Всё имеет свой конец

Венти поднимает голову, глядя в небо, и молча молит. Молит о том, чтобы звезды, Селестия, боги, бездна — да кто угодно! — дали ему ещё совсем немного. Ещё один день. День, чтобы сказать что-то важное. Очень важное. День, чтобы закончить всё, прежде чем отправиться в мир иной. Или же просто остаться в забвении. Кто знает, кто знает… Но сейчас это не так важно. К барду подошел рыцарь, что-то спросил — этого парень так и не смог разобрать — а после, поняв, что тот пьян вусмерть, лишь укоризненно качает головой. — Вы где хоть живете? — это Венти услышал. — Гетё, — коротко отвечает местная звезда, опираясь о брюнета. Так, с помощью рыцаря, Венти возвращается в отель. Там же он уже от бессилия падает и засыпает, на счастье, спокойным сном до полудня. Его сон — приятный анабиоз, приостанавливающий все процессы на жалкие несколько часов. Бард никогда не отрицал своей лени и своей любви ко сну, ведь сон — это прекрасно! В нем можно уйти от проблем, от лишних вопросов, от боли! Это лучшее лекарство!       Но не когда ты просыпаешься от того, что тебя резко бросает то в жар, то в холод, так еще и в совокупности с головной болью. Слабость хоть и отступила, а вот тошнота нет. Венти садится, удрученно вздыхая. На груди будто камень, а шея в петле, что успела затянуться — примерно так можно описать то, как трудно продолжать насыщать тело кислородом. Голова чуть кружится, всё вокруг плывет и ни на чем нельзя сконцетрироваться. Всё какое-то двоякое, ненастоящее. А вдруг и вправду всё это — лишь плод воображения Венти? Да нет, что за чушь. Быть такого не может.       Бард поднимается с кровати и подходит к туалетному столику, осматривая свой вид. Бледный, худой, ни о каком румянце на щеках и речи быть не может. А взгляд — взгляд-то! — совсем потерял всякие искры и свет. Эти часы будут тяжелыми. Но они того стоят. Стоят того, что бард собирается сделать сегодня. И он это, бездна его дери, сделает! Даже будучи смертельно больным он обязан. Просто обязан.       Именно поэтому Венти соизволил выйти на улицу, а не остаться в комнате гнить. Лишь ради одного человека. Ради одной, совсем маленькой и такой наивной просьбы. Ведь, надежда умирает последней. Правда?       Где-то внутри бард продолжает свято верить в то, что всё ещё наладится. Что он будет продолжать жить, что он будет продолжать отшивать пьяниц и самому выпивать в любимой таверне, разговаривая порой с любимым барменом, поддерживая его во всем. Что будет продолжать радовать Моншдтадт новыми балладами, продолжать светить и направлять его народ в светлое будущее.       Но нет. Шагая по улице, он вновь кашляет, совсем тихо, себе в кулак. Чтобы никто не заметил. Да и если заметит — плевать, совершенно. Венти на то и архонт свободны, чтобы в бездну посылать тех, кто ограничивает его свободу. Хочу и кашляю, вам-то какое дело?! — возмутился бы он. Но этого не произошло. И слава селестии, что так произошло.       С каждым часом, нет — минутой — состояние идет ко дну. В голове путаются мысли, вихрем путая слабеющее сознание; боль по телу разносится со скоростью света, оставаясь в нем томящим фактом; слабость накатывает новыми волнами, закладывая уши и на доли секунд заставляя терять сознание. Но Венти сильный, Венти справится. Сделает всё, что надо. Так или иначе, день все-таки склонился к вечеру. Это были тяжелые часы, за которые бард подготовил всё: маленький подарок, речь и свое состояние, конечно же. Негоже являться на незапланированную встречу в отвратном виде. Вот перед глазами появляется знакомая деревянная дверь, со скрипом открывшаяся под давлением руки Венти. — Добрый вечер! — радостно восклицает паренек, проходя в глубь таверны. За барной стойкой стоит любовь всей жизни архонта, а напротив его, на барном табурете, сидит капитан. И оба они выглядят жутко счастливыми. Ну конечно, ведь на их безымянных пальцах кольца. Кольца… Этот факт больно бьет в самое сердце. — О-хо-хо, кого я вижу! Неужто бард-бродяжка соизволил порадовать нас своим присутствием?! — уже пьяно говорит Кэйа. Успел уже налакаться. — Ох, Сэр Кэйа, что-ж Вы без меня-то пить начали? — посмеивается в ответ Венти, лучезарно улыбаясь, сев за стойку, затем же интересуясь у