Крылатая песня бурной весны

Глухой ночью, в тот самый час, когда кажется, что солнце не взойдет никогда, Гарри бесшумно покинул свои покои, на ходу застегивая последние пряжки и ремешки на одежде. Пыльного цвета плащ с глубоким капюшоном и зачерненные металлические детали не отражали ни единого отблеска света, а темный серо-зеленый костюм размывал очертания фигуры, которую мог разглядеть разве что остроглазый эльф-дозорный, и то если бы маг находился в движении. Гарри решил оставить часть личных вещей в апартаментах, переживая, что в пылу битвы может повредить свой зачарованный рюкзак и потерять самое ценное безвозвратно. Поэтому он предусмотрительно выложил все, что не могло ему помочь в боевой операции.        Гарри не сказал эльфам, что прежде, чем появиться на плато, приведя за собой свору Назгул, он задумал проредить количество драконьих вырожденцев, поскольку здраво рассудил, что даже эльфам не равняться с ними ни габаритами, ни клыками. А если там окажется не пара призраков, а все девять? И девять же тварей. Восемнадцать противников. А Элронд, сам задействованный в афере со шкатулкой, не имел права сражаться, выставив отряд из шести эльфов, к числу которых присоединился Трандуил. Волшебник выехал из долины в своем человеческом облике, не страшась, что привлечет внимание призрачных всадников — в таком виде они с ним еще не сталкивались и узнать не могли, ведь в ночной стычке среди камней их прогнал его магический защитник, патронус величественного оленя, память о его безрассудном отце.        Так и вышло. Он молча кивнул дозорным и неспешной рысью потрусил по дороге, лишь на миг ощутив на коже морозное дыхание потусторонних сущностей. И потом Гарри отправился к югу как можно дальше от долины. Как будут добираться до плато призраки королей, он не знал, но надеялся, что, раз уж им сейчас нужны были для перемещения магические твари, живущие в обоих пластах реальности, то они не смогут перенестись на зов кольца в мгновение ока. Ведь ему самому требовалось оказаться на плато до их появления, чтобы успеть активировать ловушку и быть готовым, если что-то пойдет не по плану.        Не в его характере было оставлять простых эльфов наедине с почти десятком разъяренных духов, внезапно осознавших, что кольцо исчезло прямо у них из-под носа, а рядом, вокруг них те, кто не сможет дать полноценный отпор и станет легкой добычей, ведь Перворожденные хоть и были мастерами меча, но не магии. Трижды крепкие духом, прошедшие не одну войну и познавшие смерть, вернувшиеся с того края, но если Призраков заранее не заключить в круге, то Гарри, опоздай он на эту «вечеринку», рискует оказаться там единственным живым. Эльфы не испугались бы, не замерли от страха, но победить тех, кому нельзя нанести ощутимый физический урон? Поэтому волшебник, отъехав чуть дальше от долины, припустил что есть духу, выжимая из лошадки все, что мог. Жаль, мог он мало, так и не научившись правильно ездить верхом.        Через час, за слиянием рек, посреди степи, которая сменила каменистые и песчаные барханы и граничила с перелеском, он спешился и достал артефакт — чудо его заковыристой инженерной мысли. Магический «диктофон», который при активации смог скопировать яростный призыв дракклова колечка и рассыпаться в прах. Но и один раз сработав, он выполнил свою роль, и обратившийся в грифона Гарри приготовился к встрече всех, кто собрался почтить его визитом.        Долго ждать не пришлось — десять минут — и в небе замелькали размытые тени сумеречных противников. До утра, ясного и солнечного, было еще далеко. Сейчас на горизонте едва светлел край неба, имеющий отчетливый алый отблеск. Но маг, имея не человеческое зрение, а самое зоркое птичье, отчетливо видел тех, с кем ему предстояло сражаться, улавливая каждое движение среди белесых клочков тумана и редких облаков.        