I just

      Сев за стол, он заметил перед собой еду.       Кэйа не мог вспомнить, когда в последний раз получал полную тарелку, еды всегда было недостаточно в его доме.       По пути в Мондштадт, отец рассказывал ему о великолепных блюдах, которые он сможет попробовать, если обоснуется в этой стране: рыбу на гриле, липкое жаркое с медом, овощной суп из редьки. Что сможет взять свежие фрукты с земли и выпить чистую кристальную воду из пруда. Рай в глазах ребёнка, выросшего в Аду.       От запаха еды у него потекли слюнки, но заставить себя есть не мог.       Он в тишине смотрел на тарелку, мясо выглядело вкусно и сочно, а овощи казались свежими. Люди в Мондштадте, вероятно, привыкли к тому, что у них всегда есть такие вкусные блюда, когда они голодны.       Но он нет.       Как много людей покидали дома, пытаясь найти что-нибудь съестное, и никогда не возвращались? Как много детей осталось сиротами, потому что их родители пропускали приемы пищи для того, чтобы им не пришлось подвергаться опасности снаружи? Сколько раз он лгал, говоря, что не голоден, лишь бы его отцу не пришлось выходить из дома в поисках еды?       В тарелку упала ложка желтоватой жидкости, напугав Кэйю. Он посмотрел налево, встречаясь с парой алых глаз.       — Ой, — Дилюк покраснел, убрав руку. — Будет вкуснее с маслом.       Кэйа посмотрел на него, думая, проводил ли хоть один день этот ребёнок в голоде. Лишь благодаря Богам в голоде. Он из богатой семьи, живёт на красивой винокурне, в процветающей стране, где люди привыкли делать то, что они хотят, не думая о следующем дне.       Дилюк побледнел, поднимая ладони.       — Ой! Ты не любишь масло? Я-я извиняюсь!       — Кэйа! Всё хорошо? — спросил мастер Крепус, вставая со своего места напротив и, наклонившись, нежно погладил его по голове. — Что случилось?       Кэйа моргнул, сбитый с толку встревоженным выражением лиц членов семьи. Дотронувшись до лица, мальчик ощутил, что его щёки мокрые.       Он даже не мог сказать из-за чего плакал.

***

      — Дилюк, слушай внимательно.       Дилюк всегда был хорошим мальчиком. Он всегда слушался отца, стремясь следовать по его стопам, и этот раз не был исключением.       Прошлой ночью его отец остановил карету по пути домой. Он немедленно вышел, несмотря на шторм, попросив при этом Дилюка оставаться внутри. Отодвинув занавески, он видел, как мужчина опустился на колени и поднял кого-то.       Первая мысль, посетившая голову, была о том, что человек мёртв.       Он выглядел мёртвым, его маленькое тело покрылось грязью, словно кто-то скинул его со скалы. В голове так не вовремя всплыл образ матери. Мысли заставили его глаза защипать, он был готов разрыдаться, до того как отец произнёс два слова, изменившие его жизнь:       Он дышит!       — Его зовут Кэйа. Ему девять лет, как и тебе, — начал Крепус. — Он не из Мондштадта, из других земель, название которых не помнит. Но я предполагаю, что он не из прекрасных мест. Вот почему отец Кэйи решил привезти его сюда… но вчера, — он остановился, подбирая правильные слова. — Его оставили.       Дилюк помотал головой.       — Оставили? Его отец забыл вернуться за ним?       — Я так думаю, — Крепус пожал плечами. — Может быть, что-то с ним случилось и он не вернулся. Мы ведь не знаем точно, верно? — спросил отец, улыбаясь, пытаясь не терять надежды. — Горничные предлагают отвезти Кэйю в церковь, они заботятся о потерявшихся детях и сиротах…       — Почему? — прервал его Дилюк, а сердце пропустило удар при мысли о том, что этот мальчик может уехать. — Он не может остаться?       Крепус посмеялся над подобной реакции.       — Выглядит так, словно мы думаем об одном и том же, — он кивнул. — Да, я думал, что было бы лучше для него остаться здесь, до того как его отец вернётся. И если не вернётся… он мог бы остаться здесь с нами. Но я должен спросить твоё мнение, прежде чем принимать такое решение, — Крепус встал, скрестив руки. — Так, скажи мне, будешь ли ты делить дом с этим ребёнком?       Дилюка не пришлось спрашивать дважды.

