Всё, что ты позволишь

— А потом ты сделал что? Глаза у Рона сделались по галеону, а его бутылку сливочного пива спасли от безвременной кончины лишь молниеносные рефлексы Гермионы. Она, бутылка, ещё парила в воздухе, послушная движению волшебной палочки подруги, а Рон уже отдышался, и началось: — Мордред, я как чувствовал, что стоило всё-таки остаться! Не зря носатый ублюдок велел мне уйти! Чтобы остаться с тобой один на один! Наверняка он специально тебя заколдовал, или изменил действие чар, или… — Снейп тут ни при чём, — резко ответил Гарри и уставился немигающим измученным взглядом в щербатую поверхность стола. — Он пытался помочь мне. А я… а мне не хватило сил сопротивляться… — Бессознательному, — тихо подсказала Гермиона. Гарри отрывисто кивнул, по-прежнему не глядя на друзей; рассказать им о произошедшем значило признаться в том, что Гарри так старался скрыть, выставить на их обсуждение и суд все его порывы, все его желания, все его чувства… И то — непростительное, позорное, жалкое, — что он совершил вчера. «Выметайся» ещё звучало в его ушах; это холодное колкое слово преследовало Гарри всюду, куда бы он ни пошёл, чем бы ни занялся, пульсировало в такт с его сердцем, и ему хватило бессонной ночи с этим стократно помноженным на чувство стыда и вины словом для того, чтобы понять: он не выдержит. Один — не выдержит. Ему нужен кто-нибудь, кто его выслушает. Кто его поймёт. Кто не станет его… — Дружище, — произнёс Рон, и были в его голосе недоверие, и возмущение, и священный ужас — страшная смесь, которой Гарри ждал и боялся, — Мерлина ради, скажи, что ты пошутил. Что это всё идиотский розыгрыш. Не мог же ты в самом деле… — Замолчи, Рональд, — неожиданно сухо сказала Гермиона. Гарри поднял голову; подруга смотрела на него странным, практически незнакомым взглядом, каким смотрит исследователь на сотворённое им открытие, и на мгновение Гарри показалось, что взгляд этот был… Понимающим? Можетхотябытынестанешь… — Мы давно поняли, в чём дело, — мягко начала Гермиона, перехватившая его взгляд и теперь не разрывавшая зрительного контакта. — Ты стал замкнутым и скрытным, почти с нами не виделся, неохотно делился подробностями своей жизни… Существует невероятное множество причин, способных спровоцировать подобное поведение. Но в твоём, Гарри, случае… варианта было всего два. Гарри непонимающе моргнул. Гермиона тяжело вздохнула. — Или, что особенно опасно, но довольно затруднительно для сохранения в тайне в условиях твоей работы, ты вляпался в какую-то историю похлеще Волдеморта, — спокойно сказала она, — или… ты влюбился. И, если честно, я искренне рада, что никаких новых Тёмных Лордов не предвидится. Гарри с тоской подумал о том, что, быть может, с большей охотой снова сразился бы с Волдемортом, чем встретился завтра на занятии со Снейпом. — Хотя, конечно, ты меня удивил… — задумчиво добавила Миона. — Профессор… я хотела сказать, целитель Снейп… Я подумала было, что, раз тебе вздумалось занять роль живого щита, тебе понравился кто-то из твоего отряда. Гарри, только отхлебнувший сливочного пива, чтобы смочить пересохшее к чертям собачьим горло, подавился, закашлялся и начал задыхаться; спасительный удар по спине, которым наградил его Рон, был, быть может, чуть более болезненным, чем обычно. — Кто-то из отряда? — переспросил Гарри, откашлявшись и проморгавшись. — Во имя Морганы, Миона, кто бы это мог быть? Гермиона ответила на его недоверчиво-возмущённый взгляд своим — спокойным и полным достоинства. — Ну, Дин настоящий красавчик, например, — медленно произнесла она. Гарри и Рон уставились на неё с одинаковыми выражениями отвращения. — Подожди-ка… — начал Рон, у которого на лице проступил мучительный мыслительный процесс. — Хочешь сказать, всё это время ты знала, что Гарри гей, и ничего мне не сказала? Гарри невольно