восточные сказки

      Почему огонь полон для нас такой неизъяснимой прелести? Что влечёт к нему и старого и малого? Огонь — это вечное движение. То, что человек всегда стремился найти, но так и не нашел. Или почти вечное.       Если ему не препятствовать, он бы горел, не угасая, в течение всей нашей жизни. И всё же что такое огонь? Тайна. Загадка! Учёные что-то лепечут о трении и молекулах, но, в сущности, они ничего не знают.       Главная прелесть огня в том, что он уничтожает ответственность и последствия. Если проблема стала чересчур обременительной — в печку её.

      Как только температура понижается до средней человеческой, а с носа не льёт ручей из соплей, Чонгук летит в лес на всех скоростях.       Зачем? Сердце ведёт и просит.       Чимин его поцеловал, вы представляете, украл у Чона все мысли и рассудок. Отвратная картина, на самом деле, потому что Чимин Чонгуку нравится, это и дураку понятно, но только не ему самому.       Скользит мысль о том, что Пак это из-за момента удачного сделал, небось увидел искру в глазах ребёнка да пожалеть решил. Давно кажется, что Пак мысли и чувства читать умеет, понимать, что внутри происходит, и лечить.       Лечить пока что получается лучше всего.

▪︎▪︎▪︎

      Это чувствуется, как ребёнок падает и разбивает колени в мясо, однако все равно бежит, потому что цель важнее. Чонгуку от асфальта остаётся слишком много царапин и стёртых участков. Там запекаются кровяные потёки, а пульс бьёт слишком учащенно, чтобы слышать что-то вокруг.       Чонгуку больно и беспокойно, но не в коленях.       Потому что Чимин не приходит: ни в тот день, ни на следующий.       Чон ходит в лес каждый день на протяжении недели, протаптывает собственную дорожку, запоминает обходные пути: сможет убежать, в случае чего.       Чонгук не плакал ни разу за все это время, а просто недоумевал. Неужели и правда он был настолько плох во всем проявлении? Неловкий и глупый, чего с него взять, сам понимает.       А целовал Чимин его зачем тогда? На губах чувствуется фантомное прикосновение губ — на деле прохлада ветра, что между деревьев просачивается.       Чонгук всё выглядывает серую макушку среди этих кустов и сухих веток. Челюсть сжимается сильно и даже болью на зубах отдает, заставляет бурлить не только внутренности, но и ручей, что ранее был спокоен.       Да кто он вообще такой, чтобы мысли Чонгука тревожить? Наплёл тут сказок, нарассказывал про свои бои и подвиги великие, а этот идиот повёлся.       Чонгук в лес приходит не для Чимина теперь. Он старается приучить себя к красивому и правильному, привыкнуть к тому, что его окружает (а не к людям, не к людям больше), заходит иногда чуть дальше, по воле случая, изучая лес и его дороги.       Ему нравится слушать музыку, которую создает не человечество, а что-то выше. Это ни с какими восточными сказками не будет наравне, людям не достигнуть такого.       Свои философские наклонности Чонгук для родителей объясняет тем, что хочет быть ближе к своей стихии, этим себя же отговаривает от мысли, что...       — Ты ведь просто не хочешь забывать его, — выносит вердикт Юнги, и это режет больно по ушам       и еще ниже, под ребрами.       Голова Чонгука покоится на плече друга, а мысли где-то в округе той ивы, где был украден его первый поцелуй.       Там тоже было волнительно и страшно.       А сейчас тоже страшно, но в разы сильнее.

