Проводник

Пятница. Вечер. Коренастый мужчина лет сорока на вид докуривает сигарету и бросает её в переполненное мусором ведёрко. Он переводит взгляд на одиноко ютящегося у кустов мальчика — тот смотрит в ответ. — Ну что, идём? — спрашивает. — Идём, — отвечает мальчик. Они перешагивают небольшую канаву с цветущей водой. Пахнет. Затем подходят к автомобилю. Тот сразу бросается в глаза: единственная тёмная вещь среди ярких цветущих яблонь и молодой травы. Гробоподобная машина, думает мальчик. Чёрная, глянцевая. В салоне довольно душно. Мужчина опускает стекло, но ветра снаружи нет. Ждать, пока автомобиль остынет придётся долго. — Знаешь, парень, я редко таких встречаю, — хмыкает водитель. Он поворачивается к заднему сидению лицом и внимательно рассматривает мальчика. — Каких? — спрашивает тот. Мужчина отводит взгляд. Он лениво заводит машину, та поддаётся со второго раза. — Понимающих свою смерть. Мальчик только пожимает плечи: — Ну, может быть это из-за того, что я к ней долго готовился. Наступает неловкое молчание. Мужчина наблюдает, как по стеклу ползёт жирная муха. Она останавливается, потирает мохнатые лапки друг о дружку и улетает. Медленно. Как и подобает мухе её размеров. Мужчина провожает её взглядом и вздыхает. — Здесь довольно хорошее место для больницы, не находишь? — спрашивает он. — Тихо, светло... Много зелени и свежий воздух — все условия для больных. Мальчик задумчиво кивает. — Да, здесь красиво. Наконец машина начинает движение. Её несколько раз подбрасывает на мшистых кочках, прежде чем колёса касаются асфальта. Дорожка, по которой они едут, узкая и ухабистая, ограждённая по обе стороны пушистыми кустами. То тут, то там кривенько припаркованы машины, между которыми лавируют редкие пешеходы. — Ты ведь Харон, да? — спрашивает мальчик, отводя взгляд от пыльного окна. — Я прав? Мужчина удивлённо приподнимает брови. Он бросает мелкий взгляд на зеркало заднего вида, в котором отражается миниатюрная фигурка ребёнка. — Ты знаешь меня? Мальчик щурится. — Так правда? — Да. Одно короткое слово — и ребёнок заметно оживает, на его лице отражается интерес. Он отводит взгляд, формулируя мысли, и, на одном дыхании, заваливает Харона вопросами: — Как ты провожаешь мёртвых? Мы, вроде как, только души? Что вообще нужно, чтобы довезти что-то нематериальное куда-то? Харон только улыбается в ответ. — Для всего есть свои законы, — поясняет он. Дорога, по которой они едут, постепенно густеет машинами. Понемногу образуются пробки. Харон останавливает автомобиль. Красный. Ждать ещё тридцать секунд. — Я читал, что они чем-то тебе платят. Души. Мальчик ёрзает, ожидая ответа. Харон смотрит на него. Вздыхает: — Они платят только потому, что не знают чем. — Почему? — Цена слишком велика, — грустно отвечает Харон. Он сосредотачивается на дороге, считая тему закрытой. Они проезжают ещё несколько светофоров, когда мальчик снова любопытствует: — И всё-таки. Как ты понимаешь, куда их везти? Или... Ада и Рая не существует и мы все попадаем в какое-то одно место? — Я не знаю, — хмыкает Харон. — Что? Как?! — Я никогда не слежу за тем, куда их отводит Аид, — поясняет он. — Ад или Рай... Или ещё что-то. Я просто ухожу, когда нужно и никогда не знаю, чем заканчивается человеческая жизнь. Может, к лучшему, — добавляет в конце. Мальчик кивает и думает, что он хочет спросить ещё. — Люди умирают каждую минуту. И ты... Всмысле, ты один как-то успеваешь их отводить? Или у тебя есть помощники? Или, может, души впадают в какой-то глубокий