Лишь во тьме свет

Океан существовал до того, как было сказано Первое Слово, и Сегой поднял из моря острова Земноморья. Он будет существовать и тогда, когда острова вновь скроются под водой, когда будет произнесено Последнее слово. Но Род Холодного Гранита, хоть и не сравнится древностью с океаном, всегда видел в его серых волнах отражение самих себя. Он научился заточать души, наделенные магией, в камень, и жить таким образом гораздо дольше срока отпущенного человеку. Кто-то считает их родичами самим Древним Силам Земли. Как бы то ни было, их потомки, заключенные в камень, все еще встречаются на островах Земноморья, и, хоть они могут дать мудрый совет, такие встречи опасны. - Харальд из рода Холодного Гранита. Так его звали при жизни, - сказала Морейн, когда они забрались в лодку, и под легким волшебным ветром отправились на северо-запад. - Я даже не знаю, истинное ли имя он назвал. - Нет, - после паузы определил Персеваль. - И что же ты в точности должна исполнить? Надеюсь, хотя бы не отпустить его душу из камня? Я читал о Роде Холодного Гранита в свитках, сохранившихся на Осскиле. Чтобы заточить душу человека в камень, нужно совершить очень много зла, а чтобы отменить это проклятие, нужны огромные силы... - Об этом он просить не стал, хотя сказал, что если бы я захотела - я бы смогла. Но он смирился с таким существованием. Он хочет, чтобы я нашла ему некого человека. И какое совпадение - я знаю этого человека, и в прошлом мечтала убить. Но сначала мне нужно раскрыть свои силы - и теперь мы плывем на Драконьи Бега, потому что род Пылающей Свечи всегда был близок с драконами, и пройти таи ритуал Обретения Имени. Второй. У моего Рода всегда было два Истинных Имени, - Морейн говорила это так, будто до сих пор толком не поверила в услышанное. - Я вот думаю, что если ему вздумалось послать нас на верную смерть, то почему так сложно? - Не все то, что на первый взгляд смертельно, действительно таковым оказывается, - задумчиво проговорил Персеваль. - Ну хорошо, я умею "летать на драконьих крыльях". Если, опять же, верить этому Харальду. А вы двое? Там же тьма драконов, они вас просто съедят. И меня наверняка не будут считать своей. - Человек, которого ты хотела убить, - вмешался в разговор Уголь, который по обыкновению сидел на носу, повернув голову по направлению движения лодки. - Тот самый? Ласка? - Ага. Тот, из-за которого погибли мои родители. И Киндари он как-то успел насолить, если только у нее не было привычки избавляться от всех своих любовников просто потому, что они с ней спали, - пробурчала Морейн. - Я тоже был с ним знаком, - неожиданно для себя признался Уголь. Он не любил заговаривать о затее с амулетом, открывающим двери между мирами, но сейчас явно надо было в этом признаться. - Он рассказывал мне о князьях Госка и о том, за чем мы все туда прибыли. Я не хочу оправдываться, но мою самоуверенность во многом подпитывали его речи. - То есть, он откуда-то знал об амулете, - подытожила Морейн. - И о моем роде: он хотел уничтожить последних потомков. Харальд сказал мне, что дар у нас передавался по материнской линии и наследовали его только девочки. И портрет княгини, который мы нашли в подземельях, был похож на меня. Да, наверное, стоило бы его о многом расспросить. - Мы сейчас напоминаем мух, которые не просто летят в паутину, а пытаются ее распутать, - сердито вмешался Персеваль, но по голосу Уголь понял: он не меньше их с Морейн хочет разобраться в этой истории. В конце концов, он сам с ними отправился вопреки всем предостережениям и запретам. - Поздравляю, ты заметил, - хмыкнула девушка. - Ну что, будешь меня учить, или драконьего обличья, по-твоему, мне хватит? - Буду разумеется, - вздохнул маг. - До Драконьих Бегов много дней пути, а тебе нужно научиться хотя бы владеть собой. В то утро, когда они приблизились к россыпи островов, называемых Драконьими Бегами, Морейн вздумалось заняться его волосами. Они сидели на носу, и девушка старательно расчесывала своим гребнем длинные черные пряди, готовясь заплести множество кос - такую прическу носила она сама. Чтобы Углю было не так скучно, она описывала окружающее море, пока у нее не кончились слова, и теперь просто напевала одну из простых моряцких песен, выученных ей в многочисленных