gloria victoribus

Пэнси ненавидела понедельники. Они всегда были жутко унылые, никогда не предвещающие ничего хорошего. Но больше всего она ненавидела те понедельники, когда с уроков профессора Бинса, на которых Пэнси могла поспать, её вырывал собственный декан, а ещё хуже — вместе с Поттером на глазах у их факультетов. Отчаяние, которое она испытала в тот момент, нельзя было описать словами. Встала она нехотя, будто что-то невидимое удерживало её за партой, но раздражённо-комично приподнятая бровь профессора Слизнорта выглядела настолько угрожающе, насколько это было возможно в его случае, учитывая то, что лицо старика было от природы доброе. Паркинсон не стала смотреть на своих сокурсников, чтобы не видеть вопросы в их глазах, на которые ей не хотелось отвечать. Она предпочла созерцать спину Поттера, который, в отличии от неё, поднялся с места беспрекословно. Коридор был пустым, поэтому приходилось слушать лишь шорох мантий и собственные шаги, и Пэнси это вполне устраивало, однако Поттер решил разрушить некую идиллию. — Извините, профессор Слизнорт, но по какой причине… — он не успел договорить, потому что Слизнорт неожиданно взмахнул своей старческой рукой, шагая впереди. — Даже не спрашивайте, по какой причине я вырвал вас с урока профессора Бинса! Мы с профессором Макгонагалл жутко на вас злы! — это было лишь начало его списка претензий, в которых также упоминался Нотт, который, по его мнению, не старался отработать своё наказание добросовестно. Под его ворчание они успели дойти до кабинета директрисы. Уши Пэнси к этому времени уже начали сворачиваться в трубочку. Макгонагалл смерила их строгим взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Такой взгляд в последнее время мог быть только у неё, — очень эффективный и укоризненный. — Давайте на минуту выйдем, профессор Слизнорт. — её мантия будто ожила, когда она проходила мимо них, нервно шелохнувшись. — А вы можете присесть. Пэнси тяжело вздохнула, оглядывая кабинет директрисы. Портреты на стенах перешёптывались между собой, а Дамблдор с подозрительным выражением лица, с которым он часто ходил при жизни, почёсывал густую бороду и смотрел на них. Он даже с картины смотрел с лицом всезнающего человека, и это немного пугало. Пэнси никогда не приходилось быть здесь раньше, но Поттеру, вероятно, очень часто, потому что весь он поник, когда начал осматриваться. Паркинсон показалось, что необходимо что-то сказать. Не для того, чтобы разрядить обстановку, а скорее сделать её привычной. — Только не говори мне, что ты тоже не пришёл на беседу к Макгонагалл. — язвительно проворчала Паркинсон. Поттер хмыкнул. — Я просто подумал, что ты придёшь. — безразлично ответил парень, развалившись в кресле, но выпрямившись снова с приходом Макгонагалл. Она в привычной себе нервной манере села за стол, взглянув на них из-под оправы круглых очков, что-то написала на паре конвертов и, сцепив руки в замок, уставилась на них, будто подбирая слова. — Я думаю, вы понимаете, почему я вас здесь собрала. — серьезным тоном проговорила директриса. Паркинсон по какой-то причине закашлялась. Это были нервы. Макгонагалл резко обратила на неё свой взгляд. — Мистер Поттер, вы хотите что-нибудь сказать? — Нет, профессор Макгонагалл. — он пожал плечами. Пэнси его прокляла, потому что теперь спрашивать будут её. А она очень надеялась, что у него в столь нужный момент найдётся парочка слов. — Хорошо. А вы, мисс Паркинсон? — Нет, профессор Макгонагалл. Директриса с крайне недовольном выражением лица откинулась на спинку своего кресла. — Прекрасно. Значит, говорить буду я. Она молчала несколько секунд, прежде чем начать. — Я понимаю, что я на должности директора не так уж и долго, однако, я думаю, я всё же достойна того, чтобы ко мне прислушивались. Я отправила вам письма, в которых пригласила вас двоих на беседу о ночном инциденте. Я хотела, чтобы вы, как дети, находящиеся под моей ответственностью, сначала изложили свои версии событий мне, а потом уже людям из Министерства, которые не будут к вам столь снисходительны. Мне была необходима информация от первых лиц, чтобы иметь возможность защитить вас от гнёта людей из Аврората. — она поднялась со своего места, уставившись в сторону окна, тяжело вздохнув. — Я понимаю, что вам сейчас тяжело. Война задела каждого в Волшебном Мире, однако путь к восстановлению лежит через честность друг с другом и, конечно же, с собой. Пэнси стало как-то не по себе. Она перестала слушать Макгонагалл, ощущая взгляды директоров с портретов, чувствуя себя лишней в этом небольшом обществе людей, которые запомнятся в истории исключительно героями. А кто такая Пэнси Паркинсон? Дочь Пожирателя Смерти, гниющего в Азкабане за свои убеждения, девушка, не способная отказаться от этих же убеждений из упрямства и страха. Пэнси Паркинсон, казалось, ощущала, каким толстым слоём грязного налёта она покрыта по сравнению с блистательным Гарри Поттером, великим мучеником, но при этом сумевшим взрастить в себе настоящую непоколебимую волю и силу. Пэнси захотелось исчезнуть, потому что она была по другую сторону барикад. И конкретно этой стороне она никогда не будет нужна, что бы там не говорила Макгонагалл. — Я сразу скажу, что как бы недовольны вы ни были, совместные сеансы психотерапии я одобряю. Я считаю это правильным решением со стороны Министерства. Возможно, это то, чего не хватало тогда, четырнадцать лет назад. Совместные сеансы психотерапии будут проходить до того момента, пока не подействуют. Мы не просим вас стать друзьями. Мы хотим, чтобы вы стали терпимей друг другу. Иначе вы видите, к чему это приводит. Макгонагалл вновь села за стол. — Итак, теперь перейдём к событиям той ночи. Паркинсон решила рассказать всё первой, не утаивая ни одной детали. Кроме их с Ноттом совместного курения, конечно же. Макгонагалл с задумчивым выражением лица кивнула, записывая некоторые моменты на пергаменте. Версия Поттера сходилась с версией Пэнси, поэтому профессор Макгонагалл выпроводила их из кабинета. Едва ли Паркинсон переступила через порог, как спокойный голос Дамблдора прозвучал за ее спиной. — Мисс Паркинсон, не пора ли вам позаботиться о своём