Поцелуй меня заново

      Если бы уровень стресса измерялся в скуренных сигаретах, то после этого звонка Мэйсон пришлось бы лишить весь городок месячного запаса табака. Но, увы, ни бюджет, ни время не позволяли опустошить даже ближайший ларек, так манящий яркой подсветкой за мутными окнами.       С другой стороны, Пайнс не видела ничего плохого в услышанном. Кажется, она, наоборот, должна радоваться, но Мэйбл всегда говорила слушать своё сердце, а оно, чувствуя неладное, беспокойно колотилось в груди.       Разговор не вышел длинным. Сестра Пайнс торжественно заявила, что их дядюшки вернулись с дальнего плавания, но довольными не остались – они ожидали повидаться с обоими близняшками перед своим следующим рывком к неизведанному. Собственно, именно поэтому, услышав, что Диппи не вернется домой в ближайшие дни, в разговор резко вмешались Стэнли и Стэнфорд – перебивая друг друга и определенно не заботясь о том, чтобы их вообще поняли. В какой-то момент речь зашла об отпуске Мэйбл, о поездке во Вьетнам, а потом звонок закончился на коротком «жди нас через два дня».       Естественно, Мэйсон ни о чем не спрашивали.

***

      Номер встретил её кромешной тишиной – идеальной для того, чтобы остаться наедине со своими мыслями. А вот запах рыбных консерв не располагал к размышлениям никоим образом, и, хоть Диппи и уважала своих коллег за выбор закуски, она не собиралась оставлять при себе еще один повод для напряжения.       Признаться, девушка видела в темноте не самым лучшим образом, но каких-то смутных силуэтов в лунном свете ей хватило, чтобы понять, что полицейские воспользовались гостеприимностью её подопечных – на некоторых кроватях, предназначенных для одного не особо габаритного человека, теперь распласталось по двое, и, слава богу, что эти бессознательные тела умудрились распределить в пределах разумного: коп к копу, женщина к женщине и в подобном духе. С облегчением Диппи приметила, что её кровать осталась свободной – хотя с её помощью можно было избежать этого беспорядка.       Чудом обойдя несколько опрокинутых бутылок на полу, Пайнс пересекла комнату и оказалась на задымленном балконе. Здесь пахло куда приятнее – сухим деревом и табаком.       Билли не могла не заметить прихода «гостьи», но совершенно никаких признаков внимания она не подала. А вот Мэйсон сперва перепугалась, и лишь потом, раздраженно возведя глаза к потолку, прошла мимо, упав в разложенный еще утром стул в углу.       Сайфер сейчас казалась крайне безжизненной и даже безобидной – не было той профессиональной осанки, тех лукавых улыбок и язвительных взглядов. Не было и едва уловимого, но ощутимого шлейфа дисциплины и доминации. Она, опираясь о балконные перила, просто смотрела – казалось, даже взгляд её потускнел – в пустоту перед собой и, судя по окуркам, приканчивала уже третью сигарету. Будто вовсе и не существовало той отвратной и невыносимой блондинки.       Мэйсон поняла, насколько ложным было это впечатление, только когда достала свою помятую пачку – купленную второпях, лишь бы утопить в табаке свою головную боль ненадолго. Вскоре оказалось, что хороших сигарет во Вьетнаме почти нет, а если и есть – у девушки уйдет вечность, чтобы их найти.        – Мама не учила, что курить плохо?       Пайнс молча закуривает и отводит свой взгляд ровно туда же, куда недавно было направлено все внимание Билли – за горизонт.        – Прежде чем играть во взрослую, – женщина разворачивается, прислонившись к ограде спиной, и делает паузу ради очередной затяжки, – научилась бы сигареты себе выбирать.        – Мне и так нормально.       Через мгновение её лицо окутывает дымка - вязкий и терпкий запах забивает нос. Сперва Мэйсон морщится – горечь её собственных сигарет перебивает вкус чужих.       Она выдыхает и различает мягкий привкус орехов.       