плаваниях. Эта повествовала о девушке, ждущей любимого из плавания, каждый день приходящей на обрыв и спрашивающей поочередно у ветра, чаек, моря, где ее возлюбленный. - Давно бы уплыла его искать, - проговорила Морейн, когда песня закончилась, и морская пена поведала девушке, что ее любимый спит на дне. - Или бы вообще поплыла с ним с самого начала. Глупая песня. - Не торопись называть грязью то, что не сверкает на солнце, - проворчал Персеваль - настроение у него с самого пробуждения было не радужным, маг вопреки обыкновению произнес за утро едва ли пару фраз, пребывая в какой-то мрачной задумчивости. - Как хочу, так и называю, - не особо вдумавшись в его слова, сейчас же откликнулась Морейн. - Что с тобой? Я уже часа два не слышу твоего трепа. Кто тебя с утра покусал? Персеваль выразительно промолчал. В обычное время он бы обязательно что-нибудь ответил, магу явно доставляло удовольствие доводить девушку почти до бешенства подшучиванием то над ее магическими способностями, то над стараниями показаться суровой и жестокой, то над чувствами к Углю. Морейн на некоторое время оставила расчесывание и повернулась к Персевалю - ее голос стал звучать приглушенно, будто его уносил ветер: - Серьезно. Что с тобой? Ты бы видел свое лицо - все твои страдания написаны у тебя на лбу. Если хочешь от нас что-то скрыть, надо выглядеть чуть менее траурно. Уголь поддержал ее - ему не нужны были глаза, чтобы ясно представить все, что сейчас описала Морейн: - Мы слишком многое прошли вместе. Тем более, ты доверился Морейн настолько, что назвал ей свое имя, а в моем случае видел все, что я хотел бы скрыть навсегда. Пожалуйста, скажи, что тебя тревожит. - "Тревожит" - неверное слово, - медленно и ни к кому особенно не обращаясь проговорил Персеваль. - Чувство скорее сродни тому, что видишь, когда то, что ночью было угольком костра, освещающим и согревающим, наутро стало холодной золой, рассыпающейся в пальцах. И тебе известно, что первое и второе - одно и то же, но принять этого ты не можешь. - Уголь, переведи мне, пожалуйста, с языка магов Рока, - попросила Морейн. - Я искренне не понимаю его бре... мудрых изречений. - Но одно и то же может иметь множество лиц. Мы давно к этому привыкли, - возразил Уголь, смутно понимая, куда клонит Персеваль, и опасаясь, что не сможет ничем ему помочь в этом разговоре - ведь у него совершенно иной путь. - Сквозь золу прорастет новое дерево, и его сухие ветки станут новыми углями костра... - Круг длится слишком долго, - возразил Персеваль. - Нам слишком мало отмерено в сравнении с вечностью... ай! Ровно через пару секунд после этого восклицания Уголь тоже почувствовал, как его больно дернули за волосы. - Если вы двое сейчас же не начнете говорить нормально, - прошипела Морейн, - я вас обоих прибью. Вместе с вашими ветками, кострами и золой. - Прости, - Уголь невольно улыбнулся, за что его немедленно дернули за волосы еще раз. - Привычка. Именно по туманным и запутанным речам можно отличить мага с Рока - но мы не можем лгать, а не всякому слову положено достигать чужих ушей. Мы помним, что с тобой себя так вести не надо, но не всегда можем справиться сами с собой. - Давайте уже, выкладывайте, - сердито буркнула девушка. Уголь молча уступил Персевалю право говорить первым. Тому явно пришлось сделать над собой усилие, чтобы начать. Но и вправду, какие тайны могут быть от того, кто знает твое Истинное Имя? А Персеваль больше всего боялся, что кто-то обретет над ним власть, узнав, как его зовут, в этом он уже признался им обоим, да и Харальд, душа, живущая в камне, не стал щадить его тайн. Они были так похожи. Две женщины, перевернувшие его жизнь. Обе властные, жестокие и ни перед чем не останавливающиеся для достижения своих целей. Обе со слабым магическим даром, из которого, будь он сильнее, выросло бы зло, подобное сорняку - такое же цепкое, живучее и поглощающее все, до чего способно дотянуться. Даже внешне: черноволосые, с бледной кожей, выдававшей в них уроженок Осскиля. Казалось бы, мага с Рока вообще не должны были волновать женщины, но у него отсутствие желания сменилось каким-то больным интересом, что выйдет из отношений, которые никуда не приведут и могут принести только боль для обоих. Да что там, ему просто