Право на справедливость

— Класссно повеселились, — прошелестел на ухо Птица, ласково обнимая чёрными крыльями. — Ты — одного, я — второго. Растёшшшь, Тряпка. — Я не хотел. Я испугался! — Да ладно тебе! Они были плохими. — Я не люблю бить людей. И убивать! — Не парься, он сссам виноват. Взял и умер, — тихий довольный смех в пустой душевой отдавался эхом. — Если бы ты его не приложил, нас бы выебали. Тебе это точно бы не понравилось. Сергей испуганно замотал головой. — Надо было и второго добить. Зря ты мне помешшшал, — расстроенно прошипел Птица. — Если бы я тебе не помешал, у нас бы были серьёзные проблемы. — Я тебя защищщщаю. Я тебе нужен. — Я себя сам защитил. Меня Олег научил. — Нассс научил. А теперь Олег мёртв. — Заткнись. — Ашшшшчччч. Но у тебя есть я. — Заткнись, заткнись, заткнись! — Уссспокойся. И держи язык за зубами. Если начнёшь истерить, нассс рассколят. — Если будешь вести себя как ебанат — вот тогда нас расколят. Мы отсюда точно никогда не выберемся. — Я помогал тебе, — кажется, Птица обиделся. — И терпел Волка в нашем гнезззде. — В моей постели. — Я люблю женщщщин. А ты ненормальный. Тряпка! — Я люблю Олега, и мне на тебя плевать! — Его большшше нет. — Заткнись! — Он бросссил тебя и погиб. Он бросссил тебя, нассс… — Тебе нравилось, когда я с ним был. — Я ссспал! — )). Да ладно! — Когда он был рядом, когда вы ссс ним... Я ссспал! — Ты смутился? Стесняешься своих желаний? Эй, Птица? Какой ты стыдливый. — Не говори так большшше! — Прекрати меня мучить! Не вспоминай Олега. Он ушёл. — Ссссс... ушшшёл... Я тоже хочу уйти. Домой и «Coca-Cola». И чипсссов. Хочччу пижаму и в нашшше гнездо. Ссспать. — ((( — Сссспать хорошо. — Хочешь в гнездо — денься пока куда-нибудь. Или до конца дней будешь гнездиться на нарах, — Сергей тяжело вздохнул. — К сожалению, вместе со мной. — Хорошшшо. — Ничего хорошего, — Сергей снова устало вздохнул и закрыл глаза. Чипсов с «Coca-Cola» и правда хотелось зверски. И в гнездо под одеяло, ага. «Хоть в чём-то мы совпадаем». *** Сотников ждал чего-то подобного, но увиденное неприятно превзошло ожидания. Сергей всегда был светлокожим, а теперь выглядел анемичным и очень ослабевшим. Под больными, лихорадочно блестящими глазами на осунувшемся лице залегли глубокие тени, а на переносице появилась неглубокая продольная морщинка. Губы не кровоточили, но явно были разбиты или искусаны — не разберёшь. Но потерявшимся в толпе испуганным ребёнком, того и гляди готовым расплакаться при виде ужасов навалившейся на него действительности, — как было в прошлую их встречу — больше не выглядел, и это порадовало. Это было очень хорошо, просто замечательно. Валентина Сергеевна — главврач медсанчасти, встречи с которой добился Сотников для них двоих по настоянию Рубинштейна, — предупреждала, что выглядит Сергей плохо. Очень мало ест, практически не двигается. На прогулках сидит, скрестив ноги и запрокинув лицо вверх, с закрытыми глазами, обнимает себя руками, и молчит. То же самое в камере. Сам ни с кем не заговаривает, если спрашивают — отвечает односложно. Врач с Рубинштейном быстро нашли общий язык. А когда Вениамин Самуилович подтвердил собственные выводы Валентины Сергеевны, что их общий пациент Сергей Разумовский много лет страдает психическим расстройством: «Как многие гениальные люди, да, да. Мальчик действительно гениален. И в данный момент его болезнь на пике обострения», — она очень обрадовалась. — Я терапевт, не узкий специалист, — закивала врач, — но сразу заметила, что с Серёжей что-то не так. Артём машинально отметил, как ловко, только начав беседу, старый лис добился от неё сопричастности. Теперь, как и