Отвратительный дуэт

Идея полезть в темную ночную воду была, как ни странно, Кэйи. Он, стоя на одной ноге у самой воды, развязывал шнурки кроссовок, чтобы не намочить обувь. Но у Тартальи были другие планы на этот вечер: он с громким криком бросается на Альбериха, крепко обнимает его, и они оба падают в воду, ныряют в тёмный водоем с головой. Несколько мгновений их не видно, а после оба выныривают из воды, смотрят друг на друга: Кэйя, с неподдельным удивлением, а Аякс с довольной улыбкой. Оба стараются отдышаться. — Чайлд, ты... — Кэйя не находит больше возмущенных слов и кладет ладонь на рыжие волосы друга, отправляя Тарталью вновь под воду. Через мгновение Аякс вынырнул с круглыми от радости глазами. Кэйя отвернулся, поправляя повязку на правом глазу. Тарталья взглянул на него и увидел невероятную картину: Альберих в мокрой одежде и в свете луны, стоит по пояс в воде, мокрые длинные волосы тонкими нитями распались по его спине. Невероятное зрелище и Чайлд в который раз про себя отметил, какой же все-таки Дилюк идиот, если расстался с таким, как Кэйя. Они выходят из воды мокрые с головы до ног. Одежда мерзко и до боли неприятно облепила их тела. Тарталья берется за края своей белоснежной рубашки и с клейким, чвакающим звуком отлепляет ее от тела. — Фу, ну и мерзость, — с отвращением кривит губы Кэйя, стягивая с себя джинсовку и оставаясь в футболке, которую тоже до боли хочется снять. — Не занудничай! Я уже с одним ворчуном разошелся, не нужно становиться таким же! — Чайлд смеется и звонко хлопает Кэйю ладонью по мокрому плечу. Кэйя инстинктивно выгнулся, вздрогнул и выпрямил спину. От неожиданного прикосновения Тартальи по его телу бегло пошли мурашки, а грудь сдавило возбуждение. — Я? Зануда? — Кэйя возмущенно, и даже чуточку обиженно вздернул брови. — Наверное, все зануды делают так? — он наклонился и резко поднял Тарталью, держа его, словно невесту, он быстро побежал к воде. — ААаа! — все что успевает донестись из уст Тартальи прежде, чем они оба во второй раз окунулись под воду. Вокруг не было никого, весь пляж принадлежал им двоим. Громко плюясь, Аякс первым вынырнул из воды, за ним следом и Кэйя. Они засмеялись и замолчали, не сводя друг с друга глаз. Здесь пахнет летом. Вода нежно щекочит их тела, пока они по плечи стоят в воде, едва касаясь дна ногами. Кэйя отталкивается от песчаного днища и падает в объятия Чайльду. Как же давно они не обнимались. И уж точно никогда этого не делали, купаясь в одежде под луной. — Э-эй, Чайльд, — он говорит это тихо, неслышно почти, едва заметно касаясь кончиками пальцев мокрых рыжих волос. — М-м? — Скажи мне, — голос Альбериха становится серьезным, словно сейчас он станет на одно колено. Но они до сих пор в воде. — Кто сделал это? — парень осторожно сдвигает мокрый воротник с шеи Чайльда, едва касаясь его кожи и оголяет фиолетовые синяки и алые-алые кровоподтеки. Они ярко выделялись на фоне густо усыпанной веснушками и родинками бледной коже. Они были словно бесчувственно поставлены зверем, слетевшем с катушек. Кэйя на мгновение подумал, что все тело Тартальи может быть усеянно таким, но раздевать своего друга стоя в мокрой одежде...? Он точно не сможет сдержаться от соблазна Тарталья умолк, сомкнул губы и отвернулся. Его веки задрожали мелкой дрожью, а сам парень словно задержал дыхание, стараясь сглотнуть предательски сдавивший горло ком. Какая же дерьмовая ситуация. Что может быть хуже? Наверное, только тихий ответ Тартальи: «ударился». Вновь замолкли оба, Кэйя все еще держал воротник Тартальи рукой, а вторая беспомощно утопала в воде. — А откуда у тебя вот это? — Чайльд неожиданно заговорил и у Кэйи