Золотая клетка.

      Краем глаза я наблюдала за Александром, замечая, как он нервничает. Хоть внешне он был спокоен, но еле заметно дергал ногой, как делают многие из нас во время томительного ожидания. Я знала, как он ждал второй скрининг, желая убедиться, что с малышом все в порядке. Тему пола мы никогда не поднимали. Нильсен явно дал понять, что для него предпочтительней мальчик, ибо он является наследником фамилии.       Сегодня я наконец ехала в клинику в прямом платье, а не в балахоне, представляя, как завтра все газеты будут пестрить нашим положением. Но дотянуть почти до двадцать пятой недели и не спалиться многого стоит.       – Успокойся, – я положила руку на его колено. – Все будет нормально.       Сегодня мы заходили с центрального входа, а не с черного, как обычно. Нильсен, как истинный джентльмен, открыл мне дверь, помогая выйти. Я видела, как многие оборачиваются нам вслед, удивленно приподнимая брови. Я еще и выглядела сегодня на все сто, даже накрасилась ради такого выхода. Если уж появляться на обложках газет, так хоть в приличном виде, а то я и так всю беременность кутаюсь в свитера и хожу с пучком на голове. Ну а Нильсену, для собственной привлекательности, достаточно умыться утром, и вуаля – все женщины Англии его.       Холодный гель вызвал мурашки на коже, но я не обратила на это внимание, наблюдая за Нильсеном, который смотрел в монитор, пока врач искал нужную ему точку на моем уже довольно приличном животике. Как же легко заставить тебя сходить с ума от неизвестности, Александр.       – Малыш развивается хорошо. Все части тела формируются правильно, ритм сердца отличный. Вес соответствует сроку, – начала женщина-врач, и я обратила свой взор к экрану. – К концу сентября ожидаем красивую девочку, – улыбнулась врач, а я вопросительно выгнула бровь.       – Девочку?       – Да, миссис Нильсен, это девочка, – я перевела взгляд на Александра, уже ожидая увидеть хмурую мину, но моим глазам предстал лишь швед, который улыбался так ярко, глядя на экран, что мое сердечко забилось в разы быстрее от этой эмоции на лице, ведь я никогда не видела, чтобы мой муж улыбался настолько ослепительно и открыто.       – Сейчас сделаем снимок, и вы сможете взять его с собой, – врач начала что-то нажимать на аппарате, а Алекс поднял взгляд на меня, перебирая в своих пальцах мои пальчики. Он явно волновался из-за моей реакции, зная, как неоднозначно я отношусь к собственной беременности.       Я лишь слегка улыбнулась, склоняя голову в бок.       – С наследником не прокатило, – повела плечиком я, когда мы вышли из кабинета. Рука Нильсена лежала на моей талии, словно пытаясь укрыть от внешнего мира, где теперь каждый будет рад узнать подробности нашей личной жизни.       – Дурочка,– закусил губу Нильсен. – Пол не так важен. Девочка так девочка, – и выдержав паузу добавил, – просто надеюсь, у неё будет не твой характер, – после этой фразы Нильсена ожидал тычок под бок и мой возмущённый возглас, – но учитывая нашу сногсшибательную природную красоту, лет через пятнадцать придётся усилить охрану.       – Просто Нильсен и его скромность.       – Она мне ни к чему, – сморщил нос швед. – Предлагаю отметить эту новость в каком-нибудь хорошем ресторане. Пожелания будут?       – Главное, чтобы вкусно кормили, а так я хоть в Макдональдс готова идти.       – Хорошо, тогда я забронирую ресторан, отдохнёшь дома и к вечеру ближе поедем.       На улице нас уже ждала пресса. Всегда удивлялась их скорости. Окружив нас со всех сторон, они практически не давали возможности спуститься по ступеням здания.       