Бумажная поэма

Сыльги примостилось в студии, вооружившись разноцветной коробочкой с лаками для ногтей. Сейчас в студии прохладно, лёгкий ветерок трепал занавески и волосы Сыльги, что волнами ниспадали на плечи. Лодыжка всё ещё болела и любые действия, связанные с ногой, болью отдавались во всем теле. Сыльги попробовала несколько разных поз, чтобы кисточкой попасть по ногтям, но ничего не вышло, и сейчас Кан с разочарованием на лице лежала на брусчатом полу. – Нужна помощь? Мингю, с накинутым на плечи полотенцем, вразвалочку шел навстречу. На шее поблескивали подвески с неразличимыми символами. Он наугад взял один из лаков – светло-розовый цвет с блёстками - и повертел его в руках. Мингю все ещё приходил в студию, так же усердно танцевал, перебрасываясь шутками с Минхо и Верноном и получая нагоняй от тренера за опоздания. Казалось, этого парня совершенно ничего не волнует – так он себя вел. Жил одним днём, носил на губах кривую усмешку и пропускал все слова мимо ушей. Ким Мингю прятал свою слабую сторону, свою уязвимую сторону. – Ты уверен, что справишься? – Нет ничего, с чем бы я не смог справиться, — с иронией сказал Ким и даже хмыкнул для большего эффекта, но Сыльги разглядела всю серьезность за его словами, будто брошенными случайно. – Рисуем утёнка? Она не стала отговаривать. Мингю сосредоточенно сдвинул брови и чуть приоткрыт рот, пока вырисовывал кисточкой мордашка утёнка на ее большом пальце. Этот процесс напомнил Сыльги вечер в комнате Чана, когда она с такой же настойчивостью рисовала на его запястье мамонтенка черной гелиевой ручкой. С того момента минул почти месяц, но Сыльги до сих пор видела остатки рисунка под рукавами толстовки. Чан. Все утро она не могла до него дозвониться, тот попросту не брал трубку. Сыльги вновь сходила к комнате, но та оказалась заперта. Она в сотый раз пожалела о том, что не взяла номер Юнги для таких ситуаций. Было странно видеть Чана таким отстранённым, забытым. Раньше они могли болтать обо всем без умолку, а сейчас Сыльги придется об камень разбиться, лишь бы найти Чана. Мингю случайно задел кисточкой кожу вокруг ногтя, и Сыльги, сама того не понимая, схватила Мингю за плечо. И без того горячее тело Мингю обдувало жаром силой тысячи солнц. Кажется, Сыльги касалась его слишком долго. Она отдернула руку и взглянула на ноги. – Почти готово, — Мингю закупорить лак и, стянув с руки резинку для волос, сказал: – Я заранее извиняюсь, если причиню неудобства. С этими словами Ким поддался вперёд, смотря Сыльги прямо в глаза. Его пальцы нежно перебирали волосы девушки, обвязывали вокруг резинку. Сыльги видела каплю пота на его ключице, совсем незаметную «гусиную» кожу, стоило Кан шумно втянуть воздух через рот. – Сегодня очень жарко, — заметил Мингю, всё ещё не сводя с нее глаз. – Кажется, ты вся горишь. Утята на ее ногах жалобно закряхтели.

***

Он всю ночь пялится в экран монитора. Кажется, ещё чуть-чуть – и его глаза раздвоятся. Он провел в студии всю ночь, пытался разгадать песню Юнги. Чан слишком быстро привязывался. Слишком быстро тяготел к людям. Он был тем самым озорным мальчишкой, что водил дружбу с кенгуру и Кан Сыльги, считал звёзды и писал о них песни. Чана не учили прощаться, да он и не знал, как это делать. Иронично, но Бан так долго пытался найти в песне Мина скрытый смысл, что даже не увидел, как тот собрал вещи и покинул кампус. Рано утром Мин Юнги покинул Корею с охапкой вещей и гитарой на плече. Он покинул страну, но не сердце Чана, в котором навечно осталось место для угрюмого соседа. Мобильник давно отключился, а лекции Чан бессовестно променял на то, чтобы собраться с мыслями. В грудь будто ударяли сотни барабанов, а горло саднило. Может, он простудился? Когда-то Чан уже испытывал подобные чувства. Да, это точно было лет одиннадцать назад, стоило мальчику покинуть Австралию, покинуть родные земли. Тоска по дому. Чан снова взглянул на экран и печально улыбнулся: – Какой же ты жалкий.

