Золото в крови

Глава Цзинь давно не помнил, чтобы на душе было настолько гадко. Весь день после похода на кладбище он не выходил из своих покоев и велел слугам никого к себе не пускать. Даже если это впоследствии могло бы показаться кому-то подозрительным — наплевать. Он что, не имеет права на уединение? Хоть иногда? Но к счастью, никому особо и не понадобилось видеть его. И даже проклятый Цзинь Гуанъяо не явился ни разу, чтобы что-нибудь сообщить, рассказать или на что-то просить дозволения. Из-за этого Цзинь Гуаншань чувствовал себя оторванным от мира, будто находился и не в Башне Кои, а где-то очень далеко. Здесь обычно не бывало такого, что можно часами сидеть в тишине, глядя в одну точку, пить вино и ни о чем не думать. Пытаться ни о чем не думать… Наверное, вместо того, чтобы пить, стоило бы заняться медитацией. Когда он вообще в последний раз пытался достичь духовного равновесия?.. Да и руку следовало подлечить... С зубов мертвеца в рану, видимо, попал какой-то яд, который все еще расползался по телу, отравляя ци. Но вино почему-то казалось предпочтительней. С ним было проще. Никаких усилий, никакой необходимости самоконтроля — все происходило само собой, если выпить достаточно. Вино притупляло боль и позволяло уноситься в воспоминания без того, чтобы грудь сдавливало каменной тяжестью и мир погружался в непроглядную тьму, вечную, бесконечную, безнадежную. Вчерашняя передача Цзинь Гуанъяо ци неожиданно всколыхнула в Цзинь Гуаншане эмоции и потянула воспоминания, казалось, давно забытые и утерянные, вернувшиеся вдруг так живо и ярко, и в таких мельчайших подробностях, будто все происходило только вчера. Он вспомнил, как однажды, много лет назад возвращался с Совета кланов из Цишань Вэнь и, оставив свиту у входа во дворец, отправился в сторону сада, выискивая взглядом маленькую фигурку в золотой накидке, предвкушая восторг и счастье. Цзысюаню было тогда года два или три, из поездок Цзинь Гуаншань всегда привозил ему что-нибудь — игрушки или сладости. Увидев его, мальчик вырвался из рук няньки, понесся навстречу, не глядя под ноги, и со всего маху растянулся на дорожке, так что разодрал не только одежду, но и ладони и коленки. Цзинь Гуаншань поднял его, громко рыдающего, на руки, уселся с ним вместе на скамью и коснулся ранок кончиками пальцев, посылая в них ци. Силы понадобилось совсем немного, но каким огромным было ощущение любви и нежности, когда его ци слилась с едва только зарождающейся ци малыша, и сколь велика была радость видеть, как высыхают слезы на пухлых детских щеках, как возвращается его улыбка. Потом был случай на ночной охоте, с глубокой раной на боку от когтей яогуая. Цзысюань побледнел от боли, но он давно уже не был маленьким мальчиком и не плакал, только хмурился и крепче сжимал зубы. В тот раз, чтобы закрыть его рану, Цзинь Гуаншаню понадобилось больше силы. Когда все закончилось, они с сыном посмотрели друг на друга, и Цзысюань лишь коротко кивнул в знак благодарности. К своим четырнадцати он стал сдержанным и строгим, и уже не так-то часто можно было увидеть улыбку на его лице. Но ощущение близости оставалось тем же самым. Разве что теперь золотое ядро мальчика было гораздо сильней. А потом… Потом Цзинь Гуаншаню принесли его мертвого, с огромной дырой в груди, и с этим ничего поделать было нельзя, даже если бы он отдал ему всю свою силу без остатка. С тех пор прошел год. И, вроде как, жизнь текла дальше. Но сейчас Цзинь Гуаншаню казалась, что она лишь сон, и на самом деле все закончилось в тот самый момент. Пропади оно все — он больше не будет делиться ци с кем-то из своих сыновей. Никто из них не Цзысюань и никогда его не заменит. А от воспоминаний слишком много горечи. Может быть, когда-нибудь он научится любить Жуланя? Спал Цзинь Гуаншань плохо и наутро проснулся с больной головой. Лекарь принёс снадобья, которые должны были облегчить его муки. Но как-то не помогло. После обеда, когда жара сделалась невыносимой и Башня Кои погрузилась