Рубинштейн, Валентина Сергеевна называла своего пациента Серёжа. — Психиатр провёл с ним стандартные тесты и утверждает, что Серёжа психически полностью здоров, — рассказывала врач. — «Умный, добрый и отзывчивый человек с несколько идеалистическими взглядами на мир и людей». Но мой опыт обмануть нельзя. Я не рискну ставить диагнозы, но мальчик болен и нуждается в помощи специалиста. — Да-да, — сразу подхватил Рубинштейн. — Отзывчивый, добрый, но очень одинокий человек, который остался с психологическими проблемами один на один. — Если будет нужна моя помощь, — снова покивала Валентина Сергеевна, — вы её получите. Вы должны забрать Серёжу из СИЗО. Ему нужны покой и внимание. А пока... Пока обязательно добейтесь, чтобы допрашивали его только в присутствии адвоката. Вы меня понимаете? — Валентина Сергеевна строго изогнула ровную нататуированную бровь, наглядно иллюстрируя недоговорённость. — Да, я вас понял, — Артём постарался, чтобы реплика прозвучала уместно и двусмысленно. — Спасибо. Сегодня всё утро Рубинштейн носился по инстанциям, звонил, убеждал и добивался, чтобы ему позволили увидеться и поговорить с Разумовским. Гражданских психиатров в СИЗО всегда пускали с большой неохотой — свой есть. Поэтому стандартному отказу Рубинштейн не удивился. Старый лис оказался слеплен из гибкой резины и был не из пугливых. Когда обычные аргументы закончились, он пригрозил сначала обращением во все Международные организации психологии сразу, а потом обещанием выступить на телевидении и записать интервью для Vmeste, которое «выйдет всенепременно и быстро, можете не сомневаться». Чтобы поведать миру о беспределе следственных органов, сваливших серийные убийства на психически нестабильного человека. Который, что вполне возможно в его плачевном состоянии, «взял вину на себя даже не из страха или под давлением, а просто потому, что плохо понимает, что происходит, чего от него хотят и добиваются, и чем для него может всё это обернуться». В общем, профессор доказал, что может быть опасней и целеустремлённей собственных пациентов, чем вызвал у Сотникова искреннее уважение. Так или иначе, разрешение было получено, а Сотников официально допущен в уголовное дело в качестве защитника Разумовского. И вот теперь он сидел напротив своего подзащитного и, как неуверенный в себе студент юрфака, сжимал кулаки «на счастье». На стуле рядом с ним разместился Рубинштейн, и Артём не мог отогнать наваждение: ему отчаянно мерещилось, что тот вольно или невольно жестами и мимикой косплеит Евстигнеева в роли Филиппа Филипповича Преображенского. Но, кажется, этого больше никто не замечал, а на штатного психолога-психиатра СИЗО замашки знаменитости, коей считался Рубинштейн в избранных кругах психотерапевтической элиты Готэмбурга, произвели должное впечатление. «Ах, голубчик, ну неужели? Неужели вы не смогли распознать проблему? А ведь все признаки налицо! С вашим опытом — ай-ай-ай! Нет, друг мой, к сожалению, я не могу посвятить вас в суть вопроса. Врачебная этика, сами понимаете. Только с согласия пациента». Теперь можно не сомневаться, что попытавшийся было возражать против вторжения в свою вотчину местный психиатр, утверждавший полную вменяемость Разумовского, будет молчать, как рыба об лёд и, если встанет вопрос, кивать на каждую реплику Рубинштейна, как китайский болванчик. В кабинете вместе с ними находилась ещё куча народу. Начальник СИЗО, полковник внутренней службы Пётр Сергеевич Пономарёв, лысый фсбшник с фарфоровыми зубами, Вахонин — следователь Следственного комитета по делу Разумовского, пара охранников и тётка-секретарь в очках, безучастно перекладывающая бумажки, открыв толстую