***

      Только через несколько дней, Кэйа осознал то, что план его отца работал.       Он лёг на кровать, тёплую, с чистыми простынями и несколькими подушками, и закрыл глаза. Он никогда раньше не лежал на столь мягкой кровати, никогда не видел таких белых простыней.       Мастер Крепус — имя человека, приютившего его — сказал, что он может чувствовать себя как дома; попросил оповещать его, когда тот голоден, когда устал или ему нужна ванна. Он представил ему горничных, говоря, что может обращаться к ним, если что-то необходимо. Кэйа смотрел на них, застенчиво произнося: «Спасибо».       В этом не было лжи, он действительно был благодарен. Всё же, в ту ночь, была вероятность, что он просто замёрзнет насмерть, если никто не подберёт. Несмотря на то, что желудок был полон и что лежал на комфортной постели, во время первой ночи эта мысль не позволяла уснуть.       Кэйа просунул руку под подушку, схватившись за нож для масла, украденный с кухни. Он посмотрел на столовый прибор, чувствуя, насколько тот лёгок в ладони и холоден на ощупь.       Для ребёнка, привыкшего к голоду, холоду и страху, это была единственная вещь, приносящая покой.

***

      — Мне кажется, я ему не понравился.       Одна из горничных перестала подметать пол и повернулась к юному мастеру.       — Кому, мастер Дилюк?       Дилюк сел в кресло, мотая ногами в воздухе, так как не доставал до пола.       — Кэйе, — на его лице появилось горькое выражение. — Он не разговаривает со мной, не смотрит в глаза… может, я не понравился ему?       — Не говорите так, — женщина отмахнулась. — Вам стоит быть терпеливым. Он только прибыл несколько дней назад и ему нужно время, чтобы привыкнуть к обстановке. Может быть, он ещё смущается.       Дилюк глубоко вздохнул, падая с кресла.       — Я надеюсь, что мы будем друзьями.       Женщина мягко улыбнулась, находя милым то насколько добр её мастер. Он тоже всегда был застенчивым, но всё же делал всё возможное, чтобы подружиться с этим ребёнком.       — Просто будьте терпеливы и рядом. Ему необходимо много поддержки от нас после всего, через что прошёл, — она покачала головой, улыбка исчезла с ее лица. — Насколько надо быть жестоким, чтобы оставить ребёнка одного во время шторма!       — Мы не должны так говорить! — резко произнёс Дилюк, нахмурив брови. — Отец сказал, мы не можем судить человека, не зная его.       Горничная удивлённо взглянула на него, а затем улыбнулась. С каждым днём он становился похожим на отца.       — Мастер Крепус невероятно добрый человек, — она потрепала волосы Дилюка. — И ты будешь таким же, как он, когда вырастешь.       — Я надеюсь, — он покраснел, смотря на большой портрет, повешенный на стене. — Мама говорила, что я похож на него.       Горничная посмотрела на портрет, чувствуя, как защемило сердце при воспоминании об этом.       — Похож.       Дилюк был единственным сыном.       Не потому что его родители не хотели ещё одного ребёнка, у его мамы было слабое здоровье. После появления Дилюка, она совсем обессилила и была прикована к постели: почти всё время была дома, её тело было слишком слабым, редко способным даже на небольшие прогулки по винокурне.       Дилюк запомнил её доброй женщиной с золотым сердцем, всегда баловала его, говорила, насколько он очарователен и целовала лицо. Дилюк был зеницей её ока, её единственным и неповторимым, всем её миром.       Дилюк был там, когда она умирала, держа её за руку; даже после того, как женщина заснула в последний раз, он не отпускал свою руку, как будто ждал, когда проснётся.       Она не проснулась.

***

      — Ты когда-нибудь был прежде на винокурнях?       Кэйа посмотрел на Крепуса, срывающего горсть винограда.       — Нет, — он никогда даже не видел столько зелени в своей жизни.       Мужчина предложил одну виноградинку, держа её в ладони. Фрукт был круглым, а цвет слишком яркий для глаз.       — Попробуй, — подбодрил его Крепус; Кэйа сделал то, что ему сказали.       Он прожевал фрукт, а затем сразу же проглотил, вкус совсем не понравился. Его кислое выражение лица вызвало смех у мужчины.       — Прости, похоже, что они перезрели, — он подошёл и опустился на колени перед Кэйей, большим пальцем очищая его губы. — Но из них создаётся лучшее вино, я уверяю тебя. Они — гордость моей винокурни.       Кэйа слушал истории мужчины о винокурне, о том, что это всё начиналось с небольшого клочка земли и в итоге разрослось до таких размеров. Благодаря упорной работе, некогда мечта стала явью. Кэйе было трудно понять это, в его стране люди мечтали о мечтах.       Кэйя чувствовал на себе чей-то взгляд, обернувшись через плечо, он заметил Дилюка, выглядывающего из-за тележки.       Осознав, что его раскрыли, он быстро покраснел и мигом убежал.       — Дилюк? — позвал отец, смотря на убегающего сына и забегающего обратно в особняк. — Ох… этот ребёнок, — он почесал свой затылок. — Я думаю, что он хочет подружиться с тобой.       А Кэйа искренне не понимал, что в нём могли найти интересного. Он никогда не улыбался, был тихим, и проводил дни особо ничем не занимаясь, ему просто не хватало энергии на это.       — Он хотел брата, — продолжил Крепус, вновь завладевая вниманием Кэйи. — Его мать не могла иметь больше детей.       Сжав руки в кулаки, Кэйа стиснул зубы.       — Я думаю, тебе не нравится эта идея, — сказал Крепус, заставляя Кэйю почувствовать нарастающее волнение и опустить взгляд на ноги. — Всё хорошо, всё хорошо. Я понимаю. Но это не значит, что он тебе не нравится, верно? — он потрепал голову Кэйи. — Называть его братом… или называть меня отцом… это было бы несправедливо по отношению к твоему настоящему отцу.       Мальчик навострил уши при упоминании об отце, а затем посмотрел на человека, заботливо принявшего его к себе.       — Я скучаю по нему, — он признался, почти стыдясь собственных слов. Крепус принял Кэйю в свои объятья, хлопая при этом его по спине.       — Конечно скучаешь… он ведь твой отец.

