хризантема в формалине

Обито стоит за её спиной. Держит за плечи, чтобы колени не подкосились. Он стал выше Рин на голову — только сейчас она это и осознает краем сознания, хватающегося за сущие мелочи, лишь бы абстрагироваться. В руках у неё белые хризантемы и лилии. Ровно четыре букета. Кажется, она всё-таки плачет. Обито крепче сжимает пальцы на её плечах, придвигается ближе, и Рин чувствует, как тёплое, сбивчивое дыхание щекочет её макушку. Он тоже хоронит учителя, почти что отца. Для них обоих Минато-сенсей был вторым отцом — своих родных они почти не помнили. Ей плохо. От переутомления, нехватки сна и отказа организма от пищи у Нохары кружится голова. Сосредотачиваться на похоронах всё сложнее и сложнее. Рядом стоят Асума и Гай — один хоронит мать, другой отца. И Рин вновь повторяет себе — не замыкайся на собственной боли. Сойдёшь с ума. Не сравнивай, у кого скольких кусочков сердца не хватает. Тела Четвёртого Хокаге и Кушины-сан скрывается под землёй. Жилистые пальцы, обмотанные бинтами, стискивают её тонкие плечи так, что почти больно. Рин прикусывает губы, но молчит — какая разница, что чувствует сейчас её тело, если внутри всё надломлены, по новой перекурочено и раскидано. Прямо как кусочки тех шиноби по полю. Перед глазами на мгновение темнеет, а когда вновь ударяет белый свет, то с такой силой, что у неё на мгновение закладывает уши. Она вновь оглядывается на Сарутоби — он смотрит вперёд и одновременно никуда. В пальцах он перекатывает зажигалку, монотонно щёлкает крышкой и шевелит губами. Прощается так же, как прощалась Рин в морге. Извиняется за то, что его не было рядом. — Обито, — она говорит на грани слышимости. Едва шевелит вмиг пересохшими кровоточащими губами, — у них ведь остался новорождённый сын. Что с ним теперь будет? — Рин видела этого малыша через стекло родильного отделения, где он пока лежал. Золотистый пушок на голове и продольные шрамы на пухлых, розовых щёчках. Он редко плакал в отличие от многих других детей. Не знал, не чувствовал, что так рано остался без родителей. Круглый сирота. Нохара знала, что такое родительская любовь, знал Обито и Асума — а вот у Наруто на это не было даже и шанса. Смешно. Великий Курама в крохотном человеческом ребёнке. — Наверное, его поместят в детский дом. Как и многих других сирот. Потом дадут комнату. У него нет родственников. — А усыновление? — Не знаю, — Обито, словно извиняясь, гладит Рин по плечам. Над головами шиноби, столпившихся на кладбище, начинают собираться тучи. Прощание с погибшими подходит к концу, и они наконец протискиваются к могилам, чтобы возложить цветы. Свежие головки цветов касаются холодных мраморных плит. Когда Рин поднимается с земли, то чувствует, что по плечам ударяют первые капли похоронного дождя. Люди в чёрном постепенно начинают расходиться по своим серым, только-только начинающим заново отстраиваться домам. — Прощайте. Мама. Сенсей. Кушина-сан. Спите спокойно. Обито рядом с ней склоняет голову. Его правый глаз скрыт плотной кожаной повязкой, левый — влажно блестит. Рин почти что чувствует, как сильно Учиха сжимает руку в кулак за спиной, чтобы влага не сорвалась с глаза вниз. Потекла горячей слезой по щеке. — Рин, идём домой. — У меня его теперь нет. Улыбнуться выходит из рук вон плохо. — Он есть у меня. А значит у тебя тоже. Госпожа Мио скончалась пару месяцев назад. Тёплым и вкусным ужином никто больше их не встретит, не улыбнется с отеческой заботой. Потерь много, слишком много. Рин порывисто оборачивается к нему, слепо хватается мокрыми пальцами за влажную ткань, прижимается всем телом к его груди. Слушает удары сбившегося с привычного ритма сердца. Оно выстукивает — ты не одна, Рин. Обито приобнимает её одной рукой, ненавязчиво отстраняет — этот жест даётся ему с особым, видимым трудом. — Пойдём, скоро дождь только