Он не стал ждать, пока опомнится хищная стая, и сам кинулся в гущу, раздирая клювом, когтями и хвостом клочки плоти, ломая сочленения крыльев, уворачиваясь и позволяя сталкиваться между собой своим соперникам. Чем больше их было, тем меньше у них было возможностей для маневров. Они бились друг о друга крыльями, цеплялись длинными драконьими шеями, в ярости желая отхватить кусок от того, кто осмелился на них напасть. Жертва не убегала, как в прошлый раз, а вертелась, извивалась и наносила не меньший урон тем, кто отвык от битв с достойным противником. Это не беззащитных людишек пугать и рвать. И скоро мозг рептилий от боли и ярости перестал слышать команды своих наездников. Желание наказать обидчика превысило все, и твари ожесточенно рвались к добыче, нанося друг другу не меньшие увечья, чем их враг.        Позже Гарри принес не одну горячую благодарность Моргане, Мерлину, Годрику и всем местным Валар за свою боевую форму, позволяющую наносить ущерб даже врезаясь в тварей боком: перья у него превратились в подобие узких стилетов с острыми краями, защищая его внутренности и раня врагов, как и пластины на остальной части тела, ставшие броней не хуже. Правда и твари тоже оказались не трепетными ромашками, и в тесном клубке ненависти и злобы он получил свою долю повреждений. К счастью, они не умели плеваться огнем, а их ультразвуковые вопли не влияли на него так, как задумывалось создателем. А вот его крик мог хоть не сильно, но отбросить врага, при этом слегка оглушив — странный выверт природы.        Твари оказались ядовиты, поэтому принятый антидот, который медленно циркулировал в его теле, хоть и немного, но ослабил действие их яда. Маг предусмотрел все, что только мог, и эти малые проценты перестраховки сейчас добавили ему шанс «получить меньше — отплатить побольше». А еще Гарри был рад, что сражаться пришлось сначала с пятью и чуть позже еще с одним опоздавшим врагом, когда ему удалось уже убить двоих и вывести из строя одного драккла, как он называл про себя тварей привычным ругательством. Один против трех: двух измученных похлеще него, ведь доставалось им и от собратьев, и одного не менее уставшего, который летел к ним изо всех сил откуда-то издалека.        Гарри оторвал часть крыла еще одной из рептилий, не успев увернуться от зубов ее соплеменницы, и решил, что на этом хватит безумствовать одному. Он резко крикнул на оставшихся двух дракклов и спикировал вниз, в гущу ветвистых деревьев, теряясь в их раскидистых кронах. Приземление вышло так себе, поэтому обернулся человеком он уже на земле. Достал из кармана целой рукой Кроветворное, еще один антидот и Костерост. Жаль, Обезболивающее с ним конфликтовало. Чарами забинтовал руку и торс. Ранозаживляющие лить было нельзя — без очистки и ухода они приносили больше вреда, чем пользы, а от лишней грязи спасли бинты, просыпанные порошковым антидотом.        Два драккла кружили над перелеском, четыре распластались на земле в полумиле от него, мертвые. Гарри тянул время, вглядываясь в просвет между деревьев, давая зельям время, чтобы подействовать хоть немного. Драконы яростно кричали, но пока не улетали, и мага это радовало. До тех пор пока он не почувствовал холод, который белой изморозью стал покрывать кусты в десятке метров от него.        «Пора», — подумал маг немного отстраненно и сжал изо всех сил кругляш-брелок, привязанный внутри кармана штанов. И устало выдохнул, увидев, как тонкий ледяной налет остановился в пяти метрах от него и стал медленно таять: короли-назгулы почуяли зов кольца. Элронд уже открыл шкатулку и должен был держать ее в таком положении до тех пор, пока на горизонте не появились бы призраки. Плащ, который отдал ему ранее маг, позволял увидеть их на расстоянии и услышать их речи, самому оставаясь при желании сокрытым.        Гарри еще полежал с минуту, медленно поднялся, влил в себя Бодроперцовое и Восстанавливающее — для притока магии, и сжал в руках портключ, пробормотав активационное слово. Его закрутило при перемещении так, что полученные раны, словно облитые кипятком, едва не привели его к беспамятству. Но обошлось. Он упал на колени, привалившись к скале, и мутным взглядом обвел присутствующих.        