Я искалеченный святой, а за мной раскрашенное небо

      Как рассвет изгоняет звезды, так и тени отпрянули прочь.       Алина не слышала ничего, кроме звонкого гула — сила против силы, сталь против стали. Не видела ничего, кроме миниатюрного солнца, восходящего от их соединившихся рук. Во рту был привкус железа — она не сразу поняла, что, кажется, прикусила щеку.       Генерал Кириган убрал руку, и свет замерцал, ужался и исчез, разойдясь тлеющими огоньками.       Сердце стучало в ушах, в горле перехватило дыхание. Алина чувствовала, как горит каждый нерв — и глаза, внезапно уязвимые без сияния ее солнца.       Генерал смотрел на нее, и выражение его лица оставалось непроницаемым.       — Чудесно! — восхитился король. Его возглас пронизывало что-то, пугающе напоминающее жадность; от его господского, расчетливого взгляда ее пробрала дрожь. — Сколько времени займет ее обучение?       — Я займусь ею лично, — объявил генерал. — Но в этом деле спешка пойдет во вред. Она должна пребывать в Малом дворце, пока полностью не овладеет своей силой.       — Поторопись с уроками, — напутствовал король, и Алина поняла, что аудиенция подошла к концу.       В форме Первой армии и силами, спрятавшимися внутри, как улитка в ракушке, живительное тепло солнечного света в ладонях казалось далеким воспоминанием.       — Разумеется, мой царь, — поклонился генерал, но от Алины не укрылось, как вытянулась его тень.       — Чем скорее мы рассеем Каньон, — провозгласил король, — тем скорее заставим умолкнуть предательские шепотки с Запада.       Генерал ответил новым поклоном, и она сочла благоразумным последовать его примеру. Он отвернулся от короля, но неожиданно взял ее за руку.       — Вы были великолепны, мисс Старкова, — негромко похвалил он, и на этот раз не солнечный свет в ладонях согрел все ее тело. — Добро пожаловать домой.

***

      Рутина всегда нравилась Алине, и она быстро освоилась с порядком Малого дворца. На рассвете приходила Женя, одевала ее и забирала письма, которые — уже привычно — оставались без ответа.       После первого печального опыта на тренировке с гришами ее возраста, ее перевели на начальные занятия по самообороне с детьми. Дети смотрели на нее с благоговением, которое прятали ее погодки — с восторгом, которого она, конечно же, не заслуживала.       Ранние послеобеденные часы она проводила за уроками языков: час за фъерданским, час за шуханским.       И Багра была… Багрой. Алина свыклась с суровыми методами пожилой женщины и когда спустя сезон сумела усилием воли призвать к пальцам маленькое солнце, то осталась благодарна ей за науку.       Рацион во дворце состоял из простой, питательный пищи — тех же бобов, черного хлеба и молотых зерен, которыми кормили в приюте, разве что здесь их подавали слуги в кремовых ливреях, красиво сервированными на серебряных блюдах, и к Алине был приставлен дегустатор, призванный следить, чтобы ее не отравили.       По вечерам она могла читать. Императорская библиотека гостеприимно распахивала двери, и ничто не было под запретом.       И еще был генерал, который нарушал и условности, и плавный ход рутины, забирая ее на верховые прогулки в огражденном лесу, укрывавшем Большой дворец от раскинувшегося за стенами города. Генерал смотрел на нее, как дети — круглыми внимательными глазами.

***

      Когда он поведал ей о своем детстве, о том, как мечтал отсечь от себя тьму, она ясно как божий день услышала отголоски знакомых страданий.       — Генерал…       — Александр, — поправил он. Имя поместилось в ладони, как плоский камешек перед тем, как скользнуть по воде.       — Александр, — повторила Алина.