Благо Нильсен заранее это продумал и во второй машине с нами приехала охрана. Мальчики там работали довольно внушительные, и поэтому труда им особо не составило расчистить нам путь.       – Все подробности только официальному изданию, – отрезал Нильсен, садясь в машину и тяжело вздыхая.       – Официальному изданию? – повела бровью я.       – Лучше дать одно эксклюзивное интервью крупному изданию, чем размениваться на эти мелкие газетенки, – кивнул Александр. – Логично, – хмыкнула я и тут же дёрнулась. – Ауч, – пинок внутри живота застал меня врасплох. До этого дня я не говорила Александру про пинки, потому что они были еле ощутимы, хотелось чего-то более внушительного и вот этот момент настал.       – Где-то болит? – Нильсен тут же навис надо мной, обеспокоенно вглядываясь в моё лицо. Я просто без слов взяла его руку в свою, складывая себе на живот и чувствуя, как малышка пинает прямо неподалёку от руки шведа. Надо было видеть, как вытянулось его лицо, а когда она ударила ещё раз, в его глазах зажглись такие неподдельные эмоции, что я вновь удивилась тому, как странно я себя почувствовала, когда ничего не делая, доставила Алексу такие искренние эмоции.       Он нежно провёл пальцами по животу, а после поднялся ими к моей щеке поглаживая.       – И давно ты чувствуешь это?       – Не очень, но это первый раз когда настолько сильно, – закусила губу я.       – Видимо, кто-то решил о себе напомнить, – кивнул Нильсен.       – Любит внимание, прямо как её отец, – загадочно отводя взгляд в сторону, ухмыльнулась я.       – Или как её мама, которая испытывает мои нервы на выносливость порой.       Было странно называть друг друга мамой и папой, словно наш статус успел поменяться. Александру это явно нравилось и льстило, а вот я чувствовала себя непривычно.       В дороге я умудрилась уснуть. Я вообще теперь много спала и сильно поэтому поводу не расстраивалась, поспать я всегда любила. Тем более, я понимала, что организм тратит энергию и ресурсы на двоих.       До самого вечера я была предоставлена самой себе. Оливия была на приеме у доктора, Александр зарылся в бумаги у себя в кабинете, а у Рейчел был непочатый край работы.       Девочка. У нас будет девочка. Ни у меня. Ни у Нильсена. Похоже, пора принять этот факт, что это наш общий ребенок, наша кровь. И пусть этот брак навязан, новая жизнь не заслуживает плохого отношения к себе. Нильсен будет прекрасным отцом. А вот какой матерью буду я, сказать трудно, но я очень надеюсь, что не сделаю больно этому маленькому человечку. Я сама выросла практически без родителей и знаю, что ни один ребенок в мире не заслуживает подобного.       Выходя из машины, я удивлялась тому, как Александру удалось забронировать столик в The Greenhouse. Этот ресторан был просто пропитан роскошью, здесь даже в воздухе витал запах денег. В этом ресторане любят ужинать политики, знаменитости и даже члены королевской семьи. К слову, чтобы зарезервировать здесь столик, заявку нужно делать за несколько недель. Но после того, как для приветствия к нам вышел лично хозяин заведения, я поняла, что деньги и статус Александра в обществе могут все.       Для Майка на весь вечер вызвали няню, чтобы семейство Макото немножко отдохнуло. Для Алекса они были как родная семья, именно поэтому он хотел, чтобы они были рядом в этот день.       Вначале расселись по своим местам, делая заказы. Я почему-то в последнее время акцентировала свое внимание на мясе, хотя в начале беременности просто смотреть на него не могла. Видимо, организму не хватает белка. Дальше как-то сам собой завязался разговор, который прервала Рейчел, косо посмотревшая на шведа.       – Нильсен, давай не заговаривай нас, все знают для чего мы тут собрались.       – Чтобы провести вечер в хорошей компании? – хитро повел бровью Нильсен, разрезая мясо.       – И вкусно покушать, – добавила я, занимаясь примерно тем же самым.       – Главное покушать, – пожурила меня Рейчел. – Ты кушай-кушай. Мы ждем, – протянула блондинка.       – Ну, – Нильсен посмотрел на меня, улыбнувшись. – Майку, похоже, не с кем будет играть в войнушку.       – Ну, это смотря еще с каким характером родится. Мне лично куклы были не очень интересны, – склонила голову в бок я.       – Боже, это девочка, – всплеснула руками Рейчел. – Это же так классно: море кружева и все эти красивые платьюшки.       – Похоже, кому-то пора задуматься о втором ребенке, – тихо сказала я Нильсену, а тот кивнул головой.       – В нашей семье давно не рождались девочки, – Оливия взяла мою ладонь в свою. – Это очень хорошо. Поздравляю.       – Спасибо, – прошептала я.       Алекс как-то подозрительно посмотрел на Оливию и Рейчел и тяжело выдохнул.       – Боже, только не скупайте все детские отделы, ибо у тебя, мам, точно денег на это хватит. Я вижу, как загорелись ваши глаза.       В ту же секунду две женщины постарались сделать самые обыденные лица, что вызвало у нас троих смех.       – А если серьезно, нужно уже приглашать дизайнера и продумывать, как будет выглядеть детская. Я подыщу кандидатуру, а выбирать будет уже Агата.       – Я?       – Конечно. Хочу, чтобы тебе было комфортно, – он заглянул мне в глаза, и я поняла, что явно не смогу отказать ему в этом.       Оливия смотрела на нас и радовалась за собственного сына, но видела, что я до сих пор скована и не знаю, как на все это реагировать. Мне даже кажется, что она догадывалась о моих страхах быть плохой мамой для нашего ребенка, ведь с этим страхом сталкивается почти каждая. Я боялась, что материнский инстинкт во мне просто возьмет и не проснется.       После этой новости Рейчел и Оливию понесло в воспоминания. Макото рассказывала о своем плавающем гормональном фоне, который заставлял Сэма просто выть от ее постоянных перемен настроения. Оливия же говорила, что ее беременность была довольно спокойной. В то время хорошие аппараты узи только начали появляться, и каждый раз миссис Нильсен говорили, что у них будет девочка, а так как в семье Нильсенов это было большой редкостью уже несколько поколений, все были под большим воодушевлением. Было куплено много розовой одежды, конверт с кружевами. А родился Александр, пусть и не девочка, но слишком красивый для мальчика. Каждый норовил заглянуть в коляску и полюбоваться этим пареньком с бездонными глазами.       Музыканты начали играть медленную мелодию, приглашая гостей для танца. Живая музыка была абсолютным плюсом этого заведения. Создавалась идеальная романтическая обстановка, и люди расслаблялись под звуки инструментов.       Стоило Нильсену только посмотреть в мою сторону, я слегка приподняла руки в сдающемся жесте.       – О нет, с этой девушкой в животе, я двигаюсь с грацией мамонта, да и ноги в этих туфлях быстро устают, но вот твоя мама не отказалась бы с тобой потанцевать, – я знаю, что моя прямолинейность рано или поздно сведет меня в могилу, но этим двум реально нужно искать контакт не только эмоциональный, но и телесный.       Нильсен посмотрел мне в глаза и, пожалуй, я очень удивилась, когда в его глазах вместо недовольства проскользнуло…озорство? Закусив губу, он протянул руку матери, которая смущенно поглядев на меня, приняла ее, и вслед за семьей Макото, Нильсены встали из-за стола.       