нравилось ходить по грани и наживать врагов. И сейчас нравится. Он пафосно называет это "борьбой со злом". Маги не могут лгать, но могут обманывать самих себя. Селену он спас, явившись, как герой древних легенд, на корабль каргадских захватчиков. Ясное дело, они никогда не видели мага, им хватило дешевого фокуса - яркого сияния посоха, а затем их корабль отправился, вопреки их желанию, прямо в Хавнорскую гавань, где и окончил свой путь. Всего-то легкий волшебный ветер в их паруса, такое может исполнить любой ученик, пробывший в Школе на Роке около года. Как не влюбиться в своего спасителя? А он, вместо того, чтобы честно признаться ей в первый же день, что у них ничего не получится, позволил ей стать частью своей жизни. Совать нос в свои книги и свитки, беседовать о магии и о Равновесии - как быстро она выучила названия разных магических практик и начала запоминать Имена предметов! Конечно, это вылилось в прямое требование стать ее учителем, и конечно, он ей отказал. Вряд ли он тогда чувствовал тьму в ее душе или так уж рьяно следовал наставлениям Мастеров Рока. Просто ее дар был слишком слабым, и он не пожелал связываться с такими трудностями. Он до сих пор не может сказать наверняка, что ей тогда двигало, когда он обнаружил ее у своей кровати с зажатым в руке кинжалом, и было ли все это чем-то большим, чем простая месть. Короткая стычка, и вот она уже лежит на полу, а он спешно покидает дом. Он точно знал, что в ней еще теплилась жизнь, когда он уходил, но дожила ли она до утра - неизвестно. Но, будто слабое дуновение, его в ту ночь коснулась та магия, о которой он узнал больше только впоследствии. Та, что требовала поливать свежей кровью холодные камни, та, что брала начало в черной пустоте, которая, образуясь в каждой душе, растет и отравляет ту, являя на свет все, что называется в обыденности злом. Та, к которой прибегал и Род Холодного Гранита, и хоть он и знал, что с ней делать, он постепенно был стерт, не в силах хранить в себе этот вечный холод. А потом подземелье на Госке, и она. Киндари, что означает - Звездная Полночь. Тот же слабый дар, та же злоба и ненависть и та же самая магия. И те же чувства! Та же попытка прогуляться по краю пропасти из чистого любопытства, что с тобой станет, если ты вдруг оступишься. И вот он уже читает ей морали, что нехорошо подсыпать яд в кружку человека, которого ты сама наняла. И вот он уже прощается с ней на берегу Госка, смотрит в глаза, говорит, что найдет ее, и знает, что найдет - маги же не могут лгать. Может быть, то подземелье смогло немного изменить их всех, но что произошло в ее душе? Когда он смотрел в ее глаза, он не видел той пропасти, которая всегда грозила поглотить и его. Не видел или не хотел видеть? Она вправду изменилась или же все заключалось в его глупой вере ее изменить, как тогда, с Селеной? И не потому ли он бросился с головой в чужую историю, что хотел хоть немного отсрочить решение этого вопроса? Киндари хотела вернуться домой, на Осскиль. Там, как она сказала, и следовало ее искать, у ее отца, одного из череды жестоких северных правителей, чтобы заключить союз с Энладом, выдавшего ее замуж за Энладского князя. Семья жила в изгнании: за время, проведенное Киндари с князем, власть на Осскиле успела смениться. Эгиль вызвался ее сопровождать, надеясь, видимо, вырвать из этой череды любовных перипетий хотя бы одну ночь. Этот любовный треугольник, уже второй, в котором поменялась только женщина, вызывал горькую усмешку. Что у него было общего с каргадским захватчиком, ставшим со временем хитрым бандитом, что их судьба так причудливо складывалась и сводила их снова? И вот теперь сон, напоминающий видения из подземелья, вернул ему Киндари и Селену в обличье двух хищных морских птиц. Они летели за его лодкой, стремительно приближаясь. Сон закончился тем, что птицы слились в одну, и бросились ему на грудь, приняв облик женщины, а потом его захлестнула волна тьмы, после которой он увидел кровь на собственных руках. Когда Персеваль окончил свой рассказ, в лодке некоторое время стояла тишина. Потом Морейн проговорила: - Значит, мы заглянем на Осскиль, когда закончим с драконами. Я подозреваю, что там мы найдем нечто важное. И, кажется, мы приближаемся к Драконьим Бегам - я что-то вижу.