с любовью, будущее

Кого называют серыми мышками? Юнги перевелся в сеульский университет семь месяцев назад и сейчас близится конец второго курса. С тех самых пор к нему в этом месте крепко приклеилось это прозвище. Парня это не особо волновало, пока он не задумался, почему именно «серая мышка»? Какие качества увидели в нем люди, составив этот портрет? Он спросил об этом своего единственного здесь друга и одногруппника, Тэхена, на что тот лишь хмыкнул, потягивая свой сок. — Я уверен, ты и сам сможешь ответить на этот вопрос, подумай. Хотя, если бы спросили меня, я бы никогда не назвал тебя «серой мышкой», — прицеливается и точно попадает в урну, закидывая пустой пакетик из-под сока. — Ты, скорее, бомба замедленного действия, которую лучше не доводить до взрыва. Юнги думает об этих словах всю следующую неделю и на лекции составляет небольшой список в тетради. Он тихий и может расслабиться только в кругу близких, веселясь. Некомфортно чувствует себя с незнакомцами и тяжело заводит связи. Предпочитает обедать в одиночестве или с Тэхеном. Легко краснеет от любой неловкости и излишнего внимания к своей персоне. Редко смотрит в глаза окружающим. Не любит тусовки и всякие универские мероприятия. Юнги задумчиво смотрит на свой список, подперев щеку ладонью, и тихонько бьет ручкой по тетради, не замечая этого. Пара началась десять минут назад, сидеть еще долго, но тут в аудиторию залетают запыхавшиеся, но довольные парни, извиняясь за опоздание. Это Чон Чонгук и Чон Хосок. Хосока Юнги запомнил, потому что он лучший друг Чонгука, а Чонгука, потому что… Парень улыбается ослепительно, проходя к своему месту с разрешения. Хосок пошел со стороны стены, а Чонгук по парадной лестнице в центре к своему месту в конце. Поэтому Юнги никогда и не мог видеть Чонгука во время занятий, ведь сам всегда сидел на своем привычном месте на втором ряду. Когда Чонгук мимо него проходит, он глаза вниз опускает, всеми силами не проявляя никакого внимания. Зато Чонгук пальцами его капюшон серой худи цепляет, стягивая с головы. Все его действия были быстрыми и практически невесомыми, никто даже внимания не обратил. Один Юнги легким румянцем покрылся, чувствуя, как теперь ветер с приоткрытого окна играет с его черными прядями. «Серые мышки не должны влюбляться в супер популярных Чон Чонгуков» — ругает себя мысленно Мин, закрывая тетрадь. — Ну и зачем ты это сделал? — шепчет Хосок подсевшему другу, который только на одну макушку впереди пялится. — Ему же некомфортно без капюшона. — Мы со среды не виделись, — бурчит Чонгук, отмахиваясь от закатывающего глаза друга. Честно говоря, Чон сам не понимает, как заработал славу в универе. Он любит спорт, поэтому сразу же записался в их клуб тхэквондо, регулярно посещает бассейн, а по выходным танцы, но это уже чисто для души. Они с Хосоком на них и познакомились еще на первом курсе. Он бы хотел уделять танцам больше времени, но пока не выходит. Однако разве этого достаточно, чтобы тебя каждый угол знал? — Это все твоя харизма, — ворчит Хосок над непонятливостью друга. — Ты всем улыбаешься, всегда такой хорошенький, но мужественный, легко сходишься с людьми, чему тут удивляться? — Ты только что назвал меня хорошеньким? — Нет, это лишь маленькая часть того, что я слышал от омег, — усмехается. — Хрена с два я когда-нибудь выдал бы такую тираду в твою честь. Они тогда вместе посмеялись, а потом к ним перевелся Мин Юнги. Тихий парень, на которого альфы заглядывались, но подступиться не могли, а омеги хмурили свои бровки, предпочитая игнорировать «мышку». Чонгук тогда впервые почувствовал себя неудачником, наблюдая за ним. Ведь был такой же, как и остальные, мог только смотреть, но не приблизиться. Парень ломал себе голову, офигев, когда рядом с Юнги появился Тэхен, который, к слову, являлся альфой. Хосок до сих пор ржет, вспоминая лицо Чонгука, который шею, как страус, вытянул, краем глаза уловив эту парочку вдвоем. К счастью, отношения этих двоих носили, кажется, исключительно дружеский характер. Однако для Чонгука это стало поводом незаметно «задевать» второго, например, как сегодня. А ведь ему просто хотелось видеть чуть больше Юнги, пока сам он сидит и не слушает профессора Со, который говорит о реалиях алхимии, поэтому и стянул капюшон. Юнги играет со своими свисающими веревочками от кофты, а у самого руки так и тянутся пригладить волосы, сделать свое «гнездо» более симпатичным. В нем борются «ты хочешь выглядеть лучше для него» и «мне без разницы, как я выгляжу». Когда все-таки первое побеждает, парень этого не признаёт, запустив пятерню в волосы, и упрямо гнёт, что ему просто захотелось это сделать для себя. Неожиданно с коридора начинает доноситься чей-то громкий недовольный голос. Юнги узнаёт в нем их заместителя директора, но его удивляет, что следом ему отвечает детский голос. Парень сначала думает, что показалось, но по мере того, как они приближаются к их кабинету, понимает, что пожилой альфа действительно ругается с ребенком. — Я не вру! Это правда! Нам надо найти нашего отца, он поможет! Влетает в их кабинет ребенок, убегая от раздраженного взрослого. Голос дрожит, но он не плачет, усиленно сдерживая себя. Мин сразу замечает еще одного малыша поменьше, которого он держит за руку, спрятав за своей спиной. Второму малышу на вид лет пять и вот он уже не может остановить слезы, хоть и утирает их сразу рукавом, прижимаясь к другому мальчику лет семи. — Простите, профессор Со, — сходу извиняется заместитель перед растерявшимся мужчиной. — А вы, двое, а ну не устраивайте сцен, быстро в мой кабинет, оттуда уже и будем искать ваших родителей. У Юнги сердце сжимается, когда он смотрит на этих детей. Как они друг за друга держатся, до последнего пытаясь что-то доказать взрослому. Старший сказал, что они ищут отца, значит, не сироты, но у Мина отчего-то все равно дыхание спирает и становится так их жаль. Они стоят так, как будто остались одни в этом мире, и никому, кроме друг друга, не доверяют. Юнги всегда питал некую слабость к детям, вероятно, поэтому он сейчас от них взгляд отвести не может, резко выпрямившись. Все посторонние мысли вылетели, а брови нахмурились. — Но вы их здесь не найдете, как вы не поймете! — хнычет старший, упрямо стоя на своем. — Мы не с вашего времени! По аудитории сразу прошлась волна перешептываний, а седой мужчина, уставший от этого рассказа, тяжело вздыхает, потерев лоб. — Что происходит? — вмешивается профессор Со. — Я нашел их в коридоре, пока они заглядывали в каждую дверь. Кажется, дети использовали один из камней для перемещения, но так перепугались, что решили, что их откинуло на несколько лет назад. Говорят, что из будущего. — Надо позвать брата с медицинского. — Но отец говорил, что его камень самый сильный! — упрямо гнёт свое ребёнок, услышав это. — Мы были в этой школе раньше с родителями, они рассказывали, что учились здесь, но здесь было все совсем другим! Просто позвольте нам найти отца или папу, пожалуйста… Ребенок все-таки шмыгает, уже находясь на грани, и это неудивительно. Как они должно быть сейчас напуганы. — Хорошо-хорошо, — успокаивает их более понимающий профессор. — Давайте не спеша со всем разберемся, договорились? Для начала нам нужен медбрат, чтобы проверить, не получили ли вы раны. Кто у нас самый быстрый, чтобы сходить за ним? — обращается уже к группе, в которой все заинтересованно за происходящим наблюдали. Юнги бы правда сходил, он уже хочет поднять руку, но быстро передумывает, когда в голове мысль проносится, что детей могут неожиданно увести или что-нибудь случится, пока его не будет. Дети же, кажется, немного успокоились, доверяя Со больше, поэтому последовали за его примером и тоже развернулись в сторону незнакомых им студентов. Ну или почти незнакомых… Тот, что младше, встречается взглядом с Юнги, заставая врасплох. Он перестает плакать на пару секунд, знакомо округлив глаза, а потом заводится с новой силой, но в этот раз отпустив руку старшего и насколько может быстро побежав прямиком к Юнги. — Папа!! — кричит мальчик, запрыгивая к нему на руки. На его худи тут же появляются мокрые пятна, а ручки малыша крепко обнимают за шею. Этот ребенок с такой любовью и доверием