Ловушка большим ровным кругом укрывала всю поверхность перед ними, не давая возможности противникам обойти ее. Камни, присыпанные пылью и редкими пучками травы, были скрыты эльфами с присущим им мастерством. Так, ровная пыльная гладь в неверном свете солнечного края, выглядывающего над горизонтом.        «А мало времени прошло, — с удивлением отметил Гарри, проводя рукой по лбу, смахивая с него потные пряди растрепанных волос, — только бы все примчались… пусть ни один не задержится, чтобы ловушка захлопнулась одновременно…»        Он вглядывался в горизонт, прислонившись боком к неровностям скалы, закусив бледную губу.        «Ну же, ну… давайте», — шептал он, не замечая, что эльфы, рассредоточившиеся по периметру их части круга, успели в деталях рассмотреть и его, и окружающие пейзажи, а теперь не менее пристально вглядывались в рассветно-серое небо и такие же тусклые облака, снизу подсвеченные багровым.        Вот. Наконец-то. Их визитеры двумя тенями спикировали на самый край плато. А потом тени удвоились. Утроились? Гарри проморгался, но потом вспомнил, что всадников убить не так просто, как четырех тварей, да и остальных он измотал на славу. Вон, свалились, еле дыша.        Элронд крепко сжимал шкатулку, придерживая пальцем еще не захлопнувшуюся крышку, он отсчитывал шаги морготовых слуг, не отвлекаясь ни на что иное. И как только они пересекли невидимую линию, что значила для него так много, эльф захлопнул крышку, укрыв шкатулку плащом и прижал ее к себе крепко, будто любимого ребенка. Владыка резко стиснул ключ другой рукой и произнес: «Дворец». Его уход был отмечен громким хлопком, который не один раз отразился от камней со всех сторон, и был поддержан яростным ревом шести Назгул, бившихся сейчас в круге в безуспешной попытке вырваться и достать то, что так вероломно ускользнуло у них из рук в очередной раз.        Гарри в это время закончил читать заклинание, которое активировало ловушку, и не подозревавших о ней призраков откинуло от барьера в центр. Круг начал действовать, удерживая внутри нежить и медленно перетягивая ее на физический план бытия. Не давая себе времени, чтобы перевести дыхание, Гарри бросил в них «Инсендио», которое распалось на несколько огромных огненных сгустков, скорее столбов пламени, уходящих в небо черным дымом. Оглушенные криком призраков эльфы замерли на пару минут, но Гарри бросил в них серию жалящих, которые быстро вернули ушастым самообладание — и первые стрелы полетели в плотные извивающиеся силуэты врагов. Снова и снова. Зачарованные магом колчаны не оскудевали.        Гарри продолжал сидеть, экономя силы. Он только подтянул к себе колени и упер в них подрагивающие от напряжения локти. Снова «Инсендио». «Люмос Максима». И наконец, собрав все силы и настроившись, он наколдовал патронус.        Огромный светящийся олень на мгновение склонил перед ним голову в приветствии, повернулся к Шестерым и одним прыжком оказался в самом центре круга, размахивая мощными ветвистыми рогами. Он яростно пронзал сгустки пламени и дыма, которые медленно, но неотвратимо обретали человеческие силуэты. «Ему не повредит! — как можно громче крикнул маг эльфам, которые на мгновение опустили луки. — Стреляйте!» Эльфийские заговоренные стрелы прекрасно попадали в цель и раз за разом ослабляли врагов из клубящейся тьмы. «Суть жизни и цветения против тьмы и тлена…» — поморщился Гарри, мысленно отметив, что в полубредовом состоянии его всегда тянет на поэзию и глупые философствования. Держать глаза открытыми было непросто, но маг внимательно следил за ловушкой, магия в которой медленно, но верно истощалась, как и сила заключенных в нее Призраков. «Хоть бегать не приходится», — Эванс вздохнул с облегчением: в этом мире не было противников, способных ответить ему тем же, что бросал в них он сам.        «Хорошо, что главного здесь нет», — вспомнил Гарри про ангмарского короля-колдуна, ужаснувшись, что было бы, если там, над пролеском в воздухе на одном из дракклов сидел именно он, вожак этой призрачной кавалькады. И Гарри в пылу драки мог получить магический ответ от местного некроманта. Он ведь мог пополнить собой эту призрачную свору… Мало ли какие силы тот смог бы задействовать?        «Дикая охота, мать вашу, — сплюнул Гарри, отметив, что слюна была окрашена кровью, — хорошо, успел целителей проинструктировать. Авось до Ривенделла меня донесут».        Он вытащил из кармана портключ, на всякий случай. Вдруг аварийное возвращение понадобится не только ему? Сейчас на плато третий из порталов был у лихолесца. Второй ушел с Элрондом. Остальным придется добираться пешком.        Маг прикрыл глаза, приглядывая за тускнеющими контурами. Он немного подумал, потом посмотрел на свою руку, чистую от крови, и приложил ее к ближайшему камню, заключенному в одну из десяти ключевых позиций. Девять и один крупный по центру, объединяющий все, как и те, что помельче, соединённые между собой тоже в замысловатой рунной вязи. Маг положил руку и тихо запел один из простых, но мощных катренов, высвобождающих магию. Он делился остатками своей силы, чтобы призраки обрели плоть быстрее, чем камни рассыплются в прах, освобождая тварей.        Полностью телесные, они были более всего уязвимы перед клинками Перворожденных. Через время контуры защиты мигнули пару раз и с тихим звоном лопнули, высвободив шесть тонких силуэтов, которые двигались не так стремительно, непривычные к ограничениям физического тела.        «Дракклы!» — вскинул голову Гарри, вспомнив про летающих тварей, но перед глазами все начало двоиться, и по подбородку из носа, залив теплом губы, заструилась тонкая кровавая дорожка. Маг увидел, что беспокоиться не о чем. Предусмотрительные эльфы успели сразить крылатых хищников сразу, пока те переводили дыхание на дальнем краю плато. Их убили теми первыми стрелами, что пронзали дым, но находили цель во вполне реальных противниках. Олень растаял, успев напоследок ткнуться мерцающим носом, делясь с хозяином остатками чистой энергии, что легким холодком пробежалась по щеке, но Гарри его уже не почувствовал.        Зато это увидел Трандуил, который в один момент прикончил своих обессиленных соперников, снеся им головы одним махом, и подбежал к сползшему по стене Габриэлю, краем уха отметив звон двух покатившихся по камню тусклых рабских колец, которые впервые за тысячи лет потеряли своих «кормильцев». Следом раздался и звон остальных. Один из эльфов, тех, что успел застать те давние без всяких сомнений события, присел над ними, рассматривая тонкие полоски металла, пока другой концом кинжала прицельно сбрасывал в одну кучу все оставшиеся. Брать их в руки никто из эльфов не рисковал, но и оставлять такую мерзость без контроля не стоило. Не хватало еще Средиземью новых Назгул!        Трандуил, пока тройка его собратьев обсуждала, что делать с такой «грязной» добычей, успел проверить пульс, зрачки и дыхание потерявшего сознание мага. Аккуратно пробежаться пальцами по торсу и, наткнувшись на бинты, выругаться. Эльф подобрал портключ мага и бросил его остальным, сжав свой, он подхватил бессознательное тело и исчез в портальном вихре с Габриэлем на руках.        Эльф не зря тренировался с приземлением. Сейчас он вынырнул из аппарационного смерча, удачно устояв на двух ногах, а потом быстрым шагом направился в Залы врачевания к местным лекарям, костеря безрассудного мальчишку, рубашка которого пестрела все более темными и влажными на ощупь пятнами. «И где только успел?» — со злостью подумал эльф, залетая в зал к целителям и сгружая свою ношу на одну из кроватей у окна.        «Надеюсь, вы знаете, что делать», — не менее резко бросил он сквозь зубы, и исчез в арке, ведущей к бывшему центральному фонтану. Оттуда до гостевых покоев было рукой подать. А Трандуилу не терпелось стащить с себя окровавленную одежду и принять ванну в горячем источнике нижнего этажа его апартаментов, так похожих на его собственные. Элронд был гостеприимен, и лихолесец до сих пор не мог понять — это его насмешка над эльфами, живущими в толще скал, или своеобразная дань заботы о привычном окружении для гостящего в его долине царственного собрата. Раньше он бы однозначно принял такое за изощренное оскорбление, а теперь терялся в догадках.        