бармена: — А не угостит ли Мастер Дилюк такого красивого барда, как я? — Нет, — по ушам бьет столь резкий ледяной ответ. — Ох, ну почему же? — дует губки и наигранно грустно интересуется бард. Даже выпить не дают. — Долги, — коротко поясняет аловласый. — Ах вот оно что… Ну, если Мастера Дилюка так сильно волнует то, что я не заплатил за какие-то пару бокальчиков, то… — Не пару, — перебивает, правит мужчина. — За какие-то не пару бокальчиков, то не уделите ли Вы мне минутку своего драгоценного времени и не отойдете вместе со мной на улицу? — все равно также мило мурлыкает бард. Дилюк вздыхает, мельком глянув на своего суженного, да сдается, качнув головой: — Отойду. На замену себе магнат зовет Чарльза, а сам же вместе с Венти уходит за таверну. Вот он, тот самый миг, когда чувствуется все иначе. Они оба стоят около черного входа, напротив друг-друга. Один хмурится, скрестив руки на груди, а второй искренне улыбается, глядя с надеждой в любимые глаза. В глубине души он и вправду надеется, что бывший даст ему спасение. Вдохнет в него жизнь. — Так что у тебя там? — так жестоко разбивает мечты своим тоном магнат. — Ах да, точно, — брюнет усмехается и достает из-за пазухи небольшую черную коробочку, с легкой улыбкой протягивая её Дилюку. Тот послушно берет её, заинтересованно открывая, а Венти продолжает: — Помнишь, как ты подарил мне его? Это было чудесно, и вправду, ха-ха. Но, думаю, нынче Кэйе это будет гораздо нужнее. Да и мне оно больше не понадобится, честно говоря. Так что, возвращаю Вам то, что для меня символизировало Вас. Как же, оказывается, больно и сложно говорить с некогда самым близким человеком на «Вы». Даже спустя года. — И я знаю, что возможно оно Вам вовсе не нужно, но пожалуйста… Хотя бы ради меня, оставьте его у себя, — молит Венти, так и не дав ничего ответить, говоря: — И… Я надеюсь, что у Вас с Кэйей всё будет гладко, ведь вы и вправду очень гармоничная пара… И я знаю, что всё это сейчас совершенно не нужно Вам, но я должен это сказать. Мастер Дилюк, я… Я Вас безумно люблю. И любил всегда. И то, что я говорил ранее — лишь глупая ложь, потому что я испугался. Испугался будущего, ответственности и… И сбежал как подлый трус. Я знаю, нет мне пощады. После этих слов между парнями зависла густая тишина. Дилюк отрывает взгляд от кольца, украшенного множеством дорогих камней, сделанного как раз на женскую руку — подарок его отца его матери. Очень важная для магната вещица, которую завещал ему Крепус с наставлением подарить кольцо тому, кто будет очень важен наследнику. Он кусает нижнюю губу, продолжая глядеть на Венти, склонившего перед любимым голову. Невыносимо. — Что-ж… — тяжко вздыхает аловласый, закрывая коробочку и убирая её в карман пальто, — Это всё очень трогательно, но я вынужден тебе отказать. Я тебя больше не люблю, сам прекрасно знаешь. И я обручен с капитаном Кэйей. Так что, будь добр, раз тебе невмоготу без меня — убирайся с глаз долой. — Как скажете, Мастер Дилюк, — в последний раз улыбается Венти. Искренне, со всей любовью к магнату. Он понимает, почему и за что получил такой грубый отказ. Понимает, почему ему сказали убраться куда подальше, чтобы не мозолить глаза. А ведь и вправду, кому нужен будет какой-то жалкий глупый мальчишка-бродяга, явно блохастый? Вот именно, что никому. Никому в этом большом городе… Венти уходит. Уходит гордо, красиво. Вот теперь и помереть можно, с чувством свободы. Он избавился от лжи, избавился от воспоминаний. Самое время, чтобы избавиться от самого себя. Голова чуть кружится, вместе с тем и тошнота подступает к горлу сильнее. Сердце то быстрее, то медленнее бьется, а ноги несут Венти дальше, прочь из Мондштадта, прочь от гадких людей, рыцарей, пьяниц, Дилюка и Кэйи, прочь ото всех. В свой маленький счастливый мир. Спустя пару дней его тело найдут охотники в лесу, где-то в самой чаще, под одним из деревьев. Всеми забытый гниющий труп, который, конечно, попытаются похоронить — но от одного лишь прикосновения он растворится в ветре, смешавшись с природой региона, некогда живущего под покровительством Анемо Архонта. Никто и не вспомнит о самом выдающемся барде — люди решат, что он либо упился до смерти, либо же просто сбежал в другой город.