Я наблюдала за танцующими с удивлением, отмечая, как намного раскрепощеннее чувствует себя Нильсен рядом с матерью и даже о чем-то переговаривается с ней. Если взять в сравнение с тем, как они прожигали друг друга взглядами буквально полгода назад, видна просто феноменальная разница. Я старалась почаще сводить их вместе и не важно, что это было: обычный ужин или просмотр фильма. Не знаю, зачем мне это нужно, но я очень хотела примирить этих двоих, чтобы они наконец смогли простить друг другу старые обиды, чтобы Алекс вспомнил, что такое семья, а Оливия, спустя столько лет осознала, что связь с сыном не потеряна окончательно.       Возможно, это было сделано из личных побуждений, ведь по мере того, как Нильсен боролся со своими комплексами из детства, он менялся и сам. Конечно, во многом его поменяла и моя беременность, но Алекс изменился в целом, это было видно. Забеременев, я полагала, что меня просто запрут на девять месяцев в своей комнате, но нет, он начал доверять мне, идти навстречу, смягчился, и я хотела оправдывать это доверие, стараясь делать, пусть и маленькие, шаги навстречу мужу. Наши отношения однозначно стали куда теплее.       Вечер проходит хорошо, я бы сказала просто идеально. Уже в машине я укладываю голову на плечо Александру и чувствую легкий поцелуй в макушку. Водитель едет не торопясь, мы никуда не спешим. Оливия сидит на переднем сидении, а за ребятами Алекс вызвал отдельную машину, чтобы их доставили прямо до дома.       – Устала? – спрашивает муж, поглаживая мой живот ладонью правой руки, которой он обхватил меня вокруг талии.       – Немного, но это приятная усталость. Давно мне не было так спокойно. Совсем скоро твоя мама уезжает, не считаешь, что вам стоит уже поговорить?       – Может просто оставим все как есть? – устало потёр виски Нильсен.       – Она скоро станет бабушкой, но по-прежнему не уверена, будет ли она ей только на словах или все же ты пустишь её в свою жизнь. Вспомни свои слова на юбилее. Это было очень грубо.       – Я уже начинаю скучать по тому времени, когда ты выносила мне мозг и на подобные мысли у тебя не было времени, – я хитро ухмыльнулась.       – Знаешь, когда внутри тебя зреет новая жизнь, у тебя резко появляется столько времени и желания подумать обо всем насущном.       – А как же Аннет? – приподнял бровь Нильсен. – Она такая же бабушка этому ребёнку. Твоя тетушка звонила мне на днях, узнавала, как твоё состояние.       – Очень мило с её стороны, – съерничала я. – Знаешь, я в принципе поуспокоилась, точнее, мне стало все равно, но именно нарочно идти мириться я не хочу. Хотя, в общем мы и не были никогда в ссоре.       – Просто надеюсь, ты примешь правильное для себя решение.       Дизайнера Александр нашёл быстро. Не знаю, насколько он знаменит, но его ценник был очень даже внушителен. Мне сразу предложили несколько вариантов, Алекс лишь наблюдал за тем, как я рассматриваю эскизы. Не хотелось чего-то яркого, привязанного к полу. В последнее время я предпочитала спокойные пастельные цвета. В этой комнате должна витать любовь и должна пробуждаться нежность к человеку, только что пришедшему в этот мир, а не раздражать глаз розовым цветом на всех возможных поверхностях.       На раздумья мы взяли два дня и в результате выбрали комнату в светло-серых спокойных тонах, с аккуратной кроваткой, креслом для кормления и маленькими мелочами радующими глаз.       Алекс очень надеялся, что подготовка детской пробудит во мне материнское начало. Но пока… я сама не понимала, что чувствую. С одной стороны я не испытывала той ненависти к своему состоянию, что испытывала вначале, возможно, просто смирилась. Но в моменты, когда маленькая девочка внутри меня посылала свои пинки, в качестве первого средства коммуникации, я невольно прикладывала руку к животу, замирая и прислушиваясь к своим ощущениям, к тому, что эти простые жесты делают с моим внутренним миром. Это так странно – носить в себе целую жизнь, человека, для которого ты будешь всем, который первые несколько лет будет полностью зависеть от тебя.       