Маг. Маг вызывал ярость и напряжение. И здесь не мог не вляпаться в неприятности! Эльф не был простодушным и сложил два и два, вспомнив, что с двух летающих тварей сошло шесть Назгул. А значит, четверых из них убил маг, и скорее всего в обличьи грифона, иначе и призраки были бы хоть немного, но потрепаны. В одиночку с шестью рептилиями! Хотя всех штучек мелкого мажонка он не знал, но подозревал, что даже для него это была самоубийственная затея.        «До мага ему расти и расти, — с долей злости и раздражения прошипел Трандуил, погружаясь в широкую каменную чашу с льющимся в нее горячим потоком из горных недр, — мелкий недоросль. Сила есть, а вот ум…»        Над поверхностью воды вился легкий белый пар, закручивающийся в потоки, которые постепенно расслабляли уставшее тело и медленно уходили дальше по глубокому узкому желобу, унося с собой все наносное. Эльф яростно оттер всю кровь и теперь раскинулся в природном бассейне, запрокинув голову на отшлифованный бортик и закрыв глаза.        Он услышал торопливые легкие шаги, но глаз не открыл и даже не повернул головы. Одна из эльфиек осторожно положила на скамью у входа стопку чистой одежды и полотенец, искоса глянула на короля-синдар и, скрыв в ладошке смущенный девичий смешок, так же торопливо покинула гостевые покои.        Горячая вода источника, звук падающих капель и привычный запах мокрого камня дарили столь необходимое ему сейчас спокойствие, и захлестнувший его в горячке боя адреналин уходил вместе с напряжением. В этом сражении они, к удивлению эльфа, не потеряли никого, и маг сыграл в этом ключевую роль. Ведь не попав в ловушку сразу, бестелесные Черные Всадники успели бы нанести не одну рану проклятыми клинками, исчезая перед противниками и появляясь за спиной. Нежить могла ускользать и нападать, не обращая внимание на мелкие преграды и кружа вокруг своих жертв бесплотным, но ядовитым туманом.        Ловушка Габриэля выполнила свое предназначение. Как и его мерцающий… искрящийся в предрассветной дымке… сияющий олень. Величественный лесной красавец, так похожий на Рибеля, павшего у Эребора. Только бесплотный и яростно нападающий на врага. На мгновение Трандуил залюбовался таким прекрасным колдовством. Захотелось подойти и погладить его, хотя такое желание было не к месту и не ко времени. Но он все-таки успел запечатлеть в памяти это прекрасное создание. Истинное волшебство против отвратительных созданий тьмы. В душе стало светлее и легче, будто олень снял если и не весь тяжелый груз с его плеч, то по крайней мере его часть. На миг подарил искру давно позабытой детской радости, невинного восхищения и счастья. И биться стало легче, и надежда перестала казаться такой несбыточной и далекой.        Маг, сотворивший такое… С легкостью, одним плавным движением своей странной палочки… Даже не посоха! Удивительный, такой юный и безрассудный, такой… циничный и уставший. Тот, за плечом которого он готов стать сам, не требуя подчинения, а наоборот, становясь опорой и следуя за ним тенью. Когда он, Владыка Лихолесья, принял как должное мысль стать ведомым, а не ведущим? Вместо того, чтобы требовать служения, выбрал служить самому. В тот момент, когда Элронд поставил перед всеми ужасающую в своей откровенности задачу? Объяснил всем итог их размышлений и безрадостные перспективы? Когда маг показал отрывки из своего прошлого? Когда он увидел, как к Габриэлю относятся остальные — провидица Галадриэль, флегматичный Элронд, заботящийся только о своей долине? Митрандира эльф в расчет не брал…        Или это испытываемое им чувство вины дало такой толчок, что он только и успел, как закончится Совет, призвать дрозда и вручить ему без тени сомнения послание для Леголаса. И теперь ждал сына с твердым решением передать все дворцовые дела ему под присмотром трех давних советников, пока сам он выбрал отправиться в неизвестность за пришлым, идя за ним след в след…        «Если он раньше не угробит себя», — подумал эльф с досадой и резким жестом смахнул в воду яблочно-хмельное мыло, которое тут же укрыло купальню своим ароматом.        