здоровье? Её сердце ухнуло вниз. Она была шокирована. Её в принципе пугало то, что мёртвый старик до сих пор оставался в курсе событий и мыслил не хуже, чем живой. Атмосфера вокруг начала давить на неё, а задумчивые взгляды Макгонагалл и Поттера вдруг показались чересчур колючими. Ей захотелось поскорее уйти. — Извините. — сдавленно прошептала девушка, кинувшись туда, куда глаза глядят. — Я буду присутствовать на вашем допросе. — прикрикнула вслед директриса, но Пэнси это было неважно. Ей важно было добраться до места, где её не найдут хотя бы ближайшие десять минут. Что Дамблдор, — его портрет, — мог знать? И как он мог узнать об этом? Ему донесли о том, что Пэнси пренебрегает здоровьем и временами пытается утопиться в озере? Или ему донесли о том, что она плюётся собственной кровью и лепестками из-за глупой и малоизвестной болезни? Но как? Пэнси не знала. Ей не доводилось иметь дел с Дамблдором, поэтому она даже не могла ничего предположить. Дамблдор, безусловно, был великим волшебником, однако его величие, влияние и могущество должны были остаться позади хотя бы после его смерти. Стоило ей завернуть за ближайший угол, как очередной приступ начал наступать на пятки. Она бежала к ближайшему туалету и анализировала все факторы, которые теоретически могли бы привести её к приступам. Паркинсон знала, что как только Поттер появляется в зоне досягаемости, желание потрогать его, приблизиться, возрастало стократно, однако можно поблагодарить упёртость и сложный характер, благодаря которым девушка этого не делала. Но наличие Поттера поблизости совершенно не было с ними связано, поэтому Паркинсон своими размышлениями каждый раз загоняла себя в тупик. Спешка никогда не приводила ни к чему хорошему, именно поэтому Паркинсон врезалась в долговязую фигуру Уизли. Горло резали лепестки, дышать становилось всё тяжелей. Ей казалось, будто она бежала тысячи километров, прежде чем столкнуться с рыжим небоскрёбом, — её внутренности горели так, будто через пару секунд из неё клубами полетит дым и пепел. Вкус крови неприятно, но знакомо ощущался на языке, а глаза застилали слёзы. Ей нужно только добежать до ближайшего туалета. Закрыться в кабинке. Закрыться от мира, который только и хотел её вытравить, будто она была какой-то заразой. — Чёрт побери. — эхом прозвучал удивлённо-испуганный голос Уизли. Паркинсон пыталась прийти в себя и вернуть себе хотя бы ясное зрение, постоянно смаргивая слёзы. Пэнси видела, что Уизли находится в ожесточённом споре с самим собой, он порывался помочь, потому что всё ещё был гриффиндорцем, героем, но также был типичным упрямцем, как Поттер. Он был милосердным, что было свойственно для Золотого Трио и их окружения. Большая вероятность того, что он всё же поможет ей, подействовала на неё как огромный толчок, поэтому она перестала вдуплять в пол и поднялась, изо всех сил пытаясь держаться уверенно. Рыжий, кажется, что-то у неё спрашивал, однако она не нашла сил и воздуха в лёгких, даже чтобы съязвить. Пэнси закрыла дрожащие веки, старательно вдыхая воздух через нос, — это было тяжело. Колени болели от соприкосновения с недружелюбным холодным полом, на котором она стояла, согнувшись над унитазом, уже более пяти минут. Это было похоже на тошноту: ты не можешь дышать, глаза слезятся, делаешь рывок, но ничего не выходит. Паркинсон хотелось вцепиться во что-нибудь, чтобы не лопнуть от скопившегося в миниатюрном теле напряжения. Или ей хотелось бы держать кого-то. В такие моменты, — как бы девушка это ни отрицала, — необходима была поддержка. Но она всё ещё была не готова рассказать кому-то о том, в какое дерьмо вляпалась, ибо ей не хотелось прослыть неудачницей среди собственных друзей. Паркинсон так устала, что была способна только склониться над унитазом и дышать, дышать, дышать. Да, Министерские псы не были ни приветливы, ни снисходительны. Это вытягивало из неё силы, которых и без этого почти не осталось, заставляло нервные клетки трещать по их маленьким швам. Она задыхалась, сидя на стуле, который вдруг стал казаться ей огромным, потому что авроры заставили ее чувствовать себя никчёмной в очередной раз. Это определенно доставляло им удовольствие, но Пэнси не собиралась сдаваться без боя, несмотря на то, что декан и директриса строго-настрого запретили молвить хоть что-то лишнее в их адрес. Но у Паркинсон были иные способы заявить о себе в нужном ей ключе. Мать учила её давать людям знаки, давить на них незначительными жестами. Авроры раздражали Паркинсон, поэтому она просто была обязана отплатить им тем же. — Как долго вы знаете Драко Малфоя? — они игрались, устраивали ей качели из сложных и лёгких вопросов. Это был глупый вопрос, но Пэнси будет ещё глупей. Девушка сидела, размахивая ногой в разные стороны, неоднократно задевая одного из авроров. Она накрутила короткий локон на тонкий длинный палец, взглянув на потолок, но тут же опомнилась: правило — не отводить взгляд. — Не знаю. — пробурчала она, надув губы. — Не знаете Драко Малфоя? — Не знаю сколько его знаю. — девушка захлопала глазами. Эти чопорные министерские крысы держали её за дуру, поэтому дуру и получили. Всё было как никогда справедливо. Напряжение возросло. Рядом вздохнула Макгонагалл, недовольная поведением Пэнси, однако девушка помнила, что от её показаний в какой-то мере зависит дальнейшая судьба Малфоя, и если она будет юлить слишком долго, то ничем хорошим это не обернётся. Но также было весьма очевидно, что слова гриффиндорской принцессы весят в тысячу раз больше. И если Пэнси скажет тысячу самых верных слов в поддержку Малфоя, одно слово в противовес от Героини Войны обернёт ход дела в обратную сторону. — Хорошо. Отвечайте кратко: «да» или «нет». — аврор посмотрел на неё из-под высокого лба, словно зверь на свою жертву. — Драко Малфой ваш близкий друг? — Да. — Он чувствовал себя нехорошо в последнее время? — Я не… — «Да» или «нет». — Да. — Пэнси пришлось. — Вы бы защитили Драко Малфоя, если бы ему угрожала опасность? — Да. — Вы бы встали на сторону Драко Малфоя в суде? — Да. Вопросы один за другим слетали с губ аврора, а Пэнси едва успевала договорить ответ. Это было быстро. Паркинсон это не нравилось. — Вы