Приключения Ореста Андреевича Беккера

Прибыли на одноименную станцию. Дороги — ужас, людей — как будто и нет никого, а только одна лесистая местность. Нужно было спешить, торопиться. Анатоль все подгонял Ореста. Находить самому дом Рябушинских, все равно, что искать иголку в стоге сена. Идя по дороге в наобум выбранном направлении, встретили бабу и спросили, где находится местное самоуправление. —Не далече, барин. Вот как идёшь, увидишь домик с табличкой потертой и писано «САМОУПРАВЛЕНIЕ». Прекрасно. Пока шло все так, как полагается, исходя из личных расчетов Анатоля. —Ваше превосходительство? — спросил некий человек в старом сюртучке, противными усиками и несколько засаленным котелком на плешивой голове, когда увидел вошедших двух в здание самоуправления. На самом деле, выглядело оно очень захудало и неброско, так что при спешке ошибиться было бы совсем несложно. —Именно. Анатоль Полуэктович Шпенглер и мой коллега Орест Андреевич Беккер прямиком из Петербурга по очень срочному делу. —Неужто столичная полиция к нам наконец пожаловала? — съязвил неизвестный плешивый, поглаживая папку подмышкой. — Вы насчёт кражи картины? Наслышан, наслышан. Что ж, чем могу быть вам полезен? —А где начальник деревенского самоуправления? Нам нужен исключительно он. Плешивый издал смешок и поправил указательным пальцем свои незначительные усы: —В таком случае, он перед вами. Глазунов Павел Владимирович. —Вот видишь, Орест? Даже начальника нашли сию минуту. Итак, Павел Владимирович, нам нужно знать, где находится дом братьев Рябушинских. —Бог мой! Какие запросы. Что ж, в этом я точно могу быть вам полезен, поэтому начну, прежде сказав, что вам повезло вдвойне. Пройдёмте ко мне в кабинет, я напишу точный адрес. Люди из полиции незамедлительно последовали за начальником местного самоуправления. Пухлыми пальчиками с перстнями он открыл ключиком срипучую дверь в свой кабинет, который, в отличие от холла, был достаточно богато обставлен. Анатоль думал, что это какое-то невежество что-ли. Как будто в сарае работают и начальника то и дело, что кормят, вон на пальцах перстни посверкивают и дорогие диваны по углам расставлены с часами итальянскими. —Вы, говорите, братьев Рябушинских ищите? Неплохо. Тут младшенький часто едет-сюда, а если и приезжает сюда, то пропадает на недельку-другую. Мне довелось дружить с их отцом, покойным Евлампием Валентинычем — прекрасным человеком, сделавшим все для благоустройства в Райволе. Потом разорился, а за неуплату долгов его вместе с женой зарезали. Ох, страх-то какой! Мужичонка поспешно перекрестился, подняв плешивую голову к образам. Минуту помедлив, он вспомнил, зачем привел сюда высокопоставленных лиц из столицы и взяв перо, небрежно начиркал что-то на кусочке бумажки. —Вот. Прошу-с, господа. —Ах, да. Совсем забыл спросить. Имеется ли у вас, Павел Владимирович, телеграф или телефон, чтобы связаться с lll Отделением? — спросил Анатоль, оглядываясь по сторонам и не заметив ни одного аппарата, похожего на то или другое средство связи, которое будет очень нужно. —Да, конечно. В кабинете у полицмейстера. Это вам чуть дальше, прямо по коридору. —Алло, барышня? Причипите меня с приставом lll Отделения Его Императорского Величества канцелярии Дорофеем Григорьевичем Ливенвольде, — сказала не менее интересная персона в черном сюртуке и истертой медалью у петлицы. Это был местный полицмейстер, неприметный старичок с жидкой козлячьей бородой и тремя волосинами на блестящем черепе, Николай Николаевич Сыроежкин. — О, есть контакт! Прошу вас, ваше превосходительство. Сыроежкин протянул трубку Анатолю, тот скоро взял и приложил к уху. —Алло? Дорофей Григорич? Да, да, Анатоль Шпенглер, да! Мне пришлось срочно уехать в Райволу, дабы разыскать братьев Рябушинских. Ря-бу-шин-ских, да, черт возьми! Мне понадобиться помощь — кто угодно, хоть филеры, хоть жандарм! Пусть приезжают немедля, я с Беккером, боюсь, не справимся. Что? Не спра-вим-ся говорю! Так точно! — далее Анатоль помолчал. — Ваша воля, жду. Потом положил трубку на рычаг. —Фух, голос сорвешь с этим Беллом — кричать устанешь. Ещё и эта Ливенвольдовская тугоухость так