Габриэль. Мысли постоянно возвращались к нему, и даже аромат душистого мыла напоминал сейчас об этом вредном маге, который так любил грызть сочные и хрустящие зеленовато-желтые яблоки... Эльф вспомнил, как увидел его на лесной поляне, как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зеленую молодую листву, оставляли на бледной коже яркие пятна всех форм и размеров, а Эванс морщил нос и щурился, кусая травинку после тех странных упражнений без меча и лука. Кожа, покрытая бисерным потом, капли которого сверкали на солнце, словно россыпь мелких прозрачных бриллиантов или хрусталя, разбившегося в мелкую крошку. Сухие крепкие мышцы и резкая линия темного загара на тонкой шее. Полузакрытые в неге глаза. Шорох листвы и размеренное дыхание, услышанное им на расстоянии. Пухлые губы, которые маг все время прикусывал — то алые, от сока вишен, то бледные и подрагивающие, плотно сжатые на Совете. Волосы, всегда взъерошенные, будто он только встал с постели. Габриэль. Удивительный, странный человек, имеющий два обличья. Человек и грифон. Мужчина, опытный отчаянный боец и юный, совсем горячий в своем безрассудстве ребенок. Дикий, яростный и безразличный в иной момент.        Трандуил и сам не заметил, как его рука, подчиняясь плавному течению мыслей, скользнула под воду и легла на уже налитый член. Одно воспоминание сменялось другим, и картины, увиденные мельком, складывались в единый образ, такой соблазнительный в своей естественности и простоте. Глаза — в обычное время бледные, как потускневший малахит, но на пике эмоций сверкающие, как искусно ограненные изумруды, то темнеющие от ярости, то искрящиеся ехидством. Пустые, а через миг уже переполненные множеством неясных, неуловимых чувств. Разные.        Руки — тонкие, угловатые, с нежной кожей, испещренной множеством мелких белых шрамов. Длинные изящные пальцы с продолговатыми лунками ногтей, широкие плечи и острые трогательные ключицы. Талия, которую, кажется, и переломить легко, и мощь в этих руках, и угроза в глазах. Опасный, гибкий как тростник на ветру.        Как он стонал! Трандуил вспомнил, как решил забраться на самые верхние ярусы дворца, проводив по привычке заходящее светило. Как в Лихолесье. Когда его лучи разливаются теплым медовым светом по верхушкам деревьев, и кажется, что нет тьмы, коварно пожирающей их корни. И его Эрин ЛасГален все тот же, как и пять тысяч лет назад. Ясный и лучистый, легкий и ласковый. Гостеприимный.        Он достал тогда бутылку давнего изысканного фруктового вина из закромов Элронда, по личной просьбе. Вино из Дориата — таких умельцев уже нет в Средиземье… Хотел загладить вину, терзающую его и сейчас, поговорить с Габриэлем. Он увидел мага сидящим на балконе, но когда добрался туда, тот уже ушел. А потом Трандуил, застыв в раздумьях о том, стоит ли нарушать чужое уединение, услышал тихий приглушенный стон из его покоев. Хотел было кинуться, но через секунду осознал, что его вызвало. И новый стон. И еще один.        Это было настолько невместно — стоять там, прислушиваясь к тому, что совершенно не предназначено для чужих ушей, но и уйти он сразу не смог. Затаился, как заяц, пойманный в силках, ошеломленный и растерянный, чувствуя зарождающийся уже в его собственных чреслах неумолимый жар. Замер, не имея возможности ни приблизиться, ни уйти, затаив дыхание и боясь раскрыть свое присутствие неосторожным движением или звуком — и от этого каждый новый стон казался ему таким близким, будто рождался в его собственном теле, отдаваясь глубинной дрожью.        