затрещало в ушах.. Тарталья указывает на руку Альбериха. Он послушно смотрит на нее и видит, в чем заключался вопрос его лучшего друга. Рукава его белоснежной рубашки облепили запястья Кэйи, а полу-прозрачная ткань, переливаясь на лунном свете, рельефно обрамляла десятки шрамов и свежих порезов. «Кошка поцарапала» — инстинктивно выдал Кэйя и прикусил язык. Они оба соврали друг другу. — Наверное, мы просто не готовы к этому разговору, — Тарталья кривит губы и одергивает плечо, смахивая с него руку Альбериха и она звонко падает в воду. — Либо уже слишком поздно, чтобы говорить об этом. Он, разрезая ногами воду, выходит на берег. Прежней улыбки нет на его лице. Все в их дружбе было идеально, все до последней детали кроме двух вещей: первая - влюбленность Кэйи, а вторая - они не доверяли друг другу тайны прошлого и свои секреты. Конечно, они доверяли друг другу их настоящих...но это не было главным. Они все еще были лучшими друзьями, но что у них двоих было за душой - не знал ни один из них. Кэйя врал о своих чувствах и врал много, настолько, что Тарталья научился отличать его ложь, что для обычного человека было невозможным. То же самое было и наоборот: Тарталья скрывал что-то за своей улыбкой, что не доверял даже своему лучшему другу. Они часто злились друг на друга за это, еще более часто делая это из-за привычки, а не из-за неприязни. Они были словно Ромео и Джульетта, были так близки друг другу, что готовы были влюбиться, были так близки, что все подростки в городе их знали как «самый лучший в мире дуэт», а сами они не знали друг о друге ничего. Они злились, но научились понимать. Тарталья с Кэйей понимали друг друга, но не так, как делают это обычные друзья или сопливые парочки, что бесстыдно лижутся на улицах города. Они понимали друг друга по-своему, никто из них не произносил своей боли вслух, но каждый хотел узнать ее и помочь. Наверное, поэтому и держится их дружба. Кэйя выходит на берег и с его плеч стекает вода. Он кладет сидящему на бесхозном шизлонге ладонь на плечо и Тарталья вздрагивает. — Пошли домой? — К тебе? — он поднимает на него короткий взгляд и луна скрывается за облаками в этот момент. Становится прохладно. — Я могу отвести тебя к твоим шизоидам. Тарталья молчит, опускает взгляд, смыкает густые ресницы. Он безмолвно соглашается со своей участью, напоминание о синяках словно сломали его боевой дух. Он готов возвращаться в тиранию. — Но не поведу. Я украл тебя и не собираюсь возвращать ни твоей дерьмовой семье, ни твоему бывшему, — Кэйя решительно берет его за запястье. — Поздравляю, милый, мы съезжаемся и начинается наш медовый месяц. — А еда у тебя есть? — в голубых, морских глазах Тартальи слабо загорелся привычный боевой огонек. — Да, у меня есть вчерашняя лапша. Они обоюдно и негласно решают, что будут молчать о сегодняшнем дне. О том, что видели друг у друга. Кэйя чувствует вину и больно сжавшееся сердце тому подтверждение. Тарталья весь дрожит то ли от холода, то ли от чего-то своего, чего не понять Альбериху. Домой идут молча, без особого шума, как это было на пляже, и заходят насквозь промокшие в круглосуточный, чтобы накупить всякой дряни несовместимой в еде. В кроссовках мерзко хлюпает вода, мокрые носки до боли неприятно облепили стопы. Они важно идут через весь магазин, стараясь изо всех сил показать, что их внешний вид - та норма, к которой должно стремиться общество. И все бы ничего, если бы наклоняясь за корзиной для покупок, Кэйя не пересекся взглядом с мужчиной, стоявшим за кассой. — Там Дилюк, — Тарталья широко распахнул глаза от удивления и наклонился к Кэйе. — Спасибо, я еще не ослеп, идиот, — шипит, злобно