сон? Анабиоз! Как лягушки. И ждут пока ты их заберёшь. Знаешь, было бы круто! Машина делает резкий поворот. Мальчик вцепляется в кресло руками, чтобы не съехать. Харон, повременив, отвечает: — Кто бы то ни был, любой, кого спросишь, скажет, что вёл его Харон. Потому что Харон — это не имя, это профессия, мальчик. — Это мало похоже на нормальный ответ, — бурчит ребёнок. — Вы всю жизнь задаётесь вопросом, есть ли смысл во всём этом. В самой жизни. И если есть, то какой? Но почему-то каждый из вас надеется, будто после смерти всё сразу станет понятно. Так вот, ничего подобного. Ответы для того и нужны, чтобы их искать. Это становится точкой в их разговоре. У мальчика недостаточно фантазии, чтобы придумать, о чём он ещё не спрашивал, да и желания особого нет. Он просто смотрит в окно на свой родной город. Маленький. Знакомый. Город, в котором он прожил всю свою жизнь. На самом деле его родители были достаточно богаты, чтобы переехать поближе к столице, у них были деньги на ежегодные путешествия куда-нибудь в Турцию или Канаду. Проблема была вовсе не в этом. Подводило его здоровье. Частые болезни из-за слабого иммунитета, аллергии, нехватка витаминов — он просто не выдержал бы смену обстановки. И это было единственной вещью, которую он не мог изменить. Вернее не мог до этого дня. Сейчас ведь всё равно? Как там его родители? Что они чувствуют? Они вообще знают, что среди живых его больше не существует? Всё время, пока они ехали, мальчик старался не думать об этом. Он смотрел в окно, спрашивал Харона о первом, что придёт на ум, и снова смотрел в окно. Вот они проезжают пруд с утками, пару перекрёстков, аптеку и городскую площадь... И всё-таки. — Харон? — спрашивает мальчик. Харон отвечает не сразу. — Что? — Чем я должен тебе заплатить? В ответ — молчание. Мальчик ждёт недолго, снова спрашивает: — Ты сказал, что за дорогу в мир мёртвых придётся заплатить. Чем? И снова молчание. — У меня ничего нет. Харон вздыхает. Он думает о чём-то, затем кивает. — Я знаю. — Что это значит, Харон? — допытывается ребёнок. Он смотрит на зеркало и удивляется. Харон сдерживает улыбку. — Посмотри, — он кивает в сторону окна. — Узнаёшь это место? Мальчик смотрит. Машина медленно движется по узкой дорожке. В метрах ста от них — большое здание со множеством окон, отражающих золотой свет заходящего солнца. У его дверей цветёт несколько яблонь. — Это... Больница? — шепчет он. Харон делает паузу. Тоже смотрит в окно. — Я знаю, что ты ничем не можешь мне заплатить. Поэтому я привёз тебя обратно. Они уже совсем близко. Машина сворачивает с дороги, паркуется в траве. Для потустороннего транспорта это нормально, отрешённо думает мальчик. Он всё ещё не понимает до конца. — Харон? Тот выключает двигатель. — Выходи, — говорит. — Родители уже заждались тебя. И он уже действительно собирается уходить. Открывает дверь, выбирается из салона, делает несколько шагов... И разворачивается. В голове зреет новый вопрос. Последний. Точно последний. — А я вспомню? Харон тоже выходит из машины. Он кажется спокойным, даже скучающим: пожимает плечами, разводит руки в стороны. — Кто знает. *** Пятница. Вечер. В окнах большого пятиэтажного здания догорал закат. На раскидистые ветви яблонь слетались вороны, каркали. Было довольно прохладно для лета. — Детская лечебница, значит... Харон облакотился о капот своей машины, взглядом провожая худощавую фигурку мальчика. Затем он достал из кармана сигареты и закурил: скоро из белых дверей больницы должен был выйти его новый клиент.