некстати. —Может, я чем пригожусь, Анатоль Полуэктович? — сказал Сыроежкин, потирая сухие неприятные руки. —Возможно, вполне возможно. Мои требования таковы — вы сейчас вместе с нами отправляете двух вооруженных пистолетами полицейских. Ровно в три часа приезжают из столицы люди lll Отделения: офицеры, агенты, ну, словом, как положено. Они со станции отправятся прямиком сюда. Вы даёте им адрес пристанища братьев Рябушинских и переотправляете к нам. Мои указания ясны? —Так точно, ваше превосходительство. —Вот и чудненько. Орест, скорее. Двое организованно вышли из здания местного самоуправления и раскрыв клочок бумаги, следовали исключительно так, как говорил Павел Владимирович. Время от времени останавливались, спрашивали у проходящих мимо людей. По прошествии пятнадцати минут выяснилось, что назначенное место находилось на самой окраине деревни. В целом, дом был достаточно обветшалым, клубов дыма из черный трубы не валило. Видно, обитатели домишка уже догадались, что к ним нанесут визит люди из полиции, однако это можно было лишь предполагать, но Анатоль именно так и казалось. Ограждения, должного для двора, не было совсем. А если и было, то его остатки сгнивали в канаве или присыпаны снегом. Дело набирало обороты. Неужто, добрались? Было холодно. Иногда, ветер усиливался и пробирал до костей, заставляя невольно содрогнуться. В лицо больно били осколки снежинок, мгновенно тающих на горячей коже. —Говорим шепотом, — сказал соответствующе Анатоль своему коллеге. —Аккуратно достань револьвер, приготовь его. Он может пригодиться сейчас. Откуда мы знаем, вдруг братья вооружены? Орест, будто побоявшись издать лишний звук, просто многозначительно кивнул и стал смотреть в сторону избы. Они взошли на крыльцо. Анатоль мягко прижался левым ухом к старой двери с массивной задвижкой. Тишина. Как будто и нет никого. Анатоль постучался — тишина. Постучался ещё раз — тишина. Постучался в третий раз — опять ничего. Открыв с оглушительным скрипом дверь, вошли в захламленные пыльными вещами сени. После, открыли другую дверь, менее скрипучую. Прогремел выстрел. Да такой громкий, что Орест дёрнулся и чуть не выронил тяжёлый револьвер, однако это был не он, а Рябушинский-младший, который стоял за второй дверью. Анатоль, будучи стоя впереди коллеги, умудрился вовремя увернуться от пули и зайти за дверь. А он и вправду хромает. Первые доказательства виновности оправдались. Грохнул ещё один выстрел. —Я ждал гостей. Но никак не ожидал, что это будете вы, Николай Соломонович Рутенберг!!! Двое поспешили спрятаться в хламе, пока Рябушинский с пистолетом медленно и как бы аккуратно выходил в темные сери — за колесом, закинутым донельзя пыльным брезентом, стоявшим в углу. —Какой ещё Николай Соломонович? — недоумевающе произнес Анатоль шепотом. —Долго объяснять. Псевдоним, чтобы не рассекретили. —Играем в прятки? Очень почтенно для таких должностных лиц! Произнеся эту фразу, идиот принялся стрелять по любым предметам, но далеко не по колесу в углу. —Раз, — сказал Орест, высчитывая количество выстрелов. — Два, три...четыре. Сколько он ещё выстрелил до этого? —Два раза. —Покидаем позиции, нас более ничего не грозит. —Ат шельма! Ай да Орест! Прокричав, Анатоль поднял колесо и кинул в Василия, который, направив пистолет, был обречён на провал и позор — патроны кончились. Колесо мигом сбило с ног стрелявшего. Анатоль поступил очень организованно, притом не потеряв себя. Он огляделся, взял какую-то тряпку и разорвав ее, обвязал руки идиоту. —Василий Федорович Рябушинский, бывший кадет, позор русского общества, самый дряной поэт, которого я когда-либо читал — именем полиции, вы арестованы. Ну, что, идиот? Говори, где картина. —А прям так я тебе и скажу, морда полицейская, — улыбнулся Василий, стараясь выпутаться из тряпичных оков. Анатоль влепил пощечину мальчишке за оскорбление. —Говори. Все. Живо. —Мне денег не хватало на лечение больного брата, он единственный, кто у меня остался и я не мог пропустить шанс, чтобы... —Полиция и так уже об этом знает, мы не дураки набитые. Говори, кто за этим всем стоит, ибо твоя репа на плечах не смогла бы до такого до думаться. Василий с красной щекой отвернул голову, начал смотреть в сторону. Все детали так и норовили выйти на поверхность: —Не скажу. Анатоль замахнулся было, чтобы влепить ещё одну пощечину, однако Василий остановил его, сдавшись в первые минуты: —Ладно, ладно. Расскажу. Вот позорище...