Строчка искренности

Через неделю Тсунаёши чувствует себя увереннее, когда в квартире появляется Хибари и предлагает омлет с рисом. Когда он достаёт тарелки под пристальным взглядом и раскладывает еду, Тсуна знает, что быстро привыкнет к подобному. Он был довольно лабилен, когда выстраивал отношения с новым человеком, но в этот раз мог с лёгкой радостью наблюдать, что именно мужчина подстраивался под него и искал другие пути, если видел преграды. Это придавало контроль над происходящим и предложение прекратить начатое, которое висело в воздухе до тех пор, пока Тсуна не возьмётся за эту возможность. Ему хотелось верить, что он также легко найдёт решение других семантических валентностей этих отношений, которые подгоняли его к краю. Потому что, несмотря на сдержанность Хибари, при одном взгляде на мужчину у юноши неосознанно дрожали руки и глухо ухало сердце. Это была не единственная связь, которая отбрасывала его в худшие воспоминания, поэтому Тсунаёши старался сосредоточиться на других, где сосед вызывал в нём пробуждающееся доверие и чувство надёжности, безопасности. За этими октантами можно было удачно скрыть дрожь, которая после нескольких минут беседы утихала. — Как у тебя с университетом? — интересуется Кёя, когда встаёт из-за стола, чтобы вымыть посуду. — Учёба сейчас не идёт, — почти расслабленно отвечает Тсуна и включает чайник закипятить воду. — Я думаю взять академ. — Тебе его дадут? — уточняет он и внимательно рассматривает профиль юноши. — О… да, — неловко соглашается Тсунаёши, не желая говорить причину, по которой он планировал оформить документ, потому что не хотел оставлять очередные подсказки того, что он всё ещё пишет истории. Но в следующий момент его озаряет: — Ты же смотрел мои данные! Ты знаешь, что я работаю с издательством? — Хм, — мычит в ответ мужчина, подтверждая догадки другого. — Видимо это суперсекретная информация? — Вся информация секретна, пока человек не захочет ею поделиться, — почти зло отвечает Савада, но быстро остужает пыл. — Ты подыгрывал? — Я ждал, когда ты поделишься, — нараспев ответил Хибари и налил кипяток в кружки. — Как мило, — бурчит Тсуна и садится на диван в прихожей, поморщившись от резких болей. — Что мне следует рассказывать, если ты всё прочитал? — Всё, — просто отвечает Кёя, когда оставляет кружки на кофейном столике и также садится на диван. — Я прочитал только сухие факты. Кто. Где. Откуда. Я даже не уверен чем ты занимаешься, потому что было указано лишь название издательства. — О, это должно облегчить мне жизнь, — саркастически подмечает Тсунаёши и возвращается к теме разговора: — В любом случае, я сейчас не могу думать об учёбе и хотел дать себе некоторое время для отдыха. У меня также небольшой перерыв на работе, так что это хорошая возможность собрать себя в единое целое. — Ты не паззл. — Но я разобран. — Ты точно не хочешь поговорить об этом с психоаналитиком, а не с простым полицейским? — Хибари выгибает одну бровь, когда понимает то, к чему может привести разговор. — Я не разговариваю с ублюдками, — прямо отвечает Савада, не заботясь о красивой формулировке. — И я могу поинтересоваться почему? — так же прямо спрашивает Хибари, но в его словах Тсуна вновь замечает просьбу, ответ на которую он может дать любой. И если его ответ будет отрицательным, то мужчина просто примет это и перенесёт разговор в другое русло. — Неудачный опыт? — неуверенно говорит Тсунаёши и обнимает свои колени, когда пытается сосредоточиться на словах, а не своих ощущениях. — Это был единственный раз, но этого было достаточно. Он должен был быть тем, кто показал бы, что суицид не выход, но лишь усугубил ситуацию. Он ясно описывал, что, скорее всего я стану овощем, но выживу, не умру. Наверно, это должно было меня отговорить. Но контекст был ужасен. Думаю, что он просто хотел дать мне по башке, чтобы избавить он неправильных мыслей. — Именно так ты и выбираешь психолога. Ты не можешь с первой попытки попасть на человека, с которым готов работать. Это всегда метод проб и ошибок. И ты волен пробовать до тех пор, пока не найдёшь