На этом воспоминании он и сам застонал, откинув голову, его рука резко дернулась, сжав разгоряченную плоть, еще раз, еще… и он излился тягучим облегчением в воду, так и не остывшую за все время его уединения. Морготов горячий источник не только не охладил возбуждение тела, но и напротив, еще больше распалил его, так и не дав полного расслабления. Эльф с досадой выбрался из ванны, вытираясь резкими механическими движениями, и покинул купальню.        Кончики ушей алели, на щеках играл лихорадочный румянец — слабость всех блондинов — и тело было наполнено жаром, не желающим никуда уходить. Трандуил отчаянно мечтал о холодном душе или ледяных водах подземного озера, которые бы усмирили горячую кровь, дав ему возможность вернуть свой невозмутимый царственный облик и рассудительность. И лишь весьма постыдная мысль о том, что маг, оставленный им в руках лекарей, лежал раненый и мог умереть, пока он предавался удовольствию, мечтая о нем, не только заставила эльфа вновь ощутить тяжесть вины в груди, но и позволила ему вернуть внешнюю безучастность.        Поэтому через четверть часа Трандуил, сосредоточенный и с привычной маской на лице, был около целительских залов, где и столкнулся с Митрандиром, успевшим не только расспросить вернувшийся с плато отряд, но и узнать новости о маге.        Как оказалось, Эванса действительно подрали летающие твари, но их яд был нейтрализован зельями, и сейчас Габриэль находился в восстановительном сне, пока целебные отвары и мази работали с его израненным телом и потраченной до капли магией. Трандуил вздохнул про себя с толикой облегчения, но все фривольные мысли запер в самую глубокую темницу разума — не до того сейчас. Да и вряд ли когда-либо такие фантазии хоть краем коснутся реальности. И маг не позволит. И он не станет. Любить смертного… Нет. Это немыслимо. Пока не стало поздно, стоит держаться подальше. Если не телом, так душой. А фантазии, на то они и фантазии, чтобы скрасить иной вечер, вспоминая тонкие моменты ускользнувшей красоты.             

•••

Гарри очнулся лишь на третий день, еще слабый, но жаждущий действий, и целители, наперебой уговаривающие его повременить, вынуждены были со скорбным видом проводить мага за границы своих владений. Не могли же они силой уложить в постель взрослого человека, бывалого волшебника и не менее умелого мастера по изготовлению таких уникальных в своем роде лечебных составов, как маленького капризного ребенка? Даже если, по их мнению, ему стоило лежать и лечиться еще с неделю, набирая вес и живительную силу в отдыхе и созерцании. Но рекомендации ему вручили все, написанные четко и разборчиво самым ясным и простым языком, на синдарине, конечно же. Всеобщий не мог передать все нюансы и тонкости процесса выздоровления, как и любые другие тонкости, касающиеся чего угодно.        Гарри дошел до главной беседки и остановился возле нее, чтобы передохнуть, перед тем как взобраться по всем лестницам до собственных покоев. Ребра у него зажили сразу — Костерост никогда не подводил. А вот проколотое не в одном месте легкое, раны живота и боков, растяжения запястий и плечевых суставов, как и травмы колена и рваная рана на бедре еще высказывали ему свое неодобрение, причем весьма и весьма настойчиво.        Маг присел на удобную качель-лавочку, увитую мелкими соцветиями вьющихся роз, и закинул голову на ее спинку. Солнце клонилось к закату, а птицы щебетали так, будто оно никогда не взойдет снова, пытаясь рассказать друг другу все новости, которые только смогли узнать за весенний теплый день. Он скучал по Букле, его белой полярной сове, его маленьком, хоть и не по совиным размерам, чуде, которое в невыносимо жаркие летние дни на попечении родственников не позволялo ему сойти с ума, проживая день за днем либо в душной комнате на самом верху, либо в тесном чулане. Даже пропалывая весь задний двор, он мог поднять лицо к пыльному окну и увидеть край клетки и белое пушистое пятно, радующее его одним своим существованием. И нежной птичьей лаской, когда совушка садилась на плечо и, покровительственно воркуя, покусывала клювом пряди его спутанных волос.        