прыгнул в его руки, как будто никого роднее нет, что Юнги сначала офигел от этого, не сразу сообразив, как к нему обратились. Он не знает, куда деть свои руки, пока вокруг все притихли, в шоке наблюдая за этим. Второй, который постарше, тоже подходит к нему, но тихо, ничего не говоря, только голову опустил, как будто в чем-то раскаивается, и только сейчас разрешает первой слезинке скатиться, тут же смахивая. — Вы знаете их, Юнги-щи? — осторожно спрашивает профессор Со. — Нет, первый раз вижу… — медленно отвечает парень, растерявшись. На него сразу заплаканные глаза это маленькое чудо поднимает, а Мин понять не может, почему они ему так знакомы, кого напоминают. — Это же я, папа, — малыш с такой надеждой смотрит, что Юнги больно становится. Стоп, «папа»?! — Он еще не знает тебя, Гу-я, — аккуратно забирает его на руки старший, освобождая Мина. — Ты нас не знаешь, — снова повторяется мальчик, уже обращаясь к Юнги, — но, пожалуйста, помоги нам вернуться. Обещаю, что мы больше никогда не тронем ваши с отцом вещи, будем во всем слушаться, только, пап… не смотри на нас сейчас так… — Ты это мне? — охрипшим голосом переспрашивает, а получив кивок, не знает, что ответить. То есть, вы хотите сказать, что это его дети? Его будущие дети? Вау, они выглядят, как куколки, такие красивые… Но, минуточку, у него будут дети? Двое альф, судя по всему? Ч т о? У Юнги в голове все еще загрузка, пока сердце бешено скачет, почувствовав что-то теплое. — Вы уверены, что это ваш папа? — с скептицизмом уточняет заместитель, на что мальчик сразу стреляет в него взглядом, подтерев сопли. — Если это Мин Юнги, который родился в Тэгу, где живут наши дедушки, то да. У него есть родимое пятно на ноге, еще папа ненавидит ужастики и обожает сладкое. И еще кофе! Но папе с детства запрещали его пить из-за здоровья, поэтому отцу тоже пришлось от него отказаться, чтобы не искушать. Он был самым умным в школе и самый красивый в мире! Профессор Со тепло улыбается на его искреннюю речь, пока Юнги сгорает до самого пепла, кажется. — Погоди, это немного… — Что? Я ведь правду сказал! — Ты в кого такой прямолинейный и громкий, — скорее самому себе под нос бурчит Юнги, мечтая снова спрятаться за капюшоном. — В отца! Ты всегда говоришь, что я весь в него, — гордо отвечает мальчик. — Точно! Нам нужен отец, это его камень, он должен знать, как все исправить… — Я все еще не верю в этот бред, камни не могут откидывать на такие большие временные промежутки, но спрошу, — встревает заместитель, — кто тогда ваш отец, который может прояснить все? — Чон Чонгук, — спокойно отвечает мальчик. — Он такой высокий и сильный, с черными волосами и большими глазами, прям как у Гу-я. Они с папой должны учиться вместе. Да, точно… Вот кого ему этот малыш напоминал. Скорую для Мин Юнги, пожалуйста, потому что если он все правильно понял, он замужем за Чон Чонгуком и у них двое детей. Не об этом Юнги думал утром, поедая свой сэндвич, ой, не об этом. Мин слышит, как в мертвой тишине кабинета отъезжает со скрежетом стул где-то позади, первые шаги на лестнице и как дети побежали к нему с громким: «Отец!». Никогда в своей жизни Юнги голову не обернет, а лучше просто прямо сейчас и умрет, потому что его взглядом все вокруг не просто пожирают, а по мелким кусочкам режут, медленно и мучительно. Но что больше всего смущает, так это Чон Чонгук, который по ощущениям в затылок дышит. — Все четверо, за мной, — строго говорит заместитель. Видимо для него это тоже уже не звучит как сто процентный бред. Юнги не спешит вставать со своего места, поэтому видит, как Чонгук с ребенком на руках, который обвил его шею, прошел первым. Юнги никогда раньше не видел Чонгука с детьми, а сейчас, взглянув мельком, отделаться от мысли не может, какая же это трогательная и очаровательная картина. Еще и Чон одной рукой держит ребенка, из-за чего мышцы напряглись, выглядит горячо. Вот дерьмо… Парень в дверях останавливается, все-таки взглянув вопросительно на замершего Юнги. А тот от этого весь дернулся, снова опустив глаза. — Юнги, — мягко зовёт профессор, понимая смущение омеги, — идите. Я освобождаю вас от лекции. Так Мин и оказывается в кабинете директора, в котором ни разу до этого не был. Он смотрит вниз, на чёрный ковролин, на свои худые ноги в темной джинсе и болтающиеся края худи. Рядом стоит Чонгук, полная противоположность, в белой рубашке с четверть закатанными рукавами, пусть с таким же шокированным и растерянным взглядом, но от него это чувствуется иначе. Как будто даже в такой ситуации на него можно положиться, чувствуется сила. Перед ними стоят дети, которые сначала пытались спрятаться за их спинами, но директор это быстро исправил. Младшенького вообще пришлось уговаривать ещё слезть с рук Чонгука, и если бы не старший брат, которому он доверяет, скорее всего, этого не удалось бы сделать. — Покажите камень из-за которого вы попали сюда, — просит директор. Его речь спокойная и успокаивающая, неторопливая, Юнги всегда это в нем нравилось. На мальчиков это тоже действует и старший достает из своего кармана изумрудный камень, размером с абрикос. Мин с любопытством смотрит на него, он никогда не слышал, что они могут быть изумрудного цвета. Красные, сиреневые, синие, черные, очень редко белые, но не изумрудные. — Позволь мне взглянуть, — берет в руки камень Чонгук, пока взрослые хмурят брови, понимая, что все действительно сложнее, чем казалось. Ребёнок без малейших колебаний отдаёт ему предмет, в очередной раз показывая свое безоговорочное доверие. — Что скажете, Чонгук? Вам знаком этот камень? — спрашивает директор. Юнги видит, как Чон нервно закусывает губу, смотря на камень, и не может сдержать вздоха. Для него уже очевидно, что второму эта вещь знакома. — Мой отец занимается разработкой камней. Его зовут Чон Чиен. А вот это уже реально неожиданность… Чонгук видит, как на него разом все взрослые в комнате посмотрели, округлив глаза, даже Юнги, но этого стоило ожидать. Это очень знаменитый человек. Камни в принципе могут разрабатывать только одиннадцать людей в мире. Так что, да, имя его отца очень влиятельно и всем известно. — Что ты сказал?! — не сдержался заместитель. — Я не хотел, чтобы люди знали, кто мой отец, относились ко мне исходя из этого, поэтому мне помогли подкорректировать документы, — вздыхает Чон, признаваясь. — Изумрудный — это любимый цвет отца, именно поэтому он потратил кучу времени на выведение единственного камня этого цвета и сделал его семейной ценностью. Если вы знаете, где искать, то на одной стороне камня сможете прощупать мелким шрифтом выбитое «jeon». И этот камень оказался в руках детей… — И он действительно может отбрасывать на десятки лет назад?! — не успокаивается заместитель. — Говоришь, что дети из будущего? Абсурд! Чонгука его возгласы уже откровенно раздражают, и если бы он мог, то давно бы заткнул и выпнул отсюда этого старикана. Поэтому ответ получается резче, чем он рассчитывал: — Я не знаю про возможности этого камня, отец запрещает им пользоваться, но если эти малыши не вломились в наш загородный особняк на другом конце страны, вырубив охрану и взломав сейф, или же мой отец сам не вручил им его, прилетев с Бали, хотя я понятия не имею, зачем ему это делать, то да, дети действительно не с нашего времени. — Я понял, — встаёт директор, обходя свой стол. — И сейчас попрошу вас с Юнги покинуть комнату. Заместитель Чхве, вас это тоже касается, я хочу поговорить с детьми наедине. — Но! — Это не обсуждается. Явно недовольному и возмущенному мужчине приходится уйти. Чонгук тоже разворачивается в сторону двери, когда замечает сомнения Юнги, который не уходит. — Можно мне остаться? Мужчина на вопрос омеги улыбается, понимая, что тот волнуется за них. Пусть сейчас они формально ещё не его дети, но это не мешает возникнуть чувствам, которые тянут его к ним. — Не волнуйтесь, я просто хочу с ними поговорить. Многое из нашего разговора, скорее всего, будет касаться вашего будущего, а вам лучше этого не знать, это опасно. Как для вас, так и для детей. Этот довод очень логичен и верен, но Юнги начинает двигаться только когда его локтя касается Чонгук, мягко подталкивая к выходу. — Пошли. Все будет в порядке.

