Outre-tombe

      Жан-Клод Дешам определённо не понимал, что происходит вокруг него. Не сказать, что он не хотел понять (ну или хотя бы попытаться), но обстоятельства явно складывались не в его пользу.       Последние несколько часов были как будто в тумане — так, как бывает в дурном сне или же после приёма абсинтума. Сам француз предпочёл бы второй вариант, однако, к своему глубочайшему сожалению, знал, что последний раз пробовал этот чудный напиток месяца два назад, когда их полк только-только пересёк границу этой страны. Он был уверен в этом также, как и в том, что проклятый крестьянин вонзил ту деревяшку прямо ему в грудь!       Однако сейчас он был жив, вполне даже здоров, и это… нервировало? Месье Дешам не мог решить, что он думает по этому поводу, а всерьёз вникнуть в эту тему ему так и не дали.       — Diable! — он громко выругался, когда на стол перед ним положили ещё одного корчащегося от боли русского солдата.       За последние несколько часов (хотя по ощущениям прошло несколько суток) он перелопатил стольких из них, что уже давно сбился со счёта. Тот крестьянин — Святослав Вернидубович, как его называли другие люди — притащил его в эту избу сразу из палатки. Жан-Клод в тот момент не особо понимал, что происходит, только ощупывал свою грудь. Старик бурчал что-то на своём языке, время от времени вспоминая некоторые французские словечки, но Жан-Клод в любом случае его не слушал.       К слову, тот старик всё это время оставался здесь. Француз старался не коситься в его сторону — не хотелось рисковать, учитывая то, что выпущенная в него пуля не нанесла старику никаких повреждений. Да и были у него дела куда важнее каких-то там стариков, ему надо было дюжины вражеских солдат, истекающих кровью.       Кровь… Алая, бьющая из колотых, резаных и огнестрельных ран, оторванных конечностей, она пропитала всё вокруг: солдатскую одежду, стол, на котором Жан-Клод спешно пытался их лечить, его собственную одежду и руки. На войне успеваешь навидаться немало крови, однако в этот раз она была будто бы другой. Возможно, причина была в том, что он был голоден как дикий волк, но теперь кровь напоминала вино. Дорогое, хорошее, привезённое из Эльзаса…       Это произошло спустя, должно быть, часов тринадцать-четырнадцать после того, как Жан-Клод оказался в этой избе, и всё это время он работал. Руки тряслись, комната расплывалась в ещё большем тумане, и очень, очень-очень хотелось съесть что-нибудь и завалиться в сон. А кровь, которой за это время стало ещё больше, манила до лихорадочной трясчуки.       По итогу Жан-Клод сам не понял, как, зачем и для чего он сделал это, ведь это было так неправильно! Однако он в любом случае сделал это.       Яростно рыкнув, он склонился над очередным парнем, и припал к его груди — та была рассечена лихим ударом сабли, так что проблемы в её добыче не было.       Вкус крови подкрепил ранние ассоциации с вином, настолько сладким он был. Возможно даже приторно сладким… Хотелось растянуть это приятное чувство наслаждения, и Жан-Клод резко вдохнул воздух, причмокивая от удовольствия.       А в следующую секунду о себе дал знать тот крестьянин.       Крепко схватив француза за шиворот, тот с невероятной силой отшвырнул его к стене. Раздался хруст, и Жан-Клод почувствовал резкую боль — неудачное падение прямо на руку, почти наверняка сломанная кость.       — Ирод, ты что удумал, так сразу и полакомиться! — мужик кричал что-то на своём языке, который Жан-Клод совершенно не понимал. — Я тебя, паршивца, не для этого с той стороны вытащил. Ты!.. — он вздохнул, беря себя в руки, — лечи этого. Ещё пару часов поработаешь, а затем Фомка вернётся, он что-то да закончит. Ну чего сидишь, вставай давай!       В ответ Жан-Клод только моргал, прижимая к себе правую руку.       — Ох, и что же мне потом с тобой делать… Travailler! Работай, тебе говорят, — он схватил его за шиворот и с силой поднял на ноги. Не так сильно, как бросил, но тоже весьма ощутимо. — Vite-vite!       — Mais!.. — Жан-Клод попытался было показать свою сломанную руку, но тут же с удивлением отметил, что она совершенно свободна.       — Да работай же ты! — крестьянин подтолкнул его в сторону стола.       При виде раненного человека Жан-Клод будто бы очнулся и, скорее автоматически, чем осмысленно, принялся за свою работу. Всё это длилось ещё несколько часов, пока на его смену не пришёл кто-то другой. На то, как его измызганные инструменты переходят в чужие руки, Жан-Клод смотрел с некоторым оцепенением. Он, конечно, надеялся, что его отпустят, но не слишком сильно.       — А теперь пойдём парень. — Жан-Клод нервно вздрогнул, когда уже успокоившийся крестьянин похлопал его по плечу. — Надо будет кое-что с тобой обсудить. Ну, или как там у вас… Aller parler.       Жан-Клод только кивнул. Идти говорить, так идти говорить — не убили, и то хорошо.