папку на столе. — Здравствуй, Серёжа! — первым поздоровался Рубинштейн, и Артём испугался, что тот сейчас начнёт про «неважно выглядишь» или «не думал, что доведётся вот так...» и что будет как в прошлый раз, когда Разумовский просто сказал: «Мне не нужны защитники», — а потом встал и попытался уйти. Но профессор больше ничего не сказал, а Сергей поздоровался с ним в ответ и тут же с Сотниковым, игнорируя остальных присутствующих: — Здравствуйте, Артём. — Мы согласились на это мероприятие, — начал следователь, обращаясь к Разумовскому, — только потому, что доктор Рубинштейн утверждает, что вы долгие годы являетесь его пациентом и страдаете тяжёлым психическим расстройством. Артём глубокомысленно кивнул. Угу. Согласились они только когда поняли: от тандема Сотников-Рубинштейн отбиться нельзя, а отстреляться сложно. И если не хочется слушать про себя по всем каналам, какие они душегубы, коррупционеры и попиратели всех законов и свобод сразу, лучше пойти на уступки. — Также он утверждает, — продолжил следователь, — что ваш отказ от защитника был вызван обострением заболевания. Поэтому в интересах следствия и в качестве исключения было решено позволить вам встречу с вашим лечащим врачом в присутствии Сотникова Артёма Антоновича, предоставившего ордер на основании соглашения, согласно которому он является вашим адвокатом. То есть, его нанял один из ваших... родственников? Он вопросительно посмотрел на Сотникова, и тот снова важно кивнул. — Вы должны либо опровергнуть утверждения доктора Рубинштейна и господина Сотникова, либо подтвердить их в письменной форме. Сергей молчал. Только лёгкое движение желваков на осунувшемся лице и странный, больной взгляд из-под полуприкрытых век говорили о том, что слова следователя он понял. — Вы были пациентом профессора Рубинштейна? — нетерпеливо переспросил следователь. — Да. Артём незаметно выдохнул и разжал кулаки: — Позвольте мне поговорить с господином Разумовским наедине. — Это станет возможно только в том случае, если он официально согласится воспользоваться вашей помощью. — Сергей, вы должны подписать документы, — мягко попросил Сотников. — Не отказывайтесь. Вы в любой момент можете подать ходатайство о моём отводе. Разумовский молчал. Полковник Пономарёв качал головой, но тоже молчал. Рубинштейн замер и не подавал признаков жизни, и Артём решился. — Сергей... Послушайте... Я не спрашиваю вас о причинах отказа от защитника, но вы должны знать, что представлять ваши интересы просил меня Олег Волков. — Олег Волков мёртв, — в казённой тишине кабинета странный, шелестящий полушёпот пробрал до мурашек. Разумовский скрестил руки и обнял сам себя за плечи, будто защищался или отстранялся от остального мира. — Он уехал, а потом... Потом его не ссстало. — Не спешите принимать решение. Разумовский больше не шипел, снова замер в сгорбленной напряжённой позе, обняв себя за плечи и опустив голову. Без единого дуновения ветра, душно и безысходно. — Я думаю, мы зря тратим время, — не выдержав, вмешался лысый фсбшник. — Давайте заканчивать этот цирк. Подследственный полностью здоров и он не хочет... — Содействие следователем отказу обвиняемого от защиты рассматривается как нарушение прав на защиту, — проворковал Артём, нежно улыбнувшись лысому, и тот ожидаемо заткнулся. — Олег... Очень переживал за вас и, просто поверьте мне на слово, у него были очень веские причины поступить так, как он поступил. — Умереть? — снова этот шипящий голос ни тембром, ни язвительными интонациями не напоминающий прежнего Серёжу. Твою мать. Сейчас он скажет «нет», и всё будет закончено. Артём ощутил это так живо, до дрожи в напряжённых