***

«Ни черта не в порядке!» — думает Мин минутой позже, когда оказывается наедине с Чонгуком в коридоре. Они решили подождать на лавочке и это неловко по шкале плюс сто. — Они славные, — от неожиданности Мин сразу разворачивает голову на голос. Чонгук сложил ногу на ногу, оперся подбородком в ладонь согнутой руки и закрыл тем самым одну половину лица. Он бросает короткий взгляд на Юнги, невольно заставляя его покраснеть. Каково это сидеть со своей тайной влюбленностью, зная, что за стеной находятся ваши будущие дети? Юнги кажется, что спроси его об этом пару часов назад, он бы смог дать ответ. Сказал бы такие очевидные чувства как: смущение, неверие. Но сейчас, реально оказавшись в такой ситуации, он не может дать описания. Мысли в его голове стреляют туда-сюда, не зная за что зацепиться. А что сейчас Чонгук? Что он чувствует? Разочарован? Не может понять, как мог связаться с ним? Боже, если бы его слышал Тэхен, то насильно затащил бы на свои сомнительные курсы по работе с самооценкой. — Прости. Я так понимаю, все это произошло из-за камня моего старика… — снова пробует Чонгук. Вот черт! Юнги только сейчас понимает, что проигнорировал Чонгука ранее. Вот бы сквозь землю провалиться… — Н-ничего, здесь нет ничьей вины, — запнулся все-таки. Ну что за позорище… Тэхен в его голове хлопает ладонью по лбу. — Это первый раз, когда мы разговариваем. Ну, «разговариваем» это, конечно, громко сказано, но Чонгука это несильно заботит. Происходит полное сумасшествие, а на душе так тепло. Юнги снова беглый взгляд на парня кидает и замечает, как тот слабо улыбается, смотря на него. Мин ощущает себя аниме персонажем, когда чувствует, что сердце подключает свою максимальную скорость. В этот момент дверь напротив открывается и оттуда выходят дети, за которыми следует директор. Они не выглядят сильно расстроенными или напуганными, на что сразу обращают внимание оба парня. — Все хорошо? — неуверенно уточняет Мин у старшего. — Этот дядя сказал, что завтра мы сможем вернуться. — Как? — подключается Чонгук, обращаясь к мужчине. — Все камни имеют память. Но этот, скорее всего, ваш отец создал не для использования, поэтому он и не доработан. Так сказать одноразовый. Но мы можем обмануть систему, сделать обратный эффект и вернуть их в свое время. — Это ведь сработает? Я имею в виду, они вернутся точно домой? Юнги это спрашивает с искренним беспокойством, и у Чонгука появляется острое желание обнять его сейчас. Показать, что он рядом, все будет хорошо. Такого чувства у него никогда и ни с кем не было, но он подавляет его, понимая, что не может сейчас этого сделать. — Да, — отвечает директор. — У камня только одна точка назначения, их дом, больше им никто не пользовался. Так что они должны попасть точно туда, откуда пришли. Можете спокойно идти домой, на занятиях вам лучше не светиться сегодня. — Погодите, а дети куда пойдут? — вмешивается Чонгук, нахмурив брови. — У меня есть отличный знакомый в приюте. Им нужно всего одну ночь там переночевать. За ними присмотрят, я прослежу за этим. — Приют? — не верит своим ушам Мин, повышая голос и забывая про свою застенчивость. — Но они же не сироты! — Юнги-щи, вообще-то все именно так. Формально, на эти сутки у них нет родителей. Юнги воздухом давится от возмущения, ну вот в смысле? Кусочек здравомыслия пытается пробиться, потому что «как бы да, а куда ещё мужчина их определить должен был? В руки и без того офигевших студентов?», но Юнги этот голос и слушать не хочет. Он не может этого допустить. И пусть он живет в маленькой комнате общежития, он заберёт их. — Вы ведь не будете заводить никаких официальных бумаг, — серьезно говорит за его спиной Чонгук. — Значит и проблем, с кем останутся дети, не должно быть. — Чонгук-щи… — Я живу один в квартире рядом с университетом. Разве не вы сказали, что это всего лишь на одну ночь? Так в чем проблема, пусть останутся с нами. Для вас нет разницы, где они будут спать, а для нас есть. У Юнги мурашки побежали от выделенного «нас». — Не в этом дело, — вздыхает мужчина. — Вы понимаете, что можете случайно узнать любую мелочь, которая изменит впоследствии не только вашу жизнь? Вы двое должны больше остальных держаться от них на расстоянии. В будущем у вас появится ещё много совместного с ними времени. — Мы ничего не скажем! Ничего! Даже своих имен! — тут же встревают дети. Директор наблюдает, нахмурив брови, как младший ребёнок снова тянет свои руки к Юнги, и тот сразу поднимает его. А старший сжимает ладонь Чонгука, немного спрятавшись. Теперь, когда он чувствует себя в безопасности, больше нет необходимости храбриться, выпячивая грудь вперёд и закрывая собой братишку. Оба мальчика хорошо воспитаны, а в старшем уже чувствуется образцовый альфа в будущем, мужчина это понял, пока разговаривал с ними. Но осознавать, что ты в другом мире, а единственные люди, на которых ты можешь полагаться, даже не знают тебя, тяжело даже для взрослого, что уж говорить о детях. Мужчина вздыхает, потерев переносицу, он правда считает, что лучше бы им эту ночь не проводить вместе, но в итоге принимает решение отступить. Чувства студентов он тоже игнорировать теперь не может. — Завтра к обеду они должны быть в моем кабинете, без опозданий. Повторять о том, что ни слова о будущем, мне нужно? Счастливые дети отрицательно замотали головами, а студенты поклонились в благодарность. Когда они шли в направление выхода, Мин наблюдал за тем, как ребёнку на руках хотелось с ним поговорить, но стоило ему открыть рот и старший брат тут же его затыкал, чтобы лишнего не сказал. Мальчик на это обиженно дул губы, но слушался, что забавляло и умиляло одновременно. Чонгук тем временем на них поглядывал с нежной улыбкой украдкой. Однако стоило им выйти из заведения, как Юнги стал нервничать, вспомнив, с кем он связан и как они решат вопрос детей. Чонгук сказал, что заберёт их к себе, и это очевидно получше вариант, чем его общага, но проблема в том, что Юнги не хочет расставаться с малышами. А их заберут. Что же делать? — Я припарковал машину у соседнего дома, нужно немного пройтись, — тем временем предлагает Чон. — Чонгук… — тихо зовёт его Мин, поражаясь, как непривычно и волнительно произносить это имя. Они ещё даже до стадии нормального знакомства не дошли, у них все впервые: и смущение, и бабочки в животе от таких элементарных вещей. Чонгук вот сам весь замер на секунду, услышав его голос в свой адрес, а не случайно в коридоре. Все-таки первая серьезная влюбленность это очень особенно. — Да? — тут же отзывается, резко разворачиваясь в его сторону. Юнги губы мнёт, пытаясь слова подобрать, свои желания касательно детей описать, но что-то в его голове все звучит очень смущающе, и он молчит. — Ты ведь поедешь с нами, да? — спрашивает Чон, забеспокоившись. — Я как-то даже не сообразил сразу, что ты можешь не захотеть… — Я хочу! Но… Разве… А можно?.. — Пап, поехали с нами! Ты не можешь нас бросить! — тут же затараторили дети, тоже не рассматривавшие такого варианта, что Юнги может быть не с ними. — Я, мы, — исправляется Чон, — очень хотим, чтобы ты поехал с нами. Пожалуйста. Юнги смотрит на мягкую улыбку Чонгука, который заметил его красные уши, чувствует, как малыш