цедит сквозь зубы Кэйя на ухо Тарталье. Альберих с силой вцепился в магазинную корзину и на ватных ногах скрылся за полками с морепродуктами. И вправду, стоящий за кассой мужчина был тем самым бывшим Кэйи, о котором он старался молчать, но о котором, как и о них с Чайльдом, знал весь город. Конечно, во всех плохих смыслах этого слова. Они с Тартальей были эдакими бибой и бобой, что шлялись по заброшенным зданиям, мешали всем спать пьяными воплями под окнами да и в принципе репутация была у них наихудшая. А вот Дилюк был тем, кого знали и уважали. Эти трое словно по два берега реки. Дилюк из богатой семьи, трудолюбив и способен, он ни минуты времени не проводил без дела: днем учится в университете, ночью - работает. Всегда он работал ночью и где только попало, Кэйю раздражало это, а Дилюка раздражало то, что его любимый водится с Тартальей. Впрочем, Кэйя с Дилюком отныне не разговаривают вовсе, даже взглядами стараются не пересекаться, пускай каждый раз судьба словно смеется над ними и сводит вместе. — Приветик! — Чайльд кладет локти на кассу, когда они собрали целую корзину ненужных покупок. Больше всего парни набрали из мясного: сосиски, курица, красный лолось, белая пикша и даже говяжья вырезка. У них в головах не было чёткого рецепта конкретного блюда, поэтому они, как и полагается студентам, сметали с полок все подряд, растрачивая стипендию на всю катушку. — Добро пожаловать, — продавец смеряет их пренебрежительным взглядом, особенно это касалось Тартальи, и начинает пробивать покупки. Ведя себя абсолютно сдержанно, Дилюк изо всех сил старался не показывать, что имеет к этим промокшим идиотам хотя бы какое-то коссвенное отношение. Рагнвиндр тянет руку к последней покупке, когда Кэйя вынимает со дна корзины вермут и вишнёвый тоник. Они решают напиться. Рука Дилюка касается пальцев Альбериха совершенно случайно и оба вздрагивают, подпрыгивают, Кэйя едва не роняет из рук вермут, вовремя ставя его на кассу. Он дрожяще глядит на Дилюка, а тот сразу отводит взгляд, поджимает губы и словно отворачивается от Кэйи. Наконец, он произносит кругленькую сумму и Тарталья чиркает по кассовому аппарату картой. Кэйя дает ему крышу над головой, а Тарталья оплачивает роскоши - все пополам. — Спасибо за покупку, — он медлит. — Приходи еще. Явно его слова были обращены к Кэйе (Тарталью Дилюк упорно игнорировал). Альберих быстро смел покупки в пакет и только коротко кивнул, когда Тарталья стряхивал воду с кредитки, которая, благо, не промокает, в отличие от бумажных купюр в его кошельке. — Возьми меня за руку, — шепотом умоляюще просил Кэйя. — Пожалуйста. И Тарталья берет его, сжимает, переплетает их холодные мокрые пальцы рук в крепкий замок. Так они, словно пара, красуясь своими переплетенными пальцами рук (точно заставляя бывшего ревновать), выходят из магазина, двери автоматически закрываются за ними, пока Дилюк неотрывно глядит им вслед. Но, ни Кэйя, ни Тарталья этого не видят. Так они идут до дома — у обоих по пакету в свободной руке, второй они держатся за руки, не отпускают друг друга словно дети малые, что могут потеряться. Почему они все еще не вместе? Наверняка именно потому, что больше всех об этом шутили. Теперь они соседи по квартире и Кэйя мысленно благодарит небо за то, что дома у него всего одна кровать. Им еще предстоить высохнуть и не простудиться. Теперь они, пускай и друзья, но живут вместе, и Альберих едва не подпрыгивает от счастья лишь только от одной мысли, что они будут проводить больше времени вместе. Но что-то бесконечно больно сжимает его сердце, то ли мысль о Дилюке, то ли плохое предчувствие о том, что их сожительство хорошим не кончится.