пальцах. Сейчас, вот сейчас... Нельзя позволить произойти этому. — Министерство обороны не подтверждает факт гибели Олега Волкова. Я подавал запрос, — чёрт, он обещал Рубинштейну, что будет молчать. Но молчать совсем в создавшейся ситуации стало опасно. Второй раз у них вряд ли получится, а если и да, то с таким же результатом. Разумовский не хочет помощи. Он приговорил себя, и неважно, за что и почему. Сдвинуть его с принятого решения простыми уговорами не получится. «Рубинштейн меня убьёт. Ну и пусть». — Ассссшш... — Сведений о местонахождении Олега Волкова у меня нет, но, возможно, он жив и, вероятно, нуждается в помощи. — ...ххха! — зажелтевшие глаза широко распахнулись. Пальцы на плечах сжались, как будто выпуская острые когти. Тело напряглось. Разумовский, сгорбившись, настороженно смотрел на присутствующих через упавшую на левый глаз рыжую прядь. — Не гони беса, Серый, — в давящей тишине Артём не сразу понял, кто это сказал. Потому что голос был Вениамина Самуиловича, но если закрыть глаза и не видеть картинку — интонации, построение фраз — он бы поручился, что в кресле рядом с ним сидит не Рубинштейн, а Олег Волков, собственной ехидной и очень опасной персоной. Разумовский резко отпрянул, как будто его наотмашь хлестнули ладонью по лицу, дёргано, по-птичьи повернул голову и, не мигая, уставился на профессора. — Ты что? Сдался? Вот этим дешёвым клоунам в погонах? — продолжал тот. — Но-но! — квакнул лысый фсбшник, но никто не обратил на него внимания. Потому что в этот момент Сергей или кто-то непонятный, кто сидел у него в голове, злобно, возмущённо зашипел большой змеёй и резко рванулся вперед через стол, к Рубинштейну. Но наручник, фиксировавший его к подлокотнику за запястье, швырнул его назад. — Й-йааашш! — шипение перешло в пронзительный визг. Секретарша с папкой испуганным басом выкрикнула: «Помогите!» — и шарахнулась в сторону. Белые листы бумаги разлетелись по кабинету, охрана бросилась к Разумовскому, хотя никакой необходимости в этом не было. — Стоять! — заорал Пономарёв. — Стоять, мать вашу! — Ты что? В чём-то себя винишь? — кажется, Рубинштейн был единственным, кто ожидал подобной реакции и остался спокоен. — Брось, Серый. Если не придёшь в себя, эта биомасса счавкает тебя за милую душу и спасибо не скажет. «Не дай себя сожрать» — помнишь? Ты обещал. И вдруг все увидели, как Разумовский резко кивнул, его тело и лицо медленно расслабились, а улыбка из хищной стала едва уловимой и немного растерянной. — Вы правы, Вениамин Самуилович, — вдруг обычным голосом, больше не напоминающим шипение змеи, сказал он. — Мне не в чем себя винить и я согласен, чтобы мои интересы представлял Артём Сотников. Артём от неожиданности забыл, как дышать: сидящий в кресле человек оставался всё тем же, только в одно мгновение исчезло из него всё чужеродное и незнакомое. Вот так вдруг раз... Ещё минуту, нет, ещё секунду назад Сотников был уверен, что Серёжа поехал крышей окончательно, и вдруг наваждение исчезло. — Это что такое было? — сведя брови на переносице, настороженно спросил фсбшник, повторив его немой вопрос и обвинительно уставившись на Рубинштейна. — Я вас предупреждал насчёт состояния моего пациента, голубчик, — снова становясь профессором Преображенским, пояснил тот. — Да, он предупреждал! — с энтузиазмом, невпопад, но странным образом разрядив обстановку, выдал молчавший до этого психиатр СИЗО, и все задвигались, заскрипели стульями, а секретарша поползла собирать разлетевшиеся по полу документы. — Птицы боятся волков, — со странной полуулыбкой глядя на Рубинштейна, очень тихо проронил Сергей. — Поздравляю. Вы смогли его напугать. — Что? Что