в сонную дрему, глава Цзинь хотел было последовать общему примеру и отдохнуть часок-другой. Но не удалось. Слуга доложил, что прибыл глава Цзян и настойчиво желает его видеть. Сонливость как ветром сдуло. И даже головная боль как будто прошла. С чего бы главе Цзян являться ни с того ни с сего? Неужели ему стало известно о происшествии на кладбище? Как странно в своем далеко не юном уже возрасте чувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Цзян Ваньинь выглядел сосредоточенным и бодрым. И это по такой-то жаре. Впрочем, он был привычным. В Юньмэне в это время года тоже жарко. Хотя, пожалуй, все же не настолько. — Известно ли вам, что на ваших землях совершился тёмный ритуал не далее как позапрошлой ночью? — спросил глава Цзян после обычного обмена приветствиями. Первое, что Цзинь Гуаншаню хотелось ответить: ну уж нет, это вовсе не мои земли! Но он вовремя вспомнил, что вообще не должен знать ни о каком темном ритуале. — Какой ритуал? — удивился он. — С чего вы взяли? Где? — На кладбище на границе ваших земель и владений клана Оуян поднимали мертвых. Как вообще могло получиться, что вы не знаете об этом?! В самом деле — как?! Глава Цзинь изобразил негодование и приказал разыскать и повелеть прийти к нему Цзинь Гуанъяо. Если на кладбище неподалеку — пусть даже и не на землях Ланьлин Цзинь! — случилось столь чудовищное преступление, об этом должны были донести ему незамедлительно! Почему же не донесли?! Пока Цзини пребывали в благостном неведении о том, что происходит у них под носом, глава Цзян успел провести целое расследование. Ещё прошлым вечером в Пристань Лотоса явился один из знакомых ему бродячих заклинателей и поведал ошеломительную новость о том, что Вэй Усянь возродился: его видели какие-то бродяги на кладбище, когда тот поднимал мертвых. Весть об этом разлетелась по всей округе, и местные крестьяне отправились в Балин Оуян. Но там не особо возгорелись желанием проводить расследование и отправили их в Ланьлин Цзинь. В этот момент крестьяне сочли дело безнадежным и решили нанять бродячего заклинателя за малую мзду, чтобы тот оценил нанесенный кладбищу ущерб, сказал, как скоро развеется над ним проклятая темная сила. И сообщил, не надо ли провести какой-нибудь ритуал упокоения потревоженных мертвецов. Темной силы на кладбище оказалось так много, что к нему и приближаться было страшновато. Заклинатель заявил, что его сил для упокоения мертвых будет недостаточно и без великих кланов здесь никак не обойтись. Но печалиться не стоит: он знает, кому из глав случившееся точно будет не безразлично. В отличие от Цзиней, которые пальцем не пошевелят лишний раз. Цзинь Гуанъяо, выслушав эту историю, выглядел таким огорченным, что, не знай глава Цзинь истину, и сам не усомнился бы в его искренности. Вот что значит шлюхина кровь — умение притворяться так, что невозможно не верить. — Не могу понять, почему о Ланьлин Цзинь сложилось такое превратное мнение, — проговорил Цзинь Гуанъяо печально. — К нам даже не пошли! Ну надо же! А ведь в городе имеется специальное заведение, где днем и ночью дежурят заклинатели как раз на тот случай, чтобы в любой момент человек, у которого произошло столкновение с нечистью, мог прийти и попросить помощь! Если бы крестьяне из Балина пришли и им отказали, я бы наказал нерадивых работников, — Цзинь Гуанъяо удрученно развел руками. — Но они же не приходили! И что я могу сделать в этом случае?! Впрочем, я уверен, что к их сообщению отнеслись бы со всей серьезностью. Можно не обратить внимания на разгуливающего по округе лютого мертвеца или гуля, выползшего из болота, — хотя и это вопиющее безобразие! — но не на то, что в наших краях появились темные заклинатели! Цзинь Гуанъяо воззрился на главу Цзян скорбным взглядом, но когда тот собрался уже что-то ответить, вдруг продолжил: — Вот еще одно подтверждение тому, как необходимо строительство смотровых башен! — Каких еще к гуям смотровых башен? — нахмурился Цзян Ваньинь, сбитый с мысли этим