на руках прижимается к нему сильнее, смущается от этого ужасно, но кивает на предложение. Он не может отказаться. Когда они оказываются в машине, становится очень шумно. Юнги хотел сесть назад к детям, но Чонгук сразу сказал, чтобы он садился вперед. Отказываться и спорить у Мина просто уже не было ресурса, так что он тихо залез туда, постараясь не привлекать больше внимания. Однако дети, кажется, расслабились внутри, понимая, что больше их никто не заберёт, и начали шуметь, играясь и болтая. Чонгук был за рулем, и все это напоминало настоящую семейную вылазку. Как будто они сейчас поедут на пикник или что-то в этом роде. Чувства такие новые, но невероятно приятные. Юнги все не осмеливается поворачиваться в сторону второго парня, хоть и хочется безумно, но улыбки от проживаемых эмоций скрыть не может. — Они такие тихие, — как будто по секрету говорит своим детским голоском младший брату. — Потому что они ещё не такие, какими мы их знаем, — также тихо пытается объяснить ему второй. — Но ведь это наши родители… — Мы в другом времени, Гу-я, все очень сложно. — Значит, папа сегодня не будет отца на ночь целовать? Студенты впереди, которые в резко наступившей тишине внимательно их разговор слушали, после этой реплики глазами на секунду встретились. Только если Юнги сразу же отвернулся, уставившись в окно, то Чонгуку было очень сложно отвести от него взгляд. Парень закусил нижнюю губу, что абсолютно не прятало его улыбку и счастливый вид, когда он все же развернулся в сторону дороги. Все-таки он везёт очень ценных пассажиров, ему надо быть внимательней. Живет Чонгук всего в десяти минутах езды от универа в знакомом для Юнги районе. Здесь много кафешек и магазинов, элитные высотки, много красивых мест, так что они с Тэхеном приходили сюда посидеть, поесть мороженого. Однако Чонгук сворачивает с шумных улиц в закрытый жилой комплекс, и это уже новая для Мина территория. Здесь тихо, весь шум остался за внешней стороной домов, а на местной площадке играют дети. Припарковавшись у подъезда, парни замечают, как на детскую площадку смотрит ребятня, но ни один не решается предложить поиграть там. — Нам на двенадцатый этаж, пойдемте, — зовёт Гук, направляясь ко входу. Квартира оказывается просторной студией с белыми стенами и большими витражными окнами из-за чего здесь много света. Несмотря на минимализм, вся мебель обставлена со вкусом. Настенный телевизор средних размеров напротив которого стоит большой диван буквой «г». Маленький стеклянный столик рядом, а вдоль стены у телика пара акустических гитар на подставке: чёрная и серая. Кухонный гарнитур отделен аркой и барной стойкой с высокими стульями. — Не нужно стесняться, — улыбается Чон, замечая, как Юнги неуверенно проходит внутрь за детьми, осматриваясь. — И ты живешь здесь один? — переводит тему, кивая. — Подарок родителей при поступлении, — пожимает плечами, но от его глаз не прячется и то, с каким любопытством дети осматриваются, и это наводит на определенные мысли. — Вы не были здесь раньше? — Нет, — отвечает старший, а потом добавляет, вспомнив, — но я видел ваше фото на фоне этой кухни! — Точно-точно! — поддакивает Гу. — Давайте повторим его! — Что? — растерялся Мин. — Вам нужно встать между диваном и столиком, отец обнимет папу со спины и вы должны смотреть друг на друга, улыбаясь! Это одно из любимых наших фото, оно ещё в рамочке висит! Юнги немножко в ступоре. Он к детям был готов больше, чем к тому, что его Чонгук обнимать будет. А вот Чон очень даже охотно бы выполнил пожелание будущего сына, даже пальцы немного дрожать начинают от одной мысли, что он станет так близко к Юнги. Однако он видит, как омега снова начинает закрываться, краснея, и не торопится действовать, боясь напугать. — Что-то не так, — говорит малыш, поднимая глаза на старшего, а потом что-то в голове додумывает, медленно начиная всхлипывать. — Эй, что случилось? — присаживается брат, замечая это. Тут же и Юнги с Чонгуком рядом оказываются, а малыш только сильнее плакать начинает. — Мы тебя чем-то расстроили? Почему ты плачешь? — обеспокоенно спрашивает Мин, беря его маленькие ладошки в свои. — В-вы, — начинает малыш, не прекращая плакать, — не л-люб-бите друг друга? — Что? — переспрашивает Чон. — Вы с папой не разговариваете, не похожи на себя, а с-сейчас и обниматься не хотите. Вы не любите друг друга, — как сирена заводится, высказав все, — хочу д-домой, к настоящим родителям. Юнги удивленно вздыхает, не ожидав такого, хотя стоило. Конечно, как ребенку, которому точно не больше пяти, справиться с таким? Кажется, они растут в очень любящей и дружной семье, поэтому так тяжело уместить в маленькой головке, почему родители вдруг не общаются. — Гу-я, — обнимает ребенка Мин, запомнив, как до этого его называл старший сын, — не плачь, все хорошо. — Не правда, я очень люблю вашего папу, — говорит рядом Чонгук, положив свою большую ладонь на макушку малыша. — Прости, что ты узнаешь об этом так, — тише добавляет, встречаясь с удивленным взглядом Юнги. — Честно? — реагирует малыш, подняв свои большие заплаканные глаза на него. — Конечно. Просто, понимаешь, в нашем времени я ещё не успел рассказать папе об этом. Гу на слова реагирует и успокаивается, кивая и вытирая своими маленькими ладошками влагу с лица, что Чонгука с одной стороны успокаивает. Зато ожидание реакции Юнги заставляет понервничать. Вроде бы, вон живое доказательство вашей любви стоит, даже два, а нервишки все равно шалят не по-детски. Что, если сейчас Юнги ещё не чувствует того же и в будущем он должен был знатно попотеть, чтобы добиться этого малыша? Он был готов к этому, но сейчас все иначе. Чонгук себе напоминает, что он альфа с большой буквы, черт возьми, вроде как, даже очень крутой, так что должен взять себя в руки и повернуть голову в сторону притихшего омеги. Когда он делает это, то видит, как очень смущенный Мин улыбается, все еще поглаживая по голове ребенка. Чонгук взгляда больше не отводит. Они оба сидят на корточках, поэтому замечает, как рука Юнги медленно падает на пол, как он сам взгляд опускает, наверняка почувствовав, что за ним наблюдают; как свои губы покусывает, но признак улыбки не прячет, смелости придает. — Думаю, в одном фото нет ничего страшного, — лепечет себе под нос Мин. Дети сразу оживают, не дав и шанса неловкой атмосфере просочиться, становится шумно. — Отец, телефон, дай телефон! Чонгук уже на автомате устройство из кармана джинс достает, не глядя отдает, а сам второй рукой мягко накрывает бледную ладонь Юнги. Пробует, реакцию проверяет, а Мин голову наконец в его сторону разворачивает, все так же улыбается и руку не отдергивает. У альфы влюбленное сердце трепещет, когда они за руку встают вместе. Юнги пусть молчит, но всем видом дает знать, что все в порядке, он не против их контакта. Чонгук думает, осознает ли омега вообще, как легко и ловко вертит им, заставляя то от нервов руки по карманам прятать, то чувствовать себя самым счастливым? Под команды детей, которые довольные до чертиков, они встают в позу напротив окна. Старший залез на диван, чтобы на одном уровне с родителями быть и кадр лучше получился, а Чон аккуратно приобнимает со спины Юнги за талию. Умирает