вздрогнул: слово «гей» было для него почти мучительным — он никогда не скрывал своей ориентации, но и не подтверждал её публично, а друзья были привычны к тому количеству сплетен и слухов, которыми Гарри обрастал еженедельно, и потому не поверили бы, даже опубликуй «Ежедневный Пророк» сенсационную новость о трепетной влюблённости Национального Достояния в бывшего Пожирателя. И всё же слышать его вот так, откровенно и открыто… — Я подозревала, — поправила его Гермиона. И вдруг знакомо подозрительно прищурилась. — А что, ориентация Гарри что-то меняет? Рон стушевался — он никогда не умел сопротивляться этому её тону, сразу давал заднюю; может, подумалось вдруг Гарри, потому у них ничего и не срослось. — Нет, но… — А раз нет, — перебила мучительно подбирающего слова Рона Гермиона, — то и обсуждать тут нечего. И перевела взгляд на Гарри. — Что ты собираешься со всем этим делать? — прямо спросила она, и из всех вопросов, которые Гермиона могла в это мгновение задать ему, Гарри оказался меньше всего готов к этому — самому очевидному. Хотелось бы ему знать, что он будет делать. Гарри беспомощно пожал плечами. Он готов был уже признаться честно, пусть это и было откровенной трусостью с его стороны, что собирался сказаться больным и в среду на занятие к Снейпу, да и вообще в Аврорат не явиться, но… — Только не вздумай сбегать, — тут же добавила Гермиона, и, судя по укоризненному взгляду, выражение неловкости и стыда, промелькнувшее на лице Гарри, она уловить успела. — Нет, честное слово, Гарри Джеймс Поттер. Последнее и самое ужасное, что ты можешь и должен сделать в этой ситуации, — сбежать. Ты, в конце концов, от Волдеморта в одиннадцать лет не сбежал! А тут какой-то Снейп. Какой-то… Еслибытызналакакой. — Он же меня с потрохами сожрёт, — тоскливо буркнул Гарри. — Или заавадит при первой же возможности. Или… Или, что намного, намного страшнее — сделает вид, что ничего не было. Что помешательство Национального Героя ему привиделось. Что Гарри не касался там, в его проклятущем тесном кабинете, губами этой прохладной белой шеи, и под его жадным ртом не пульсировала целое нескончаемое мгновение доверчивая, беззащитная жилка… Гермиона, судя по понимающим грустным глазам, читала его как раскрытую книгу. А вот Рон… — Да просто приди и скажи старому козлу, что это было шуткой, — буркнул он. — Ты же не собираешься реально с ним всё это обсуждать? Пусть думает, что ты его подловил. Ему полезно… — Рональд Уизли, ты просто отвратителен, — категорично заявила Гермиона, и Рон тут же возмущённо воскликнул: — Нет, ну а что такого? Гарри уже не слушал их дальнейшую перепалку — мысли его были далеки от извечных споров двух его лучших друзей; нужно было что-то придумать, что-то предпринять, сделать так, чтобы всё исправить… И вот тут-то и таилась главная проблема. Потому что, быть может, молчание было лучшим выходом. Потому что, быть может, Снейп вовсе не обрадовался бы его слезливым признаниям. Потому что, быть может, скажи Гарри прямо, что произошедшее действительно было самым огромным его желанием, это испортило бы всё окончательно, и во всегда ледяном взгляде Снейпа поселились бы теперь разочарование и отвращение… Если их ещё в нём не было. Тыведьнененавидишьменятеперь? — Гарри, — Гермиона накрыла его ладонь своей, и Гарри вздрогнул и очнулся. — Тебе нужно с ним поговорить. Пожалуйста. Объяснись с ним — ты всегда сможешь предложить профессору Снейпу считать, что ничего не было. Но, знаешь… Если я хоть что-то понимаю в людях, то он не проклянёт и не возненавидит тебя теперь. Гарри сильно сомневался в том, что подруга права, но та призрачная надежда, которую ему подарили эти её слова, надежда хрупкая и сыпучая, как сухая ветка рябины, оказалась на неожиданность живучей и громкой там, внутри — перекрикивающей все его сомнения.

