Разбуди меня, когда сентябрь кончится

— У тебя график? — Сынмин слышит в голосе Чанбина интригу. — Нет, у меня сегодня выходной, а что? Я дома, — скучающе отвечает тот. — У тебя закончились съёмки? — Спать ещё не собираешься? Все дома? Сынмин усмехается с его расследования и неспешно встаёт с кровати, чтобы зайти в дальнюю комнату. — Не все. Хёнов и Хёнджина нет. А что? Ты не ответил. — Минхо-хён мне писал, что они скоро закончат, значит, приедут, скорее всего, раньше, чем я. — Бини-хён, — уже раздражённо сопит в трубку Сынмин. Чанбин скидывает неожиданно фото со съёмок в том аутфите, в котором снимался, в том бархате, обтягивающем очевидно широкие плечи, и смотрит сверху вниз в своих крутых дизайнерских очках. С закусанной губой и властным взглядом. — Папочка, а можно… Сынмин не успевает договорить, потому что Чанбина на том конце пробивает на дикий ржач. Ну ещё бы… — Фанфиков начитался? — еле успокаиваясь, всё ещё смеётся Чанбин и не может не вспомнить знаменитую фандомную утку: — Это не моё амплуа — быть папочкой, а Чани-хёна. — А попробовать не хочешь? — всё ещё в полушутливой-полуинтригующей манере спрашивает Сынмин. Чанбин на том конце прокашливается, явно собираясь всерьёз спросить, не шутит ли он. — У меня как раз кое-что пришло из заказов, — смотря на кожаный гартер со съёмными такими же кожаными наручниками, тянет он. — Не хочешь папочкой, можешь побыть хозяином, м? — Сынмин-а… — голос Чанбина грубеет и от явного возбуждения становится сильно ниже. Конечно Чанбин хочет, в чём вообще вопрос. — Ты меня убиваешь. Это что за БДСМ-пати? — Ну так, на минималках, — смущённо усмехается Сынмин в трубку, закусывая кончик ногтя. — Просто ты такой горячий во всём этом, что я хочу тебя прямо сейчас. — Я не буду тебя унижать даже в ролевой, понял? — сурово предупреждает его Чанбин, и это предсказуемо. Тот заботится о его удовольствии всегда больше, чем о своём, так что Сынмин и предлагал-то точно зная, что никто из них не перегнёт палку и не перейдёт черту. — Да-да. У нас полный двор народу, а в квартире менеджер-хёнов сейчас никого. Если ты по дороге домой сплавишь их хвост к нам, то у нас будет, минимум, полчаса. — Понял. Полчаса тебе хватит? Мы уже едем. — Вполне. Буду ждать тебя там. — Не забудь повесить табличку, — напоминает Чанбин и, прежде чем повесить трубку, вгоняет его в краску: — И да, я тоже тебя хочу, мой хороший. Сынмин стыдливо краснеет, закусывая губу, и как настоящий хороший мальчик идёт в душ, чтобы подготовиться полностью. Из шкафа позже он достаёт кожаные джинсы и полупрозрачный спереди лонгслив, помня, как Чанбин любит на нём подобные обтягивающие и интригующие вещи. Бельё откладывается до лучших времён, сверху надевается гартер, Сынмин подтягивает на бёдрах и поясе ремни, чтоб не болтались, и цепляет за ремешки на одном бедре пару презервативов, после чего всю эту красоту заворачивает в халат, чтобы не напугать домочадцев. Рисует на скорую руку дымчатые стрелки, прячет в кармане кожаный чокер с кольцом и табличку «не беспокоить» и, за пять минут до назначенного времени пересекая лестничную клетку, вешает табличку на дверь, прежде чем прошмыгнуть в чужую квартиру. — Есть кто? — громко интересуется Сынмин, заранее зная, что ему никто не ответит, но проверить всё равно лишним не будет. Неохота потом перед кем-то краснеть и глупо оправдываться. Сынмин, едва совладая с внутренним мандражом, снимает халат, складывает его на коридорную тумбу и надевает чокер с кольцом, затягивая ремешок. Не без труда так же затягивает широкие наручники на запястьях и пристёгивает их небольшими ремешками к кольцу на крестце. Теперь он может достать ладонями лишь до собственных боков. Застёжки, конечно, легко отцепить, но теперь уже только если Чанбин разрешит. Чанбин приходит, когда Сынмин только успевает удобно усесться на полу на коленях — джинсы хоть и тонкие и прекрасно тянутся, но в такой позе всё равно жмут в коленях. Чанбин застывает на несколько секунд, видя перед собой Сынмина в покорной позе с убранными за спину руками. Он явно не знает, что сказать, пока тот откровенно пожирает глазами его в велюровом пёстром халате на дорогой костюм, в дорогих очках и при этом с расстёгнутой до середины груди белой рубашкой. Про обилие цепей на шее он предпочитает не думать, иначе кончит прямо так. Чанбин неловко прочищает горло, прежде чем подойти ближе и поддеть пальцами кольцо на его шее. — Поднимись на ноги, — тихо чуть дрожащим голосом просит Чанбин, и невооружённым глазом заметно, как сильно он боится нарушить атмосферу и сломать игру, тщательно подбирая слова, но меж тем повинуясь собственным принципам — мог бы и сам за кольцо поднять, но не стал. Сынмин встаёт медленно — без рук непросто удержать равновесие — и остаётся возвышающимся над Чанбином, стоя к тому же на ступеньке уже за пределами грязной коридорной зоны, в отличие от Чанбина, который всё ещё в туфлях. — И для кого ты такой красивый? — Для вас, мой... — Сынмин понимает, что не продумал этот момент заранее. Хотя «папочку» своим смехом Чанбин отмёл сразу. — ...