бы встали на сторону Драко Малфоя на суде, если бы он был виновен? — Протестую! — вспыхнула Макгонагалл, недовольная подобным допросом. — Я позволила вам вмешаться в дела Хогвартса, позволила вашим людям прийти на территорию Хогвартса, позволила вам прийти сюда сегодня, чтобы вы получили нужную информацию без лишней бюрократии и не выдёргивали моих детей из школы. И я хочу, чтобы вы соблюдали границы. Нет совершенно никакой необходимости обращаться с моей ученицей так, будто она преступница. Авроры переглянулось, одарив друг друга гадкими ухмылками. — Однако её родители… — Дети ни в коем случае не отвечают за поступки своих родителей. — Макгонагалл не желала слушать. — Хорошо. Прошу прощения, миссис Макгонагалл. — чересчур покорно произнёс аврор, вздёрнув светлые брови. Ей это не понравилось, судя по тому, как она выпрямилась на стуле, гордо вскинув старческий подбородок. — Драко Малфой жаловался на своё самочувствие? — Нет. — Драко Малфой рассказывал о своей семье после войны? — Нет. — Драко Малфой конфликтовал с кем-нибудь в последнее время? — Я не…да. — Драко Малфой выражал к кому-нибудь неприязнь? — Нет. — Он вёл себя подозрительно? — Нет. — Можете ли вы представить, что он мог быть с кем-то в сговоре? — Протестую! Это просто возмутительно! — Макгонагалл была готова взлететь ввысь орлицей, желая защитить свою ученицу. — Извините. Этого больше не повторится. Можно продолжить? Макгонагалл с угрюмым выражением лица, полным неприязни, покосилась на авроров, но кивнула, скрипя душой. — Ваши семьи общались? — Да. — Они были близки? — Да. — Драко Малфой вёл себя подобным образом до этого? — Нет. — Он говорил о давлении со стороны семьи? — Нет. — Вы были близки? — Да. — Вы обсуждали события войны? — Да, немного. — Вас травмировали события войны? — Да. — В родовом поместье Паркинсонов на самом деле произошло больше убийств, чем было подтверждено? — Протестую! — Макгонагалл была готова выпустить когти, чтобы защитить Пэнси Паркинсон. — Но этот допрос является задокументированным приказом Министерства. Мы имеем право продолжить его. — встрял другой аврор, который до этого не промолвил ни слова. — Это выходит за любые рамки. Вы не имеете право задавать вопросы, не относящиеся к произошедшему инциденту. Это было оговорено, прежде чем вы получили приказ. Я сделала вам два предупреждения, прежде чем окончательно прекратить допрос. И я буду вынуждена доложить Кингсли о вашей некомпетентности. — Макгонагалл защищала ее. И это было так приятно, что пугало. Пэнси осознала, насколько ей не хватало простого внимания и защиты. — Мисс Паркинсон, давайте выйдем. Это было глупо, но её ноги дрожали. С каждым вопросом она сталкивалась с воспоминаниями о судебных разбирательствах с её семьей. — Мне очень жаль, что так получилось. На допросе с мисс Грейнджер… — она замешкалась, подбирая слова, но Паркинсон быстро поняла к чему она клонит, — они вели себя несколько иначе. — Я понимаю. Это вполне логично. — девушка уставилась в пол, нервно кусая губы. — Но это не значит, что правильно. Вы не обязаны… — Спасибо вам. — перебила ее Пэнси, потому что то, что, кажется, собиралась сказать директриса, не особо бы ей понравилось. — Спасибо за защиту. — но благодарность была искренней. — Я могу идти? Удивлённый взгляд Макгонагалл смягчился, и она безмолвно кивнула, вернувшись в кабинет. Единственное, что хотелось Пэнси — это уснуть. Спустя четыре дня Забини и Уизлетту так и не выпустили из лазарета, а о Драко история вообще умалчивала. Им ничего не сообщалось кроме того, что всё стабильно. К Макгонагалл было не подобраться, потому что она была вечно занята, а сразу после уроков запиралась у себя в каморке. Она ввязалась в разбирательства с аврорами, и было неудивительно, что у неё резко сократилось время на беседы с учениками. — Мы должны что-то предпринять. — вспыхнул Нотт, сидящий рядом, и откинул перо. Пэнси вздрогнула от испуга, ударив ногой сидящую напротив Дафну. — Тео, давай ты хотя бы половину эссе напишешь, а потом уже будешь раздумывать над остальным. Чем там твоя голова забита? — недовольно вздохнула Гринграсс, устало уронив голову на руку и продолжив писать. Нотт вздохнул, вновь ухватившись за перо. За стенами замка буйствовал ветер, готовый, кажется, разнести его по кирпичикам. Но Паркинсон нравилось вот так сидеть в свете свечей, тишине, когда слышно было лишь скрежет пера и перелистывание страниц. Это было уютно, а Пэнси в последнее время очень нуждалась в тепле и уюте, потому что ощутила то, как ухудшилось её состояние. Не так явно, но ухудшилось. И то, что она это всё же заметила, пугало её. Наличие привычной компании было бы вишенкой на торте, но она всё никак не могла получить эту вишенку, и это начинало не на шутку раздражать. Сидеть на месте и выполнять обыденные действия было бы куда проще, если бы от них не откололась огромная часть друзей. — А они наверняка что-то знают. — всё никак не мог успокоиться Нотт, сжав в руках учебник и стрельнув глазами в сторону гриффиндорского стола, где сидело Золотое Трио. Точнее, двое из них сидели, а другая дефилировала-металась меж двух книжных стеллажей, роняя на стол книгу за книгой. — Так подойди и спроси. — фыркнула Паркинсон, в душе надеясь, что Нотт это сделает, потому что было крайне сложно представить, чтобы эта троица сидела в неведении и ничего при этом не предпринимала. Нотт только лишь нахмурился, откинувшись на спинку стула. — Вообще-то это у вас с Поттером совместные сеансы психотерапии. Почему ты до сих пор ничего не спросила? — с вызовом бросил Тео. Паркинсон от возмущения смогла только открыть рот. — Ты издеваешься! — ахнула девушка. — Думаешь, я стану говорить с ним? — Ну ссоритесь вы ничего так. Почему бы не поговорить? Ради общего блага! — шёпотом воскликнул Нотт, уворачиваясь от запущенного в него скомканного пергамента. Пэнси косо посмотрела на него, а после принялась за конспект. — Сказать честно, Тео говорит вполне правильные вещи. Глаза Паркинсон искрили молниями. Их компания рисковала лишиться ещё двух членов. Она смотрела на Дафну несколько долгих секунд в полной тишине, но в итоге просто вздохнула и продолжила работать. — Подождём