ли она взяла что-то, что может сойти за приличный наряд для вечеринки. В основном это были джинсы, да футболки разных видов. Где-то на дне чемодана она всё же обнаружила пару интересных вещей. Чёрное блестящее платье с длинными рукавами и высоким тугим воротником. Оно могло бы оказаться идеальным, если бы не большой вырез на спине. Зачем она вообще положила его в чемодан? Надо было его сжечь или сделать половую тряпку.       Откидывая ненужную ткань куда-то в сторону кровати, Эванжелин продолжала судорожно искать хоть немного приемлемую одежду для вечеринки. К счастью, Спенсер, который помогал ей собирать вещи, додумался положить несколько совершенно не свойственных девушке вещей. Черные кожаные брюки прямого кроя, немного обтягивающие бедра и свободные в районе лодыжек. А также оверсайз рубашка из плотной ткани… ярко-розового цвета. Великолепно, что еще тут можно сказать. Дополнила она эту картину бежевыми мюлями с квадратным носком и небольшой сумочкой того же цвета.       Пришлось сильно постараться, чтобы скрыть круги под глазами. Боже храни консилеры. Какой-то слишком яркий макияж она делать не стала. Да и зачем, когда её уже выделяет кислотно-розовая рубашка? Всё, что сделала Эванжелин – лишь выровняла тон лица, придала ему более свежий вид при помощи контура и румян, уложила брови, нарисовала легкие стрелки с помощью коричневых теней, выделила ресницы и нанесла прозрачное масло для губ. Ничего лишнего, но вполне сойдет для вечеринки.       Ей потребовалось еще несколько минут, чтобы действительно решиться выйти из номера. Она несколько раз перепроверила сумочку на наличие всех нужных предметов. Кошелек, телефон, ключ-карта от номера, удостоверение личности, сигареты и зажигалка. Перед выходом она сделала пару контрольных штрихов: нанесла любимые духи с запахом табака и ванили и проверила макияж. Готова.       Путь к клубу оказался на удивление короткий. По дороге ей встретилось несколько человек, должно быть, местные жители, которые направлялись домой. Тонкий каблук то и дело норовил застрять между камней брусчатки. И уже ровно через десять минут, она была у входа в заведение. Удивительно, но Спенсера нигде не было видно. Может, он ждёт её внутри? Эванжелин не рискнула самостоятельно входить, поэтому встала в конце очереди, дожидаясь своей участи. Минуты две она стояла, листая новости в телефоне, когда почувствовала легкое покалывание в районе шеи. Оборачиваться и проверять, кто сверлит её взглядом, она не стала. Хотя чувство было жуткое.       А, впрочем, ей не пришлось оборачиваться, ведь виновник этого состояния уже стоял рядом, ухмыляясь левой стороной губ и время от времени стреляя своими карими глазами в сторону рыжеволосой.       – И почему я был уверен, что мы снова встретимся сегодня? – нагло произнес Дамиано, устремляя свой взгляд на очередь перед ними.       – И почему я не удивлена? – парировала Эванжелин. Взгляд её тоже был направлен куда-то вперёд.       Его победный тон раздражал. Как он не поймет, что девушка не планирует вступать в эту войну? Всем своим естеством она показывала свою неприязнь и нежелание говорить. Тогда зачем отвечает ему? Почему тело не слушает разум? Ей нужно сосредоточиться и найти Спенсера. Иначе она погрязнет в этом по самую шею.       – Я всегда считал, что в Америке учат вежливости. Отвечать вопросом на вопрос – некрасиво… просто Эви.       Почему-то, эта реплика удивила девушку. Она резко повернула голову в сторону Дамиано, от чего её распущенные волосы оказались перекинуты на спину.       – С чего ты взял, что я из Америки?       Он что-то знал? Он знал её? Знакомые всегда говорили, что её английский акцент до сих пор слышен, и очень отчётливо. А может…       – Пообщался с твоим другом. Как его… Саймон, Сэнди, Спарк…       – Спенсер. – Эванжелин вновь отвернулась к очереди. Они вообще планируют двигаться вперед?       Что ж, раз он общался со Спенсером, то действительно мог понять, что они оба прилетели из Америки. Главное, чтоб её лучший друг не наговорил лишнего. Последнее, что сейчас нужно Эви – это жалость и попытки исправить её.       – Точно. Прости, я плохо запоминаю имена. Хотя постой. Твоё я запомнил, - снова эта раздражающая ухмылка. Он думает, что сделал комплимент? Глупец. – Кстати, как твоя голова?       – Что? Голова?       На секунду девушка нахмурилась, пытаясь понять о чем говорит Дамиано. Разве она сегодня падала? Или он говорит про инцидент с дверью отеля?       – Попалась. У тебя ведь не болела голова тогда, в конференц зале. Почему солгала?       Нет, она не лгала. И сейчас она могла бы вступить в дискуссию с этим нахальным итальянцем. Вот только будет проще сдаться. Не заводить диалог. Короткие ответы, никаких вопросов. Ей плевать.       Едва она разомкнула губы, чтобы бесконтрольно начать оправдываться (но зачем?), как взглядом наткнулась на знакомую каштановую шевелюру. Спенсер. Вот он её личный спаситель. Глубоко внутри она облегчённо выдохнула. Сейчас к ней вернется контроль и всё будет как прежде.       – Мне пора.       Эванжелин ограничилась короткой фразой, прежде чем быстрым шагом направиться в сторону лучшего друга. Вот только Дамиано не собирался сдаваться и уступать. И в ответ она чётко услышала:       – Увидимся внутри, просто Эви!       «Молись, чтобы это не сбылось, Дамиано,» - подумала девушка, скрываясь за дверью клуба.