Мы едем в город южный

- Проснись и пой, Гилберт! - Заткнись и спи! Какого хрена ты встал в такую рань? – недовольная моська Байльшмидта оторвалась от подушки. Потянувшись, Гил взял с тумбочки, стоявшей у кровати, телефон, – 7 утра? Брагинский, ты совсем офонарел? И тут же получил в лицо полотенцем: - Чеши умываться. Ты мне ещё спасибо скажешь. - За что, интересно? - Да за то, что я твою белую тушку от солнечных ожогов спасаю. Шуруй давай! Ворча, Пруссия всё же встал с кровати и направился в ванную. Как бы ни было противно признавать, но Ванька был прав. Ввиду излишней бледности кожи у Гилберта всегда были проблемы с загаром. А кому захочется ходить как пятнистый красно-белый леопард? *** Как оказалось, на пляже уже было прилично отдыхающих. «Вот же не спится людям!», – подумал Гил. - Видишь, Гилберт, не мы одни ранние пташки, – Иван расстелил коврик, – через час мы бы хрен место нашли. - Ты так говоришь, как будто сюда полстраны приехало. Иван многозначительно улыбнулся: - Посмотрим, посмотрим. И вот Пруссия стоит у кромки воды, которая с лёгким шелестом набегает на гальку, чуть касаясь его ног. Тёпленькая… - Ты чего застрял? – хлопнул его по плечу Иван. – Боишься? - Ха, с чего бы Великому бояться? Наслаждаюсь. - Ну, наслаждайся, а я пошёл, – и, разбежавшись, Россия плюхнулся в море, подняв кучу брызг. - Слонёнок, – улыбнулся Байльшмидт и неторопливо вошёл в воду. Ступая по скользкой гальке, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство, которое не передать словами. Знаете, когда шаг за шагом погружаешься в море, а вода постепенно скрывает тебя… Когда твоё разгорячённое тело соприкасается с прохладными волнами и становится с ними единым целым… Гилберт с наслаждением покачивался на волнах. Так хорошо ему давно не было. - Ну как ощущения? – откуда ни возьмись появилось довольное лицо Брагинского. Пруссия перевернулся на спину и улыбнулся: - Если честно, то великолепно! Признаю, твоя идея поехать на море была очень даже неплоха. - А я что говорил? Ай да со мной до буйка! - Ты совсем, что ли? Даль такая! Но Россия уже поплыл в сторону оранжевого шара. - Вот что с тобой делать? – в голосе Байльшмидта сквозила обречённость. – Брагинский, подожди меня! *** - Дурья твоя башка, какого ты попёрся до буйка? И меня ещё за собой поволок? - Заметь, ты сам за мной поплыл. - Не переводи стрелки! Из-за тебя на нас спасатель с берега вопил! - Пф, подумаешь, он на всех кричит, посмотри сам. И действительно, спасатель, сидящий на смотровой площадке, то и дело говорил в мегафон нечто вроде «За буйки не заплывать! Молодой человек, скажи своей девушке, чтобы далеко не плавала! В технической зоне не плавать!». - Хм, и правда. Что ж, Великий желает насладиться отдыхом и позагорать, – Гил потянулся на коврике. И тут же над ним раскрылся зонт: - Решил в головешку в первый же день превратиться? – Иван устроился рядом. – И вообще, подвинься, разлёгся тут. - Эй, я загорать хочу! А твой зонт всё портит! - Ага, чтобы ты потом ныл, что сгорел? Нет уж, мне мои нервы дороже. Лежи и наслаждайся. «Ненавижу, когда он прав», – в который раз подумал Гилберт и, устроившись поудобнее (насколько это возможно, учитывая далеко не маленькую тушку России рядом), расслабился. Пожалуй, всё складывается не так уж плохо: тепло, шелест волн, солёные брызги в воздухе и неповторимый южный воздух, в котором причудливо смешались запахи соли, кукурузы, горячего камня и чего-то неуловимо-сладкого. Действительно, неплохо. *** - И как я умудрился обгореть? – сетовал Байльшмидт этим же вечером. – Ведь под зонтом лежал! - Видимо, тебя настолько любит солнце, что никакой зонт ему не помеха. – Ваня подошёл с кровати Гила с небольшой баночкой в руках. – Ложись на живот, будем тебя лечить. А лучше средства от солнечных ожогов, чем сметана, этот мир ещё не придумал. Пруссию передёрнуло: - Ты хочешь сказать, что ты мне сметаной спину будешь мазать? Совсем уже? Это ж противно! - Ты хочешь завтра вообще на спину не лечь или вовсе не встать? – Россия был непреклонен. – Сам же знаешь, как будет больно, если меры не принять. А как жечь начнёт… Гилберт скрипнул зубами: - Ладно, мажь давай, только не нуди, - и лёг на живот, подставив спину Брагинскому. Он, конечно, понимал, что приятного будет мало, но то, что сметана окажется чертовски холодной… - Ааа, Брагинский! – Гила словно пронзила молния, а его крик, кажется, был слышен даже на пляже. – Ты издеваешься? Она же холодная! - Где ж ты видел тёплую сметану? А теперь не возникай и получай удовольствие. - Удовольствие, как же… – пробурчал Байльшмидт, чувствуя, как по спине растекается белёсая жижа. Брр… Однако, когда Россия стал плавно размазывать сметану по его спине, Гилберт почувствовал, что ему и вправду становится легче. Было ли дело в молочном продукте или в руках Ивана, скользящих по его телу, Пруссия точно не знал, но, тем не менее, чувствовал от этого странное умиротворение. До тех пор, пока по его плечу не прошёлся язык Брагинского. - Ты чего творишь? – негодование в голосе Пруссии умело скрывало смущение. - Извини, – чуть виновато улыбнулся Ваня, – иначе сметана убежала бы на кровать. Гил повернул голову и посмотрел на Россию. Увидев, как шея и плечи Брагинского слегка покраснели, он коварно ухмыльнулся. Пожалуй, месть не заставит себя долго ждать. И возьмёт он не сметану, а йогурт. Клубничный.