до выходных. Может быть, что-то и прояснится. — предложила Паркинсон. Выходные не заставили себя ждать. На улице завывал осенний ветер, а Пэнси всё крепче вжималась в трибуны от холода. Дафна и Милисента смотрели на неё как на идиотку, потому что она отказалась накладывать на себя согревающие чары. Ей нравилось мёрзнуть, это оживляло и давало понимание того, что жизнь всё ещё идёт своим чередом: зима близится. Было странно смотреть на тренировки Слизерина без Драко и Блейза. Это наносило особый урон всей команде, но никто не собирался отказываться от соревнований, тем более, когда все гриффиндорцы были в строю. Кроме Уизлетты. Однако Пьюси часто говорил, что было бы неплохо, если бы она не вернулась в строй до самих соревнований. Это было проявлением стратегического мышления со стороны не очень смышлёного Пьюси, который считал Джинни одним из сильнейших игроков в команде, но никогда не признавал этого. — Гойл! Ты, блять, издеваешься! — взорвался Нотт. Он вообще был очень взрывоопасным сегодня, рвал и метал без конца. Удивительно, но пока никто из команды ни разу не возразил ему, что, в принципе, происходило довольно часто. У слизеринцев, безусловно, есть свои принципы, однако как и в любом другом коллективе, у них имеются стычки друг с другом. Периодами они происходят чаще, периодами меньше, но сейчас Нотта просто слушали и выполняли его указания. Паркинсон оторвалась от наблюдения за игрой, принявшись слушать сплетни от Милисенты. Спустя время с оглушительным грохотом на трибуны обрушились двое — Монтегю и Нотт. — Что за хуйня? — возмутился Теодор, сплёвывая кровь. Пэнси закатила глаза от того, насколько эта картина стала привычна в последнее время. — Место капитана было моим! — взревел Монтегю. Пэнси, честно, не могла удержаться никоим образом от того, чтобы не прыснуть со смеху в изящные чёрные перчатки. Это было так глупо. Монтегю серьезно волновался о том, что утерял место капитана, когда нарвался на близнецов Уизли. Ей было смешно, потому что это была исключительно его ошибка. Все знали, что по находчивости и гадостям близнецы обходят всех. Весёлые Уизли — это страшно, но Уизли, затаившие обиду — ещё страшнее. Парни сцепились, толкая друг друга в груди так, что было слышно грохот, но Паркинсон решила просто отодвинуться подальше. Дафна и Милисента пытались встрять, а остальная команда предпочла наблюдать. Если им необходимо выпустить пар посредством рукоприкладства, то почему нет? Это явно не её дело. К тому же у девушки только получилось сесть так, чтобы ветер не задувал в рукава и воротник, а зачем ей нарушать собственный комфорт? Пока продолжалась толкотня, взгляд Пэнси зацепился за чьи-то каштановые волосы и какую-то жутко нелепую шапку. Грейнджер стояла внизу, уставившись на развернувшуюся картину. — Какого черта она здесь делает. — фыркнула вслух Паркинсон, действительно задумавшись. Нотт, судя по всему, тоже заметил её и рывком скинул руки Монтегю со своей зелёной мантии. — Отъебись. — рявкнул Теодор, сплёвывая в очередной раз. Ей показалось или Нотт перестал драться, когда увидел Грейнджер? Что за чёрт? Она бы непременно захотела это расследовать, если бы у неё были на то силы. Но сил на подпольные игры совершенно не было, поэтому она лишь сильнее вжалась в трибуны, наблюдая то, как Нотт уверенно сел на метлу и взмыл вверх, к небесам. Он был подозрительным. И она пообещала себе наблюдать за ним немного внимательнее. Время шло, а терпеливее Паркинсон не становилась, поэтому она вооружилась уверенностью в собственном успехе и наведалась вечером к декану своего факультета, чтобы ситуация с одногруппниками стала ясна. Она наложила на себя заклинание красоты, чтобы выглядеть немного живей, потому что здоровье с каждым днём ей тоже не прибавлялось. Её щеки порозовели, глаза приобрели живой и радостный блеск, а волосы аккуратно улеглись. Она хотела получить расположение Слизнорта, поэтому ей было необходимо выглядеть помилее, чтобы вызывать доверие. Но не всегда всё шло по плану. Хотя Паркинсон вообще не могла припомнить, когда в последний раз у неё хоть что-то шло по плану. Начало войны положило конец её удаче, поэтому как только Слизнорт услышал вопрос, развернул Пэнси и сказал, что ничего не знает. Это, конечно же, было враньё. И ей надоело жить в неведении. Коридоры в основном были пусты, потому что все ученики под вечер разбредались по своим комнатам. Лишь отдалённо слышался чей-то смех, но он быстро отошёл на задний план, когда злость в Пэнси растеклась по венам. Это было так возмутительно, что она даже не думала над тем, что скажет Макгонагалл и какие приведёт аргументы для того, чтобы ей рассказали что сейчас происходит с её друзьями. Она даже не могла ничего узнать от матери, потому что после войны чистокровные семьи стали несколько разрозненны. Она знала, что матери Забини глубоко плевать на то, что происходит с её сыном, — она, вероятно, отдыхает где-то на Сицилии. С родителями Драко мог связаться только сам Драко, — впрочем, это правило распространялось на всех, — чтобы писать кому-то письма, нужно было получить разрешение от Министерства, а этот процесс очень муторный, поэтому ученики могли связываться лишь со своими родителями. Ярость и решительность нарастали в груди Паркинсон, которая шагала по коридору, а её мантия позади развевалась как флаг. Она готова была уже постучать, подняв кулак, — пароль ей был неизвестен, естественно, — но в какой-то момент её потянули назад и тут же закрыли рот рукой. Сердце упало в пятки так резко, что рисковало расколоться на мелкие кусочки. Оно стучало так отчаянно, будто это были последние секунды её жизни. Её потащили в сторону, подальше от двери, скрывая в тени. — Это я. — прошептал голос ей в ухо, а её спина упиралась в крепкую грудь. Мурашки прошлись от макушки до кончиков пальцев. Шестерёнки в её голове зашевелились. — Я тебя сейчас отпущу, но ты… Он не успел договорить, потому что Паркинсон решительно вырвалась, с силой и огромным удовольствием наступив Поттеру на ногу. Она сделала это специально, потому что он по-настоящему её напугал. А ещё заставил почувствовать спектр эмоций, который она старательно