***

Чан писал и писал, пропадая в комнате общежития. По выходных он выходил в прямой эфир, и Сыльги наблюдала за его осунувшимся лицом и красными глазами, что бегали по экрану, читая комментарии. На занятиях парень спал, спрятавшись за толстым учебником по экономике так, что Сыльги не раз приходилось вбегать в аудиторию в конце занятий, чтобы разбудить его. Он не говорил, в чем дело, но девушка могла догадываться, что перемена связана с внезапным отъездом Юнги. Бывший сосед даже не попрощался, не оставил никакой записки. Как-то Кан заглянула в комнату, а Чан сидел, опустив голову на руки, спина содрогалась от беззвучных рыданий. Весь вечер они просидели в обнимку: Сыльги нежно гладила друга по спине, сама еле сдерживая слезы. Для Чана Юнги был больше, чем просто сосед. Наставник. Учитель. Человек, который подарил ему новое дыхание. А теперь он выбил из лёгких весь воздух. Чан завял, но продолжал работать. Ноутбук перегревался, родители парня не могли с ним связаться, а Сыльги не знала, что делать. Она чувствовала себя бесполезной, не знала, как помочь Чану. Бывало, Чан неделями не мог писать, но сейчас он пишет песню за песней, исписывает все листы. Сыльги поняла, что не может справиться, когда не застала Чана в комнате несколько дней подряд. На занятиях он тоже не появлялся, телефон отключил. Кан тяжело вздохнула и, притащив спальный мешок к дверям комнаты, стала ждать.

***

Чан заперся в студии. Воспоминания давили на него, сводили с ума. Он надел наушники и прибавил громкость на всю. Песня, что дописал Юнги, прожигала голову. Крепко стиснув карандаш, что тот немного треснул, Крис надавил на бумагу и остановился. Кажется, через громкий потом музыки, он что-то услышал. Что-то такое похожее и родное, словно он снова здесь... Кристофер незамедлительно стянул наушники и огляделся. Он точно что-то слышал, ему не могло показаться. Не сейчас. Только не сейчас. Парень выбежал из студии и побрел по коридору, как зачарованный. Со стороны происходящее и правда выглядело смешным и забавным, но не для Чана. Впервые за несколько месяцев складка на лбу разгладилась, уголки губ взметнулись вверх. Сердце бешено стучало, так, что Чану пришлось приложить ладонь к толстовке, чтобы хоть немного успокоиться. Он представлял, как вот-вот повернет по коридору и наткнется на Юнги: угрюмый, как покажется сначала, но на самом деле обеспокоенный взгляд карих глаз осмотрит соседа — и Мин беззвучно хмыкнет. А Чан тихо плюхнется рядом, пытаясь заглянуть в ноутбук сонбэ. Этот ритуал Бан проходил несколько раз за день, и Юнги почти смирился с привычкой парня. И вот Чан вышел в общую гостиную, повернул по коридору на звуки музыки и... Остановился. Парнишка, кажется, его одногодка, пялился в экран ноутбука. Проводные наушники запутались вокруг шеи, тонкие пальцы бегали по клавишам. «Вот же она, — слышал Чан музыку из наушников. – Так в стиле Юнги...». Чан неуверенно мялся рядом, спрятав руки в карманах безразмерной толстовки, пока не решился подойти. – Твоя песня... Незнакомец любопытно оглянул Чана. – Да? – Нет, забудь, — Чан махнул головой и повернул назад. Плечи опустились, он больше не слышал себя, не слышал музыку. – Моя песня, — услышал Крис вслед, — Юнги-сонбэ сказал, что она хорошо подействует на людей. На тех, кто любит музыку. Крис замер. «А она, кажется, притягивает таких, как мы». «Таких, как мы?». «Тех, кто любит музыку». Какому-то парнишке Юнги дал музыку. Чану – лишь воспоминания.