***

      Но даже высокие балюстрады и сверкающие шпили Малого дворца не укрывали от плохих вестей — они вплетались в орнаменты, распускали свои черные крылья. Каждый новый день приносил новые шепотки, которые пускали корни среди стражников и слуг; отовсюду до Алины доносились одни и те же слова.       — Западная Равка отделится.        Генерал отзывал своих солдат, служивших в Ос Керво, после того, как четверо за одну ночь были схвачены и сожжены на костре.       — Мы не сможем вести войну на три фронта, — обмолвился он, и пусть они ехали на одном коне, Алина не поняла, говорит ли он с ней или с самим собой.       — Я слышала о Фъерде и теперь о Западе, — решилась заговорить она. — Но третьего я не знаю.       — Испокон веков не прекращалась лишь одна война, заклинательница Солнца, — откликнулся он. — И это война отказников против гришей. Шуханцы пытают нас, вырезают наши органы, чтобы привести в действие свои механизмы. Фъерданцы сжигают нас, обвиняя в колдовстве. А равкианцы… Что ж, у святых свой удел, но с мучениками гораздо меньше проблем.       — Я не хочу быть чьим-то инструментом, — нахмурилась Алина. — Я просто хочу разрушить Каньон и положить конец войне и…       — Как думаешь, разрушение Каньона вернет нам мир? — спросил Александр. По формулировке вопроса, она уже знала ответ.       — Тогда зачем я здесь?       Он промолчал, только бросил своего черного жеребца в галоп.

***

      По поручению генерала Женя сделала им новые лица — простые, ничем не примечательные, и Александр лично вывел ее из дворцового комплекса в город. На обычные грязные улицы с переполненной канализацией, мимо детей в лохмотьях, но куда бы ни падал взгляд, везде было начертано ее имя — на камнях, кирпичах и досках, и когда зазвонили колокола, призывая верующих на молитву, улицы заполонили кающиеся с иконами в правой руке.       По всей Равке Апрат наказал священникам молиться за ее здравие, славить в проповедях ее имя, имя Алины Старковой. Но она и помыслить не могла, что люди взаправду будут молиться за нее — тем паче, ей самой.       — Они никогда не любили меня так, — произнес Александр. Без эмоций, бесцветно, но его губы плотно сжались, а спина напряглась. Алина поймала себя на том, что удивлена его ревностью.       — Я ничего не сделала, — смутилась она. — Совсем ничего, не то, что ты. Я этого не заслуживаю.       — Но ты заслужишь, — отчеканил он голосом твердым как алмаз. В его словах звучала столь ярая убежденность, что на миг перед ее глазами возникла эта картина: заклинательница Солнца и генерал Второй армии рука об руку изгоняют скверну войны очищающим солнечным светом.       Он потянулся к ней, и на мгновение — неуловимый промежуток между ударами сердца — она почувствовала себя кроликом, угодившем в ловушку. Но Александр смотрел — не сводил глаз, и тепло в его взгляде усмиряло дикий ужас. Она протянула руку в ответ, не чувствуя петли, мягко обхватившей шею.