мысленно с того, как идеально он в его руки вписался, вечность бы так стоял, обнимал. Юнги не вздрагивает, когда чувствует объятие, за что себе благодарен нереально. Опускает взгляд, рассматривает впервые так близко его руки, выпирающие венки на них, чувствует в них силу, но при этом контраст с тем, как его нежно обняли. Он будто во сне. Это все реально? Когда Чонгук признался, Юнги не знал, что думать. Правда ли это или спектакль для детей? Однако сердце вытеснило разум, когда он взглянул на него. Такого открытого, смущенного, взволнованного. Юнги никогда раньше не видел Чонгука таким. Одна мысль, что это из-за него, и создаётся чувство, что невидимые крылья сами его на небо от счастья понесут. — Пап, подними голову, посмотри на отца! — командует младший. Юнги все еще очень смущается этого «папа», но не возражает, тихо голову разворачивает, приподнимает, но взгляд удержать с Чоном, который на него смотрит, не может. — Вот повезло, у нас дети есть, теперь не надо волноваться, что ты меня кинешь. — Эй! Чонгук неловкость скрасить попытался, тем самым развеселив Юнги, который сразу на него посмотрел, якобы возмущаясь, хотя на деле улыбался. — Я сфоткал! — радостно скачет ребёнок, разглядывая фото, а потом несётся к родителям, которые к поднесённому телефону наклонились. А там с экрана им два невероятно счастливых человека «привет» передают. Юнги удивляется, что у них реально получилось воссоздать фотографию с описания сына: они стоят в обнимку, смотрят друг на друга, улыбаются. Что-то из жанра фантастики. И весь оставшийся вечер проходит не менее красочно. Оказывается, у Чонгука дома из еды только рамен быстрого приготовления, а Юнги своих пусть и будущих, но детей, кормить этой гадостью не собирается. — В смысле «гадость», это очень вкусно! — недоуменно возражает Чон, расположившись рядом на барном стуле, пока Юнги орудовал у плиты. — И как много ты ешь его? — щурит глаза Мин. — Ну, как-то я съел шесть порций за один вечер… — Боже, мой будущий муж усиленно хочет заработать гастрит. Юнги забылся, проворчав это, а когда понял что сказал, Чонгук уже сидел с самой довольной рожей на планете, не стесняясь уставившись на него. — Я имел в виду… — Тогда ты должен приходить ко мне чаще и кормить правильной едой, потому что я просто постояв рядом с плитой могу пожар вызвать, — распевает Чон. — Ты разбалуешься, — бурчит покрасневший Мин, умиляя второго. Однако в голове уже начинают пробегать мысли, что бы приготовить Чонгуку в следующий раз. На ужин у них выходит жареный рис с овощами (Юнги выжал максимум из холодильника). Дети помогают накрыть все на стеклянный столик в комнате, Гу носит палочки, а старший тарелки, пока Чонгук достаёт красивые бокалы с верхних полок. Правда, они будут пить сок и в них не было необходимости, но Чонгука это мало волнует, ведь его старшенький сын попросил праздника. Юнги раскладывает еду, и они все вместе садятся ужинать, пожелав «приятного аппетита». Вся атмосфера пропитана уютом, только детей периодически одергивать приходится, когда они забываются и начинают лишнего болтать. Как бы парням не было интересно узнать будущее, они прекрасно понимают, что нельзя и не нужно. Единственное, что Юнги узнаёт, это что с Тэхеном они останутся также дружны, а дети обожают «дядюшку Тэ». День выдался очень эмоционально насыщенным, поэтому Мин немного волновался, как ребятня засыпать будет, но это было зря. От перевозбуждения к концу вечера они быстро вырубаются на разложенном диване, когда просмотр «Ледникового периода» подходит к середине. Чего не скажешь о них с Чонгуком. У альфы в доме не было ещё одной кровати или матраса, поэтому они решили лечь по разным сторонам от детей, но от мыслей это особо не спасало. Юнги снова перевернулся на другой бок, но открыв глаза увидел, что Чонгук присел на кровати, прислонившись спиной к спинке, и смотрел в окно. Ночь пусть и темная, но ясная, на небе не было облаков, только наполовину полная луна, которая освещала комнату. Чонгук поворачивает голову на шорох, застукав тем самым, что Юнги все еще не спит. — Тоже не спится? — тихо, чтобы не разбудить детей, спрашивает Чон, на что второй кивает. — Не могу уложить в голове сегодняшний день. Чонгук понимающе усмехается. — Точно, я все еще не могу поверить, что ты спишь в моей постели. — А ты любитель подкалывать. — Просто ты милый, когда дуешься. Наступает тишина, потому что Юнги не знает, что ответить на такую честность. Он губы кусает, набираясь смелости спросить то, что его весь вечер грызло. — Чонгук, ответь честно, пожалуйста… — Да? — тут же оживает Чон. — То, что ты сказал днем… Ну, про то что я… Что ты любишь меня, это правда? Или ты действовал по ситуации? Юнги взгляд поднимает, потому что должен видеть эмоции парня сейчас. Чонгук сначала хмурится, как будто ему какую-то глупость сказали, потом вздыхает, а в конце приподнимает губы в улыбке. — Я должен был догадаться, что ты так просто не поверишь. Да, Юнги, это правда, — смотрит с любовью. — И уже очень давно. Я поэтому и задевал тебя временами, хоть немного внимания получить хотел. Понимал, что как первоклассник веду себя, но остановиться не мог. Сегодня, когда дети в кабинете к тебе бросились, честно, я сначала очень рассердился. Хотел встать и свалить с универа, пойти в зал, грушу избить, хоть как-то пар выпустить, потому что подумал, что мне будущее показали, где у тебя своя семья, в которой для меня места нет. А потом малыши про камень заговорили, мое имя назвали, и я… Боже, да у меня за секунду весь мир перевернулся. Я сейчас сижу, смотрю как они спят, на тебя, и поверить не могу, что такого счастья достоин. Чонгук наблюдает, как после этих слов Юнги свою улыбку за одеялом прячет, натягивая его повыше, половину лица скрывает. Однако глаза полумесяцы все также видно. — Я могу расценивать это как то, что ты меня не отвергаешь? — шепчет Чон, чувствуя трепет внутри. — Ты дурак? Я даже не мечтал о том, что мои чувства окажутся взаимны, ты ведь Чон Чонгук, золотой мальчик универа, мы жили будто в разных мирах. А сейчас ты говоришь, что моя любовь к тебе не сгниет в одиночестве. Я точно не смогу уснуть. — Знаешь, говорят, когда два мира пересекаются, происходит магия. — Да ты романтик. — Хосок тебе не поверит, если скажешь это, — отвечает альфа. И они тихо смеются, переглядываясь. Одновременно замолкают, когда Гу переворачивается, но убедившись, что ребенок спит, снова расслабляются, посмотрев друг на друга. — И все-таки надо спать, — бурчит Юнги, вздыхая. — Спокойной ночи. Чонгук в ответ желать добрых снов не торопится, только привстает немного и через детей на половину Юнги тянется, целуя в макушку лежащего парня. — Спокойной ночи, — довольный, как Чеширский кот, ложится обратно к себе на спину и тут же глаза закрывает. Юнги все еще прикосновение мягкое чувствует, слабый шлейф парфюма альфы, который он уловил, когда Чонгук совсем близко наклонился, и свое колотящееся сердце унять не может. Как тут спать?! // Утро у Юнги начинается с чьего-то кряхтения рядом и детского хохота. Мин лениво разлепляет глаза, чтобы его взору предстала картина, как спину все еще спящего Чонгука оседлал Гу, изображая лошадку. Малыш периодически