Мы - это мы

В комнате царивший хаос, состоящий из недопитых приторно-сладких газировок в железных банках и батончиков в шуршащий упаковках, перестал удивлять. Наоборот, был какой-то недостающей деталью в странном пазле подростковой жизни. Зонтик к этому привык уже давно. Некоторые обёртки, кленовые листочки и пластыри хранятся в картонной коробочке, забитой в самый дальний угол под кроватью. Куромаку просил давно её выкинуть. Барахольщик. Хранит даже пакетик из-под какого-то сэндвича из кафешки напротив, куда Зонтик бегает с Феликсом перед занятиями и между перерывами. Сама квартира, которую снимают вчетвером: Феликс, Куромаку, Зонтик и Вару — напоминает мир, отдаленный от реальности и привычной учебной суеты. Где-то чисто, где-то грязно — всё родное, своё. Пусть все и дня не могут прожить без скандала и драки, не уйдут. А зачем? Все разные, у каждого что-то на душе, внутри, у каждого может быть душевная травма, которую тщательно скрывают. Но они дополняют друг друга, поэтому не расходятся. И всё же Куромаку порой надоедает со своими поучительными лекциями. Зонтик не хотел этого принимать, но давно понял. Многие безделушки Зонтик не в силах исключить из своей жизни. Слишком много воспоминаний. И хоть вокруг все говорят, что нужно жить в настоящем, ни минутой позже и ни минутой раньше, он не может оторвать от себя кусок души и выкинуть, как обычный, никому не нужный мусор. Каждый фантик, каждый листик — всё напоминает какой-то момент жизни. Где-то первый день после болезни, где-то первый энергетик. Но с этими днями так много воспоминаний. Зажигалка — первая сигарета, выкуренная под Рождество на крыше, когда слезы текли по щекам, когда ещё ничего не получалось и было очень тяжело, когда был просто разочарован в себе. Спичка — первая готовка, когда ещё он с Феликсом и Вару не подожгли кухню. Всё было просто и без сложностей. Но с началом семестра и каждый последующий день уходило больше энергии и времени. Учеба погружала его в своеобразный омут. Подъем-сэндвичи-кофе-занятия-лекции-кофе-конспекты-кофе-прогулка-кофе-постель-бессонница-кофе. Слишком много кофе. — Если будешь употреблять так много кофеина, это приведет к плохим последствиям, он сильно раздражает нервную систему, — сказал как-то раз Куромаку и выкинул банку с кофейным порошком и растворимыми зернами. И мир словно замедлил своё движение, — так казалось Зонтику. Мысли, летавшие в голове, без следа исчезли. Казалось, всё, что происходило раньше, стало сном, покрытым мутно-белой пеленой. Зонтик перестал понимать, что говорят, вернее забывал. Порой он засыпал на парах и просыпался, когда за ним приходили Куромаку и Феликс. Ночью спать было невозможно. Сон не приходил. Тьма переходила в свет и от этого рябило в глазах. — Ты нарушил себе режим сна. Знаешь как это пагубно для организма? — спросил Куромаку. Зонтик кивнул. Не в первый раз он сюда заходил и оставался на ночь. Куромаку всегда был занят, но мог уделить внимание Зонтику — это было приятно. Они оба устали. Устали от всей рутины, накапливающейся изо дня в день. Пусть они молчали гораздо больше, чем общались, однако, вместе было приятнее, чем где-либо и с кем-либо еще. — Знаю, но всё равно не могу уснуть, — полушепотом ответил Зонтик. Куромаку жестом указал на диван. Зонтик сел, прижав к себе рядом лежащую подушку, и откинулся на мягкий подлокотник. Он стал сбиваться, сколько раз приходил и засыпал здесь. И сколько раз приходил, всегда всё было аккуратно расстелено, разложено, даже подушки с одеялом смотрелись как-то по-особенному, гармонично. — Постарайся заснуть, — Куромаку повернулся к нему лицом и снова отвернулся, продолжая что-то писать в тетради. Вечно занят, толком не живет. Зонтик поудобнее улёгся и укрылся одеялом. Они оба привыкли находиться рядом, привыкли быть вместе. И Зонтик этому рад. Куромаку нередко надоедал своим занудством, но Зонтик давно принял эту часть его личности. Он сам очень интересный, и его монотонность, и привычки. Зонтику нравится каждая деталь, каждая черта такого сложного характера, как у Куромаку. Зонтику нравится сам Куромаку. И сколько он не пытался это отрицать, всё очевидно. Зонтик отвернулся к стене. Темнота, разбавленная светом от настольной лампы, сгущалась. И мысли, вихрем кружившие в голове, исчезали. Было спокойно настолько, что тревожность внутри уменьшалась Всё кругом становилось гладким, умиротворённым. Ему не нужно ничего другого.