▪︎▪︎▪︎

      Страх всегда разливается неприятным и тягучим, от него липнут конечности, связывают тебя всего и не дают дышать полной грудью.       Чонгук ощутил это в полной мере, поэтому на вопрос Юнги про то, вернётся ли Чон к Паку, если тот объявится, младший громко вздыхает и даёт твердое «нет».       Потому что он теперь Чимина боится.       Они все-таки встретились. Это случилось не при тех обстоятельствах, о которых Чон мечтал.       Пребывая в великой апатии, он шляется по лесу долгими часами, просто высматривает что-то, о чем сам не ведает, а потом слышит визг.       Уши почти закладывает, а вот в любопытство пробки ты не засунешь. Вдруг кому-то нужна помощь, или, скорее всего, Чонгуку она понадобится — не имеет значения: он идет навстречу звуку. Крик повторяется и приобретает окрас удивления, не страха.       Чонгук оказывается на поляне и видит то, за что бы лучше лишился глаз:       Вокруг него всё в огне, пылает и плещется самыми яркими цветами, которые есть в природной палитре. Двое мужчин играют в жаркий танец, но с более тяжёлым названием и смыслом — эта битва похожа на бой двух чертей в рождество: они мельтешат, падают и снова встают, пускают огненные струи.       Синий и красный мешается, создаёт невероятное месиво.       Чонгуку жарко, он почти плавится, но остановиться смотреть не может.       Там Чимин.       Это Чимин брызгает синим огнем, разносит его по веткам деревьев, задевает все вокруг, а сам остаётся невредим. Он одаривает врага таким гневным взглядом, что поджилки трясутся даже у Чона.       Снова визг.       Взору открывается вид на девочку лет десяти, что стоит возле дальнего дерева, точно напротив Чона.       Он пытается сквозь горящую траву рассмотреть и убедиться, что ребёнок в порядке, но вскоре проблемно становится даже дышать.       Потому что Чимин его увидел.       Даже показалось, что взгляд его изменился на секунду с лишним: там, кажется, был страх и великое сожаление.       У Чона сжимается сердце и слезы катятся.       Ясно теперь, почему руки такие горячие и почему огонь к потере снится.       Потому что Чонгук из-за огня потерял свой разум и затерял спокойствие сердечное.       Чон чувствует, что не может шевелиться. Он перед собой видит демона в его обличии человеческом, касался его и в глаза смотрел.       Тяжело, тяжело, тяжело.       Это чувствуется, как то, что ты отрываешь от себя самостоятельно, без чужой помощи. Делаешь это сам, рывками и кусками избавляясь от этой змеиной кожи.       Чонгуку кажется, что в глазах темнеет, а вокруг все поглощается тьмой.       Чимин опасен, у него из ладоней вытягивает одна смерть. И был бы там Чонгук вместо врага — сжёг бы заживо.       Он тогда позорно сбежал, как трус. Понял, что даже в лесу ему делать теперь нечего. В этот раз ревел по-настоящему — громко и болезненно. Большой и обиженный на жизнь ребёнок.       А кто же тебе, Чонгук-и, виноват? Нечего строить воздушных замков.       Родители видят состояние их чада, ничего поделать не могут: в своих проблемах он их не осведомляет. Да и разве проблема это?       Чонгук её выдумал — не было никаких Паков, никаких огненных людей, и поцелуев тоже никаких не было, чтоб его. Папа загружает работой, заставляет дрова таскать, гостями заниматься — праздник на носу, нечего сопли пускать.       Чонгук вспоминает о Чимине в очередной раз, когда стружку для фейерверков упаковывает — у него свои салюты взрываются внутри.       Злится и не понимает, никогда не поймет.       Стало ли ему так стыдно за себя, что даже решил из жизни Чона исчезнуть? Или получил то, что нужно было, и свалил?       Фейерверк летит в стену.

▪︎▪︎▪︎

      Сейчас, допивая чай с бергамотом (выучил название, похлопайте ему), он не хочет отпускать Юнги на учение.       У Мина своих дел — навалом, а он выслушивает нытье, которое ни к чему разумному, видимо, не приведёт.       Чонгук впервые с ним поделился чем-то сокровенным, поэтому друг даже не знал, как ему реагировать.       Тэхён бы смог дать крутой совет или еще что-то, так ведь, узнав, что Чимин — маг под звездой огня, развёл бы на него целую охоту. Чонгук не может объяснить свои чувства по этому поводу: пекло, которое устроили тогда в лесу, было пугающим, но в то же время завораживающим настолько, что хочется вернуться и никогда не возвращаться одновременно.       Дилемма.       Они молчат очень долго. Кажется, будто Юнги хочет сказать что-то, но не может произнести мысль вслух. Чонгук понимает, чувствует и ждёт.       — Дело в том, что... — поволока тишины разрывается, — если он нравится тебе... разве его стихия окажется большой проблемой?       В словах Юнги есть большой смысл, Чон даже глаза шире открывает и заинтересованно приподнимается, чтобы слушать внимательней.       — Я не защищаю его. Он мудак, что не рассказал тебе ничего в этом плане и все такое, но... Не стоит ли вам поговорить? Праздник почти наступил, а твои звёзды неспокойны настолько, что я чувствую их кипение на уровне своей чашки чая, — Юнги говорит медленно, слова пытается подобрать, чтобы Чонгук, лопух, понял всё правильно, без лишних эмоций.       А у последнего по новой вертеться шестерёнки начинают, моторчик барахлит правда, но старается хозяина пробудить, в рабочее положение привести.       Чимин ведь ему ничего плохого не сделал, не обидел, всего лишь не появлялся какое-то время. Да и не обязан был (хоть и обидно, жжет внутри от истины).       — Что делать?       — Попробовать.