Приятный и тягучий аромат рассеивается в один момент – Пайнс только и успевает распробовать где-то на фоне маячащее сухое дерево, а после вновь погружается в отвратную смесь химии и низкопробной отруби.        – Не жалеешь о сказанном? – Женщина откровенно насмехалась, давя на гордость.       О, ещё как жалела. До горького кома в горле и хруста пальцев, болезненно сжатых в кулаках. О-ох, как же Мэйсон хотелось эти чертовы сигареты!       Девушка снова выдохнула и рывком покинула свое уютное гнездышко в углу. Краешком глаза она надеялась ухватиться за косые буквы на пачке в чужом кармане, но в темноте она разобрала только пытливый змеиный взгляд, купающийся в золоте – шатенку бросило в жар, и она поспешила уйти так же, как она сбегала от своих грехов каждое утро.       Пайнс припечатали к стеклу – жестко, даже деревянные ставни болезненно захрипели. Дверь с грохотом захлопнулась, капли вчерашнего дождя застучали по подоконнику.       Блаженно близко тлела чужая сигарета.       Билли больно стискивает занывшее плечо и бедрами прижимается к чужим, намертво пригвоздив к трещавшей двери заледеневшее от страха тело. Её сухие губы расползаются в ухмылке, выпускают клубы тяжелого дыма, Сайфер очень медленно наклоняется – вблизи разница в росте чувствуется куда более остро.       Блондинка выдыхает, и сизый дым змеей проникает в ноздри, опаляя Мэйсон утонченной отравой. Её горло обжигается горечью орехов, и Пайнс вдыхает, пристально следя за янтарным блеском над собой. Она приняла это подаяние, словно нищенка, и заплатила сполна – взгляд полицейской окончательно сдавил чужой гордости горло, стоило девушке только поддаться мгновению.       Отдаленный запах пряных трав дразнил, их хотелось ощутить четче и ближе – различить, разобрать на детали и уже тогда собрать вместе, вдохнуть на всю катушку, до звездочек перед глазами. Диппи не замечает, как сама тянется за добавкой.       Губы Сайфер не изменились с прошлой ночи – сухие и грубые, отчаянно потрескавшиеся, и при этом по-женски мягкие. Пайнс помнила всё до мельчайшей детали, но этот поцелуй казался совершенно незнакомым и новым.       Билли не торопилась. Целовала так трепетно и нежно, властно запутавшись пальцами в коротких кудрях, что у Мэйсон подогнулись ноги от нетерпения и разочарования – над ней издевались самым наглым образом, и сделать она ничего с этим не могла. Что главнее всего – не хотела. Табак дурманом закружил голову, подстрекая отдаться моменту и расслабиться, дразнил будоражащим запахом специй и согревал изнутри, обостряя чувственность момента – шатенка вздрогнула и резко выдохнула в чужие губы, чувствуя, что вот-вот сама затлеет той сигаретой.       Её руки мягко выпускают из плена, но вскоре девушку приподнимают за подбородок. Билли с наслаждением всматривается в томный взгляд – растопленный её же усилиями молочный шоколад вызывает массу триумфальных эмоций, и теперь Пайнс это не кажется таким уж унизительным.        – Хватит тебе, Сосенка?       Женщину притянули – нагло и бесцеремонно – за ворот распахнутой рубашки. Их взгляды столкнулись подобно морской волне об утес.        – И это твой ответ? – Сайфер по-прежнему ехидна, но биение сердца выдает её волнение.        – Прикуси язык.        – Это будет такая потеря для тебя, милая.       Совершенно новый поцелуй накрывает их сознания безумием; тела кажутся чужими, становятся горячими; кожа плавится под пальцами топленым маслом. Билли опаляет собой до бурлящей крови и ожогов в сердце – болезненно, на грани блаженства, сжимаются в стальных тисках все органы.       Совершаемое сравнимо с самоубийством для обеих. Сайфер терзает чужую кожу будто свою – играючи, не торопясь – лишь любопытно, сколько уйдет крови до бессознания; затем она погибнет, с неоспоримой победой в руках.       Для Мэйсон всё куда прозаичнее: утопиться, захлебнуться и забыться; спрятаться от стыда и чувства вины, отдаться одному лишь моментному порыву.       И пойти ко дну.