Гори оно всё синим пламенем

Яков Гаврилович Белосельский был раздражен. Вчера его дорогой супружник снова хлопнул дверью спальни перед его носом, заявив, что не намерен больше ублажать супруга без всякого ответа с его стороны. И если Якову Гавриловичу так неймётся, то пусть приходит к нему сам. А вот на это Белосельский решиться никак не мог. Ну не виноват он, что его прельщала только верхняя позиция. В Управлении все уже давно покинули рабочие места, и только Белосельский никак не мог заставить себя поехать домой. В который раз глянув на часы, он тяжело вздохнул, отложил в сторону бумаги и поднялся из-за стола. Коридоры были пустыми и тёмными. Белосельский взмахнул рукой, и тут же десяток светящихся шариков окружили его со всех сторон, освещая всё вокруг ярким светом. Кивнув на прощание охраннику на входе, Яков Гаврилович шагнул на улицу и тут же поморщился. — Ещё и дождь, поганый, — прошипел он, раскрывая зонт. — Никакого счастья в этой жизни! Спеша поскорее добраться до своего экипажа и при этом не промокнуть до нитки, Яков Гаврилович держал зонт перед собой и не заметил, как толкнул плечом молодого человека. И только наступив на роскошный букет роз, обернулся. — Артемий Маркович? Чего это вы, голубчик, тут мокнете, да ещё и цветами раскидываетесь? — спросил Белосельский, разглядывая молодого практиканта, присланного к ним неделю назад. — А меня бросили! — вдруг заявил он. — И ради кого? Ради этого проходимца Димсталя и только потому, что тот, видите ли, барончик. Да ещё и цветы эти мерзкие напоследок подарили, будто я девица какая! План родился в голове Белосельского мгновенно, будто лампочку включили. — Поднимайтесь-ка, голубчик, — решительно заявил Яков Гаврилович, потянув практиканта за рукав. — Вы промокли и простудитесь. Да и вообще, одному вам в таком состоянии оставаться нельзя. Едемте к нам, обсохнете, обогреетесь, настоечки выпьем. Можете даже до беспамятства. Я вам на завтра выходной выпишу. Проспитесь, и все ваши проблемы покажутся вам смешными. Нет, ничего такого Яков Гаврилович не планировал, просто чтобы позлить супружника. Посмотреть на лицо Лариона Яковлевича, когда он к ним в дом паренька приведёт, да внимание ему оказывать будет. Затолкав несопротивляющегося Артемия в машину, Белосельский сел за руль и мысленно потёр руки. Путь до особняка Артемий просидел молча, отстранённо глядя в окно. Не сопротивлялся, когда Яков Гаврилович тянул его по ступеням и отмер лишь тогда, когда Белосельский принялся стаскивать с него мокрое пальто. — Извините, я, наверное, вам помешаю, — попробовал возразить он, но был решительно остановлен Белосельским. — Ни в коем разе, голубчик, ни в коем разе! В этот момент на лестнице показался Ларион Яковлевич. Несколько секунд он смотрел на открывшуюся картину, встретился глазами с ехидным взглядом Якова Гавриловича и, через минуту, расплылся в улыбке. — Дорогой, ты бы хоть представил молодого человека! — Артемий Маркович, наш практикант. У него беда, и я просто не мог бросить его под дождём и пригласил на ужин. Ты же не против, Ларион? — Конечно нет. Глядя на ангельскую улыбку супружника, Яков Гаврилович внутренне передёрнулся, но от своей затеи не отступился. Ужин проходил… странно. Чем больше Яков Гаврилович уделял внимание гостю, тем больше обаяния проявлял Ларион. А он, поганец, это умел, и Яков Гаврилович с тоской принялся вспоминать, как сам однажды пал его жертвой. Сливовая настойка закончилась, и Ларион незаметно подставил на стол штоф водки. Артемий Маркович пьянел быстро и неотвратимо. А вместе с опьянением к нему приходила какая-то отчаянная бесшабашность. Он то ругал бывшего сожителя на все лады, то порывался ехать к нему, чтобы вызвать на дуэль, то обещал набить морду проходимцу Димсталю. И всё же Яков Гаврилович проиграл сам себе. Потому что, вернувшись из туалетной комнаты, застал Лариона целующимся с Артемием. Вот так, прямо в гостиной, без всякого стеснения. Белосельский, конечно, мог закатить сейчас скандал, но тогда бы пришлось объяснять свои действия и то, зачем он притащил в дом практиканта и так целенаправленно его спаивал. Да ещё и Ларион подлил масла в огонь, разорвав поцелуй и с вызовом взглянув на супружника. В его взгляде так и читалось: «Ну давай, скажи