господин. Видно, что Чанбин находится на грани, и одно неверное слово или расползающаяся улыбка — и секса не будет никакого, вообще. Они пару раз уже проходили подобное — успокоить Чанбина после смеха просто невозможно. Поэтому Сынмин просто скромно закусывает нижнюю губу и смотрит на него так заискивающе, словно тот его последняя надежда. И это работает — дыхание становится тяжелее, Чанбин медленно сглатывает, оглаживая ладонью его плечо, руку, и спускается ниже, встречаясь ладонью с кожаными наручниками. От них ведёт по тонким ремешкам вниз к кольцу, прослеживает пальцами ниже, через обтягивающий задницу гартер с декоративными бантиками из кожи на клёпках и доходит до ремня, стягивающего бедро. Под его пальцами в тишине хрустит обёртка презерватива, засунутая под тот же ремешок, и Сынмин покрывается мурашками, стоит Чанбину смять его бедро в ладони, чтобы вытащить лишнее. Один презерватив падает на пол тихим шлепком, и Чанбин наконец притягивает Сынмина, чтобы поцеловать. — Иди ко мне, мой хороший, — Чанбин прижимает его ближе, упираясь лопатками в стену, мнёт ладонями задницу и мягкие бёдра, после чего слегка отстраняется. — Сделаешь хорошо своему... господину? — его голос немного ломается на середине, но он невозмутимо подхватывает игру снова и надавливает Сынмину на плечо, когда тот кивает. — Вот умница. Когда Сынмин снова оказывается на коленях близко к паху Чанбина, тот уже расстёгивает джинсы и вытаскивает член, приспуская бельё. Даже в этих мелочах Чанбин помнит, насколько больно зубами расстёгивать металлическую ширинку, поэтому не даёт Сынмину делать это самостоятельно. Он наклоняет ствол горизонтально, и Сынмин пытается обхватить его губами, но быстро понимает, что Чанбину хочется другого. — Сомкни губы, — просит Чанбин и ведёт по ним упругой головкой, размазывая вязкую смазку, после которой так хочется облизать их. — А теперь высунь язык. Сынмин послушно вытаскивает язык, смотря на Чанбина снизу вверх, когда тот легонько шлёпает по нему членом, вызывая тихие мокрые звуки. — Расслабь, не бойся, — подсказывает Чанбин, и шлепки получаются в разы громче. — Оближи. Жар по телу растекается с каждой новой просьбой, хотя ни приказного тона или чего-то подобного в тихом голосе Чанбина нет, он просто говорит о своих желаниях открыто, занимая властвующую позицию, не стесняясь ничего, что Сынмин мог бы не понять. Сынмин лижет языком упругую головку, согревает во рту, охватывая губами, и выпускает из него с громким звуком, от которого Чанбин не может сдержать тихий стон. — А теперь покажи своему господину, как сильно ты хочешь его внутри себя. Чанбин продолжает придерживать член, чтобы Сынмину было удобно без рук погрузить его в рот почти до основания. Потом ещё и ещё. — Стой спокойно, — останавливает его Чанбин и путается в его волосах на затылке, слегка сжимая их. — Мой послушный мальчик сейчас должен быть неподвижным, хорошо? Не двигайся, замри. Сынмин не понимает, к чему такая излишняя осторожность, пока Чанбин не толкается бёдрами сам, размазывая слюну в уголках его рта своим членом и придвигая к себе ближе за шею и затылок. Член скользит мягко, почти даже не упираясь в горло, а Чанбин дышит загнанно и громко, что уши горят и мурашки бегут по спине. Сынмину нравится такой Чанбин, немного властный, но всё равно нежный и заботливый. — Вот так, мой хороший, да... Ещё немного... Чанбин отстраняет его сам, жестом поднимая на ноги снова и впивается в его уже раскрасневшиеся губы поцелуем, целуя в этот раз жадно и неистово, покусывая губы и лаская его язык. Он не возвращается к тому, что только что произошло, и правильно — об этом они поговорят, когда закончат. — Хочу тебя целиком, ты ведь позволишь мне? — Чанбин спрашивает с полуулыбкой и такими интонациями, когда