избегала. — Какого чёрта? — уязвлённо прошипел Поттер. Злость выжигала в Паркинсон дымящиеся дыры. Её грудь высоко вздымалась. И ей не хотелось признаваться даже себе, что это было от волнения перед Поттером, что это было из-за ощущения его пылающей теплом груди позади и прикосновения широкой ладони к лицу. Её щёки горели, а губы подрагивали от возмущения. — Если ещё раз… — она не успела договорить, потому что лицо Поттера приобрело странное выражение, а в следующую секунду он вновь дёрнул девушку на себя. Дверь кабинета директрисы открылась с соответствующим скрежетом. Они с Поттером затихли. Страшно было даже дышать. Паркинсон прикрыла рот рукой, стараясь выровнять дыхание. Сначала из кабинета вышел Кингсли, а после сама Макгонагалл. — Нынешняя ситуация всё же меня пугает, несмотря на то, что всё самое страшное уже позади. — печально и тяжело произнесла директриса. — Да. Всё не так просто. Война окончена, но не пройдена. Предстоят долгие годы реабилитации. Драко Малфой тому прямое доказательство. — согласился Кингсли, поправляя свою строгую униформу. — Не только он. Джинни Уизли, как известно, напала на одного из учеников вследствие галлюцинаций. — женщина затихла. — Я волнуюсь за Гарри. Мальчик многое пережил, но совершенно не жалуется на галлюцинации и кошмары. Говорит, что прошлое его не преследует, но я не могу ему верить. У мальчика нет родного взрослого человека рядом, к тому же. Пэнси словно ощутила спиной напряжение, скопившееся в Поттере после этих слов. А слова на счёт девчонки Уизли были настоящей новостью. — Поттер боец, он это доказал. Будущий глава Аврората. — с гордостью произнёс мужчина, — И, да, ПТСР — дело страшное. Сам через это проходил ещё тогда, четырнадцать лет назад. — кивнул Кингсли. — Вы следите за Поттером. Героям часто нелегко. Пэнси услышала, как сжались кулаки Поттера за спиной. — Конечно. Думаете, это верное решение — вернуть Драко в социум? Может быть, мальчику действительно следовало бы провести время с семьей? — Незачем. Если он сам не хочет, то ему следует остаться в школе. Детям сейчас нужна привычная школьная рутина, чтобы восстановиться и зализать раны: соревнования, праздники и всё в этом роде. Даже силуэт женщины выражал всемирную усталость и боль, скопившуюся в ней. — Соревнования, честно сказать, до сих пор вызывают у меня сомнения. То, что произошло с Блейзом Забини и Джинни… — Не волнуйтесь, профессор. Я лично буду присутствовать там, чтобы проследить за процессом. Всё обойдётся без происшествий, я уверен. Они пошли по коридору, удаляясь всё дальше и дальше. Паркинсон стояла несколько секунд также неподвижно, погрязнув в собственных раздумьях. Её радовало то, что совсем скоро баланс с возвращением Блейза и Драко восстановится. У неё наконец-то появилась новость, которой ей хотелось бы поделиться. Она вспомнила, что стояла тут не одна, поэтому вновь развернулась, уставившись на хмурого Поттера. Меж его бровей пролегла морщина. Паркинсон закатила глаза, — вечно это лицо человека, таскающего все проблемы мира на своей спине. — И как? Приятно? — едко спросила Пэнси, сложив руки на груди. Она вырвала Поттера из мыслей. Он смотрел на неё с непониманием. — Что? — Я же говорила: все подтирают тебе зад. Приятно, когда ты в центре всего, а не на окраине? Поттер распрямил плечи, сомкнув челюсти от злости. Он смотрел на неё свысока. — Избавь меня от своего яда. — Ради Салазара. — фыркнула девушка, развернувшись на каблуках. Она слышала отдаляющиеся шаги Поттера в унисон с собственными. Ей нравилось, что у неё всё ещё получалось язвить и говорить гадости. Она была довольна тем, что груба с ним, однако её затылок всё ещё чувствовал его дыхание. Спина помнила его крепкую грудь, об которую она знатно ударилась. Щёки и запястья горели от грубоватых прикосновений его холодных рук. Грудь вновь разрывала боль. Она вновь не могла дышать. И вновь в ее голове в Поттера ссыпались проклятие за проклятием. Паркинсон терпеть его не могла. Не выносила его образ в своей голове, из-за которого хотелось выцарапать себе глазные яблоки, чтобы забыть что такое видеть. Лепестки вновь щекотали её алые губы. Хохот заполнил гостиную Слизерина, когда Блейз вновь проявлял своё остроумие. Драко сидел в кожаном кресле с кружкой горячего чая. Он выглядел намного лучше и осознанней, чем в ту ночь. Они ещё не обсуждали ничего из того, что тогда произошло, потому что это было излишним. И было не время задавать какие-либо вопросы. Пэнси просто была довольна тем, что они могут сидеть вместе и пить горячий чай, не ощущая опустошения от того, что огромная часть компании от них откололась. Этим вечером лишь Блейз не был скуп на рассказы. Он был сдержан, но не закрыт, как Драко. Блондин же словно весь оброс колючей проволокой в радиусе метра — сейчас не было ни единой возможности подойти ближе. Впрочем, она понимала его. Сама была такой. — Макгонагалл сказала, что Уизли напала на тебя. — вдруг произнесла Паркинсон, развалившись на диване. Камин приятно освещал помещение в то время, как над ними завывал суровый ветер. — Да. Она напала, но не думаю, что в действительности на меня. Уизлетта сначала выкрикнула имя своего покойного брата. Я хотел подлететь к ней. — Ты заволновался? — неожиданно спросил Малфой, глядя на него из тёмного угла, в котором устроился. В его позе будто появился интерес. Повисла тишина. Забини выпрямил спину и расправил плечи. — Было стрёмно и… — Да ладно, Блейз. Ты же всегда прямолинеен. Уизлетта тебе нравилась, так? И ты заволновался в тот момент? — с ухмылкой продолжил Малфой. — Собираешься увиливать? На тебя непохоже. — он наклонился вперёд. — Да. Я заволновался. Там бы любой заволновался, когда увидел её глаза. Я захотел подлететь к ней, чтобы удостовериться, что она в порядке. Или не в порядке. Но она кинула в меня заклятием. Не успел среагировать. — объяснил Забини. Драко вновь откинулся на спинку кресла. Наверное, он был удовлетворён тем, что не один он отныне заботится о состоянии гриффиндорских девиц. Пэнси улыбнулась этой мысли. Абсурд, но правда. Сама она страдала чем-то похожим. Шёл конец ноября, а за окнами становилось всё холоднее и холоднее. Мир вокруг