подумал Орест, до чего опускается человек ради денег. Преступление и наказание ему в помощь, главное, чтобы до него в будущем дошло. Ну, ничего, каторга поправит. Поправит, как и всех других, кто преступил черту вменяемости, предавшись забвению. —У покойного мужа Зинаиды Александровны есть сестра, которая осталась в неведении и была полностью отвергнута обществом из-за того, что все состояние брата перешло на его проклятую наивную жену, а самой Виктории Николаевне ничего не досталось — ни дачи, ни даже гроша, чтобы купить захудалую квартирку на Сенной площади. Вот и решила она отомстить, расправившись с золовкой. Я познакомился с ней в салоне, который был где-то на Невском, уже не помню, ибо потом он прекратил свое существование, когда от Виктории Николаевны все отвернулись, а аренду за помещение не хватало. Она рассказала мне все то, что я рассказал вам сейчас, потом стали придумывать план некоторое количество месяцев так, чтобы вина не пала на меня и на нее. Виктория Николаевна рассказала, что все состояние находится в картине в гостиной особняка Кузнецкой, где после смерти ее мужа она неплохо обжилась и в ус не дула. Сначала, я думал, что деньги в картине — это только слухи и легенды, а оказалось, что правда. По плану, все деньги, которые были спрятаны, поделим между собой: мне — на лечение брата, ей — на жизнь загородом, здесь же, в Райволе. Я согласился. —Ну а дальше мы и сами знаем. Как украл? —За гостиной была проходная комната в которой находилась дверь. За ней шла черновая лестница, ведущая на задний двор, где, пройдя его, можно было бы через небольшую каменную ограду перелезть и оказаться на набережной Крючкова канала. Там меня ждал извозчик, коего мы смогли подкупить. Этому старому плуту пришлось отдать тысячу двести рублей только за одно молчание. В коляске меня ждал и мой друг, который впоследствии возложил оплатить молчание извозчика на себя. Орест стоял над вором и успевал удивляться — слова его полностью сходились с предположениями и гипотезами Анатоля, который излагал их во время поездки сюда, в Райволу. Все-таки, надо брать пример с коллеги и начать учиться с него, подумал Орест, пристально наблюдая за Василием и то, как он говорит. —Где картина? — нагнулся Анатоль к самым глазам Василия. Своим видом, Анатоль напугал Ореста, ибо никогда не видел его столь озлобленным, но притом справедливым. —Я продал ее. —Черт возьми! В таком случае, где деньги? —Часть у меня, а другая у Виктории Николаевны. —Она уехала? —Нет. Она обосновалась без ведома золовки на ее даче, ибо самой Зинаиде Александровне она практически не нужна. Так, очень редко туда наведывается. Анатоль хотел было спросить адрес, однако откуда-то из внутренних комнат донеслось чуть слышный зов. —Вася, что происходит? Вася? Трое в сенях обернулись в сторону открытой двери. —Брат здесь ещё? — спросил Орест. —Да... —Так какого черта ты его здесь держишь в непротопленной избе, идиот?! Послышались шаги. Медленные, аккуратные. Наконец, у выхода в сени, на самом пороге появилась фигура истощенного болезнью живого мертвеца, который только и делал, что успевал находить силы говорить. —Вася? Qui sont ces gens? —De la police, — ответил младший брат. —Как они здесь оказались? Куда ты опять ввязался? Ты украл деньги? Я ничего не понимаю. Tu m'as dit que tu les avais pris! —Я все объясню! —Какая стыдоба, — покачал головой старший брат. — Мне очень стыдно, что ты так поступаешь. Простите, господа, это все по моей вине, мой брат ни в чем не виноват. —Виноват, мсье Рябушинский. Ещё как виноват. Ваш брат обвиняется в краже имущества графини Кузнецкой, с недавних пор которая стала вдовой. Старший брат, вышедший в одном халате, кисейных панталонах и легенькой рубашке, выпучил и без того большие от худобы глаза: —Я не знал об этом...