Интересно, какая она? Будет ли у нее мой вредный характер, небесные глаза Александра и наша общая тяга к чтению? Будет ли она такой же целеустремленной, как Нильсен и дерзкой, как я? Возьмет ли она вообще что-то от меня, учитывая, насколько сильно ее хотел отец?       – Хэй, ты чего здесь? – спросил Алекс, подходя ко мне сзади. Я стояла возле панорамного окна будущей детской, наблюдая за накрапывающим дождем, хотя, если честно, смотрела я куда-то в пустоту, ибо окончательно ушла в свои мысли.       Комната была абсолютно пустой. Со стен сняты старые обои, и завтра уже должен был начаться ремонт. Удивление Алекса понятно. Странно найти свою беременную жену в абсолютно пустой комнате, так ещё и в темноте.       – Просто задумалась, – махнула рукой я, разворачиваясь, но меня обхватывают руки мужа, а его нос зарывается в мои волосы.       – Рассказывай уже, – шепчет Нильсен.       – От разговоров абсолютно никакого толка, – кладу голову ему на плечо я.       – По-прежнему боишься своей реакции?       – Боюсь того, что этой реакции не будет, – поджимаю губы я, сдерживая накатывающие эмоции.       – Не загадывай наперёд. Вот увидишь, всё будет хорошо. Я помогу тебе. Возьму перерыв, свалю все дела на своего заместителя. Мы справимся, обещаю, – это «мы» заставило сердце замереть, а после забиться ещё с большей скоростью.       – Неужели будешь рядом со мной?       – Конечно. Я взял ответственность за тебя и семью, я очень хотел этого ребенка, и я знаю, в каком потерянном состоянии ты сейчас находишься. Я был кретином, знаю, сделанное уже не исправить, но я правда хочу стать настоящей семьей, пусть даже и ради этой девочки, что ещё не появилась на свет.       – Не одну меня беременность сделала умнее, – ухмыльнулась я. – Словил беременных гормонов от меня?       – Вот хоть бы раз… – прикрыв глаза, прошептал Алекс.       – Прости, – улыбнулась я. – А если серьёзно, сейчас мне трудно загадывать о том, что будет после родов. Просто не требуй от меня сверхъестественного, хорошо?       Алекс кивнул, и дальше мы просто стояли в тишине. Мы уже давно поняли, что не нужно много говорить друг другу, чтобы что-то донести, иногда тишина и объятия говорят куда больше.

***

      В скором времени врач дал добро на возвращение миссис Нильсен в Швецию, и мы, скрепя сердце, начали собирать её вещи. Признаться честно, я привыкла к ней, впрочем, как и все в доме. Её присутствие очень изменило нас, изменило Александра, в первую очередь.       Наблюдая за тем, как женщина сворачивает свой кардиган, убирая его в чемодан, я невольно вспоминаю её первые дни в этом доме. Она была так слаба и худа, что казалось, подуй ветер, её просто снесёт порывом. Руки пестрили чёрными от капельниц синяками, прикроватная тумбочка уставлена разноцветными пузырьками с лекарствами, цвет кожи неестественно бледный.       Я спускаюсь по лестнице, в желании полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Токсикоз наконец исчез из моей жизни, но на смену ему пришел жор, постоянный и бесповоротный, который будет моим девизом ещё следующие месяца полтора. Из своей комнаты, слегка опираясь на трость, купленную для поддержки, выходит Оливия направляясь к кухне. Время уже позднее, и повар давно ушел домой, а прислуга отправилась на отдых. Ночью с ней всегда сидит одна из девочек, которые разделили смены по очереди и на следующий день им обязательно полагался выходной. Оливия такая же как и Александр – упрямая. Если она захотела сама дойти до кухни, она даже просить никого не