сто минут в секунду

      — разрешишь ли пригласить тебя на танец?       руку протягивая неуверенно, вспоминал одинокие вечера декабрьские, когда вместе с ароматом корицы и хвои от веточки еловой — подарок от младших, что вернуть новогоднее настроение, что хотели бы вернуть улыбку на лице братика — витало и чувство одиночество. безграничного и серого-серого, что обнимало и не отпускало. да и не хотелось сопротивляться, словно в сон длительный проваливаясь.       без эмоций. без желания.       всё в порядке, всё хорошо. доказывал это практически умело, улыбку изображая радостную, практически счастливую, сам себе веря. у солнечного мальчика не бывает плохих дней. правда ведь?       наверное, если он стоит поздним вечером, смотря как кружатся в вальсе маленькие снежинки, опускаясь на яркие волосы, на едва заметные веснушки на щеках. как в детстве, как в те времена, когда новогоднее волшебство ощущалось более ощутимо. хотелось бегать, утягивая в игры отца, чтобы увидеть морщинки-лучики в уголках глаз, улыбку, несмотря на усталость, искреннюю-искреннюю. а рядом мама, уютная и такая родная, наблюдала за ними, а потом обнимала, домой отводя. ароматный ягодный чай, румяные щеки и блеск в глазах, что отражался в глазах напротив. он сохранит эти воспоминания в сердце, рядом.       а спустя годы слышал звонкий смех младших братьев и сёстры. и теперь уже они звали на улицу ловить маленькие снежинки, желания загадывая.       и аякс скучал по тому времени, по семье. по новогоднему чуду и чувству счастья щемящего в груди. но сейчас лишь холодные огоньки гирлянды на городской ёлке, серое небо и единственная песня на повторе.       «я буду любить тебя вечно».       шепча, отсчитывает ритм. раз-два-три. пальцами окоченевшими словно берет ладонь воображаемого человека. закрывает глаза, дожидаясь припева, и начинает танцевать, повторяя счёт.       раз-два-три. раз-два-...       и внезапно эфемерное тепло становится реальным: ладонь в ладони, чужое дыхание на замерзших щеках. незнакомец плавно стал вести, а я аяксу не хотелось открывать глаза, боясь, что всё пропадаёт, растворится во множестве маленьких снежинок, в словах песни, что на повторе играет.       и не хотелось, чтобы она заканчивалась.       — разреши, мой солнечный, спрятать от холода зимнего и отвести тебя домой.       не открывая глаз, аккуратно обнимает, к себе прижимая и улыбаясь глупо-счастливо. не думал, что так, среди снегопада, холодных огоньков, что сейчас словно приобрели нежные оттенки, и едва уловимого аромата веры в новогоднее чудо, сможет найти, кажется, внутренне спокойствие.       и чужие тёплые руки обнимают в ответ, и шепчет едва различимо:       я верил, что ты вернёшься ко мне, аякс. ~~~       сейчас аякс уверенно смотрит в яркие глаза напротив, приглашая вновь и вновь на танец в снежную ночь, и не боялся, что человек, что стал для него домом, исчезнет морозной дымке. знал, что в маленькой их квартире всегда горят огоньки свеч, что не дадут потеряться в снегопаде, а тёплая ладонь не отпустит его.       даже спустя множество веков.