внезапным заявлением. — Это что — как надзирательные пункты Вэней? — Нет, конечно же, нет! — воскликнул Цзинь Гуанъяо. — Они не для того, чтобы следить за заклинателями, они для того, чтобы наблюдать за нечистью! Строить их следует не в резиденциях великих кланов, а в отдаленных областях! В башне должны постоянно находиться заклинатели, и если вдруг происходит что-то подобное тому, что случилось на кладбище в Балине, они узнают об этом незамедлительно! Ну или по крайней мере, местные жители могут получить помощь гораздо быстрее, чем если пойдут к главе ближайшего клана... Глава Цзян поднял взгляд к потолку, будто подсчитывал что-то в уме. — Могу себе представить, во сколько обойдется строительство каждой такой башни. И содержание их. — Я все уже рассчитал, — заметил Цзинь Гуанъяо, — и могу… Глава Цзян не дал ему договорить. — В Юньмэне такое не нужно. — Почему?! — Я и так знаю, что там происходит. Везде, и в самых дальних областях тоже. Патрулировать местность выйдет дешевле, чем строить форпосты. К тому же к нам идти за помощью не боятся. — К нам тоже не боятся, — обиделся Цзинь Гуанъяо. — Ну да, — хмыкнул глава Цзян. — Стоило выразиться иначе: считают бессмысленным. Цзинь Гуаншань наблюдал за этой перепалкой, силясь понять, зачем Цзинь Гуанъяо завел речь о своих треклятых башнях? Пытается отвлечь внимание? Вот уж кому сейчас не до лишних трат, так это Цзян Ваньиню. Ему бы с долгами расплатиться… В том числе с Ланьлин Цзинь... — Не так уж важно, какими словами это называть, — проговорил глава Цзинь с глубокомысленным вздохом, — но происходящее крайне прискорбно. Что же, дорогой мой глава Цзян, вы утверждаете, что Старейшина Илина возродился? Цзян Ваньинь сурово кивнул. — Я был на кладбище и видел собственными глазами последствия того, что там творилось ночью. Покосившиеся надгробия. Разрытую землю. Столько темной силы в одном месте я не помню со времен войны. Со времен резни в Безночном городе... Я видел сдерживающие талисманы, прибитые к деревьям вокруг кладбища, написанные безусловно искусной рукой... Глава Цзинь медленно перевел взгляд на Цзинь Гуанъяо. Выражение лица у того нисколько не изменилось, но улыбка на мгновение сделалась чуть напряженной. Да, талисманы с кладбища они забрать забыли. — Я не узнал руку Вэй Усяня, — продолжал Цзянь Ваньинь. — Но на кладбище бесчинствовал не один темный заклинатель. Их было трое. Да и к тому же, если Старейшина Илина захватил чужое тело, почерк его мог измениться... — Трое? — изумленно ахнул Цзинь Гуанъяо. — Так утверждают свидетели. Я допросил их. Сейчас они содержатся взаперти, чтобы не вздумали сбежать. Цзян Ваньинь мрачно посмотрел на Цзинь Гуаншаня. — Необходимо созвать Совет кланов. И пусть бродяги расскажут всем о том, что видели. Я знаю, что последователи Темного Пути появляются после смерти Вэй Усяня внезапно из ниоткуда, словно грибы после дождя. Ко мне приводили парочку, — Цзян Ваньинь брезгливо поморщился. — Эти ничтожества ничего не умеют толком. Но мнят себя темными заклинателями. Я приказал их убить. Чтобы другим неповадно было. Не думаю, чтобы это остановило кого-то из безмозглых болванов, жаждущих стать последователями Старейшины Илина, но хотя бы Юньмэн они теперь обходят стороной. Губы Цзян Ваньиня дернулись в какой-то спазматической улыбке. Глаза его горели нехорошим огоньком одержимости, и Цзинь Гуаншань подумал, что прошедший год не подарил ни толики умиротворения и его душе тоже. Только ненависти там больше, чем боли. Нелегко же ему приходится. Ненавидеть мертвого врага — все равно что бесконечно пить яд, капля за каплей, сжигая себя изнутри. Без надежды на исцеление. — Я к тому, что никто из них не в состоянии был бы поднять кладбище, — продолжал Цзян Ваньинь. — Это мог быть только Вэй Усянь. Бродяги видели заклинателя с красной лентой в волосах. У него в руке была Темная Печать. И он поднял мертвых так же, как и раньше, с легкостью. Какие еще нужны доказательства? Совершенно точно: он вернулся.