приобрёл этот жутко унылый вид, при котором отпадало желание даже открыть глаза утром. Жара, конечно, тоже не вызывала в Паркинсон тёплых чувств, потому что девушка по сути своей была капризна. Но она не могла выносить не сам холод, а вид голых деревьев, эти уродливые серо-коричневые ветви, торчащие во все стороны как волосы Поттера. «Поттер. Поттер-Поттер-Поттер-Поттер» — его было просто невозможно избежать, он был везде: на уроках, в коридорах, на сеансах психотерапии прямо напротив неё, на стадионе до или после тренировок слизерина, в библиотеке, газетах, журналах, на устах сотен учеников вокруг. Везде. Близились соревнования по квиддичу, — первые после войны, — поэтому разговоры стали активнее, а его имя из каждого закоулка звучало еще чаще. У Пэнси не было ни единого шанса забыть о нём. Это было так ничтожно и глупо, что Паркинсон иногда не знала куда деться от злости, окутывающей её со всех сторон. Она ощущала себя так, будто находилась в вакууме, состоящем из Поттера, безысходности и безграничной, уничтожающей злости, которые чёрной дымкой застилали глаза, пробирались жгучей болью в лёгкие и выбрасывали семена, из которых потом вырастали побеги цветов, заставляющих её задыхаться. Она старалась отвлекаться, правда. Паркинсон решила, что будет уделять больше внимания учёбе, — даже на уроках мадам Стебль, которые чаще всего были скучными именно для неё. Теория была интересна, однако копаться в земле не нравилось. В попытках отвлечь себя, Пэнси начала внимательнее следить за собственными друзьями. Первым в списке был Нотт, который вызвал у нее подозрения однажды. Она не пыталась копаться в его личной жизни активно, — лишь только немного внимательнее наблюдала, когда выпадала возможность. Так она замечала короткие взгляды в сторону Грейнджер в библиотеке, когда они делали домашнее задание. Такие же короткие взгляды были и во время тренировок по квиддичу, когда девушка приходила на пару минут раньше вместе с Полумной. Она садилась вдалеке от слизеринцев, уставившись в книгу, пока все окончательно не разбредались. А после на поле молнией вылетал Поттер, сразу взлетая к небесам, — уходить, или бежать, приходилось уже самой Паркинсон. Иногда, конечно, желание остаться и посмотреть на него угрожало взять верх над здравомыслием Пэнси, но Дафна всегда выдёргивала её из этого состояния, соскребая подругу с трибуны. Она часто возмущённо спрашивала, почему Паркинсон вечно куда-то «западает» и теряется в пространстве, но последняя всегда отвечала, что просто нагрела место. За Драко тоже было интересно наблюдать. Пэнси никогда подолгу не жалела себя, поэтому других долго жалеть у неё привычки также не было. Вся эта шумиха с ночным инцидентном стихла меньше, чем за две недели, поэтому к Паркинсон вновь вернулось желание злорадствовать время от времени. Она, конечно, ни в коем случае не смеялась над наличием не сводящейся метки на руке Малфоя, однако было очень весело наблюдать тот резкий переход от Драко «прежнего» до Драко «нынешнего». Он не стал благородным принцем, естественно, однако раньше он мог источать неиссякаемые реки яда и гадостей, а сейчас обстоятельства заставили его закрыть рот. Будучи мелким засранцем, не знающим последствий собственных слов и действий, он любил ковырять Поттеру старые, но ничуть не зажившие раны, высмеивая его покойную мать. Это было отвратительно. Пэнси понимала это сейчас, когда была достаточно взрослой, когда опыт давил на девичьи плечи. Теперь она могла полностью понять Поттера, потому что сама лишилась отца. Малфой же получил достаточно пощечин от жизни, чтобы до него дошло, какие вещи говорить не следует. Иногда она заглядывалась на Грейнджер, но это буквально было самое скучное занятие в мире, потому что, судя по всему, девушку не интересовало ничего, кроме успешной сдачи ЖАБА, ибо она постоянно сидела, уткнувшись в учебники. Временами, конечно, можно было мысленно посмеяться над их неловкими взаимоотношениями с Уизли. Они явно не подходили друг другу, хоть и выглядели иногда довольно милыми. Но Пэнси быстро надоедало созерцать сопливое зрелище двух не умеющих выражать свои чувства людей, поэтому она невольно переходила к следующим людям за столом. Часто это был Поттер или Уизлетта, поэтому Паркинсон решила, что на гриффиндорцев лучше не смотреть. Эти двое заставляли её нервничать и чувствовать неприязнь, скапливающую где-то в лёгких. Пэнси потягивала тыквенный сок и время от времени ковырялась вилкой в тарелке, глядя по сторонам. Дафна сегодня была по-странному молчалива, хоть и хороший повод для болтовни имелся, — вечеринка, не имеющая абсолютно никаких причин. Вечеринка ради веселья и выпивки, которую в этом году было не так уж и просто добыть. Время близилось к полуночи, поэтому Милисента и Гринграсс стали активно собираться на предстоящую вечеринку, носясь по комнате и, кажется, абсолютно забывав о том, что у них есть волшебные палочки, которыми они могли спокойно пользоваться. Паркинсон же не смогла найти в себе того же энтузиазма, потому что приступ настиг её снова, из-за чего она могла лишь свернуться колесом на кровати за темно-зелёной ширмой, надеясь, что про неё забудут, и она проведёт ночь в кровати. Надежды, как обычно, были глупы и напрасны, потому что рука Гринграсс схватила Пэнси извне. Девушка поняла, что абсолютно обречена. И, несмотря на всю настойчивость и уговоры Дафны, она не собиралась надевать что-то особенное. Приступ мгновенно выкачал из неё все силы и желание дожить этот день чуть более весело, чем обычно. Стоило двери Тайной Комнаты отвориться, как Пэнси окутала волна различных звуков, смешавшихся между собой. Видимо, всё прошло без происшествий и никого не поймали, потому что вечеринка начинала набирать обороты. Паркинсон ощущала себя некомфортно, потому что ей не нравилось теряться в пространстве, звуках и толпе, которая явно начинала её теснить. Это действовало на нервы, заставляло злиться, ибо каждый мимо проходящий ученик считал обязательным задеть её. Она не могла терпеть это больше, чем тридцать секунд, поэтому в следующий миг зацепилась взглядом за знакомые макушки, сидящие у стены на диване, и решительно двинулась к