▪︎▪︎▪︎

      Дорожка знакомая до боли и трепета, сейчас идти ею тяжело и тягостно. Он снова ведётся на поводу собственной вольности, бредёт медленно, пинает камешки по дороге.       Чимин должен ждать его под ивой хотя бы для того, чтобы объясниться. Ну и что, что прошло целых две недели с их последнего разговора. Ну и что, что руки Чонгука дрожат только при одном воспоминании о тех пламенных искрах синего цвета, что пускал Пак.       Не ошибся: он тут.       Чимин сидит спиной к нему, кажется, медитирует. Вокруг него огненный шар-оболочка, а сам он внутри него больше походит на цветок в заточении.       Чонгук подойти боится, внутри себе повторяет мантрой: «Он не обидит, не обидит, не обидит»‎.       Делает шаг вперёд — и его появление не остаётся незамеченным. Шар испаряется.       Теперь вид на смуглую сильную спину открывается так хорошо, что Чонгуку хочется закрыть глаза, а-ля ребенок перед взрослой сценой в фильме. Пак приподнимается, а у Чона срабатывает рефлекс, как во время их первой встречи — он придерживает склянку с водой в кармане одной рукой. Боится.       Страх чувствуется здесь у всех на предельном уровне.       Чимин боится сжечь Чонгука, а Чонгук боится сгореть.       В Чимине.       Страх — болезнь, которую нужно лечить способом его укрощения.       Чимин становится ровно, вытягивает одну руку на уровне пояса перед собой и кланяется. Чонгук знает с занятий, что это значит.       Его приглашают на бой.       Чимин смотрит добро и мягко. Единственная его цель — показать, что он не опасен. Цель Чонгука — доказать, что он силен не менее, может постоять за себя.       Первым начинает Чонгук. Он метает в противника стрелы холодной воды из склянки. Те леденеют за долю секунды, превращаясь в острые копья, что грозятся пробить сердце насквозь. У Чимина щит огненный перед собой по диаметру вырисовывается, плавит моментом, вода капает вниз под ноги.       Чон хмурится.       У Чимина в руках оказываются огненные шарики — они способны максимум ожог оставить небольшой; крутит на пальцах так, что они в размахе становятся больше и массой, и видом. Метает, но получает водный трамплин, отталкивает их обратно к хозяину.       Они такими махинациями изводят друг друга неизвестно сколько, но Чонгук смелеет на глазах: его колени уже не трясутся при виде огненных потоков, нет волнения при виде хитрой улыбки Чимина — она больше походит на гордость. Играть надоедает, солнце начинает садиться, а у Чона тут серьёзный разговор, кстати!       Он застывает и смотрит на что-то позади Чимина, глаза широко открывает, на лице — шок и ужас.       Это заставляет старшего недоумевать. Он медленно голову поворачивает, оборачивается и ищет что-то, что Чона напугало.       А потом всё понимает.       Потому что Чонгук пользуется моментом и толкает его прямо в ручей.       — Угомонился? — смотрит сверху на Чимина мокрого, сидящего по колено в водной корейской Ниве. Жабы смиряют их осуждающими взглядами.       Чимин смотрит на него, приподняв брови. Ждет вопросов, готов на всё ответить. Но Чонгук и не знает, что спросить первым.       «Зачем поцеловал?»       «Куда пропал?»       «Почему не признался?»       «Как мог не довериться?»       «Скучал ли так сильно?»       — Ты пойдешь со мной на фестиваль? — смотрит прямо на Чимина, а сам от своего вопроса мысленно себя по лицу бьёт. Он спрашивает, не думая.       — Пойду, — отвечает не Чимин, а его сердце.