***

      Она почти заснула, когда услышала его тихий стук. Никто так больше не делал — они просто приходили, чтобы одеть ее, искупать или сопроводить с урока на урок. Но генерал неизменно стучал. Алина надела свой синий халат, бросила быстрый взгляд на отражение в серебряном зеркале и потянула за ручку тяжелой деревянной двери, за которой увидела его — с цветком в руке.       В коридоре промелькнул силуэт Зои, и Алина постаралась не думать, какие новые шепотки родятся из слухов, которые она непременно распустит.       — Добрый вечер, мисс Старкова, — поприветствовал ее Александр, как будто не было ничего необычного в его присутствии в ее спальне во втором часу ночи.       — Здравствуй! — Она не сумела сдержать улыбки.       — Я слышал, тренировки проходят хорошо, — отметил он. Она успела узнать его достаточно хорошо, чтобы распознать смех в его голосе.       — Да, меня перевели от десятилетних к одиннадцатилетним, — Наверное, ей следовало стыдиться своего медленного прогресса, но Александр только усмехнулся.       — Не переживайте, мисс Старкова. Год за пять месяцев — хороший результат. И, к тому же, я говорил о твоих силах призывать солнце.       — Да, — согласилась она. — С ними так же.       — Напоминает, будто ты провела под водой всю свою жизнь и впервые подняла голову над волнами?       — Да, — повторила Алина чуть тише. Он выглядел удивительно элегантно в своем черном кафтане и носил его с такой легкостью, как человек — свою тень. Она никогда не замечала, чтобы он одергивал одежду или защемлял рукава дверью, как частенько получалось у нее перед завтраком на входе в трапезный зал.       — Ты будешь готова к Зимнему празднику, — сказал он. — Когда мы встретимся в следующий раз, полагаю, твои силы удвоятся.       — Ты уезжаешь? — удивилась Алина. Если в ее голосе проскользнула печаль, то только потому, что он стал кем-то вроде друга, или, если не другом, то тем, кому можно довериться.       — Я нужен на фронте.       — О, — вырвалось у нее.       — Мне показалось, или я слышу разочарование, мисс Старкова?       — Нет, — но дрожащий голос выдавал ее ложь.       — Меня не будет от силы пару месяцев, — добавил он. — Терпение — полезный урок, не менее важный, чем другие.       — Я не умею терпеть, — заявила она. И, не отдавая себе отчета, схватила его руку, краем глаза замечая, как закружились тени.       — Пока нет, — согласился он. — Но ты еще очень молода. У меня за плечами было много времени, чтобы его освоить.       — Если я спрошу, как много времени, ты мне ответишь? — Этот вопрос с недавних пор бередил ее мысли. В генерале не было ни капли юности, кроме его облика, а все знали: чем сильнее гриш, тем дольше длится его жизнь.       — Да, — сказал он. — Я отвечу, если ты спросишь.       Но она не стала спрашивать. Вместо вопроса привстала, прижавшись к его губам, не ведая, заискрилась ли кровь от могущества или от того, как он жадно впился в нее в ответ. Его язык настойчиво проник ей в рот, и она позволила разомкнуть свои губы, дать испить из этой чаши. Его руки зарылись в ее заплетенные волосы, и он крепко прижал ее фигурку к себе, поглощая этим поцелуем.       — Я ждал вас, мисс Старкова, — промурлыкал он. — Воистину очень давно.       — Александр… — прошептала она.       — Синий — не твой цвет. — Он провел кончиками пальцев по тонкому шелку ее халата. — Но ты это знаешь, не так ли?       Он принял ее согласие поцелуем. Его руки легли ей на бедра, и она почувствовала, как зарделась.       Его губы опустились к ее шее, и в животе стало жарко: то ли от желания, то ли от проснувшегося света.       Александр отстранился.       — Удачи на тренировках, — коротко пожелал он. На его лице горел легкий румянец, а свечи в комнате будто бы потускнели в сгустившихся тенях.       — Береги себя! — неловко выпалила она. Он поцеловал ей руку и, ненадолго захватив ее губы в еще одном опаляющем поцелуе, вихрем вылетел из комнаты, унося с собой тени.       Как-то раз камнепад изменил исток реки, и ее отряд картографов отправили на разведку местных пещер. Следуя меткам и ведомые светом факелов, они продвигались вглубь горы, и сердце Алины медленно подступало к горлу — тело и дух уступали под гнетом тяжести мира, давящего на узкие плечи пещеры. Командир приказал всем погасить факелы, и она выполнила приказ дрожащими руками. Что-то глубоко внутри воспряло, противилось идее оказаться в абсолютной темноте.       Но когда затушили последний огонек, она вдруг осознала, что по-прежнему видит каменные своды, а затем с возрастающим удивлением увидела, что стены покрыты мхом, мерцающим достаточно ярко, чтобы не подпускать тени близко.

***

      — Король справлялся о твоих успехах, девочка, — известила Багра. Алина удерживала в руках расщепленные солнца и трудилась над их расширением, стараясь подстроить его под каждый вздох. — Похоже, у него на тебя планы.       — Что вы ему сказали?       — Что ты прогрессируешь.       — Но… это разве так?       — Ты не должна спрашивать у других. Ты должна знать.       — Рассказывают, что Западная Равка теперь отдельная страна во всем, кроме имени. Я не хочу сражаться с равкианцами… Я просто хочу убрать Каньон! Но Александр говорит… — Багра вскинула тонкую бровь, и Алина почувствовала, как запылали щеки. — То есть, я хочу сказать, генерал Кириган! Он говорит, что это не принесет мир.       — Как вижу, генерал Кириган наполняет твою голову множеством идей, девочка, — протянула Багра, и вдруг ее голос сорвался, в нем прорезалась усталость: — Девочка. Алина. Выслушай меня. Неужели ты думаешь, случись заклинателю Солнца явить себя кем-то другим, он поступал бы иначе? Не нашептывал те же слова любой другой наивной душе, попади она ему в руки, будь то девочка, мальчик, сирота или благородный? Он древний, в нем нет ничего зеленого и невинного. Его сердце окаменело, а…       — Мне не нужно напоминать об этом, — тихо сказала она. Багра смотрела на нее, но Алина не отводила взгляд в сторону.