подпрыгивает на месте, выбивая душу из отца, и Юнги становится смешно. Он немного приподнимается, переворачиваясь на бок и облокотившись на кровать, кладет голову на ладошку и улыбается. Парень абсолютно не выспался, но как здесь можно быть недовольным? — Гу, пощади, — бормочет Чон, который все-таки только притворялся спящим, а на самом деле уже давно знает проказника. — Уже девять, вставай! — Всего лишь девять… — Давай, отец, ты же лошадка, поехали! — Ну сам напросился. И после этих слов Чон тут же переворачивается, скидывая хохочущее дитя на кровать, и начинает его щекотать, приговаривая: «Кто мне спать не даёт? Кто тут ранний такой?» — Не я! Пап, пап, помоги! — громко смеётся малыш, пытаясь «спастись». Чонгук дает ему кинуться в сторону уже присевшего Юнги, и тот сразу же прячется в его объятиях, изображая домик. Чон смотрит на заспанного омегу, играющегося с ребёнком, как его волосы спутались, а голос еще немного хрипит, и прилив любви затапливает с головой. Он хочет расцеловать своего отца, который создал изумрудный камень. — А где старшенький? — задается вопросом Юнги, когда они немного успокаиваются. Они, как и положено, не знают имена детей, поэтому первого обозначили ласковым «старшенький», а второго кратким «Гу», которое случайно узнали. Чонгук указывает Юнги в сторону кухни, и он, оборачиваясь, замечает, как чёрная макушка что-то мастерит у гарнитуры. — Я приготовил чай и бутерброды, вставайте завтракать, — зовёт их тот. Когда они дружно подходят к барной стойке на ней уже стоит тарелка с бутербродами с колбасой и сыром, который расплавился в микроволновке, и четыре кружки чая с пакетиками. Юнги умиляется и считает это очень достойным завтраком. — Обалдеть, ты готовишь лучше, чем я, — присвистывает Чон, вызывая смех. — Видимо, в любом времени, потому что ты говорил мне это уже. Между ними начинается небольшая словесная перепалка, в которой Чонгук пытался отстоять свой мало-мальский навык готовки, а второй обрубал все его доводы, пока Юнги не вернулся из ванны и не погнал их туда же, умываться. Завтракали они спокойно, не торопясь, наслаждаясь временем, так как в университет им только к обеду, как в дверь позвонили. Парни удивленно переглянулись между собой. — Ты кого-то ждёшь? — тут же спрашивает Мин. — Нет, без понятия, кто это, — хмурится Чонгук, направляясь к двери. Кто бы это ни был, парень сейчас ему рад не будет и на порог не пустит, послав по прямой дорожке. По крайней мере именно так он думал, пока открыв дверь не увидел родное лицо папы с ровным загаром и красивой улыбкой. — Дорогой, ну что ты так долго! — всплескивает руками черноволосый мужчина в пиджаке от LV. — После Бали в Сеуле холодрыга невозможная! — Папа? Что ты здесь делаешь?! — И это так ты меня встречаешь после долгой разлуки? — наигранно возмущается, обнимая сына. — Тебя не было два месяца, а не годы, — бормочет Чон, обнимая в ответ. Тем временем пока Юнги пытался свою панику подавить, дети чуть «Дедушка!» не закричали, услышав знакомый голос, но Юнги их вовремя отдернул, шикнув, и они тут же послушались, закрыв рот. А когда Мин понял, что новоиспеченный свекор уходить не собирается, тут же начал бегать глазами, куда детей спрятать, но вариантов было не так уж и много. Самый быстрый и ближайший — это посадить их за кухонные шкафчики, отделяющих зону кухни от комнаты, и не пускать папу Чонгука за них. У Юнги времени на подумать крайне мало, поэтому, когда он усаживает их туда, а в комнату проходит гость, он выглядит как испуганный оленёнок в свете фар. — Пап, это, — но не успевает Чонгук представить парня, как его перебивают. — Я знаю, Юнги, верно? — улыбается мужчина. — Здравствуйте, — вежливо кланяется, все еще находясь в растерянности. Папа у Чонгука очень красивый, чего и следовало ожидать. Чёрные уложенные волосы достают до плеч, крупный нос, как и у сына, только разрез глаз другой, более узкий, лисий. Прямая осанка и легкая очаровательная улыбка, за которой виден идеальный ряд зубов. Одного взгляда хватает, чтобы понять, что перед тобой очень влиятельный и уверенный в себе человек. — Знаешь? Откуда? — удивляется Чон, в то время как папа присаживается на все еще неубранный диван. Вся простыня помята и местами скаталась из-за утренней войнушки Чонгука с Гу, но он то об этом не знает. И Юнги покрывается красными пятнами, когда понимает, о чем здесь можно подумать, а он ещё и стоит в серой футболке Чонгука, которую тот дал ему на ночь. Вот бы сквозь землю провалиться. — Мне вчера позвонил до чертиков счастливый Соен и поделился последними новостями. Так где мои внуки? — Соен? — тихо уточняет Мин, посмотрев на Чонгука, который подошёл к нему. — Мой кузен, учится в нашей параллели, — бросает извиняющийся взгляд Чон. — И что он ещё тебе рассказал? — Да он там помирает от сожалений, что не увидел малышей, — так же легко продолжает папа, посмеиваясь. — Что омеги все с ума сходят, каким чудом тихоня Мин Юнги себе Чонгука получил, как альфы возмущены, что ты их милого Юнги забрал. Ты очень популярен, дорогой, Чонгукки придётся нелегко, — обращается к Мину. — Все совсем не так, все просто удивлены, — мнёт подол длиной футболки омега, покраснев. Чонгук губы кусает и взглядом его фигуру пожирает, Юнги вообще понимает, насколько очарователен?! — Теперь я понимаю, что твои угрозы были не просто словами, — усмехается омега-старший, наблюдая за этим, а потом обьясняет удивленному Юнги. — Соен также рассказал, что очень хотел вчера к вам заехать, но Чонгук буквально сказал, что прибьет его и не посмотрит, что тот омега, если он сунется сюда и помешает вам. — Папа! — возмущается Чон с того, как его сдали. — Что? — невинно хлопает глазками. — Ты знаешь, как я боялся, что моего сына охомутает какой-нибудь высокомерный омега, якобы «высшего общества», влюблённый в твой образ, да ещё и с дешевой красотой, сделанной в Америке у хирурга? Которому только деньги подавай? Это же скука смертная, в одни рестораны с ним ходить да на выставки, счастьем и не пахнет! Но вот я смотрю на Юнги и моя душенька успокаивается, слава богу, у тебя есть вкус, сынок. — Просто возвращайся обратно на Бали, пап, — давит из себя улыбку Чон, уже чуть ли глазом не дергая и переживая за то, а не сбежит ли Юнги сейчас куда подальше от их семейки. — Сначала внуки! — Но- — И даже не начинай мне рассказывать, что нельзя, про игру времени и бла-бла-бла, — тут же обрубает, выплёскивая руками. — Я и так за всю жизнь твоего отца наслушался! Знаю, что к чему! Чонгук переглядывается с офигевшим Юнги, который пытается держать лицо нейтральным, и вздыхает, как бы говоря: «прости, но тут спорить бесполезно, я бессилен». В выжидающей тишине Юнги смотрит на спрятавшихся детей, которые уже готовы подскочить, и дает им добро. — Можете выходить. Мальчики медленно встают, выглядывая из своего укрытия на деда. Тот, заметив их, с места встает, прикрыв ладонью рот от умиления. Смотрит в большие, как у сына, глазки младшего и аккуратные черты лица с кошачьим разрезом глаз, как у рядом стоящего Юнги, у старшего. Через себя этот момент пропускает, что вот они его кровинушки маленькие стоят. — Ну какие же вы хорошенькие! — эмоции сдержать не может. — Дайте