***

Несмотря на разговор с друзьями, Гарри спускался в Отдел Тайн с тяжёлым сердцем: он толком не спал, вновь проворочался всю ночь, терзаясь догадками и размышлениями. Был ли Северус зол на него? Разумеется, был; то, как он отреагировал тогда, как его разъярённая магия отшвырнула Гарри к стене, как жестоки были стиснувшие подбородок Гарри пальцы и как резок тон, говорило само за себя. И всё же… всё же… Почему, почему, Мерлина ради, она не затыкалась, эта бессмысленная надежда? Почему плодила невозможные фантазии, в которых Снейп даже в Аврорат приходил, только чтобы лишний раз пересечься с ним? У этих теорий не было ни малейшего права на существование — но они рождались. Вопреки всему. Рон встретил его в коридоре — знакомая рыжая копна волос, незнакомый прищуренный взгляд. — Готов? — только и спросил он. Гарри вдохнул. Выдохнул. И нервно кивнул. Больше они не разговаривали. Народу постепенно прибывало, и в какой-то момент раздался наконец до боли привычный уху Гарри спокойный голос: — Заходите. «Выметайся», — дружелюбно напомнило подсознание. Гарри стиснул зубы, переглянулся с Роном и одним из первых втиснулся в дверной проём. Больше всего он, наверное, боялся какого-то взгляда, слова или даже действия, которыми Снейп мог бы обозначить свою ярость, но ожидания его не оправдались — или, напротив, подтвердились худшие опасения: в сторону Гарри Снейп на протяжении всего занятия даже не смотрел. И ещё ни разу в жизни этот насыщенный событиями, впечатлениями, увечьями и их исцелением урок не казался Гарри настолько долгим — практически бесконечным. Сегодня они отрабатывали контрзаклятье к печально известной Сектумсемпре, и Гарри потребовалось всё его мужество, вся его сила воли для того, чтобы не думать о том, кто создал это страшное и чарующее заклинание, чтобы не возвращаться мысленно к воспоминаниям о дневнике, ставшем ему когда-то другом, или о Малфое, корчившемся на мокром полу туалета… — На сегодня всё, — сухо сказал наконец Снейп, отходя от парочки авроров, не сумевших грамотно применить целебные чары; он прошёл в нескольких шагах от Гарри, так, что тот практически физически ощутил шелест его чёрной мантии, но не удостоил того даже взглядом. — Надеюсь, все из вас способны убраться отсюда на своих двоих. Настоятельно рекомендую вечером принять порцию Кроветворного. Томас, помогите Эшли. Все вон. Гарри медленно опустил палочку и взглянул на собственную руку: там, где ещё несколько мгновений назад красовалась воспалённая рана, не было ничего, кроме чуть розоватой гладкой кожи; если Аврорат и научил его чему, то в первую очередь — умению отключать все мысли и чувства, когда они способны навредить выполнению задания; горечь и беспокойство, тревога и вина, неловкость и неуверенность приходили теперь, когда всё было уже кончено, когда не нужно было «штопать» себя заклятьями… Поднял голову. Перехватил вопросительный взгляд Рона, мол, идёшь? И, на мгновение замешкавшись, беспомощно то ли качнул, то ли мотнул головой: янезнаю. Ему должно было, непременно должно было хватить смелости обсудить со Снейпом произошедшее, но сперва — пусть все уйдут. Если хоть одна живая душа услышит их разговор… Рон тянул дольше всех. Возился с мантией, тысячу раз перепроверил уже затянувшийся порез. И то и дело поглядывал на Гарри. Словно сам не знал, что делать: подбодрить или утянуть за собой силой. Но раньше, чем кто-либо из них двоих, оставшихся теперь в помещении, успел бы сделать выбор, Снейп негромко произнёс: — Я хотел бы кое о чём поговорить с вами, мистер Поттер. И в этом «хотел бы» были нотки приказа. У Рона сделалось смешное