I did it my way

Он просыпается посреди ночи с твердой уверенностью в том, что должен сделать, и наскоро пакует спортивную сумку, безжалостно вытряхивая из нее грязную спортивную форму прямо на пол. Тот Стив, которым он был еще накануне, никогда не поступил бы так… небрежно. Не привыкший к банковским карточкам, он хранит наличные дома и сейчас, не считая, подхватывает пачку купюр из тумбочки в коридоре. А потом, замерев с бейсболкой в руках у самой входной двери, воровато прислушивается к тишине квартиры. Она встает нерушимой и плотной стеной, словно отсекая его от призрачного настоящего, крепко спящего в объятиях Рамлоу. — Вот и все! — шепчет Стив и, отвернувшись, аккуратно и почти бесшумно проворачивает ключ в замке. — Далеко собрался? — Брок, босой, в одних лишь пижамных штанах, вырисовывается из темноты. — Меня вызвали… — Стив запинается и не договаривает. Кто вызвал? Зачем? Почему? Эти вопросы не волнуют Рамлоу. Он устало трет наморщенный лоб, проводит корявой ладонью по волосам, откидывая назад отросшую челку, и пристально смотрит, будто давая шанс сказать правду. И, так и не дождавшись, тяжело вздыхает. — Хоть мне-то не ври. Я ж не Барнс. Стив вспыхивает, предательская краснота разливается по лицу, сползает на шею, окрашивает мочки ушей. «Хорошо, что темно!» — мелькает трусливая мысль. — Ладно, Роджерс, расслабься и не пытайся сочинить красивую сказку, ты не умеешь. Допустим, я поверил, что ЩИТ выдернул тебя из постели посреди ночи ради спасения человечества. Я провожу тебя до гаража, если позволишь. Рамлоу не спрашивает. Он ныряет в разношенные кроссовки, подхватывает с вешалки потертую кожанку и, не таясь, отпирает дверь. — Идешь? Или человечество все-таки не в такой уж опасности? До минус третьего этажа парковки они спускаются молча. По крайней мере, лично Стиву не достается ни слова, зато Брок непринужденно мычит, подпевая дурацкой закольцованной мелодии, которая начала играть, едва перед ними открылись раздвижные створки лифта. — Ты на мотоцикле, кэп? — Я?.. — Стив отчего-то теряется и не сразу вспоминает, какой предлог сочинил для своего бегства. — Да, я возьму мотоцикл. — Если уж ты не сильно торопишься, уделишь мне пару минут? Стив кивает обреченно и опускает спортивную сумку на бетонный пол. — Что тебе не так, кэп? — Брок присаживается на кожаное сиденье и скрещивает руки на груди. Покусывая нижнюю губу, Стив не знает, что сказать, как объяснить. — Я ведь могу так всю ночь… — произносит Рамлоу и в ответ на незаданный Роджерсом вопрос, на удивленно вздернутую бровь поясняет, — сидеть вот так и ждать, пока ты раздуплишься. Решил сбежать, так хотя бы МНЕ объясни, с хера ли. Чтобы я уж, как смогу, утешил завтра твоего лучшего друга. Не думаешь, что было бы честно хоть кому-то из нас двоих рассказать, что да как. — Ты не поймешь… — бормочет Стив, пряча лицо в ладонях. — Да куда уж мне! — язвит Брок и досадливо сплевывает в бетонную пыль. — Но ты попробуй. Говорят, ты еще в сороковых открыл в себе настоящий ораторский талант. От этих слов Стива захлестывает ярость, чистейшая, похожая на ту, которая вела его в логово нацистов в Аццано. За Баки. Он ловит себя на мысли, что мог бы переломить эту маячащую перед глазами жилистую, покрытую короткой темной щетиной шею одним движением руки. Но искус проходит, оставляя после себя лишь опустошение и апатию. — Я устал, — выдыхает Стив и словно съеживается, точно лопнувший воздушный шарик, — и больше не могу так. Долбиться в закрытую дверь каждый день. День за днем, день за днем. Бесконечно! Иногда я сам себе напоминаю бестолкового хомяка, который, раз взобравшись на чертово колесо, крутит его, уже не понимая зачем. Мне тяжело. Миссии вдруг стали для меня благословением, временем, которое я могу провести не дома. Но возвращаться все равно приходится. А дома он, оборотень с лицом и голосом моего лучшего друга. И ты, который живет с ним и трахает его. У Стива нет сил, не моральных — физических, чтобы оторвать пустой взгляд от цементного пола гаража. Но взгляд Рамлоу на себе он чувствует отлично: как что-то липкое, обдающее презрением, от чего хочется встать под горячий душ и тереть, тереть кожу, пока не сотрешь ее в кровь. — Что, Роджерс, хочешь сам его трахать? В этом проблема? От этого замечания Стив вскидывается, как от удара, и крепко сжимает кулаки, которые, впрочем, тут же разжимает. — Я хочу, чтобы он любил меня так, как люблю его я, Брок! — имя заклятого врага неожиданно легко соскальзывает с его губ, и сам враг, кажется, удивлен этим не меньше. — Но я для него — пустое место. В этом проблема. — О, распрекрасный Роджерс впервые в жизни не получил то, что хочется? Давайте все пожалеем несчастного бедняжку! — лицо Брока, перекроенное шрамами, вспарывает вдруг ехидная ухмылка, которая тут же оборотнем перекидывается в звериный оскал. — А ты не пробовал сам сделать хоть пару шагов в этом направлении? Не пробовал начать разговаривать с ним, понимать его? Интересоваться им? Молчи! Рамлоу предупредительно вскидывает руку, не давая Стиву и слова сказать в ответ. — Дай взрослому сказать! Знаешь, в сети куча таких вот слезливых историй, даже фильмы снимают. Ох, блядь, прости, совсем забыл, что ты у нас телек не смотришь, в интернете не зависаешь. Так я тебя просвещу. Бывает такое, Стиви, что живет человек, любит, дружит, а потом бах! Авария, несчастный случай или небезызвестные всем здесь присутствующим обнуления. И он теряет память. Совсем, напрочь, нахуй. И вот приходит он в себя на больничной койке, а вокруг него люди все сплошь незнакомые. Один руки тянет: я твой брат. Второй: я твой сын. Третий: я твой муж. А этот несчастный смотрит на весь балаган и охуевает. Представил? Вот каково сейчас твоему ненаглядному Баки. И тут являешься ты, принц на белом коне, мол я спасу тебя, ты мой друг и все такое. И он, блядь, верит тебе, Стив! Он поверил каждому твоему ебаному слову и пошел за тобой. А что ты? — он обвиняюще тычет в грудь Стиву. — Мы в ответе за тех, кого приручили, Стиви. А ты приручил его, дал ему кров и стол! Ты сказал ему, что вы — лучшие, блядь, друзья. А как только выяснилось, что у него мозги, может, навсегда набекрень, так бежишь, поджав хвост? Люди, Стив, разговаривают друг с другом. Люди делают шаг навстречу, протягивают руку, знакомятся и завоевывают друг друга заново. А ты хотел махом на все готовенькое только за свои красивые глаза? Брок выпрямляется, напряженный, как струна, и одергивает кожанку, а мнится, что парадный китель. — Мудак ты, Роджерс, как есть мудак. Раз собрался, так вали давай. А Джеймсу, — он принципиально не зовет его Баки, никогда не зовет, — я придумаю, что сказать. Он вроде и хочет что-то добавить, припечатать крепким словцом напоследок, но раздраженно тянет досадливое «Э-эх», машет рукой и уходит. Стив остается стоять на залитой резким белым светом парковке. Один, как и хотел.