я вас обниму! — Дедуля! — сразу бежит к нему радостный Гу. — Деда, ты такой красивый, — делает комплимент старшенький омеге. — А в будущем? — И в будущем тоже наш деда самый красивый, — кивает ребенок, которого уже сгребает в объятия мужчина. — У меня двое прекрасных альф растут, даже не верится, — быстро стирает все-таки поступившую слезу. — Я думал, что Чонгукки был самым красивым малышом на свете, но, видит бог, я ошибался. — Вообще-то это наши дети, — дует губы Чон, обнимая улыбающегося Юнги за плечи. — Да ты сам ещё из игрушек своих компьютерных не вырос, — фыркает на него папа, заставляя Юнги смеяться. — Смешно тебе? — наигранно возмущается Гук. — Вы такие милые, не могу. — Юнги, дорогой, — ласково обращается к нему омега, прерываясь от игр с внуками. — Да? — Внучок-омежка у меня тоже обязательно должен быть, вы уж постарайтесь, — и подмигивает. — Папа! Не таким Юнги представлял себе знакомство со свекром, что уж тут скажешь. Не то чтобы он вообще об этом думал, но все же… За это утро он узнал, что пусть и болтливый, но по натуре папа Чонгука очень душевный и семью свою любит невероятно. Без чудаковатых замашек богатых, простой и Юнги, слава богу, в качестве пары своего сына принял. Дети дедушку обожают, но время неумолимо идет дальше, и им уже пора выдвигаться в университет. Когда наступает время прощаться с мужчиной, никто не говорит «пока». Молодой дедушка улыбается и целует их в щечки, после чего говорит: «До скорой встречи, солнышки». Дети на это кивают и с лёгким сердцем садятся в машину отца. К Юнги снова приходит чувство, как его жизнь полностью перевернулась. Он волновался, как будет проходить процесс возвращения, не испытают ли малыши негативных эмоций, но смотря на них сейчас понимает, что они спокойны и ждут встречи с родителями из своего времени. Плакать явно никто не собирается, и это успокаивает. В универ они подъезжают к тому времени, когда идут занятия, чтобы избежать пересечений с людьми, и сразу направляются в кабинет директора, который их ждёт. Открыв дверь, в глаза сразу бросается изумрудный камень на его столе, что теперь излучает свечение. А ещё вчера он был тусклым и непригодным. — Здравствуйте, — кланяются студенты и дети, повторяющие за ними. — Вы пришли, здравствуйте. Как прошла ночь? — Все хорошо, — уверяет его Чонгук. — Они были умничками и не болтали лишнего. — Рад слышать, — приподнимает уголки губ мужчина. — Тогда предлагаю не медлить и сразу перейти к делу. Предупреждаю, камень нестабилен, и одного прикосновения к нему хватит, чтобы перенести детей обратно. — Нестабилен? Это опасно? — тут же встревает Юнги. — Нет, просто необходимо чтобы малыши взялись за руки перед тем, как прикоснуться к нему. Его хватит ровно на одно перемещение, туда, откуда они прибыли. Так что сейчас самое время попрощаться. Дети, услышав эти слова, сразу на родителей смотрят, а те на корточки к ним приседают, крепко обнимая. — Больше так не балуйтесь, будьте осторожны, — говорит Юнги, целуя в макушку, на что получает твердое обещание. — Увидимся на той стороне, — улыбается им Чонгук, прошептав это. Они наблюдают, как их мальчики берутся за руки и старшенький тянется к камню. Как только он берет его в свою маленькую ладошку по помещению проходит ветерок, а дети растворяются в воздухе, направляясь домой. Юнги сразу чувствует, как ему стало пусто. И грустно. Он успел так привязаться к ним за эти сутки, что сейчас, смотря на то место, где ещё секунду назад стояли его два чуда, все-таки приходится подкатившие слёзы вытирать. Чонгук его чувства полностью разделяет, но держится и любимого взбодрить пытается, обнимая. — Хэй, ну что ты, не плачь, малыш, — улыбается, заменяя руки Юнги на свои, обхватив ими его щечки. — Хочешь, можем прям сегодня их появлением заняться? — шутит Чон, за что получает в плечо кулаком и слабый смех Юнги. — Ты такой дурак, Чон Чонгук. — Но ты меня любишь. — А ты успешно этим пользуешься. — Кстати говоря, об этом, — вмешивается директор, прерывая их милование. — Вашу память придётся запечатать. — То есть, как? — тут же хмурится Чонгук, которому совершенно не нравится поворот разговора. У него тут Юнги в его плечо утыкается, он обнимать его может свободно, в смысле запечатать?! Но не успевает мужчина продолжить, как в кабинет влетает на всех парусах Ким-собственной-персоной-Тэхен. — Где мои племянники?! — Тэ, ты с какого дуба рухнул? Ты сейчас к директору вломился? — приходит в себя Мин, уставившись на друга. — А что ты мне прикажешь делать, не каждый день дети моего лучшего друга в прошлое приходят! Простите, директор, — тараторит Ким, тут же переключаясь. — Смотрю, у вас все прекрасно, теперь слюни реально друг на друга пускаете, а не на расстоянии, аллилуйя. — Тэхен, выйди и зайди нормально! — возмущается Мин. — Племянников мне моих покажи, дурень! — Тебе никого это не напоминает? — бормочет Чон, вспоминая утреннего гостя, на что Юнги усмехается. — Повезло же нам с близкими. Дети уже ушли к себе, — отвечает Киму, — но они души не чают в своем бестолковом дядюшке Тэ, можешь быть спокоен. — Ну блиииииин, что за гадство! Опять не успел… Дверь распахивается и заходит ещё один гость. В этот раз это солидный мужчина в костюме, которому явно за пятьдесят, и все успокаиваются, вспоминая, на чем их прервали. — У Либома-щи не так много свободного времени, так что будьте добры, Тэхен, присядьте пока в стороне, — терпеливо говорит директор. Юноша указаний сразу слушается, не понимая, что происходит, но почувствовав, как атмосфера сразу изменилась. — Это Чхве Либом, — представляет своего друга директор, — и он специализируется на запечатывании памяти. — Но ведь вчера все было нормально, почему так неожиданно? — у Юнги внутри все вниз падает. — Ничего не было нормально, Юнги, и мы должны с этим разобраться. Это лучшее, что я могу вам предложить, вместо, например, того же стирания памяти. Вы забудете об этих сутках лишь до тех пор, пока у вас не появятся эти дети. Вы же и сами понимаете, что так надо. — Но… Юнги смотрит на Чонгука, такого родного, такого близкого, досягаемого, и ему снова плакать хочется. Им правда надо начинать все сначала? Надо. Но так, черт возьми, не хочется. — Время, мальчики. — А что насчёт других студентов? — спохватывается Чон, не сдаваясь, пытаясь обыграть ситуацию. — Тем, кто был вчера в аудитории и видел детей уже тайно запечатали память. У остальных все было на уровне слухов, которые быстро исчезнут без подтверждений. Тэхен этому также поспособствует, я прав? — Киму остаётся на это только кивнуть, грустно взглянув на друга. — Тэхен, — в этот раз обращается к нему Чонгук, — у меня тоже просьба. Проследи, чтобы я не сильно тормозил и быстрее за Юнги ухаживать начал. — Пф, а вот за такого оленя, который только тыкать Юнни со стороны мог, не ручаюсь, — фыркает Ким. Чонгук взглядом в его сторону стреляет, но видит, что несмотря на игриво-детскую интонацию, глаза у Тэхена серьезные. Он проследит, чтобы его друг был счастлив. Юнги в их перебранку не лезет, вздыхая, и к Чонгуку тихо обращается: — Обещаешь, что мы будем вместе? Чон обнадеживающе улыбается, в последний раз по любимому лицу взглядом пройдясь, нежно за руку взяв. — Обещаю.

