Контрасты желаний

      Яркость ноутбука на минимуме, да и по клавиатуре Чан старается тапать как можно тише — чтобы не разбудить Минхо.       Он сидит в уголке спальни Ли, периодически тихо вздыхая и в очередной раз переписывая лирику, в которой опять чего-то не хватает.       Чан уже перестал следить за временем — какая разница, сколько сейчас, если он все равно не ляжет, пока не закончит. Воспаленный перегруженный мозг с ним явно не согласен, перестав работать еще пару часов назад, но Чан упорно старается.       На минутку прикрыв уставшие глаза, Чан снова их открывает и смотрит на сладко спящего Минхо. Тот привык спать на футоне и высокой подушке, обычно на боку, оставляя больше места котам. Но на обычном матрасе он лежит либо на спине, либо как сейчас — на животе, трогательно обняв мягкую подушку.       В темноте почти ничего не видно, но Чану удается разглядеть как мирно вздымается от дыхания спина Минхо. Он видит макушку со спутанными волосами, впадину поясницы, округлость аппетитной задницы. Дальше взгляд Чана скользит по тренированным ногам, одна из которых подогнута, образуя ровный угол под тонким покрывалом.       Чан понимает, что разглядывает спящего неприлично долго, и замечает, как во всем теле нарастает приятный жар. Ну почему именно сейчас…       Работать и пытаться сосредоточиться на программе становится еще сложнее — отвердевший член перетягивает на себя все внимание. Чан тяжело вздыхает и захлопывает крышку ноутбука, решив, что сейчас лучше лечь и попытаться уснуть.       Скинув с себя всю одежду, он аккуратно залазит под покрывало, подкатываясь под теплый бок Минхо. Чана всегда приятно удивляло то, как целомудренно ведет себя его возлюбленный, который спит в штанах и футболке даже в летнюю жару. И Чану почти стыдно за свой обнаженный вид. Почти. Правда со стороны выглядит так, будто вовсе нет.       Он улыбается, вжимаясь носом в плечо Минхо, а пахом — в его бедро, и прикрывает глаза.       Лежит так пять минут. Десять. Пятнадцать. И сдается — открывает глаза, в которые будто по мешку песка насыпали, и тихо чертыхается сквозь сжатые зубы.       Напряжение внизу живота неприятно давит, а полностью затвердевший член ноет, не давая расслабиться. Мелькает мысль о том, чтобы встать и свалить в ванную, быстренько передернуть, но Чан отметает ее: во-первых, вставать не хочется. Во-вторых, звук работающего душа может перебудить мальчиков, которым и так осталось отдыхать пару жалких часов.       Минхо рядом с ним нежно вздыхает и причмокивает во сне губами, чуть ерзает и снова затихает, а Чан на стенку лезть готов от сжигающего возбуждения. Черт, вроде и взрослый уже, а как прижмет, так все еще хрен знает, что с этим делать.       Проклиная себя и свою физиологию, он ныряет рукой под покрывало и сжимает твердый, текущий член. Проводит сухими пальцами от основания до головки, и быстро дрочит, сжав зубы.       Чан с силой сжимает плоть, обводит влажную от естественной смазки головку, но долгожданная разрядка не приходит — это заставляет страдать еще больше.       Зажав пухлую губу между зубами, он начинает аккуратно толкаться в кулак, чувствуя, как даже от таких незначительных движений начинает раскачиваться кровать. Минхо рядом спокойно спит и видит уже который по счету сон, и Чан ему по-доброму завидует. Он вообще всегда удивлялся способности Минхо спать в любых условиях, если выдавалось хотя бы сколько-нибудь времени. А к ночному сну его возлюбленный вообще относился, как к святыне, по максимуму используя каждую минуту сладкого забвения.       Чан за него искренне радовался, но что делать со своей проблемой — не знал. Он слишком устал за день, чтобы сейчас кончить от одной дрочки и вырубиться.       