***

      Время подобно змее, исчезающей в подлеске, когда хочешь ее схватить. Наступила неделя Зимнего праздника, а вместе с ней вернулся Александр. Он преподнес ей синие ирисы, ее любимые цветы. Еще подарил новый дневник в кожаном переплете с замочком и ключом, который можно носить на шее. Осведомился, пришлись ли ей по душе двенадцатилетние дети, и она по-детски обрадовалась, что он спрашивал о ней.       — Полагаю, это немного щадит мою гордость, ведь меня регулярно бьют дети младше меня всего на восемь лет, а не на девять.       — Не страшись, заклинательница Солнца. Никто не тронет тебя, пока я рядом.       Она знала, что он дразнит ее. Слышала веселье, медом обволакивающее его тон, такое сладкое для ее ушей. Но в нем не было злой насмешки.       Большой дворец наводнили высокопоставленные лица, но никто из гостей, независимо от высокого ранга, не допускался в просторные коридоры Малого дворца. Младших гришей час за часом выстраивали для пересчета, пока взрослые в парадных кафтанах (тоже пулестойких, конечно) толпились в залах, взволнованные в предвкушении праздника.       Алина улучила момент тайком выскользнуть наружу, полюбоваться на карнавал и пьесу, в которой чудесная заклинательница Солнца (с золотыми локонами и белоснежная, само собой) прогоняет тьму одним взмахом грациозной ручки.       — Не верится, — прокомментировала она Жене, которая все больше нервничала с каждой секундой. С неохотой Алина позволила проводить себя обратно за закрытые двери и облачиться в то, чему отныне предназначалось стать ее формой. Черный кафтан с золотой вышивкой в виде солнц, озаряющих тьму, сверкающих в лучах зарождающегося рассвета. Женя поделилась по секрету, что генерал лично выбрал этот стиль.       А потом он пришел за ней сам. Взял ее под руку и провел сквозь вычурно одетую толпу гостей в сердце Большого дворца, где королевская семья развлекала вражеских послов.       — А вот и сама заклинательница Солнца! — провозгласил король Петр, и его слова не остались словами пустыми.       Она призвала солнце, как выучилась за прошедшие месяцы, и ее сила засияла так ярко, что отогнала все тени Александра. Но когда демонстрация подошла к концу (после того, как по залу пронесся хор дрожащих голосов «Санкта!»), генерал взял ее за руку. Темноты, простиравшейся за ним, хватало, чтобы отвадить толпу, желающую с ней познакомиться.       — Друзья мои, гости, — завел речь король. Тяжесть его взгляда пригвоздила Алину, жадная, недобрая, и солнечное свечение унялось, спрятавшись под ее кожей.       Ибо впервые к ней пришло осознание: она — стихия во плоти, а король всего лишь мужчина.       Александр взглянул на нее, словно услышал эти мысли. Король кашлянул и постучал ногтем по хрустальному бокалу с вином.       — От имени короны я с превеликой радостью хочу объявить, что Алина Старкова, заклинательница Солнца, выйдет замуж за моего сына и наследника…       — Нет, — раздался голос генерала Киригана, прежде чем она успела в полной мере понять, о чем говорит король. — Ничего подобного она не сделает.       Королева издала смешок — высокий, нервный, будто говоривший всем, что это шутка, пустяк, а не генерал Второй армии, открыто возражающий королю. Дипломатам хватало мудрости сделать вид, что не заметили разлада, но Алина знала — даже тени Александра не могли скрыть случившееся от любопытных глаз.       — Да как ты смеешь… — зашипел король. Придворные усердно увлеклись разговорами, а Александр окинул короля коротким равнодушным взглядом.       — Я говорил вам, когда нашел ее, мой царь: заклинательница Солнца принадлежит мне.       — Я твой король.       — Королей много, но заклинательница Солнца лишь одна. — С этими словами он круто развернулся и зашагал прочь, увлекая ее за собой.       Замерший на полуслове король смотрел им вслед.       Генерал волок ее за собой по пустынным коридорам, мимо стражников, вытягивающихся по стойке смирно, едва услышав его шаги по каменным плитам. Тени клубились за его спиной, черные, как полночь, почти осязаемые от плохо скрываемой ярости.       — Тебе нельзя так ему отказывать, — не выдержала Алина. Ей хватало ума не спорить с ним при свидетелях, поэтому она решилась заговорить только, когда они вышли в дворцовые сады. Падая на тень генерала, снежинки исчезали. — Король прикажет тебя убить.       — Удачи ему, — процедил Александр. Его голос был холоден, а глаза, эти плоские серые диски, ничего не выражали.       — Александр…       — Ты хочешь замуж за принца? — резко спросил он. Алина молча покачала головой. — Тогда вы, мисс Старкова, не выйдете замуж за принца.       Она невольно задрожала. В садах было темно, как и на небе, и даже луна спряталась за тучами, не желая освещать им путь. До рассвета было еще далеко.       — Но король…       — Когда-то давно моя мать рассказала мне историю о керченском тиране. Он был великим завоевателем, и лишь один упрямый остров в архипелаге, защищенный с трех сторон отвесными скалами, с одной-единственной гаванью в узкой бухте, не склонился перед ним. Тиран задумал схитрить, сделать мост, выстроив корабли бок о бок, и его солдаты приступили к работе. Они трудились от заката до рассвета, приближаясь к острову все ближе и ближе, пока однажды, когда взошла полная луна, не поднялся такой прилив, что смыл все его корабли. Гриши способны совладать с силами природы, но только гриша может совладать с себе подобным. — Он впился в нее поцелуем, внезапно, отчаянно и жадно. — Ты не выйдешь замуж за принца.       — Вот как? И ты совладаешь со мной? — спросила Алина. Горло перехватило, дыхание осеклось на нервном испуганном вдохе, как у кролика, осознавшего, что увяз в ловушке.       — Полагаю, я мог бы, на какое-то время. Я старше, сильнее и гораздо могущественнее. Но к чему крушить кулаком, когда открытая ладонь работает ничуть не хуже? — Ей претило подтверждать правоту его слов так легко, но в его тени было тепло, и она чувствовала себя желанной, поэтому не возражала, когда он укрыл ее своим плащом. — Но, конечно, я с удовольствием могу подыграть. Если ты попросишь меня совладать с тобой, я не посмею ослушаться.       Раскрасневшись, Алина смутилась тем, как его слова превращали рассудок в огонь.       — Возьму на заметку, — выдохнула она. Ей хотелось, чтобы это прозвучало застенчиво, но придыхание в голосе было слишком громким, а ее пальцы сжали его руку слишком крепко.       — Сегодня ты отлично справилась, — похвалил он, меняя тему. — Ты и я, вместе мы истребим всех врагов Равки, и никто не устоит против нас.        «Нас», — подумала она.       Не против короля, а против нас.