ним, расталкивая народ. По пути она ухватила выпивку, потому что без неё девушка не смогла бы провести и двадцати минут в этом помещении, наполняющимся разноцветным дымом разных цветов и форм, громким хохотом и улюлюканьем, потому что чуть поодаль Монтегю, заранее напившийся, вытворял какую-то хрень. — Наконец-то вы пришли. — салютовал им стаканом Забини, двигаясь и освожжая место рядом с собой. — И как вам тут? — спросила Дафна, без конца дёргая головой в поисках кого-то или чего-то. — Пока что скучно. Ждём, когда напьёмся сами и остальные. — пробурчал Малфой, откидывая голову на спинку дивана. Пэнси сделала глоток. Это был не самый приятный огневиски, однако вполне терпимый. Девушка поморщилась. И когда в следующую секунду открыла глаза, увидела то, что не хотела бы видеть никогда в своей жизни: Поттер держал Уизлетту за руку, глядя на неё как малолетний влюблённый идиот. — Кто позвал сюда малолеток? — возмутилась Паркинсон, нервно выдёргивая из рук Нотта сигарету. — Туше, Пэнс. — хмыкнул Нотт, доставая новую и закуривая. — Малолетки и организовали всё, что здесь есть. Наше время проходит. Паркинсон недовольно хмыкнул. Поттер провёл рукой по огненным волосам девчонки, которая широко улыбнулась, толкнув его в плечо. Отвратительная картина. Худшее, что видела Пэнси. Она затянулась сильнее, ощущая то, как горят её лёгкие. В неё проникла надежда, что этот чертов дым выжжет грёбанные кустарники, растущие внутри Пэнси. Но все её надежды в последнее время были бессмысленны. Она смотрела на них не моргая достаточно долго, чтобы её глаза начали слезиться. Паркинсон махнула головой, изо всех сил стараясь отогнать от себя эмоции, настигшие её в совсем неподходящий момент. Когда она злилась или, страшно признаться, ревновала, то часто теряла контроль над собой. Здесь ей нельзя было творить никаких глупостей, связанных с разрушением чего-либо, поэтому она допила свою порцию огневиски, докурила сигарету и принялась выбирать партнера по танцам. Забини сидел с максимально циничным выражением лица, тоже глядя на эту парочку. Пэнси ощущала головокружение, поэтому, пошатываясь, наклонилась к Блейзу, хихикая. — Чёрт возьми! Не говори, что ты ревнуешь, Забини. — она схватила его за руку, утаскивая в толпу. Он не пытался освободиться от её хватки и шёл покорно. Пэнси прикрыла глаза, прислушиваясь к музыке. Ритм проникал в её тело, и она начала двигаться. — Я не ревную. — вынес вердикт парень, становясь позади и двигаясь. Паркинсон резко развернулась к нему лицом, внимательно глядя в тёмные глаза. Она пыталась найти в них правду. И нашла. — Не ври мне. Хочешь трахнуть её? — она была не в себе, но была откровенна, подставляясь веянию сложившихся обстоятельств, при которых просто невозможно было увиливать и врать. Девушка видела, как глаза его зажёг неизвестный ей огонь. Она никогда не видела, чтобы он раньше на кого-то так смотрел. Громкий смех вырвался из её груди. — О Салазар, ты действительно хочешь её трахнуть. — они продолжали танцевать. — Я не понимаю, почему он. Что такого особенного есть в Поттере? — бормотал Забини. Паркинсон было противно это признавать даже для себя, но слова Блейза задели её. Внутри воспламенилось желание защитить Поттера и привести тысячу аргументов в его пользу. Это было по-детски. Пэнси это не нравилось, ей хотелось бы указать на тысячу его минусов, но она едва ли их видела. — Я, конечно, не эксперт, но Поттер спас Магический Мир. Многие хотят его трахнуть. — с неприязнью пробормотала девушка. — Даже ты? — усмехнувшись, спросил Забини. На долю секунды мир вокруг перестал двигаться. Сердце ударило в последний раз. Музыка превратилась в ту же неясную дымку, парящую вокруг. — Бред. — фыркнула Пэнси, очнувшись от того, что друг одной глупой брошенной фразой смог выбить её из колеи. — Иногда ты смотришь на него так, что мне… — он не успел договорить, потому что Пэнси отобрала у мимопроходящего Гойла сигарету, заткнув ею друга. — Несёшь херню. — вздохнула Пэнси, в то время как внутри своей головы отчаянно пыталась отыскать новую тему для разговора. — А Уизлетта действительно горячая. — она не нашла ничего лучше, чем признаться в этом. — Если ты переспишь с ней, то я даже осуждать не стану. Послышался хрипловатый смех Забини. — Спасибо. С твоим благословением мои шансы увеличились стократно. Пэнси действительно считала Уизлетту горячей. Да и не только она. Девчонки всех факультетов не могли отрицать то, что она была очень хороша собой: красивые волосы, сравнимые с пламенем огня, прекрасная физическая форма, врожденная харизма и остроумие, талант к спорту и упёртость. Её целеустремлённость была видна даже в чертах её прелестного личика. Неизвестно, сколько прошло времени, но Паркинсон была чертовски пьяна. Настолько, что уже потеряла грань дозволенного. И, судя по всему, все присутствующие были в том же состоянии. Малфой лежал у неё на коленях, и она медленно перебирала пальцами его волосы, как тогда, в поезде. Он медленно моргал, собираясь заснуть, поэтому девушка переодически вытряхивала его, пока не поняла, что вот-вот умрёт от жажды. Десятью минутами ранее она безостановочно танцевала с Ноттом, который выглядел несколько разбитым, но счастливым в данный промежуток времени. За долгие годы дружбы Паркинсон научилась чувствовать его, поэтому она знала, что с ним происходит нечто странное, однако откладывала разговор на потом. Сейчас она пропускала через пальцы волосы Драко, но ничего не чувствовала. Раньше, наверное, какое-то подобие бабочек появилось в её животе, но в данный момент в этом не было абсолютно никакого любовного подтекста. — Как думаешь, мы были бы хорошей парой? — внезапно лениво пробормотала Пэнси, глядя на людей, переплетающихся друг с другом в смазанных движениях. Малфой думал некоторое время, хмурился. — Мы бы справились. — ответил он, не открывая глаз. Пэнси кивнула. — Мы бы смогли полюбить друг друга, как планировалось? — с легкой усмешкой вновь спросила Паркинсон. — Если бы не было войны, то, наверное, да. Я был уверен всю жизнь, что мы с тобой будем вместе, нарожаем самых красивых детей в Волшебном Мире. Паркинсон прыснула со смеху. — Скромничаешь. Это