он несёт? — снова насторожился лысый фсбшник. Охранники синхронно пожали плечами, хотя их никто и не спрашивал. Пономарёв выразительно покрутил пальцем у виска, и только Рубинштейн коротко и довольно кивнул. — В каких отношениях вы состоите с Олегом Волковым? — внезапно спохватился и отмер следак СК. — Вопрос не относится к делу, — благодушно промурлыкал Артём, мгновенно нащупывая под ногами твёрдую почву. — Сергей, вы можете не отвечать. А сейчас давайте скОренько подпишем документы. Мой подзащитный имеет право на конфиденциальную беседу с адвокатом. И учтите, мы будем настаивать, чтобы все следственные действия с участием моего подзащитного, проводимые до сегодняшнего дня, признали незаконными. *** — Вы адвокат Сергея Разумовского? — большеглазая девушка с губами сердечком, в плотно обтягивающих стройную фигуру джинсах, белой блузке и коротком пиджачке рванулась вперёд, когда он вышел на порог здания, где располагалась юридическая консультация «Карат». — «Готэмбург сегодня». Не могли бы вы прокомментировать ситуацию с расследованием. — М-м-мог бы, — Артём сделал вид, что колеблется. Остановился и украдкой осмотрел быстро подступившую к нему толпу людей с микрофонами и видеокамерами. «Готэмбургские новости», «Россия 24», «Готэмбург 5 канал» — всё не то. Есть! «EuroNews» и парочка независимых блогеров — оба традиционно со значком Vmeste. То, что надо. — Только коротко, я очень занят. — Вина Сергея Разумовского практически доказана. Вы смелый человек, если взялись за такое безнадёжное дело. Какую линию защиты вы выберете? — начала девушка, первая попросившая интервью. Соня Плотникова — значилось на бейдже. Хорошенькая и очень серьёзная. — Ого, — Артём удивлённо уставился на молодую репортёршу. — А почему вы решили, что дело настолько безнадёжно? Вина Сергея Разумовского доказана? Пока нет. И, я думаю, не будет доказана и в дальнейшем. — То есть, вы считаете, что полиция арестовала невиновного? — Ничего себе! — удивлённым полушёпотом выдохнул стоящий рядом с Соней блондин. — Именно, — короткий уверенный кивок головой. Всё, обратной дороги нет. Понеслось. Делать такие вещи Артём не любил, но сейчас привлечь внимание к некоторым фактам и пошатнуть общественное мнение, сделав процесс максимально публичным, было единственно правильным решением. — Сергей Разумовский — не Чумной Доктор. Вы не находите странным, что ещё до завершения следственных действий все телеканалы дружно показали его портрет и сообщили о поимке преступника? А как же презумпция невиновности? Такая дружная реакция властей и СМИ притом, что факт совершения всех преступлений не доказан! — Вы считаете, что общественное мнение искусственно формируют? — ликование в голосе журналистки слышалось отчётливо, и Артём мысленно поздравил себя с удачным началом. — Я считаю. Подумайте сами. Ещё не назначен адвокат, не произведён первый допрос, подозреваемый не признал своей вины, а общественность уже осудила и приговорила его. Конечно, парень — круглый сирота, некому заступиться, ни родственников, ни друзей, а преступления громкие. Общественность нужно успокоить, впереди выборы... Сложить все яйца в одну корзину, чтобы Vmeste разбить их — приём не нов. О, извините, получился каламбур, — Артём позволил себе тень улыбки. — Но он очень точно передаёт смысл сказанного мной. Плюс бонусом — очень, очень много денег Сергея Разумовского, недвижимость и прочие лакомые штуки после раздела его империи. — Вы намекаете на то, что миллиарды Разумовского кому-то не дают спокойно спать? — Да я как бы и не намекаю, — пожал плечами Артём. — Говорю, как есть. Разумовский — очень состоятельный человек, у которого