того, кто действительно тебя устраивает, — настаивает Хибари и отступает, переводя внимание на чай, который уже был тёплым. На самом деле это не было той темой, которую Тсунаёши действительно планировал обсудить, но аномальное спокойствие, которое сегодня разливалось по телу, несмотря на всё ещё ощутимую боль, развязывало ему язык и подталкивало к возможности доверить другому человеку больше своих секретов. Это было опасной игрой, потому что любой может просто психически раздавить его этими самыми секретами, но предыдущие встречи неосознанно привели его к этой точки доверия. — Наверно?.. У меня не было желания больше пробовать, — последнее, что говорит Тсуна и соглашается перевести тему на предмет того, что он собирается делать со свободным временем. — Хотел поехать домой, но сейчас все границы перекрыты из-за вируса. Я думал пока просто расслабиться, пока решение само не придёт. — У тебя будет не так много вариантов, когда город окажется в красной зоне, верно? — чуть усмехается Хибари, делая пару небольших глотков чая. Он пил его достаточно медленно и обычно оставлял одну треть напитка, что навело Тсуну на мысли, что мужчина всё же больше предпочитает кофе. По этой причине два дня назад он купил новый пакет растворимого кофе, но ещё не предлагал соседу такой вариант, не совсем ещё понимая собственные причины по которым он вышел из магазина с чёртовым пакетом кофе. Из-за этого он довольно заметно нервничал, когда их трапеза перетекала в чаепитие, потому что часть его всё ещё страстно желала выкрикнуть «эй, может ты хочешь кофе». Тсунаёши знал, что слишком зациклился на этой мелочи, но также знал, что она не перестанет его раздирать, пока он не примет какое-то окончательное решение. — Я всё равно редко выхожу из квартиры, но теперь это можно оправдать, — пожал плечами юноша и сделал пару глотков своего чая с тремя ложками сахара. — Я совру, если скажу, что хочу напоследок сходить куда-то. — Ты и в школе мало выходил из дома? — продолжил Кёя, отставляя кружку и откидываясь на спинку дивана. — Серьёзно? — Тсунаёши нахмурился, прекрасно осознавая то, что хотел выяснить сосед. — Ну, ты же не говоришь с ублюдками, — просто ответил Хибари. — Это не значит, что мне нужны сеансы психотерапии от грёбаного соседа, — выпал Тсуна, не желая унимать нарастающий гнев. — Чёрт, — он разочарованно схватил кружки с кофейного столика и ушёл на кухню их вымыть. Савада не знал чего на самом деле ожидал. Но беседа, которая выводила его на первопричины тех или иных привычек явно не была в списке. Ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы в порыве не разбить посуду о плитку пола и поставить кружки в сушилку. Однако это не помогло, когда на кухне появился мужчина, а Тсуна отчаянно надеялся, что тот просто ушёл в свою квартиру. — Ты просто должен был мне сказать, — спокойно начал Хибари. — Что ты ещё хочешь узнать? — его тон голоса не снизился, несмотря на несколько минут перерыва. — Что ты, блять, ещё хочешь узнать? Просто прочитай моё досье. — Границы, — пояснил Хибари. — Я не могу знать твоих границ. И не узнаю, если ты просто разозлишься и уйдёшь от разговора. Они никогда прямо не говорили об этом. На самом деле, Хибари всё это время пытался прощупать границы Тсунаёши, когда уточнял те или иные моменты, когда вставлял фразы и тут же переходил к другой теме или когда не касался его кожи, передавая посуду в руки. Тсунаёши привыкал к этому осторожному приручению и сейчас мог злиться только на себя, ведь собственноручно никогда не выстраивал границы и не говорил о том, что их нельзя пересекать. Они были шаткими и почти прозрачными, потому что не раз игнорировались. Потому что он сам их начал игнорировать, когда другие обижались на них или гневались. Это было его способом избежать проблем. Хибари, тем не менее, остро чувствовал моменты, где стоит отступить и Тсуна как ребёнок разозлился, что в этот раз этого вовремя не осознали и не отступили. Это сводило с ума. — Какого хрена, — Тсунаёши закрыл лицо руками и присел от накативших эмоций, после чего еле слышно прошептал: — Уйди. Он