***

Мингю думал о том, что делать дальше. Где-то в глубине души парень понимал, что подработка не покроет все расходы и кредит за учебу. Ему придется устроиться ещё на две или попытаться найти работу на полную ставку. Всю последнюю неделю Мингю мониторил сайты с предложениями, спросил у коллег с работы, искал подходящие варианты в объявлениях, но пока все тщетно. Тревожные мысли закрались в голове: а, может, стоило принять предложение Ю Чоль? Она обещала стабильный заработок всего лишь за пару снимков, а фотографии с обнаженным верхом обошлись бы ещё дороже... Нет, Мингю выкинул эту затею из головы. Он прекрасно знал, какие слухи гуляют о нем в университете. Он так же прекрасно понимал, что станет с его гордостью и честью, если он ещё раз примет предложение паршивки Ю Чоль. Тогда Ким Мингю окончательно потеряет себя, как потерял когда-то родителей. Четыре года назад. – Ты должен быть послушным мальчиком, Мингю, – слащавым голосом пропела Ю Чоль, поправляя идеальную укладку. – Моя сестра дала тебе прекрасное воспитание, отплати ей тем же после смерти. Потерпи чуток – и всё образуется. Мингю не понял, почему должен терпеть. Он не понял, когда все должно «образоваться». Ю Чоль сверилась со временем на своих дорогущих часах и взглянула на племянника из-под нарощенных ресниц. Его тошнило. Ужасно тошнило при виде нее. Мальчишкой он не мог понять, как у человека может не быть чувства сострадания к своей же семье. – В Интернете пишут хорошие отзывы про этот приют, поживи пока здесь. Как жаль, что твои родители ушли из жизни так рано, а ты остался совсем один. Бедный мальчишка! Мингю сжал побелевшие кулаки. «Я не один! У меня есть семья! Ты можешь забрать меня к себе. Зачем ты оставляешь меня в этом пустом месте?». Но Ю Чоль была слишком эгоистична, чтобы думать о других. Бриллиантовые сережки звякнули, она схватила сумочку в белоснежные перчатки. – Надеюсь, ещё увидимся, малыш. Не хочу терять из виду такое очаровательное личико. Полгода назад. – Я знала, что мы ещё встретимся. Мингю не знал, зачем эта женщина захотела встретиться, как нашла его. Наверное, ей дали его нынешний адрес в приюте. «Стоило давно сменить эту крохотную комнатку», — думал Мингю. За прошедшие годы он похорошел и возмужал, набрал мышечную массу и изрядно вытянулся. Теперь Ким Мингю больше не был тем потерянным мальчишкой без гроша и семьи. Нынешний Ким Мингю сам поставил себя на ноги, сам нашел работу и поступил в университет. Женщина, сидящая перед ним, как бы себя не называла, была чужаком, ещё одним прохожим в его жизни. – Что ты хочешь? У меня нет времени на бессмысленные разговоры. Говори и убирайся. – Как интересно в наши дни молодежь разговаривает со старшими, — она изогнула тонкие губы в полуулыбке и отпила глоток воды. – Я показала твои фотографии фотографу, и он согласился дать тебе вторую жизнь. Приходи на съёмке завтра, я скину адрес сообщением. Мингю не смог сдержать смешок. Глаза Ю Чоль округлились. Конечно, она ожидала совершенно другой реакции. Наверное, Мингю стоило кланяться и благодарить? Мингю допил кофе – не зря же деньги заплатил, чтобы оставить напиток нетронутым, — и поднялся из-за стола. – Надеюсь, больше не увидимся, иначе, я подам в суд за преследование, малыш. Это не угроза, а простое предупреждение. Но она снова нашла его, а Мингю не смог обуздать гнев. В итоге, когда Ким почти совладал с внезапно накатившей детской обидой, Ю Чоль плеснула в лицо стакан воды. Мингю смеялся, вспоминая тот день, вспоминая потрясенное лицо Кан Сыльги. Сыльги. Она побежала за ним, рванула так, словно от этого зависит ее собственная жизнь. Парень усмехнулся и, достав с автомата банку газировки, вышел из кампуса. Занятия закончились, ему пришлось задержаться с проектом в библиотеке, ловя на себе предубежденные взгляды студентов. Сумерки опустились на Сеул, здание общежития мерцало огнями. Мингю вышел в сквер с коротко подстриженными кустарниками и уселся на скамью, крутя в мозолистых руках напиток. Он уже собирался открыть банку, когда заметил сбоку мужской силуэт. Бан Кристофер Чан. Бан Кристофер Чан, который, спрятавшись от всего мира, сидел, ссутулив плечи. – Возьми, — Ким протянул парню напиток. Чан оторвал затуманенный взгляд от земли и принял газировку. – Что бы у тебя не случилось, тебе он сейчас нужнее. – Спасибо, — Чан помедлил, хотел сказать что-то ещё, но остановился. – Спасибо. В тот вечер Бан Чан и Ким Мингю разделили на двоих боль и обиду. Кто-то скрывал чувства лучше, кто-то скрывать совсем не умел, но это и неважно. Главное – их обоих объединила несчастная банка газировки, о которой Чан через несколько лет напишет хорошую песню.