Первая жертва войны в его личном списке. Седрик, конечно, был первым, но он никогда не был ему так близок. Даже здесь, в этом мире, он не был бы так одинок, если бы она была с ним. Молчаливая собеседница, ласковая и будто понимающая, умнее любой обычной птицы — его волшебная сова. Он тяжело вздохнул и пальцами одной руки — большим и указательным — с силой сжал переносицу, попутно вытерев повлажневшие глаза. «Что-то в этом мире я совсем расклеился», — подумал Гарри, но потом вспомнил, что там, в Британии, ему было не до сантиментов в разгаре войны.        — Ты грустишь, — раздался тихий мелодичный голос справа от него. То ли вопрос, то ли наблюдение.        Гарри не дернулся, заставив плечи медленно распрямиться. Драккловы эльфы ходили практически бесшумно и постоянно заставляли его напрягаться своими неожиданными появлениями. Он открыл глаза и лениво посмотрел на того, кто нарушил его мысли.        Арвен, юная дочь Элронда, присела на бортик разобранного фонтана и пытливым взглядом бродила по его лицу, пытаясь прочитать реакцию на свое появление. Гарри внутренне усмехнулся. Надевать маску непринужденности он научился от Драко еще на втором курсе, невольно подражая своему сопернику.        — Разве в такой теплый и прекрасный вечер можно грустить о чем-то долго? — поинтересовался он, наклонив голову.        — Здесь, в долине все вечера прекрасны, — Арвен держала обеими руками книгу за ее твердый переплет, сложив руки на коленях. Темно-голубое платье ей невероятно шло. Как и прическа, состоящая, казалось, из сотни мелких, словно бисер, косичек, струящихся среди распущенных волос, переходящих из глубокого черного в темно-шоколадный под светом вечернего солнца.        — Здесь все прекрасно. И очень мирно, — с легкой улыбкой отозвался маг и, мельком взглянув на девушку, перевел глаза на верхушки высоких тонких сосен с золотисто-янтарной слоящейся корой. Ветер пах сладостью экзотических цветов.        — Долина — мой дом, я не знаю иного, — через время произнесла девушка тоже смотря вдаль, — но так хотелось бы увидеть иные пейзажи, которые освещает знакомое и любимое мной солнце. Оно видит все уголки этого мира.        В голосе девушки звучала плохо скрытая тоска, и Гарри, хоть и понимал ее, дочь Владыки, лелеемую в самом защищенном месте Средиземья, но не сочувствовал и совсем не желал углубить ее восторженность и жажду странствий своими неосторожными словами.        Если бы он рассказал о том, что видел, это бы только утвердило решимость юной эльфийки, а оказаться виновным в ее необдуманном побеге или других опрометчивых поступках? Нет. Увольте. Он не стал бы брать на душу еще и эту вину, потому что за пределами долины она скорее встретила бы толпу орков, или в лучшем случае человеческие военные патрули. А такая хрупкая и изящная красота, привлекающая взгляды… одни захотели бы ей владеть, другие — сломать. Редкий встреченный решился бы вернуть юную остроухую мечтательницу в родные пенаты в целости и сохранности и совершенно безвозмездно. Без политических или корыстных мотивов.        Но и о плохом говорить не хотелось. Вряд ли бы она поверила, решив, что он ее отговаривает, а рассказывать про самые мерзостные мерзости? Нет. Это тоже не к нему. Он и сам их до сих пор не переварил, живя ночами в кошмарах и воспоминаниях.        Арвен, прикусив губу, искоса поглядывала на мага, но он молчал, не стараясь продолжить разговор, будто на самом деле увлекся красотой наскучившего ей места. Прерывать его молчание было неловко, даже невоспитанно с ее стороны, а он, этот черноволосый человек, заинтересовавший ее своими способностями и происхождением, совершенно не тяготился отсутствием беседы, будто такое молчание было верхом его пожеланий. Девушка посидела еще немного и тихо ускользнула, решив попытать удачу в другой раз. Вдруг волшебник окажется в лучшем расположении духа и поделится всем, что видел, расскажет о том, где бывал…