***

      Генерал Второй армии покинул дворец на следующий день, еще до рассвета, и манера его отъезда давала повод предполагать, что он будет отсутствовать долгое время.       Перед отбытием он зашел к ней, чтобы поцеловать на прощанье.       — Увидимся весной, заклинательница Солнца, — пообещал он. — До той поры Багра присмотрит за тобой.       Прощальный поцелуй обжигал губы, и, несмотря на сонливость в ранний час Алина испытала внезапную тоску. Она сжала пулестойкую шерстяную материю его зимнего кафтана, черного, как ночь новолуния, и когда его руки опустились на ее бедра, то подалась к нему всем телом.       — Терпение, — прошептал он, будто не сам оттачивал ее пыл до остроты кинжала.       Он коснулся губами ее лба и ушел, оставив ее одиноко дрожать в коридоре.       Алина не стала писать ему, все еще уязвленная отказом Мала отвечать на ее письма, но спустя неделю Женя принесла пергамент, запечатанный черным воском генерала Киригана. Она не смогла сдержать улыбки, хотя знала, что Женя не упустит шанса поехидничать на этот счет.       Он прислал ей прессованный цветок из Раевости. По его поручению посыльный в черной ливрее вручил ей золотую певчую птицу с большого весеннего рынка в Картеве. Еще для нее доставили духи из Коралфаста в стеклянном флаконе с вытянутым горлышком, разливающим по капле драгоценной жидкости за раз.       Алина зарисовывала его путешествие на своей карте, прослеживая путь на юг и восток, к горному хребту, ревностно хранимому Шуханом.       Согласно официальным сведениям генерал Кириган отправился покарать захватчиков из Фъерды, оккупировавших за зиму двадцать деревень. Его письма и подарки говорили о чем-то ином.

***

      — Тебе следует остерегаться властных мужчин, — сказала вдруг Женя, глядя, как она подносит к свету новый подарок Александра — рулон мерцающего золотистого виссона. Конечно, повода наряжаться в такое сокровище у нее не было, да и никому, кроме царицы, не дозволялось носить больше нескольких футов бесценной ткани.       — Не только у мужчин есть власть, — возразила Алина. Багра начала учить ее тому, как свет может стать материей, как фотон способен обретать форму и вес. Скоро она овладеет Солнцем, очистит Равку от Каньона, и тогда Александр…       — Просто будь осторожна, — чуть тише добавила Женя. — Просто знай, что я буду рядом с тобой.       — А я — с тобой, — ответила она. Женя дотронулась до своего белого безупречного горла, но Алина знала, что по ночам, когда на Малый дворец опускался сон, царь призывал ее к себе.       Александр мог это прекратить. Разве не он клялся, что хочет положить конец страданиям гришей?       — Я могла бы поговорить с ним, — предложила Алина. Слова, словно камешек, гулко плюхнулись в колодец.       — Он — мой генерал. Солдат выполняет приказы, не задавая вопросов.       Голос Жени был натянут как струна, но глаза горели огнем.

***

      Письма Александра перестали приходить — судя по карте, он достиг горного перевала. Переход должен был занять две недели (при благополучной погоде и если не возникнет осложнений). Алина представляла его по ночам — под белой не греющей луной, и тени как вода скользили сквозь его пальцы.       Король подхватил лихорадку, а после него королева. И поскольку наследный принц был в отъезде, обучаясь в университете Кеттердама, обязанность присматривать за Большим дворцом легла на Апрата. Их величества выздоровели спустя неделю — неделю странного затишья в дворцовых коридорах и перешептываний за закрытыми дверьми. Король пил чай, заседал на советах и приходил понаблюдать за ее разминкой с тринадцатилетними гришами. Алина чувствовала гнет его взгляда, алчность, с которой он ловил ее движения, и то, как жалили его глаза, вожделеющие обладать.       Она швырнула мальчишку почти с нее ростом на землю и запретила себе замечать, как смотрит король.       Западная Равка отказалась прислать солдат для новой военной кампании. Король опять заболел, и на этот раз, когда он встал с постели, ему потребовалась трость.       Почетная гвардия Первой армии отправилась в Кеттердам за наследным принцем.       Болезнь свивалась вокруг разума короля, пока не разинула клыкастую пасть и не начала поглощать его целиком.       Минула неделя, потом другая. Генерал Второй армии вернулся в свой Малый дворец.

