
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Сборник зарисовок с кинками.
Примечания
Будут задействованы не все дни, потому как некоторые кинки мне неприятны либо не уверена, что смогу осилить.
Посвящение
Зоопарку и всем читателям💞💞💞
Женское бельё
06 октября 2021, 12:42
— Я не понимаю, зачем?
— Потому что это красиво, нежно, чувственно. Это как разновидность искусства.
Хонджун смотрит на Сонхва, пытаясь понять, а в порядке ли тот и не надо ли вызывать врача любимому. Может, лихорадка?
— Мне и в твоих обносках неплохо, тем более тебя это возбуждает.
— Бельё подчеркнёт твою сексуальность.
Сонхва медленно подходит ближе, ласково обнимает своего недовольного разговором парня. Тот хмуро косится, скрестив руки на груди, но прикасаться к себе позволяет. Пока что.
— Мне не нравится эта затея. Почему я, а не ты?
— Не думаю, что мой вид в чулках тебя возбудит. — Целует за ухом, отчего у Джуна мурашки до самого копчика. — А я очень хочу посмотреть, как ты будешь выглядеть в круж…
— Замолчи!
Хонджун накрывает его рот ладонью, и Сонхва слушается.
Они оба некоторое время молчат.
— Я подумаю над этим. — Джун отводит взгляд, сдаваясь в очередной раз.
***
Это стыдно. Непривычно. Но не неприятно, нет. Хонджун ведёт ладонью по животу вниз, цепляя пальцем кружевной пояс. Сглатывает, решаясь наконец поднять взгляд, чтобы посмотреть на себя в зеркале. И от увиденного испытывает ещё больше неловкости, как будто сейчас кто-то застанет его за этим ужаснейшим занятием, и от осознания этого становится несколько противно. Унизительно. Хочется сбросить с себя эти вещи, смять, выкинуть, чтобы никто их не нашёл. Но…
Но с другой стороны ему пиздецки нравится подобный вид. То, как кожа в контрасте с чёрным бельём словно светится. Как стянутый на талии пояс выгодно очерчивает её, делая самого Джуна как будто стройнее, даже выше. Как сидят на его тщательно выбритых ногах чулки — Хонджун ощущает себя сотканным из порока, он проводит пальцами по подвязкам, стыдливо поглядывая в зеркало. Сонхва сам выбирал комплект.
Чёрные атласные трусики едва прикрывают его внизу. Хонджуну хочется прикоснуться там, надавить, но — нет, нет, нет! О подобном даже думать нельзя!
Сумасшествие, Сонхва совсем поехавший. Да и Джун не лучше, если соглашается на такое, если смотрит, как нежно ткань льнёт к его коже, как пальцы скользят по кромке пояса, и от собственных прикосновений внизу живота становится ещё теснее.
Хонджун расплакаться готов от того, как это неправильно, но как — подумать только! — его возбуждает.
Ещё бы дрожь унять, потому что если бы для себя — налюбовался бы и снял. Но сейчас за дверью ждут его выхода, а Джун медлит. Потому что стыдно. Неправильно. Глупо.
Хонджун ещё раз бросает взгляд на себя в зеркало.
По́шло. Грязно. Сглатывает, отворачивается, больше не в силах смотреть на своё отражение, и подходит к двери. Берётся за ручку. Жаль, сбежать некуда, а окно сейчас не выход: десятый этаж, да ещё в минус шесть — такое себе развлечение.
Счёт до пяти. Ещё раз до пяти. До десяти. До пятнадцати. До… Нервы не выдерживают, пальцы нажимают на металл, отпирая дверь. Хонджуну кажется, что он перестаёт дышать.
Сердце бьётся в глотку, колени дрожат, ладони вспотели.
Он смотрит, не видя, перед собой. Застывает, боясь пошевелиться. И даже не слышит чужого голоса.
И лишь когда его касаются, Джун наконец отмирает.
Обжигающее дыхание на плече. Ладони — согревающие, успокаивающие, которые оглаживают спину — трепетно, осторожно, привлекают ближе, и Хонджун наконец выдыхает, закрывает глаза.
Так проще.
— Ты невероятный, — слышит приглушённое, и ногти легонько царапают кружево пояса. — Такой воздушный в этом белье. Такой хрупкий.
— Замолчи.
Хонджун лишь сильнее вжимается в чужое тело, точно ища защиты. В первую очередь — от себя, такого неправильного. Такого порочного.
Сонхва приподнимает чужое лицо за подбородок, но юноша лишь сильнее зажмуривает глаза.
— Не бойся, — шепчут ему в самые губы.
Поцелуи бабочками порхают по щекам, задевают нос, веки, даже уши. Пальцы пробегаются вниз по бёдрам по линии подвязок, возвращаются назад, проскальзывая под чёрный атлас трусиков — и Хонджун задыхается. Не вырывается, не кричит, но позволяет утягивать себя в омут порочных и сладких страстей.
Пожалеет он об этом после. Может, даже закатит истерику. Но сейчас — обоюдно сгорать от близости и ощущать себя необходимым.
— Теперь я понимаю, зачем, — хрипло шепчет Хонджун. — Но больше такого не будет. Не в этот год.
— Хорошо, — так же тихо отвечает Сонхва, и наверняка тот улыбается. — Повторим в следующем.