***

В этот раз посадка вышла мягче. Чонги, почувствовав, что приземлился пятой точкой на знакомый ковер, тут же глаза открывает и братишку глазами ищет. Миньгу находится совсем рядом, они все еще держатся за руки, и в себя приходит. — О, господи!! — слышат знакомый возглас в стороне. Не успевают мальчики и слова сказать, как к ним сразу папа бросается и к себе крепко-накрепко прижимает, рыдая. — Вы хоть понимаете, что мы с отцом пережили?! Слава богу, вы в порядке, слава богу! Как вы нас напугали, я думал, что с ума сойду!! У Юнги голос дрожит, он сам весь дрожит, и сейчас, в полной мере осознав, как они напугали родителей, мальчики себя ужасно чувствуют. — Папочка, прости, — всхлипывает Гу. — Мы не знали где вы, с кем вы, что вообще с вами этот чертов камень сделал! О, боже, мои мальчики… Юнги от эмоций и пережитого ужаса, который наконец отступил, на голову ладонь кладёт и чувствует, как комната двоиться начинает. — Пап? — дрожащим голосом зовёт старший. — Юнги, я слышал крик? — мальчики видят, как в комнате появляется отец, только вид у него отличается от того, каким они привыкли его видеть. Вместо костюма мятая футболка, опухшее и дико уставшее лицо, вместо улыбки новая складка на лбу и свежая щетина, которую они никогда не видели раньше. — Мальчики… — тихо, в отличие от папы, говорит он, тут же бросаясь к ним. Они сидят на том же пушистом белом ковре в их домашней библиотеке, из которой исчезли, но теперь все вместе. Чонгук немногословен, но дышит порывисто, в груди, к которой он их прижимает, сердце бешено колотится, успокоиться никак не может. — Сегодня же уничтожу этот ебучий камень. Обычно у них в семье всегда соблюдается цензура при детях, но сегодня далеко не «обычный» день. Юнги даже исправлять его не будет, потому что сам закурил за эти сутки, убив нафиг всю нервную систему и чуть не убив мужа с его отцом и фамильной, блять, ценностью. — Любимый? — обращает на него внимание Чонгук, заметив полуобморочное состояние второго. — Я в порядке. — Так, ребятня, уносим папу в нашу спальню. /// С этих событий проходят еще пару суток. Уничтожение единственного экземпляра изумрудного камня, только после чего Юнги начинает снова дышать. Дети урок на всю жизнь усвоили и теперь точно лезть куда не надо и глупости делать не будут, десять раз подумав, но Юнги все равно нуждается в том, чтобы проверять их периодически. Ему просто нужно видеть их в поле зрения, чтобы успокаиваться. У Чонгука, который до сих пор на работу не вышел, оставшись в их загородном особняке, чтобы все время проводить с семьей, аналогичная ситуация. Так он и просыпается посреди одной ночи, почувствовав, что вторая половина постели пустует. Присаживается на кровати и замечает, как Юнги стоит у комода, над которым развешены их семейные фотографии. Юнги слышит, как второй встает с кровати, проснувшись, поэтому, почувствовав объятие со спины и медленные поцелуи вдоль шеи, не вздрагивает, только удобнее подстраивается, наслаждаясь. — Почему не спишь? — Чонгукки… — Да? — Ты тоже тот день вспомнил? Юнги слышит за спиной тихий звук, похожий на хмыканье, и знает, что это значит. Чонгук улыбается. — Да, сегодня. Ждал, когда и ты вспомнишь. — Так наши малыши действительно были с нами, в безопасности. — Кто бы мог подумать, да? — кладёт голову на плечо Мина, тоже начиная рассматривать фотографии. — Поверить не могу, что у нас есть фото, где ты впервые в любви признаешься и его сделали наши дети, — изумлённо шепчет Мин, смотря на то самое фото в старой студии Чонгука, где они обнимаются. — А мы все голову ломали, когда успели сфоткаться так. — Вселенные нами совсем не изучены, — задумчиво бормочет Чон. — Кто знает, может, прямо сейчас в одной из параллельных вселенных я только влюбляюсь в тебя. — А я жалуюсь Тэ, что у меня нет ни единого шанса, — с теплотой вспоминает Мин. Наступает уютная тишина, в которой они стоят в обнимку, совсем как на фото, пока Юнги не начинает посмеиваться. — Твой папа буквально в первую встречу сказал мне, чтобы я омегу родил. — Сейчас тебя не должно это удивлять, ты же знаешь его. — Да, но теперь я понимаю, почему меня с порога так радушно приняли, когда мы пошли знакомиться, как будто уже знали меня. Ведь и правда знали. А я, глупый, волновался. — Повезло, зато меня твой отец чуть с винтовки не пристрелил. — Да там даже патронов не было, — смеется Юнги, вспоминая тот день. — Но эффект он нужный воссоздал. Мин разворачивается в его руках, обвивая шею своего альфы и улыбается, в губы прошептав: — Ты не сбежал, и я тобой горжусь. — Тогда, может, настало время исполнить обещание насчет пополнения в семье? Руки перемещаются на ягодицы омеги, после чего он поднимает парня, который сразу же обвивает ногами его талию, чтобы не упасть. — Обещать ничего не могу. — И не надо, — последнее, что говорит Чон, прежде чем припасть к губам, ради которых вечность жить готов. Поцелуй, за который он и умереть, и убить может. Искренняя и чистая любовь, которую они пронесут через всю свою жизнь. *** Третьему малышу в семье, который родился в тёплый майский день, прекрасной омежке, дали имя Чон Юнгу.