***

      Незадолго до полуночи Алина услышала тихий стук в дверь, и ее сердце взволнованно забилось — она вскочила, спеша ответить. На ней был черный кафтан, но, вопреки правилам, она нанесла по капле духов на запястья и за уши, как показала Женя. Аромат только распустившихся ирисов благоухал на ее внезапно слишком горячей коже в темноте ночи. Женя объяснила, что, как только аромат уляжется, то раскроется в запахи корицы и мирры.       Она отперла дверь и увидела Александра, взглянула ему прямо в глаза.       — Прошу простить меня за беспокойство, мисс Старкова, — промурлыкал генерал, но еще до того, как концовка фразы успела слететь с его языка, она бросилась в его объятия. Он успел принять ванну и переодеться — его волосы были еще влажными. Его губы смяли ее рот — он притянул ее к себе, и лишь глухой стук открывшейся неподалеку двери побудил его прижать ее к себе и занести в комнату, пряча их обоих от посторонних.       Ее щеки пылают, знала Алина, как знала то, что глаза блестят, потому что знакомые тени уже опутали паутиной углы спальни.       — С возвращением! — воскликнула она, довольная тем, что голос не дрогнул. Александр поцеловал ей руку, и она почувствовала новые шероховатости на его ладони после долгих недель, проведенных вдали. Значит, он даже не попросил Женю исправить его, так спеша к ней.       — Мне стоит уезжать почаще, если я могу рассчитывать на подобный прием по возвращении.       Алина густо покраснела, и он повернул ее руку, касаясь губами бьющейся жилки на запястье.       — Рад, что мой подарок пришелся тебе по душе.       — Они мне все понравились! — Она поцеловала его и, прежде чем рассудок взял верх, добавила: — Я скучала.       От нее не укрылась мелькнувшая на его лице эмоция, в которой ей так не хотелось признавать довольство.       Если она и была кроликом в ловушке охотника, то петля уже сомкнулась на ее шее. От Александра исходило тепло, он обнимал ее, прижимаясь лбом к ее лбу, и прошептал что-то, до боли в сердце напоминающее ее имя.       — Я вижу, — ответил он и поцеловал ее снова. Алина услышала в его голосе взаимное притяжение. Горячее дыхание коснулось ее шеи, по телу пробежали мурашки, как рябь от солнца, выглянувшего из-за туч над гладью озера.       — Александр… — выдохнула она, и он замурлыкал ей в кожу. — Пожалуйста, пожалуйста…       — Я просто хотел увидеть тебя, — сказал он, слегка отстраняясь. — Но мне не следует задерживать тебя допоздна.       В отчаянии она оглянулась по сторонам, пытаясь придумать хоть что-нибудь, что могло бы удержать его здесь, рядом с ней, хотя бы на лишнюю минуту.       — Король очень болен. Целители говорят, что с этой болезнью им не справиться.       — Знаю, — беспечно ответил он. — Не стоит переживать. Доброй ночи, мисс Старкова.       — Ты можешь остаться! — выпалила она, прежде чем окончательно уверилась, что тверда в своем решении. Она плавилась под его взглядом.       — Я мог бы остаться, — повторил он. — Но если я останусь, когда же ты будешь спать, Алиночка? — Она почувствовала себя медовым воздаянием, выплеснутым на раскаленные камни его слов. — Тебе понадобятся все силы, если мы хотим пересечь Каньон в начале лета.       Без дальнейших слов он развернулся и вышел из комнаты, оставляя ее одну, но усталость как рукой сняло. Несмотря на его отсутствие, проспала она совсем мало.