Поэтому он решает сыграть по-крупному: кладет одну ладонь на круглый зад своего парня, мягко сжимая, а второй продолжает дрочить почти остервенело. Чан знает — если Минхо проснется, не посмотрит на то, что вроде как любит Чана, и просто снесет ему челюсть хуком справа. И Чан гордится его точными сильными ударами — сам учил Минхо боксировать. Сейчас же ученик явно превосходил учителя, и Чан был без понятия, что с этим делать.       Он продолжал мять нежную ягодицу и дрочить, тяжело дыша, пока Минхо не завозился, тихо шепча в темноту:       — Либо ты сейчас прекращаешь, либо спать ты будешь в палате интенсивной терапии, чаги.       Чан вздрагивает, но решает воспользоваться ситуацией, и прижимается к боку Минхо, без стыда обтираясь об его бедро текущим членом.       — Детка, мне так жаль. Я с ума схожу, помоги мне, прошу.       Минхо тихо ворчит и удобнее подминает под себя подушку, все также не открывая глаз.       — Делай, что хочешь. Только не мешай мне спать.       Приняв это за зеленый свет, Чан хватает с тумбочки флакон со смазкой и нависает над Минхо, пристально смотря ему в лицо. Глаза Минхо плотно сомкнуты, мягкие губки слегка приоткрыты. Он такой теплый и нежный без своей излюбленной маски цундере, что у Чана сердце щемит от такого вида своего парня.       — Я так люблю тебя, котенок.       Минхо неразборчиво что-то шепчет и, тихо захрапев, окончательно погружается в сон.       Чан же, как какой-то сталкер, нависает над спящим телом, а потом кладет руки на пояс Минхо, стаскивая с него широкие спортивки сразу вместе с бельем. Задница Минхо — криптонит Чана. Идеально круглые ягодицы, мягкая светлая кожа, россыпь родинок и редких волосков. Чан молиться готов за возможность беспрепятственно мять и целовать задницу Минхо, а за позволение оказаться глубоко внутри вообще жизнь свою положит без вопросов.       Коленями он расталкивает ноги Минхо в стороны и устраивается поудобнее. Член ноет и течет без остановки, капли смазки пачкают исключительной красоты бедра, оскверняя созданную в спортзале святыню.       Положив крупные ладони на ягодицы Минхо, Чан разводит их в стороны, открывая для себя сморщенную дырочку. Сфинктер все еще немного опухший и растянутый после того, как они трахались в туалете корпорации в перерыве между тренировками. И Чан гладит его большим пальцем, чувствуя мягкость растянутых мышц.       Минхо под ним мелко вздрагивает и тихо шипит, но не просыпается, и Чан окончательно теряет голову, позволяя думать тому, что находится у него между ног.       Он льет смазку на свой член и пристраивается к мягкой дырке, решив, что нет смысла тратить время на растяжку. Чан толкается бедрами и тихо стонет, медленно погружаясь в желанную задницу своего парня. Минхо заламывает брови и выдыхает через рот, но остается неподвижным.       Внутри очень тепло и мягко, и Чан не может остановиться, но невольно сравнивает ощущения от секса, когда Минхо в сознании. Обычно Минхо громко стонет и насаживается сам, сжимая член внутри и стимулируя почти до боли, но сейчас он полностью расслаблен. Открыт и уязвим, что коротит мозг Чана окончательно.       Он двигается глубоко и медленно, закусывая от удовольствия губы, только тяжело дышит через нос. Когда руки устают держать тяжелое тело, Чан опускается на согнутые локти и обнимает Минхо под грудью, прижимается к его спине. Пахнет от Минхо одуряюще — солоноватый аромат свежего пота так идеально мешается с отдушкой простого мыла, которое почему-то Минхо особенно любит. И Чан упивается этим запахом, как водой из чистейшего родника, собирая его губами с влажной шеи.       — Чан, больно. Добавь смазки, — лепечет Минхо и приоткрывает один глаз, сверкая черным зрачком на своего любовника.       — Прости, детка, — тут же отзывается Чан и послушно выходит из его задницы, придерживая член у основания рукой.       Тяжелая, налившаяся желанием плоть буквально горит в ладони, но Чан легонько царапает себя ногтями, приводя в чувства.       Он берет смазку, льет вязкую жидкость между ягодицами Минхо и аккуратно растирает по опухшему от трения входу. Края ануса покраснели и чуть выступают наружу, и Чан закусывает губу, не зная, чего ему сейчас хочется больше: заласкать нежную дырку или трахнуть так, чтобы младший еще неделю сидеть нормально не мог.       — Даже не думай об этом. Нам завтра сутки лететь. — Минхо как всегда каким-то ведьминским чутьем точно считывает эмоции своего парня, заставляя Чана трепетать от легкого ужаса и огромной любви.       — Я буду нежен, клянусь. Но после концерта не слезу с тебя, — с совершенно паскудной улыбкой на губах обещает Чан и снова толкается бедрами, проникая крупной головкой в тепло чужого тела. Он входит полностью, замирает на пару мгновений и снова укладывается на спину Минхо, крепко прижав его к своей груди. — Сожми меня сильнее, малыш. Почти ничего не чувствую — ты слишком свободный.       — Как жаль, что у моего парня бейсбольная бита вместо члена, правда? — Хмыкает Минхо, но послушно сжимается, тихо охая от медленных распирающих толчков. Мышцы внутри растягиваются идеально, а массивная плоть так правильно скользит по всем чувствительным точкам, что Минхо глаза под трепещущие веки закатывает, упиваясь этим чувством.       Он правда слишком устал и спать хочет куда больше, чем трахаться. Но собственный член уже твердый и трется об матрас в такт толчкам Чана, который чувственно обцеловывает шею и безжалостно ласкает пальцами опухшие соски. Минхо бы и рад был выгнать его обниматься со своим ноутбуком на ковер, но не признался бы даже сам себе, что такое внимание Чана до боли в сердце приятно. Иначе почему Минхо каждый раз так легко сдавался под натиском его желания, ворча исключительно для вида.       Ну и, может быть, Минхо еще нравилось доводить Чана до края, заставляя умолять от острой нужды. Да, это тоже было приятно.       Когда толчки набирают скорость, Минхо тихо стонет и сжимает зубы, от переполняющих чувств и эмоций стискивая пальцы Чана своими, как тисками.       — Чаги, я близко, — хрипло выдыхает Минхо, подмахивая движениям Чана своими бедрами, от чего его член проникает так глубоко, что едва не достает до самой глотки. Чан над ним порыкивает и кусает загривок, заставляя удовольствие оседать сияющими слезинками на ресницах.       Разрядка обоих накрывает как-то внезапно, будто невидимая нитка между ними натягивается до предела и в один момент рвется. Семя Минхо разливается мокрым пятном по простыне, а Чан с протяжным тихим стоном кончает в его задницу, тяжело оседая на взмокшую спину любовника.       Минхо счастливо жмурится и сладко зевает, пока не начинает возиться под тяжелым телом Чана.       — Слезь, раздавишь.       Чан с тихим кряхтением скатывается с разнеженного Минхо и сгребает его в свои объятия, укладывая на сухой край кровати. Теперь уже Минхо удобно устраивается на нем, как на подушке, уткнувшись острым носом под подбородок.       — Я люблю тебя, — тихо выдыхает Чан и ловит кулачок Минхо, который пищит в его руках и брыкается. — Спи, — хмыкает он, прижимая своего полудикого кошака как можно ближе к себе.       — И ты спи, варвар.       — И?..       — Без «и». Просто спи, — фыркает Минхо и тихо взвизгивает, когда узловатые пальцы проходятся по нежной коже, чувствительно царапая выступающие ребра. — Ладно, ладно! Я тоже люблю тебя. Доволен?       — Более чем. — Чан улыбается так, что у Минхо дыхание перехватывает от накатывающих чувств. Которым он позволяет вылиться еще одним долгим, чувственным поцелуем.