***

      На пятый день пребывания в доме Рагнвиндр, вновь собирался шторм. Облокотившись ладонями на окно, он следил за собравшимися на небе чёрными тучами, похожими на те, что были в тот день, когда он остался совсем один. Несмотря на то, что был внутри особняка, мальчик чувствовал холод, продирающий до костей. Он собрался с духом и бросился к кровати, прячась под простынями, когда еще одна молния ударила в землю.       — Папа, я замёрз, — подумал он, всё его тело трясло, а шторм становился только сильнее.       Дома он боялся не бури, а войны: холодной и жестокой. Неважно насколько мирным был день, он всегда заканчивался криками, будившими его посреди ночи, из-за монстров, которые охотились на людей. В эти ночи, отец обнимал его до тех пор, пока мальчик не заснёт снова.       Сейчас, он был один в незнакомой стране, где никого и ничего не знал. Он был потерян, полностью предоставлен сам себе, и следовал непонятным приказам отца.

— Папа, я замёрз, — прошептал он одними губами, сжимая нож под подушкой, слезы наполнили его глаза.       — Кэйа?       Тело отреагировало быстрее разума: откинув простыню, он достал нож и направил его на человек стоящего перед кроватью, даже не обратив внимание на то, кто это был.       Смотря на Кэйю круглыми алыми глазами, и полностью игнорируя нож, направленный прямо к сердцу, Дилюк спросил вновь.       — Ты в порядке?       Тяжело дыша, трясущимися руками он всё ещё держал нож, а открыв рот, не был способен произнести и звука.       — Я… Я… — ещё одна вспышка ударила в землю, и он сжал нож сильнее, зубы стучали, мальчик закрыл глаза, и слёзы начали стекать по щекам.       Осторожно положив свои руки поверх ладоней Кэйи, Дилюк сумел вывести его из транса.       — Всё хорошо, — Дилюк мягко улыбнулся, всё ещё держа руку Кэйи. — Я здесь.       Теплое неясное чувство разлилось в груди, заставляя ослабить хватку. Кэйа выронил нож, после чего сомкнул руки вокруг тела Дилюка, пряча лицо в груди, в то время как за окном ревел шторм.       Они обнимали друг друга, пока Кэйя не перестал чувствовать холод.

***

      — Мастер Крепус!       Мужчина открыл дверь своей комнаты, выглядев при этом весьма сонным.       — Что случилось? — горничные никогда не будили его в столь раннее время.       — Там мастер Дилюк! — с улыбкой на лице, произнесла горничная, смотря на мастера глазами полными жизни.– Вы должны увидеть это!       Заинтересовавшись упоминанием о своем сыне, Крепус последовал за служанкой через холл и остановился у комнаты Кэйи. Он уже был готов спросить, почему пришли именно сюда, но после распахнулась дверь, и они вошли в комнату, пытаясь не создавать особо много шума. Подойдя к кровати, взору открылись мирно спящие Кэйа и Дилюк, их головы слегка соприкасались, как будто они прислонились друг к другу, а руки были сцеплены в замок.       — Это самое милое, что я когда-либо видела, — сказала горничная, держа ладонь у груди. — Вы так не думаете?       Это был, действительно, вид, который он хотел бы сохранить в сердце до конца жизни. С последнего раза, когда его жена видела Дилюка с кем-то кроме отца, прошло много времени, он никому не открывал своё сердце.       Как бы то ни было, сердце сжалось от мысли, что умиротворённое лицо сына может исчезнуть, как только Кэйа покинет дом.       Я скучаю по нему.       В тишине, Крепус молил лишь об одном желании, эгоистичном, но искреннем: чтобы отец этого ребёнка никогда не вернулся, чтобы у него не забрали Кэйю.