***

      Король слег в постель и не поднялся боле. Генерал Второй армии отдал приказ закрыть Малый дворец, предотвращая распространение заразы, и проводил дни в совещаниях с Апратом, казначеем и Малым советом.       У королевы тоже разыгрался жар — лихорадка усилилась, отступила, вернулась и отпустила опять. Когда пик миновал, королева пришла в себя слепой, слабой и поникшей, и Апрат, прислушавшись к совету генерала Киригана, отправил ее поправлять здоровье в уединенное аббатство под бдительный присмотр монахинь. Женя сообщила Алине эти новости с видом, слишком близко, на самый волосок, напоминавшим удовлетворение.       Алина наблюдала, как меркнет сила Большого дворца, и как разрастается влияние Малого. Когда начали прибывать послы — в простой одежде, с неприметными лицами, над которыми явно поработали руки портных, она пришла к Александру, склонившемуся над картой Равки.       — Это ты сделал так, чтобы король заболел?       — Как бы я это сделал, мисс Старкова? — Его голос прозвучал сладко и расслабленно.       — Он не поправляется, а почетная гвардия не привезла наследного принца домой. И не привезет, так ведь?       — Нет, — ответил он без утайки. — Нет, не привезет.       — Истинная Святая помешала бы тебе, — Он преодолел расстояние между ними и провел большим пальцем по ее щеке. Кожа вспыхивала от его прикосновения.       — Почему Петр должен быть королем? Петр, кто слаб, развратен и глуп? Петр, кто проливает кровь Равки, как шулер сорит фальшивыми монетами?       — Александр…       — Трона два, Алина. И нас тоже двое. Когда король умрет, и ты откроешь путь через Каньон, а я выполню свою часть сделки, которую заключил с генералом Первой армии, народ будет умолять, чтобы их заняли мы.       — Это измена.       — Это пойдет Равке во благо.       — Я должна остановить тебя, — прошептала она. Он впился ее губы поцелуем, проигнорировав все протесты, и обхватил тенями и своими сильными руками.       Кролик, угодивший в силки, уже не вырвется из них. Она погрузилась в гостеприимное тепло его тела, позволила обжигающим ладонями проследить всю длину ее рук, сжать талию, глуша слабые возражения страстным ртом.       Александр усадил ее на свой картографический стол, и она прильнула к нему, как тень льнет к свету.       — Ты будешь моей царицей, — прошептал он ей на ухо, — а я — твоим царем.       — Александр… — выдохнула Алина. Его ловкие пальцы начали расстегивать золотые застежки с филигранным узором на ее кафтане.       — Но ты же знала, верно?       — Нет, — упорствовала она, уже не уверенная, отказывает ли его проворным рукам или отрицает его заявление. Откуда ей знать, что он хотел убить короля, что он…       — Не ври мне, Алиночка. — Его взгляд был полон нежности, а пальцы действовали умело, поднимая ее подол.       — Александр… — Она хотела остановить его, честно хотела, но он уже опустился перед ней на колени, как клеймом опаливая кожу взглядом. Он приник губами к внутренней стороне ее бедра, и у нее перехватило дыхание.       — Морской шелк — дар для королевы, — продолжил он. — Цветок — знак внимания, и духи — подарок возлюбленной. Ты знала, что меня и близко не было рядом с Фъердой, и ничего не сказала. — Его пылкое дыхание коснулось ее самой сокровенной части, и Алина заерзала, не зная, хочет ли ускользнуть от него или, наоборот, придвинуться ближе. — Поэтому ты знала все.       Александр нежно куснул трепетную кожу на бедре, а затем его губы приблизились к ее изнывающей плоти.       — Да!.. — жалобно сорвалось с языка, когда он прижался к ней трепетным поцелуем и снова, когда углубился в нее языком. Алина безнадежно мечтала об этом долгие месяцы, и теперь, спустя всего каких-то нескольких минут в его уверенных объятиях, распадалась, словно гаснущая звезда, пока, наконец, не сотряслась от оргазма, слушая, как он превозносит ее словами, полными нежности.       Он взял ее, расслабленную и полуодетую, на руки и запустил пальцы в ее волосы. Опьяняющий прилив желания расплылся под кожей, и в темноте комнаты, где не горел камин, Алина поняла, что едва может разглядеть его лицо среди теней. Попытавшись глубоко вздохнуть, она проглотила всхлип, и когда по щеке скатилась первая слеза, Александр начал гладить ее спину, не шепча ничего, кроме ее имени — его одного, бесконечно нежно.       — Ты говорил, что не хочешь совладать со мной, — напомнила она, когда он поцеловал ее в лоб. Она почувствовала свой запах на его бороде.       — Ты вольна встать против меня, заклинательница Солнца, — ответил Александр. — Или встать рядом со мной, и рука об руку мы проложим безопасный путь через Каньон, закончим войну и вернем земли, захваченные фъерданцами, и вновь сделаем Равку единой страной.       Кролик знает, что спасения нет, даже когда его держат в открытой ладони.

***

      Она сотворила безопасный проход сквозь Тенистый Каньон в день смерти короля, и когда генерал объявил об их помолвке перед изумленной армией, их имена, неотделимые друг от друга, были на устах у всех и каждого.       На свадьбу Алина оделась в золото, и Александр стоял рядом с ней, как тень, которую не развеять, как бы ни хотелось.