знают, что не откажут. Вопрос лишь в проформе, чтобы Сынмин снова кивнул, но ему наконец хочется ответить совсем не робко, когда Чанбин гладит его пах через ткань джинсов и расстёгивает ширинку. — Да, мой господин, возьмите меня, пожалуйста, — с пошлым блеском в глазах выдыхает Сынмин ему в губы, когда Чанбин обхватывает его член в кольцо пальцев под головкой. — Повернись тогда, малыш, — шепчет на ухо Чанбин, разворачивая к себе спиной и спуская его джинсы максимально, до куда позволяют ремешки на бёдрах. Сынмин слышит снова хруст фольгированной упаковки, после чего Чанбин проверяет пальцами, не забыл ли Сынмин про смазку, и, подтягивая к себе за кольцо на крестце, мягко входит в него до самого основания. Сынмин расслабляется внутри, давая Чанбину свободно двигаться, и чувствует, как начинают затекать руки и плечи от постоянного положения за спиной. Короткие ремешки едва дают ему дотянуться кончиками пальцев до лобка Чанбина, чтобы слегка погладить. Чанбин обнимает его целиком и цепляет кольцо на шее, чтобы вбиваться до самого конца, хлёстко и резко, как им обоим нравится, выходя неторопливо. Он не касается его члена, но Сынмин сжимает его внутри так плотно, что Чанбин кончает раньше, едва только разогрев его. Чанбин отходит долго, цепляя через сетку лонгслива его соски пальцами и целуя в шею, меж тем тяжело и неровно дыша, прежде чем выйти. Потом прижимает Сынмина к стене спиной, меняясь с ним местами, и благодарно тягуче целует. — Мой мальчик был как всегда прекрасен и заслужил поощрение, — улыбается Чанбин, скидывая на пол халат. Улыбается так хитро, что Сынмину становится страшно, но Чанбин просто встаёт на колени и, освобождая его член из складок ткани, без промедления обхватывает губами, погружая в горячую тесноту своего рта. Сынмин в этот момент действительно жалеет о том, что не может прикоснуться к Чанбину. Он натягивает ремешки до максимума, но всё ещё может лишь хватать пальцами воздух возле своих бёдер, пока Чанбин толкается его членом себе за щёку, облизывает головку и целует в паху, снова возвращаясь и продолжая с чувством сосать, пока Сынмин не кончает ему в рот без какой-либо возможности отстранить от себя. — Мой сладкий, — облизываясь, шепчет Чанбин смущающе, когда поднимается на ноги, и придерживает Сынмина на ослабевших от оргазма ногах. — Мой лучший мальчик во вселенной, как ты? Тебе понравилось? Чанбин отцепляет ремешки наручников от кольца, и Сынмин тут же хоть и с ломотой в плечах обнимает Чанбина за шею, повисая на нём целиком. — Сесть хочешь? — Хочу. Можно даже лечь. Но давай не здесь, — утыкается ему в шею носом Сынмин. — И вообще, как долго ты собирался скрывать, что тебе нравится доминировать, когда я делаю минет? — Думал, ты испугаешься, — теряется тут же Чанбин, вскидывая брови. — Обычно в порно это выглядит несколько... — Унизительно? — читает его мысли Сынмин. — И порой жестоко, — кивает он. — Я не хотел так. Мне хотелось попробовать, но я боялся, что это может доставить тебе дискомфорт. — Ты всё сделал замечательно. — Постоишь минутку без моей опоры? Надо бы тут всё убрать. Сынмин кивает и благодарно принимает поцелуй, оставаясь стоять едва упираясь поясницей в стену. Если бы не босые ноги, он бы уже точно съехал вниз. Чанбин собирает обёртку и невскрытый презерватив, стаскивает с себя использованный, чтобы застегнуться, и подхватывает оба халата — свой и Сынмина — и его тапки. Сынмин лишь успевает снять чокер, прежде чем Чанбин застёгивает и его, кутает в свой халат, вручая его халат с тапками, и с лёгкостью подхватывает его на руки, чтобы донести до соседней квартиры. — Так тебе понравилось? — Это было необычно. Хотя не скрою, что отчасти смешно, — честно отвечает Чанбин. — Я нигде не накосячил? Тебе не было больно или неприятно? Не только физически. — Всё хорошо, Бини-хён. Только руки затекли в плечах, но в этом не ты виноват, а наручники, — усмехается Сынмин, видя как ребята в холле подозрительно провожают их взглядом в комнату, где Чанбин сваливает их обоих на кровать. — Хочешь чего-нибудь? — обеспокоенно спрашивает он. Сынмин обхватывает его лицо ладонями и мотает головой. — Только трогать тебя до конца вечера. А то у меня дефицит, — улыбается он и чмокает Чанбина в нос. — Как съёмки? — Всё ещё не привык сниматься один. Точно ничего не хочешь? — Точно. Мой самый заботливый господин на этом свете, — уже со смешком шепчет Сынмин, и Чанбин смеётся вместе с ним.