были бы самые красивые дети во всем Мире. Это было приятно. Тепло. Паркинсон представляла это в голове, а по ощущениям словно протягивала руки к камину в канун Рождества. Это было отличной гипотезой, которой было не суждено подтвердиться. Когда же Пэнси думала о жизни рядом с Поттером, то это по ощущениям было так, будто она по глупости прыгнула прямиком в пламя. Это были совершенно иные ощущения, которые вызывали в ней ураган эмоций и чувств. Это раздражало её, ибо она испытывала такое влечение к нему, что становилось больно. Ей бы очень хотелось, чтобы нечто подобное она испытывала к Малфою, — если бы хоть маленькая искорка горела в ней при мысли о нём, то она бы тут же бросилась к нему без раздумий, начала действовать, а он бы не отказал, потому что потерян также, как и она. Но он был просто другом, и Паркинсон не могла наступить себе же на глотку и перекрыть кислород. — Мне хочется пить. — Паркинсон поднялась, из-за чего Драко остался очень недовольным, открыв, наконец, свои глаза. Они переливались различными цветами, ходившими волнами по его глазному яблоку. Пэнси хихикнула, понимая, что так выглядят сейчас все. У всех были глупые глаза. Несколько людей успели толкнуть ее, пока она пробивалась к столику с соками и обычной водой. Она ругалась бранью себе под нос, потому что уже не могла в своей привычной наглой и высокомерной манере расталкивать народ, ибо в теле не осталось сил: ноги дрожали, а руки по ощущениям были парой ленточек, висящих по бокам. Она была чертовски пьяна, а перед глазами всё смазывалось в один неоднозначный мазок, будто кто-то неряшливо мазнул краской по холсту. Она пыталась проморгаться, но это было тщетно. Дошла до нужного столика с огромным трудом, потянувшись к первой бутылке, чьё точное местоположение смогла определить. Однако она тут же втолкнулась с препятствием: чужой рукой, схватившейся за ту же бутылку, что и она. Она не собиралась сдаваться, поэтому дёрнула её в свою сторону быстрее. — Пэнси. — этот голос резал слух. Паркинсон застыла, поднимая глаза. — Не произноси моё имя так, будто не тыкал в меня палочкой несколько раз. — процедила девушка, поправляя волосы взмахом головы. Ради него она была готова постараться вернуть свой чудовищно высокомерный вид. — Ты выводила меня. Специально. — аргументировал тот. — Но я не хотел. — Хотел. — сощурилась Паркинсон, делая глоток. — Немного. Пэнси не уловила момент, когда тот подошёл совсем близко. Это было странно. Противоестественно, но заманчиво. Он вновь коснулся её руки, но лишь для того, чтобы обставить и отобрать бутылку. Он сделал глоток из её бутылки. На столе стояли ещё десятки таких же, но он предпочёл сделать этот чёртов глоток из её с видом победителя. Он забирал у неё даже это. Паркинсон ощутила, как начинает закипать, при этом с рекордной скоростью. Она бы точно сделала что-нибудь невероятно глупое, однако рыжие волосы полоснули девушку по лицу. Поттера она больше не видела, но картина развернулась куда более неприятная. Они целовались прямо перед её носом. Она моментально ощутила себя униженной. Ей захотелось умыться, а воздух испарился из её лёгких. Девушка шла по холодному коридору босиком, с мыслью о том, что она обязана куда-то выплеснуть эти чёртовы эмоции. Сотворить либо нечто ужасно глупое, либо чудовищное. Пэнси задыхалась от возмущения, и возмущена она была собой. С каждым лобовым столкновением с Поттером, она разочаровывала себя всё больше и больше. В мыслях девушка иногда даже глумилась над собой, своими глупыми, едва ли не детскими чувствами, для которых даже не было почвы. Поттер был ей никем. Разве что причиной, по которой в её жизни всё пошло по накатанной. Ей стоило бы ненавидеть его именно из-за этого, но ей приходилось ненавидеть его из-за собственных чувств, которые не находили ответа и не найдут никогда. Свежий воздух отрезвлял голову, но на такой высоте Паркинсон просто сдувало порывистым неистовым ветром. Она села у лестницы, ощущая то, как горели щёки, а слёзы тем временем моментально на них засыхали. — Пэнс! — крикнул знакомый голос. Это Нотт. — Тео. — вздохнула девушка, ощущая то, что контролировать себя становится всё тяжелее. Парень увидел её, моментально подбегая. Он был пьян, однако очень обеспокоен и серьёзен. — Почему ты сидишь здесь? Я видел, как ты вышла. Что произошло? Девушка быстро замотала головой, утирая эти глупые слёзы. Слабачка. Тео обнял её, наложив сверху согревающие чары. Мёрзнуть ей нравилось куда больше. Холод будто замораживал её идиотские чувства, а тепло заставляло ледники внутри оттаивать. — Я красивая? — неожиданно даже для себя спросила Паркинсон, поворачиваясь лицом к Нотту. Его лицо вызывало глубочайшее непонимание и смятение. Он хмурился, из-за чего между его бровей пролегла морщина. — Что? Да! Пэнс, ты красивая. Самая красивая девушка, которую я видел. Они были близко. А ей так хотелось подтверждения этих слов, поэтому она поцеловала его. Но это было не из эгоистичных побуждений, — она чувствовала Тео очень хорошо, поэтому Паркинсон знала, что они оба нуждаются в этом. Он выглядел уставшим, поникшим и разбитым. Несчастным, как она. Сломанным, как она. Паркинсон целовалась до этого лишь пару раз. С Драко. Это было на шестом курсе, когда он начинал сходить с ума. Он поцеловал её первым, отчаянно и резко. Тогда Пэнси не были понятны подобные порывы, но сейчас она понимала: он боялся, что умрёт. Второй раз был в ночь, когда пришли Пожиратели. Накануне вечером он поймал её в коридоре, когда она возвращалась в гостиную Слизерин, и поцеловал снова. Губы Тео были горячими, мягкими и нежными, с привкусом чего-то сладкого. Паркинсон не знала, что они делают. Они оба не знали, поэтому Тео прервал поцелуй, крепко зажмурившись и упираясь своим лбом в лоб Пэнси. — Я не… — Не можешь. Понимаю. — вздохнула девушка, не пытаясь при этом отодвинуться. — Не могу. Молчание было недолгим, а сказанная фраза была оглушающей в этой хрустальной тишине. — Я, кажется, люблю Грейнджер. Театр абсурда. Цирк уродов с покалеченными головами и изорванными душами. Этот мир сошёл с ума тогда, когда посчитал необходимым столкнуть Гриффиндор и Слизерин лбами в неизбежном.