напряжённое лицо; у Гарри, наверное, не лучше — всё в нём перевернулось и сделало кульбит. Одно бесконечное мгновение он боялся сделать вдох, потом решительно кивнул Рону в сторону двери и выдохнул: — Да, сэр. Думаю, нам есть что обсудить. Иеслитыубьёшьменятосделайэтобыстро. Рон выскочил за дверь совершенно незаметно, пугающе быстро; или это Гарри, разучившийся в это мгновение дышать, не разобрал его ухода за бешеным стуком сбрендившего сердца? Они были теперь здесь, в этом просторном кабинете, вдвоём — две нелепо маленьких для столь огромного помещения фигурки, замерших на расстоянии нескольких футов друг от друга. Снейп молчал. Гарри на мгновение прикрыл глаза. Напомнил себе обо всём, что сказала и посоветовала ему Гермиона. Затолкал поглубже, в глотку себе, все страхи и подозрения — пусть даже они были более чем обоснованными. И хрипло начал: — Сэр, я хотел изви… — Признаться, меня здорово интриговало ваше поведение, — перебил его Снейп, медленно двинувшийся к нему навстречу. Глаза у него были льдистые, а лицо — невыразительное. — Бывают люди, которых легко прочитать, и, боюсь, вы, мистер Поттер, относитесь именно к такому типу личностей. Всё, что их беспокоит, всё, что с ними случается, неизменно и явственно отражается на их поведении. На их эмоциях. На их поступках. С каждым словом он подбирался на один судорожный вдох ближе. — Поэтому, разумеется, мне давно хотелось понять, что же произошло, — спокойно продолжал Снейп, не сводя с Гарри своего убийственного взгляда удава. — Сперва я решил, что вы меня боитесь. Гарри, ожидавший чего угодно, но не подобного заявления, беспомощно вытаращил глаза. Снейп рассерженно дёрнул плечом. — Это был самый очевидный вариант, учитывая то, как вы тряслись на каждом моём приёме, — сухо произнёс он. — Никогда прежде не замечал за вами подобной робости; признаться, мистер Поттер, я даже считал вас человеком храбрым. Теперь он остановился в одном шаге от Гарри. Гарри, который задыхался и плавился там, внутри. — Вот почему для меня было таким сюрпризом обнаружить, что даже вы способны сбежать, трусливо поджав хвост, или забиться в угол, — вкрадчиво добавил Снейп. — Вот почему я не сразу сумел поверить в то, что человеку вроде вас требуется влияние извне, чтобы наконец совершить нечто рискованное. Гарри сглотнул. Он ничего, совсем ничего не понимал: к чему Северус клонит, о чём ведёт речь, зачем он… — Я всё ждал, когда вы поймёте или, быть может, обратите внимание, — практически шёпотом добавил Снейп. — Когда вы наконец-то увидите. А выходит, вы всё знали давным-давно. И боялись… Вы, Поттер, боялись. Какое жалкое зрелище… Это было больно, это было — наотмашь, как унизительная пощёчина. И Гарри открыл уже рот, чтобы возразить, хотя сам не знал, что мог противопоставить этому разочарованному тону, но Снейп поднял руку, не давая ему закончить, и с неожиданной злобой, прорвавшейся в голос, произнёс: — Мне всё ещё остаются непонятными некоторые моменты. Поэтому, Поттер, мне придётся нарушить твои личные границы так же, как ты нарушил мои. И гарантирую: это будет больно. Тактывсётакименяубьёшь. Снейп стоял на расстоянии поцелуя или Авады, и взгляд у него был жуткий, практически исступленный. — Что вы хотите… — начал Гарри, но Снейп зло усмехнулся и резко ответил, вновь не дав ему договорить: — То, чего хочу я, должно было давным-давно стать очевидным даже для такого идиота, как ты. Но вот то, Поттер, чего хочешь ты… это мне только предстоит выяснить до конца. И добавил, вскинув руку с зажатой в ней палочкой, практически мягко, с шипящими нотками в сделавшемся нежнее шёлка тоне: — Легилименс.