усилится. Как раз успеем дойти до квартала Учих. — Значит, мне нужно покинуть Коноху к концу этой недели? Рин старается, чтобы голос не дрожал. Хирузен Сарутоби, в непростой ситуации вновь вернувшийся к обязанностям Хокаге, мерно выдыхает густой дым в воздух. За его спиной — двое АНБУ, за спиной Нохары — Обито, облокотившийся о её стул. Она слышит, как он зло постукивает костяшками пальцев по дереву, и мысленно умоляет о том, чтобы не наделал глупостей. Не то чтобы Рин не понимает, зачем Третий просит её о подобном. — Верно. Твоё обучение у Цунаде ещё не окончено, пусть ты уже и стала первоклассным медиком. Конохе нужна не просто её ученица, а та, кто имеет потенциал её превзойти. — Это ведь не единственная причина, так? — Обито всё-таки не выдерживает. Хирузен спокойно переводит на него взгляд внимательных, немного усталых глаз. — Конечно, юный Обито. Я этого и не скрываю. Думаешь, после случившейся трагедии жители будут в восторге от присутствия в деревне ещё одного джинчурики? — Погодите, что же будет с Наруто? — Рин перебивает уже собравшегося было возразить Учиху. — Пока будет находиться в доме малютки. Потом переведём в детский дом. Я позабочусь о нём, не переживайте. Нохару он не убеждает. Она чувствует, что что-то не так. На словах всё и всегда бывает слишком идеально, чтобы это потом воплощалось в реальность. — Рин, постарайся через три дня уже быть у Цунаде. Через год мы ждём тебя обратно. Люди быстро всё забывают, — Хирузен поднимается, на прощание кивая ученикам Минато. Его лица почти не видно под широкими полями головного убора Хокаге. Двое АНБУ провожают Саруоби до самых дверей, выходя последними и бесшумно скрываясь на крышах квартала Учих. Здесь их не жалуют. — Чёртов старик, — Обито несдержанно ударяет кулаком по столешнице. Рин вздрагивает, но молчит, сложив руки на коленях в замок. Исобу внутри лениво шевелится, чувствуя, как гнев Нохары сотрясает ворота его клети, — ты столько сделала для Конохи! Ни один из этих высокомерных АНБУ и рядом не стоял. Это не справедливо. Выгонять, будто дворняжку какую-то, — на пол летит фарфоровая чашка, мелкими осколками разлетаясь по всей кухне. — Обито, прошу тебя, успокойся, — Рин поднимается, кладя ладонь на плечо вмиг замершего Учихи. Он яростно оглядывается на неё — её с ног до головы обдаёт огнём активированного шарингана. — Красный сполох. Тогда. Это ведь невозможно…да? Не смей смотреть, дура! Глаза Учих умеют подчинять. Рин едва не отшатывается — удерживает себя в руках, делает лишь небольшой шаг назад. Обито этого будто и не замечает, но шаринган деактивирует. — Прости меня, Рин. Я забылся. — У тебя проблемы с самоконтролем… — Не лучшее качество для шиноби, да? — он криво усмехается, опираясь ладонями о стол. Нохаре его усмешка кажется жутковатой — она не обращает внимания на его шрамы, но сейчас они, искривившиеся вместе с губами, бросаются в глаза, — но как иначе, если этот мир настолько пропитан ядовитой несправедливостью? Рин, ты ведь тоже это чувствуешь, — Обито поворачивается к ней лицом, заглядывает в глаза. — Это жизнь, Обито, — у неё садится голос. Кажется, что он находится слишком близко. Это ведь мой друг. Единственный близкий человек. Почему я боюсь подпустить его ближе? — И ты — единственное светлое пятно в ней. — Обито… Он целует её внезапно. Сокращает пространство между ними до полного его отсутствия. Обнимает широкими ладонями за лицо. Рин инстинктивно хватается руками за ворот его рубашки, от внезапности и напора она удивлённо приоткрывает губы и тут же чувствует чужой горячий язык.

— Оттолкни его. Тебе ведь этого не хотелось. Он целует тебя не с твоего согласия. Это неправильно.

— Обито ведь любит меня, так. И он не сделал ничего плохого. Почему я должна отталкивать его? Я могу дать ему шанс. Это поможет и ему, и мне.

Так ведь? Рин закрывает глаза.