смог спокойно вздохнуть и отнять руки от лица, когда услышал хлопок двери. Он не спешил вставать, но всё же после нескольких минут сделал это, поворачиваясь к столешнице. Тсуна привычно стал расчёсывать запястья, скрытые тканью рубашки. Шрамы и раны с этих мест никогда не сойдут. Тсунаёши слабо помнил из-за чего нанёс новые раны три дня назад после очередной встречи с соседом, но сейчас вновь был готов найти спрятанное в ванне лезвие. Разочарование в Хибари довольно быстро перетекло в разочарование в самом себе, что было не так уж необычно для его разрушительных мыслей, поэтому он раньше взял в руки столовый нож, чем ноги повели его из кухни. Это было ощутимее, это было больнее и осознаннее, потому что лезвие резало кожу намного легче. Но Тсунаёши не успокоился пока хотя бы на одном запястье не появилось несколько новых полос, из которых струйками текла кровь. Он держал руку над столешницей, потому что не хотел потом мыть пол. Юноша знал, что все его силы были истрачены, когда он кинул нож обратно в мойку и мучительно долгие минуты смотрел, как рубиновая лужа становилась всё больше, пока он не вытер всё губкой. Он не позаботился о том, чтобы обработать рану, но ещё несколько минут держал руку под водой, чтобы остановить кровотечение и не испачкать одежду. На самом деле, сегодня меньше всего хотелось заниматься уборкой. У него хватило сил только на то, чтобы лечь в кровать и ненадолго забыться сном. Ближе к вечеру Тсунаёши услышал хлопок соседской двери и уже знал, что Хибари срочно вызвали на работу, хотя сегодня был выходной. Это также было причиной, по которой вечером они не встретятся за ужином, возможно, утром тоже. И это странно забавляло, что мужчина не сообщал об этом, потому что знает, что Тсуна всё равно услышит его уход. Будто они жили не в разных квартирах, а в разных комнатах. Тсунаёши позволил думать себе об этом чуть больше, чем следовало, когда вспомнил заботливые жесты со стороны Хибари. Он странно это смешивал с подколками и разговорами, которые могли перетечь в спор, что не давало Тсуне повода думать о том, что его принимают за хрустальную вазу. Нет. Это была чистая забота, и с этим иногда было трудно справиться, поэтому он часто был благодарен, когда Хибари что-то давал, но не придавал этому значения. Будто это вовсе не играло роли. Это действительно давало возможность разобраться со своими чувствами, не выставляя их на обозрение. Когда в его дверь кто-то стучится, Тсунаёши понимает, что будет удивлён любому человеку сейчас. И этим человеком оказывается Мукуро. Что ещё больше выбивает из него воздух. — Привет, Тсунаёши, — просто здоровается Рокудо и проходит на кухню, чтобы сделать свой любимый чай. — Как отдохнул? — Прошла только неделя, — неуверенно начинает юноша. — Девять дней, — пожимает плечами Рокудо. — Ты готов начать работать над заключительной книгой? Уверен, что у тебя было время продумать сюжет. — Ты говорил, что я могу отдохнуть месяц, — он скрещивает руки на груди и смотрит в пол. — Мы немного передвинули выпуск книги, так что работу начнёшь уже завтра, — Мукуро выключает чайник и наливает воду в кружку. — Сообщи до конца дня мне название, оно нужно для дизайнеров. — Подожди… нет, я не могу… — Тсунаёши, — Мукуро резко меняет тон и Тсуна поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с холодными омутами, — ты просто должен написать эту книгу. Я дарю тебе эту возможность, — он подходит ближе и кладёт одну ладонь на щеку юноши. — Потому что редакторы, пиарщики и дизайнеры тянут твою историю. Посмотри на неё без этих определяющих и ты не продашь ни одного экземпляра, потому что эта писанина никому не нужна. У тебя даже нет таланта, — он поглаживает кожу большим пальцем и улыбается. — Но я тебе помогаю, помнишь? Не волнуйся, мы будем работать в привычном темпе. Тебе просто, наверное, самому надоела эта история, но скоро будет новая серия, — он ненадолго отводит взгляд, когда приглаживает непослушные каштановые волосы. — Сейчас много хороших авторов, и ты должен быть благодарен, что вообще работаешь с нашим издательством. Не