Господи, Вася, que tu as fait! Не постучавшись и не колеблясь в целом, группа людей из полиции ворвалась в сени трухлявой избы. —Никому не двигаться! Именем полиции! — сказал Дорофей Григорьевич, подняв было пистолет, но не выстрелив. —Как вы вовремя, однако, — сказал Анатоль, воздержавшись от улыбки. —Где этот наглый мальчишка и грубый вор? — спросил старичок, оглядываясь по сторонам. Анатоль лакированным носом ботинка указал на лежащего прямо перед ногами пристава Василия. —Угу. Очень интересно. А это кто? —Я старший брат, Александр Федорович, — устало произнес он, но в глазах был отчётливо виден испуг. —Вы должно быть, уже знаете, что произошло? Живой мертвец аккуратно кивнул головой, обхватив обеими руками плечи и растерев их, так как в избе и вправду было холодно. Ливенвольде, пощелкав пальцами, указал офицерам на связанного. Те подхватили его под руки и увели. —Стойте! Как же...— вскричал брат, потянув руку к спинам людей, уводящих младшего. —Не беспокойтесь за вашего брата, Александр Федорович. Поработает на каторге годика четыре... Анатоль перебил пристава, молчаливо толкнув его плечом и в ответ на возмущенные лицо старика, покрутил пальцем у виска, мол, с ума сошел и без того нервировать больного человека? На что Ливенвольде согласился со своей оплошностью и изменил ход дела. —Из казны мы выплатим вам поездку и лечение на источниках. Александр Федорович не слушал. Пока пристав говорил, он облокотился на дверной косяк, продолжая растирать плечи и медленно опускаться вниз. —Господи, как холодно. После, он окончательно сел, уставившись в одну точку. —Умер, — констатировал факт Анатоль, будучи имея медицинское образование. — Прикажите людям увести Василия в здание местного самоуправления, допросить и узнать, где живёт Виктория Николаевна. —Еще одна? Что за Виктория Николаевна? — смутился пристав. —Сестра умершего мужа Зинаиды Кузнецкой. Она зачинщица всей этой афёры, под влиянием которой Рябушинский сейчас отплатил свой грех смертью брата. Сама Виктория Николаевна живёт здесь, в Райволе. Ее на Стол Допроса в Петербург вместе с Рябушинским, а на этом мои силы и работа закончены. —Ай да Анатоль, дай поцелую тебя, гордость полиции наша! — сказал Дорофей Григорьевич, подходя к молодому человеку и целуя его в щеки. —Это не моя заслуга, а Ореста по большей части, — признался Анатоль, стараясь скрыть отвращение к приключениям пышных старческих усов на его лице. —Ба, Рестик! Поздравляю. Делаешь успехи, — обнял юношу пристав. — Пухвельс, сюда иди. В сени вошёл человек средних лет. Офицер, исходя из погонов. С жидкими усиками и прилизанной прической на обтянутой бледной кожей голове. —Конспектируй, — продолжил Ливенвольде. — За идеально выполненную работу, эрудицию, ум и прирожденный талант к сыску, немедленно наградить губернского секретаря Ореста Андреевича Беккера орденом Святого Станислава 2-й степени и возвести в чин титулярного советника беспрекословно. Это был самый счастливый момент в жизни юноши. Иметь такой чин и награду за заслугу и в подобном возрасте! Было практически невозможно и радостно. Однако, было бы ещё радостнее, если бы не труп умершего Александра Рябушинского, расположившийся подле ног Ореста. С делом было покончено — Анатоля тоже наградили орденом Анны 1-й степени, возвели в чин надворного советника. Василия Рябушинского за место каторги поместили в Петропавловскую крепость на 4 года, где он скончался от элементарной простуды спустя месяц. Викторию Николаевну разоблачили, она угодила в опалу и уехала в Тобольск (дальнейшая жизнь ее неизвестна). Деньги, некогда ворованные, вернули обратно Зинаиде Александровне в целости и сохранности. А новости о некоем юноше, который смог разгадать запутанное и громкое дело, вдруг разнеслось по всей столице и его имя, некогда неизвестное всем, тут же скакало по устам высшего света Петербурга. Тетушка не имела границ в счастье за своего племянника, имя которого она слышала из каждого цветка в салонах и даже при дворе. Однако при всем этом было одно НО и оно тревожило Ореста, не дав ему полного покоя — долгожданная встреча его с дамой, которая никак не выходила из молодой головы новоиспеченного титулярного советника...