будет, пусть и будет ползти, но сама, без посторонней помощи. Я иду медленно, чтобы если что подстраховать. Она шагает мимо гостиной, где сегодня, обложившись бумагами и бутылкой виски, Нильсен воюет с каким-то отчетом очередного филиала. В глазах женщины неожиданно мутнеет, она резко хватается за стену, надеясь найти поддержку, но рука скользит, и я уже было ринулась к ней, как из комнаты пулей вылетел швед. Резко, сама для себя, я заруливаю за ближайший угол и наблюдаю за ними. С одной стороны, не мешало бы тоже подойти, хоть и помощи от меня сейчас много не будет, а с другой – я хочу посмотреть, как будет вести себя Алекс.       – Аккуратно, – он подхватывает её почти у самого пола, не дав стукнуться головой, выпрямляя и удерживая на весу. – Зачем встала с кровати? Позвала бы девочек.       – Я не инвалид, – мотнула головой женщина. – Чай себе и сама налить смогу.       – Твое упрямство просто неиссякаемо, – вздыхает Нильсен.       – Спешу обрадовать, это у нас семейное, – грустно усмехается Оливия.       – Пойдем в комнату, ляжешь и я принесу тебе чай.       – Не хочу в комнату. Меня уже тошнит от этого замкнутого пространства, – почти прошептала миссис Нильсен.       – Тогда пойдём на кухню, – тяжело вздохнул Алекс, помогая матери двигаться, а я тихонько прокралась следом за ними, когда они ушли.       Нильсен умело доставал всё нужное из шкафчиков. Надо признаться, он многое делал по дому самостоятельно, стараясь не напрягать прислугу по мелочам, и расположение вещей знал до последней солонки. Но, в плане порядка, Алекс был жутким перфекционистом. У всех вещей было своё место, это было главным его требованием к прислуге.       Мужчина быстро приготовил для матери чай, садясь напротив. Женщина вдохнула запах и слабо улыбнулась. Но было в этой улыбке что-то такое тёплое, наполненное надеждой.       – Мой любимый.       – Зелёный с имбирем и лимоном, – кивнул Александр       – Удивлена, что не забыл.       – Этот запах слишком въелся в мою память, – опустил взгляд Алекс. – Отец всегда готовил тебе этот чай, приходя с дежурства и отрывая тебя от бумаг.       – Мне тоже его не хватает, – женщина сжала своими слабыми пальцами ручку кружки, поднося напиток к губам. – Даже спустя столько лет, у меня такое чувство, что все эти годы – это какой-то сон, а завтра он вернется с работы.       – Поздно уже ворошить прошлое, пора бы уже жить настоящим, – Нильсен взглянул на мать, а та поджала губы, которые начинали дрожать.       – Тебе легко так говорить, твоё настоящее сейчас на втором этаже ждёт тебя в спальне и носит твоего ребёнка под сердцем, а я живу в этой замкнутой клетке со скорбью в душе. Я виню себя за то, что в своё время упустила шанс быть матерью. Ведь не одна я потеряла любимого человека в тот день, – по её щеке потекла слеза. – Ты так нуждался во мне, но я была слишком убита горем. Это я сделала тебя таким чёрствым, а Агате это расхлёбывать. Она то, что исцелит тебя, Александр, не потеряй её. Ты смотришь на неё теми же глазами, какими твой отец смотрел на меня в лучшие наши годы, – я замерла от таких слов, Нильсен же взял паузу в несколько секунд.       – Она заполнила ту пустоту, с которой я жил все эти годы, – отведя взгляд в сторону, произнёс Нильсен, а я закусила губу, пытаясь сдержать тот раздрай, который царил у меня в душе. Неужели я настолько много значу для него? Неужели я и правда настолько меняю его?       Дальше я слушать не стала, просто выйдя из комнаты на негнущихся ногах. При всей той ситуации, в связи с которой я оказалась в этом доме, я всё равно чувствовала себя виноватой перед этими людьми в том, что не давала того, что они мне сейчас дают.              