забывай об этом. Мукуро не возвращается к своей кружке чая и выходит из квартиры, и Тсуна может осесть на пол, когда больше не ощущает привычного давления. Он чувствует себя идиотом, когда думает о том, что действительно поверил словам главного редактора о столь продолжительном отдыхе. У него никогда не было так много времени. Именно поэтому Тсунаёши даже не помнит, сколько на самом деле уже было опубликовано книг, потому что потерялся в непрерывной работе. Однако не задумывается о других словах Рокудо, потому что они уже давно были приняты за чистую монету. Юноша слишком долго работал с Мукуро и уже знал, что все его слова глубоко забрались под корку и были действительной причиной того, почему он на самом деле не ушёл из издательства. Ведь он мог устроиться на любую другую работу, пока учился. Но искать первопричины было не его методом, поэтому он просто терялся в саморазрушении. Тсунаёши почти подпрыгивает, когда раздаются очередные стуки в дверь, но ему приходится действительно заставить себя поднять с пола. Он бросает взгляд на часы и удивляется, когда они показывают час ночи. Рокудо приходил около семи или восьми. Неужели он даже не заметил, как пролетело столько времени, пока он пытался собрать себя по кусочкам? На пороге стоит Хибари и это отчего-то успокаивает. Тсунаёши знает, что от него ожидать, возможно, поэтому. Сначала какой-то перекус или кофе, потом непринуждённый разговор и прощание до следующего дня. Стабильность. Доверие. Надёжность. Всё это рушится, когда его дрожь в руках не успокаивается после нескольких минут и Тсуне приходится выдавить из себя: — Не подходи близко. Хибари принимает это и Савада благодарен, что тот не задаёт вопросов и это можно списать на плохой день. Их беседа затягивается на час, когда Тсуна вновь смотрит на часы и задаётся вопросом того, не устал ли сосед. Вместо этого он спрашивает: — Внезапный вызов? — Полицейские тоже болеют, поэтому мой график сейчас скачет. Я думал, что ты спишь, но увидел свет, — он делает глоток кофе из стаканчика, который купил в кафе неподалёку и у Тсуны чешется язык упомянуть то, что в его шкафчике целый чёртов пакет кофе, если он захочет. — Мне стоит встречать тебя с антисептиком? — усмехается он вместо этого и сжимает в руках кружку. Никто не говорил о другой кружке остывшего чая, что стояла на столешнице и мозолила глаза. Юноша не думал о том, что ему всё равно придётся вымыть её, но сейчас не желал даже смотреть в ту сторону. Благо, они быстро перебрались на диван. — О, если это избавит меня от перчаток, то я буду благодарен, — отвечает в тон Хибари и выуживает из кармана штанов маску и надевает её на лицо. — Тогда что избавит меня от этого? Тсунаёши не может сдержать смеха, завидя на маске рисунок мордочки панды. Но чувствует, как тело в следующий момент напрягается, а подкорку вновь раздирают ужасающие мысли. Он не успевает себя остановить и шепчет «не двигайся», когда закрывает ладонью чужие глаза, чтобы прикоснуться к чужим губам через ткань, отпуская отрицание на короткий миг. Это даёт ему чувство эйфории на долю секунды, и он отстраняется, но всё ещё держит ладонь. Его разум медленно опускается в пучину бездны, пока осознание происходящего постепенно приходит с подступающей тошнотой. Тсуна чувствует, как учащённое дыхание только перекрывает ему доступ к воздуху, но когда слух улавливает уверенное «дыши», он срывается в ванную и опорожняет желудок. Тсунаёши не может остановить свои мысли, и они раз за разом напоминают ему о чужих засосах и парне, что шептал ласковое «мой мальчик». Он сидел над унитазом и хотел выблевать собственные кишки, если бы это дало ему забыться или хоть какую-то передышку, когда картинки продолжали проноситься перед глазами. Его действительность возвращается только в момент новой боли, которую ощущает на запястье, совершенно не осознавая того, когда руки успели найти лезвие. Тсуна бросает его после первой кровавой полосы и зажимает рот руками, отчаянно стараясь не кричать и не плакать. Отдалённо он может услышать хлопок двери. Сегодня явно был плохой день.