нет наследников, то есть имущество конфисковывается и выставляется на публичные торги. Между тем, никаких прямых улик, указывающих на вину Разумовского, нет. — Не считая его собственного признания? — Помилуйте, какое признание? — вполне натурально удивился Артём. — Вчера Сергей Разумовский на допросе в присутствии адвоката — слава богу, наконец кто-то вспомнил о правах обвиняемого — отказался признать себя виновным. А его слова, записанные блогером Юлей Пчёлкиной — простите, но это несерьёзно. Я ещё не полностью ознакомлен с материалами дела, но уже сейчас ясно, что задержание было произведено без наличия необходимых доказательств и с массой грубейших нарушений. — Можете перечислить основные? — Конечно. Начнём с того, что задержание произведено в ночное время. Что, формально, хоть и законно, но выглядит несколько странно. Разумовский никуда бежать не собирался. К тому же, задержан он был лицом, не имеющим полномочий на данное действие. Следственные органы могли прийти в офис моего подзащитного утром или просто вызвать его повесткой. Так к чему такая спешка? — Артём выждал секунд пятнадцать. — А я скажу вам, к чему. Майор Гром на тот момент сам находился в розыске. До ареста моего подзащитного Чумным Доктором следствие считало именно его! И Гром поспешил найти другую кандидатуру. — Более выгодную властям? — спросил хмурый мужик с бейджиком «EuroNews». — Воспользовавшись помощью своего напарника, Гром, — Артём хмурому специально не ответил, почти демонстративно отвернувшись. И невольно отметил, как, не мигая, заворожённо смотрит на него Соня, — бежал из камеры ИВС, где находился по подозрению в совершении преступления. Вы же помните? За день до этого Игоря Грома поймали в костюме Чумного Доктора на крыше казино «Золотой дракон», где произошло убийство его владельца. После этого Гром заявляется в офис господина Разумовского и нападает на него, как следует из собственных показаний майора. Ночью. Понимаете? Мне это напоминает аресты НКВД в тридцать седьмом. А вам? — Нападает? Ночью? Напоминает! — восторженно выдохнула журналистка. Конечно, такая сенсация — и она узнаёт об этом первой! — Именно, — доверительно поиграл бровями Артём. — По показаниям самого Грома, драка в офисе Разумовского началась с того, что он, то есть Игорь Гром, кинул в Разумовского взрывпакет. Тот рванул. Судя по всему, мой подзащитный был оглушён и получил сотрясение мозга. Не удивительно, что он не помнит происходившего дальше, несёт какую-то чушь на записи и ведёт себя странно. Представьте: ночь, взрыв, беглый преступник, незаконно объявивший себя сотрудником полиции, в офисе. Ну да, побег из-под стражи — это преступление. Статья 313 УК РФ — до пяти лет лишения свободы, — не дожидаясь вопроса, пояснил он и продолжил: — А кто приходит на помощь Игорю Грому? Блогер Юля Пчёлкина и тот самый напарник, который способствовал побегу. То есть Дмитрий Дубин, уже сам совершивший противоправное деяние: пособничество в побеге из-под стражи. Вот эта колоритная троица и производит задержание якобы Чумного Доктора. — Потрясающе! — взволнованно охнула репортёрша. — Блогер со скандальной репутацией, полицейский — отморозок и беглый преступник! Трое на одного. Но в момент задержания на Сергее Разумовском был костюм Чумного Доктора, и он использовал против нападающих огнемёт. Как вы можете это прокомментировать? — Могу, — согласился Артём. — Для объяснения этой ситуации у нас есть запись всё той же Юли Пчёлкиной, признанная вещественным доказательством по делу. Заметьте, основная улика обвинения. Куски этой записи вы слышали по телевизору, и я не открою никакой тайны, если повторюсь. Но лучше послушайте сами, — Артём вынул мобилку и, разблокировав, включил громкий звук. «Ты бежал из-под ареста, напал на самого Сергея Разумовского, надел на меня костюм Чумного Доктора. Это ты, Гром, получишь пожизненный срок». Артём выключил запись. — Это голос с предоставленной записи. Пчёлкина утверждает, что он принадлежит Сергею Разумовскому и плохо узнаваем в связи с качеством записи. Пусть пока так, — на всякий случай уточнил Артём. — Но Разумовский говорит: «...