▪︎▪︎▪︎

      Здесь шумно и красиво. Люди смеются и радуются, атмосфера праздника распространяется не только по цветным улицам города, но и внутри самого Чонгука. Он вообще не понимает, чем на таких мероприятиях нужно заниматься.       Это желание было спонтанным и для него самого — непонятным. Он просто подумал, что это может быть хорошей идеей. Чимин, чьё плечо все время касается его — напоминает, что он рядом, ориентируется куда лучше самого Чона: сразу ведёт его к лавочкам с уличной едой, покупает Чонгуку все, на что тот прикинет взглядом.       — Почему ты пропал? — оттягивает нитку сыра из своей рисовой лепёшки, усаживаясь чуть ближе (уверяет себя — чтобы не мёрзнуть). Он всё ещё зол и обижен, но всё-таки присутствие Чимина делает свое дело, чуть успокаивая море внутри Чона. Его звёзды все еще колыхают и грозятся штурмовать. Огонь внутри Пака чувствует, что слова нужно подбирать аккуратно.       — Помнишь тех разбойников? — взгляд на Чонгука поднимает, брови сводит снова по привычке, а у Чона ёкает внутри, головой кивает слабо: — Им наш ответ не понравился, они решили поквитаться. Дрались в этот раз не на мечах, а силой своих звёзд.       Паку сложно признаваться в том, что он — далеко не принц, хоть и антагонистом не является. У него из рук пламя настоящее образуется, которое его Чонгука до одури пугает. Чимин бы себе руки отрезал, лишь бы его не боялись.       Сейчас на них никто внимания не обращает, ведь весь город в туристах, музыка звенит отовсюду, вот-вот выступления начнутся. А узнал бы кто, что Чимин — один из огненных, такой бы шум устроили. Это расстраивает и обижает.       — Та девочка, которую ты в лесу видел, — моя сестра. За детей голубого пламени им бы дали кучу злотых, знаешь. Они её украсть хотели.       Чонгуку становится стыдно с каждой фразой все больше.       — Мне жаль, что ты уви-       — Молчи, — Чонгуку хочется плакать, одновременно смеясь от радости. Его Чимин не убийца, не маньяк, не собирался причинять кому-то вред. Он защищал свою семью, а теперь хочет извиниться за это, — звёздам не нравится, когда их стыдятся.       Чонгук может понять его всем своим нутром, потому что он был таким же.       Не мог овладеть водой всю свою жизнь, ведь «‎недостаточно сильна и не достойна уважения среди настоящей магии», а потом сама огонь и бурю сталкивает с ног.       Вот же открытие.

▪︎▪︎▪︎

      Чонгук под впечатлением после просмотренных выступлений. Он даже начал подпрыгивать на месте от восторга, когда Тэхен, его маленький и смешной Тэхен, начал демонстрировать свои навыки боя с другими металлическими ребятами.       А потом младший словил сердечный приступ, ведь Чимин своим мизинцем ловит мизинец Чонгука, зацепляет так и держит все представление.       «Небеса, вы меня слышите?» — думается Чонгуку, когда музыка становится громче, а все люди рассасываются на импровизированный танцпол.       Чонгук пытается не смотреть на Чимина, не вести себя глупо и неловко, но какое там, когда:       — Потанцуем, сэр? — воображаемую шляпу снимает, наклоняясь и протягивая ладонь.       «Слышим, Чонгук, слышим»‎, — отвечают сверху, похихикивая.       Девчонки вокруг должны кусать локти, потому что Чонгук танцует с самым красивым мужчиной в мире, во всей галактике. Он придерживает его за талию и шутит какие-то глупости, про семью и поселение рассказывает (теперь может себе позволить), заставляя щёки Чонгука розоветь от близости, а губы растягиваться в улыбке кроличьей.

Восточные сказки, зачем ты мне строишь глазки.

      — Играет наша любимая песня.       — Чимин.

Манишь, дурманишь, зовешь пойти с тобой.

      — Чонгук, мы должны станцевать её лучше всех.       — Чимин.       — Чонгук, ты знаешь, что ты оче-       Слова тонут в довольном мычании, потому что Чонгук целует. Огонь называют самой сильной стихией, но не хотят учитывать того, что только вода сможет контролировать его в полной мере. Из этого и выходит самый сильный тандем.