что-нибудь»! Нет, ничего говорить Белосельский не стал. Просто присел рядом, повернул голову Артемия к себе и тоже поцеловал. Прямо на глазах Лариона. Сам Артемий Маркович был явно не адекватен. Не настолько пьяный, но морально доведённый до состояния «а гори оно всё синим пламенем», он несколько раз перевёл взгляд с одного на другого и выдал: — А, будь что будет! А дальше было. Раздевали они с Ларионом его вдвоём. Артемий оказался стыдливым и отчаянно пытался отстоять хоть исподнее. Но Белосельские были непреклонны. — В душ! — коротко приказал Ларион, и Яков Гаврилович даже не подумал возразить такому, вмиг ставшему властным, супружнику. Горячая вода только добавила градуса. Очертив пальцами скулы и подбородок с небольшой ямочкой, Яков Гаврилович неожиданно завис на губах. Ярких, четко очерченных, так и напрашивающихся на то, чтобы увидеть, как между ними скользит член. Огладив шею, он надавил на плечи и Артемий послушно опустился на колени, а прямо перед собой Яков Гаврилович увидел лицо Лариона с предвкушающей ухмылкой и без раздумий втянул того в поцелуй. Отстранился Ларион неожиданно. Вздёрнул на ноги Артемия и прижал его спиной к груди, пощипывая одной рукой розовые соски и лаская член другой. Артемий Маркович, полностью отдавшийся чужой воле, только постанывал и нетерпеливо толкался в кулак. Не выдержав такого зрелища, Яков Гаврилович согнул одну ногу Артемия, уложив себе на локоть, а пальцы второй скользнули дальше, случайно задели кулак Лариона, в котором скользил член практиканта, и двинулись дальше к нежному колечку. Один вошел без проблем и Яков Гаврилович тут же добавил второй. Артемий стонал, выгибался и явно требовал ещё. — Хватит баловства, идёмте в спальню, — севшим голосом произнёс Белосельский. В данный момент Лариону было не до разговоров — он уже не мог остановиться. Яков Гаврилович лежал на кровати и рвано дышал, запустив пальцы в волосы Артемия. Тот стоял на коленях, прогнув спину, и сосал, пытаясь взять настолько глубоко, насколько был способен. А Ларион пристроился сзади, сминая ладонями ягодицы и лаская языком разработанный вход. Но вдруг тот разогнулся, подвёл свой член ко входу и толкнулся внутрь. Артемий протяжно застонал, и Белосельский понял, что так скоро кончит от одного зрелища. Вот уж точно он никогда не думал, что вид Лариона, вбивающегося в парня, что сосёт его член, так сильно заведёт его. Ларион намотал волосы Артемия на кулак, чтобы они не мешались, и прижался со спины, плавно проникая и выскальзывая, целуя затылок и плечи. С каждым толчком его действия становились увереннее и нетерпеливее. Полуприкрытые глаза, яркий румянец, и хриплые вздохи, как же желанными они были! Яков Гаврилович вдруг понял, что никогда не видел супружника таким открытым эмоциям и чувствам. Ну а то, что между ними сейчас Артемий, только добавляло остроты. Полностью отдавшись чувствам, Яков Гаврилович отпустил себя и кончил, заставив Артемия поперхнуться и закашляться. Но тут Ларион поставил его на колени, откинул спиной себе на грудь и принялся вбиваться жёстко и яростно. Не желая оставаться сторонним наблюдателем, Яков Гаврилович повернулся на живот и поймал губами член Артемия. А того совсем повело. Он стонал в голос, то подаваясь назад и насаживаясь на член Лариона, то толкаясь вперёд, в рот Белосельскому. Первым кончил Ларион, рыкнув и прикусив за плечо. А Артемию понадобилось всего десяток глубоких толчков, чтобы бессовестно кончить в рот своему начальнику. Утро для Артемия выдалось тяжёлым. В прямом и переносном смысле. В голове гудел церковный колокол, а он сам оказался придавлен массивным телом. Вчерашний день вспоминался с трудом. — Матерь божья… — простонал Артемий, понимая, что лучше бы не вспоминался вообще! — Это же надо было так напиться! — Да не так уж вы были и пьяны, сударь! — ехидным голосом усмехнулся Ларион, ласково гладя по щеке. — Артемий, голубчик, спите, у вас сегодня выходной! — заявил Яков Гаврилович, лишь крепче прижимая его со спины. — А у вас, господин статский советник? — решив, что хуже уже быть не может, съязвил Артемий. — Я начальник, а начальство не опаздывает, а задерживается. Пусть и на целый день, — хмыкнул Яков Гаврилович и провокационнно потёрся членом об удобно подставленный зад.