надел на меня костюм Чумного Доктора» — вы сами слышали. И знаете, что особенно изумляет? Когда Игорь Гром появляется на крыше казино в образе Чумного Доктора, а на допросе говорит, что его подставили, надев на него костюм с огнемётами, следствие ему верит. Когда то же самое говорит Сергей Разумовский — его слова следствие игнорирует. Между тем, ни Юля Пчёлкина, ни Дмитрий Дубин не присутствовали в офисе с самого начала и не могут ни подтвердить, ни опровергнуть слова Разумовского. — То есть, вы хотите сказать, что костюм на Сергея Разумовского надели, а применение огнемёта — просто самозащита? Верится с трудом. — Вы всё слышали сами, а Пчёлкина утверждает, что о записывающем устройстве Разумовский не знал. То есть, врать ему не было никакого смысла. И ещё. На крыше казино Игорь Гром был в костюме Чумного Доктора и не сдался властям — это факты. Он вроде бы два часа провалялся в отключке после удара бутылкой по голове, но когда приехала полиция, неожиданно воскрес и лихо скакал по крышам, как Бетмен, стараясь сбежать от своих же коллег. Зачем? — Сотников вопросительно посмотрел на журналистов. — Если он невиновен? И тоже применил огнемёт против служителей закона. Если Разумовский отбивался от трёх неизвестных, проникших ночью на его частную территорию, то Игорь Гром прекрасно знал, что перед ним полицейские. Вас не смущает этот факт? И как вам верится в него? — Смущает, — с готовностью выпалила репортёрша, довольная неожиданным интервью и таким интересным поворотом дела. — Я слышала, Сергея Разумовского прикрутили пожарным шлангом к собственному креслу. Это правда? — Правда, — подтвердил Артём. — Ужас, — восторженно выдохнула умница Соня. — Бедный Серёжа. Я бы, наверное, умерла от страха. Оставалось только скорбно покивать: «Да, да, ужасно. Нормальные полицейские используют наручники. Нормальные полицейские предъявляют служебное удостоверение и объясняют причину задержания». — А как вы прокомментируете ту часть записи, где Разумовский говорит... — встрял худой молодой блондин в очках. — Простите, — повернулся к нему Артём. — У меня нет времени комментировать каждую фразу записи. Просто подумайте над тем, что при задержании — и этому есть свидетели — господина Разумовского нападавшие выкинули в разбитое окно. А знаете, на каком этаже находится его офис? — Высоко, — отозвался блондин. — Его довольно долго держали над бездной за запястья, а потом втащили назад. Вам это ничего не напоминает? — Ого, — восхитился блондин. — Дон Корлеоне отдыхает! — Ого, — согласился с ним Артём. — Как думаете, а что происходило внутри офиса? И на что готов человек, подвешенный на бог знает каком этаже? В чём признается, какие истории придумает, чтобы остаться в живых? — Да любые! — с энтузиазмом хохотнул репортёр. — Я бы в убийстве собственной мамы признался. — Вот именно. Отбросим пока сомнительную идентичность голоса Разумовского на записи. В конце-концов, его могли душить, тогда голос изменится. Но могут ли являться доказательством вины человека слова, сказанные в ситуации, напрямую угрожающей его жизни? И ещё один момент. При задержании из нападавших на него никто не пострадал. Так, синяки, ссадины. Даже