И вот мы уже стоим в здании аэропорта, который кишит людьми. Это то место, жизнь в котором кипит круглые сутки. Оливия пытается улыбаться, но видно, она не хочет улетать. Между ними только начали таять льды, и она боится это потерять.       – Может останетесь? – улыбаюсь я, когда она подходит, чтобы обнять меня.       – Я бы с радостью, но Фредерик уже мне весь телефон оборвал. Если не вернусь, то похоже лишусь друга и заместителя в одном лице. Но я постараюсь поскорее навестить вас, – она проводит пальцем по моей щеке. – Конечно, если я буду желанным гостем в вашем доме, – я перевожу взгляд на Нильсена. Мне интересно, что скажет он. Мужчина отводит взгляд вбок, улыбаясь уголком в губ, а после опускает голову вниз.       – Несомненно, – Нильсен отвечает в своей манере, но по его мимике становится понятно, что он не против следующего визита матери.       – В любом случае, вы обязаны прилететь в начале октября, – улыбнулась я вновь, а женщина по второму кругу заключила меня в свои объятия, тихо прошептав на ушко:       – Спасибо, – я не смогла сдержать слез, и Алекс усмехнулся, осознавая, что скоро здесь будет море из женских слез.       Следующей женщину обняла Рейчел. Сэм, к сожалению, не смог поехать с нами. За эти месяцы женщины очень сблизились. На Рейчел была возложена большая часть по уходу за матерью Александра, и именно поэтому они были постоянно рядом друг с другом.       Когда очередь дошла до Александра, оба как-то тяжело вздохнули, а взгляды двух идентичных глаз встретились друг с другом. Слегка поджав губы и грустно улыбнувшись, Оливия взялась за чемодан, но Александр остановил её и, бросив взгляд на меня, слегка приобнял.       Лицо Оливии просто нужно было видеть.       Пусть это и не были крепкие объятия, насквозь пропитанные любовью, но это был просто огромный шаг со стороны Александра. Все его маленькие шажки, сделанные за это время, все слова меркли перед этими объятиями. Глаза женщины наполнились слезами, и она уткнулась сыну в грудь, тихо всхлипывая. Железную леди Оливию Нильсен было просто не узнать, собственно, как и Александра. Эта авария очень многое изменила.       Глядя на это расплакались и мы с Рейчел и, поглядев друг на друга, рассмеялись сквозь слезы.       – Началось, – покачал головой Александр, отпуская мать и вставая рядом со мной.       – Как долетите, обязательно позвоните, – наказала я.       – Хорошо, – кивнула женщина, вытирая слезы с грустной улыбкой на лице и, помахав нам, отправилась на паспортный контроль.       – Ты такой молодец, – прошептала я, заглянув в глаза Алексу. – Ей это было очень важно.       – Верёвки из меня вьёте, – покачал головой Алекс.       – Вьём, -улыбнулась я, – но у вас впереди ещё так много всего.       – Тебе когда-нибудь говорили, что ты удивительная? – сощурил глаза Нильсен с ухмылкой на лице.       – Нет, но можешь пару сотню раз сказать, я против не буду, – закусила губу.       – Ты удивительная, Агата, определённо. Всегда заботишься о других, забывая о себе, – а ведь так оно и было, я даже не спорила. Всю жизнь жалела других, губила себя, отдавалась полностью, без остатка, будь то маленький бездомный котенок или собственная семья, терпящая экономическое фиаско.       – Что поделать, какая есть, – сделала пафосное лицо я, отчего Нильсен широко улыбнулся.       – Поехали, мать Тереза, закажем суши, сделаю тебе массаж ног, а ты пока отдохнешь от спасения мира за просмотром фильма.       – Заманчивое предложение, – поиграла бровями я, шагая вперед.       Как отказаться от того, чтобы сам Александр Нильсен делал тебе массаж? Да никак! Пока все женщины Англии бьются за его внимание, он в прямом смысле возле моих ног.