ожогов нет. — Несмотря на огнемёт, — счастливо пискнула репортёрша, пожирая Артёма влюблёнными глазами. — Странно, не правда ли? — тот послал ей ещё одну обворожительную улыбку: молодец, девочка, фамилию надо запомнить, вдруг пригодится. — А теперь прошу прощения, мне надо работать. Уверен, я смогу себя дополнить... Несколько позже. Позвоните мне, — он протянул девушке визитку и на мгновение дольше, чем нужно, не разжимал пальцев, заглянув репортерше в глаза. Соня была брюнеткой, и глаза ожидаемо оказались карими. Интересно, все блондины предпочитают брюнеток? Артём погасил улыбку. Настроение было отличное. Как всегда после хорошо сделанной работы. — Последний вопрос, — неожиданно прорычал молчавший до этого мрачный дядька с усами, бородой и бейджиком «EuroNews» на кармане замшевого рыжего пиджака. — Вы не боитесь разглашать данные следствия? — Я не сказал ничего, о чём бы не кричали интернет-блогеры и все телеканалы страны, — отбрил Артём, специально капнув в голос яда. — Важны только ударения и акценты. Очень многим хочется видеть в Игоре Громе супермена, а в Сергее Разумовском — суперзлодея с суперспособностями. Но Разумовский не злодей, а гениальный, немного нервный и... несколько психически нестабильный, впрочем, как все гении, парень. Жертва, а не убийца, заложник чьих-то ошибок или, что намного вероятней, преступного умысла. А гражданин Гром — не супергерой и вообще не герой. Он полицейский, который, будучи отстранен и находясь под следствием (а этот факт вряд ли был известен Разумовскому), использовал служебное положение, чтобы проникнуть в дом моего подзащитного. Заметьте, в составе ОПГ — организованной преступной группировки. Учинил погром, угрожал и применил против Сергея Разумовского силовые методы и жестокие средства морального запугивания. О том, что мой подзащитный был избит, всем известно из новостей, в которых его показали сразу после задержания. Скрыть следы насилия было невозможно. И я не понимаю, почему известные всем, просто всему городу факты никого не озаботили. Усатый хотел сказать или спросить что-то ещё, но Артём поднял руку, останавливая его, и продолжил: — Доктор Рубинштейн — врач-психиатр, услугами которого много лет пользовался Сергей Разумовский, утверждает, что жестокость и моральный прессинг, которым подвергся мой подзащитный, повлекли за собой обострение давнего и почти вылеченного психического заболевания. А к чему приведёт содержание под стражей в СИЗО — одному богу известно. На данный момент очень многим в этом городе выгодно, чтобы обвинительный приговор Разумовскому был вынесен как можно скорее. — Вы намекаете на предстоящие выборы? — И если завтра нам сообщат, что Сергей Разумовский покончил с собой в камере предварительного заключения, — намеренно игнорируя вопрос, продолжил Артём, — я ничему не удивлюсь. Учитывая фарс, который устроили вокруг его задержания средства массовой информации с молчаливого одобрения следственных органов. — Скажите, майор Гром мог знать о психической нестабильности Сергея Разумовского? — вопрос был очень правильный и нужный. Задала его длинноногая умница, и если бы Артём инсценировал это внезапное интервью, он отдельно заплатил бы тому, кто его задаст. — Я не знаю, — устало ответил он, позаботившись, чтобы фраза прозвучала как: «Даже не сомневайтесь». А дальше — стандартное: — В этом деле ещё очень много вопросов, на которые предстоит ответить следствию. — С легко уловимым посылом: «Я выдушу, вытрясу из них правду до последней капли». — Всего доброго. И, резко отвернувшись, не обращая внимания на бегущих следом и выкрикивающих вопросы репортёров, Сотников пошёл к машине.