По следу

      В Ваниной «Ладе» пахло ванилью, выпечкой и яблочным повидлом (видимо, вчера ещё возил в ней Лену) — в носу приятно защекотало, и Серый фыркнул от удовольствия; желудок предательски заурчал.       — Выспался? — невнятно проворчал Ваня: явно уже успел что-то захомячить. — На. Знаю, кофе ты не пьёшь.       Между потрёпанными креслами просунулась рука с картонным стаканчиком. Из-под криво нашлёпанной пластиковой крышки на Серого тепло пахнуло лесом: дразняще-терпкая мята, водянисто-спокойная голубика и кислая брусника. На белом боку стаканчика был нарисован неуклюжий толстый волк на тонких ножках — один в один из старого мультика. Серый руку мастера узнал без труда и хмыкнул: видимо, под утро дежурить Ване стало совсем скучно.       С хрустом натянув кожанку, которой укрывался, Серый сел, глотнул чай — усмехнулся. Утро потихоньку бодрило, хотя и было непонятно, сколько ещё времени придётся провести в томительном ожидании, пока освободится единственная на весь городок машина наружки.       По крыше машины не в такт барабанили капли, из приоткрытого окна пролился вязкий запах сырого асфальта и мокрой псины. «От меня опять, что ли? — поморщился Серый, взъерошивая волосы. — Вчера вроде голову мыл». Ваня скомкал уже полупрозрачную бумажку от завертона и зашвырнул в подлокотник, крутанул магнитолу.       Сквозь помехи пробился мелодичный — прямо-таки Сирин — голос ведущей местного радио.       — Ей бы по радио петь, а не сводки новостей зачитывать, — зевнул Ваня, сползая по спинке кресла вниз.       Серый с готовностью угукнул. Шуршание радио царапало по ушам хлеще, чем пенопластом по стеклу, так что хотелось прижать уши и заскулить — однако слух невольно уловил отголоски последних новостей. Сегодня в девять утра от пристани отойдёт первая исследовательская экспедиция на уединённые северные острова, где когда-то жили шаманы. Между шестым и седьмым позвонком — под несуществующей холкой — нудно зазудело в тревожном предчувствии. Серый шумно почесался.       — Когда там… Ноги приедут?       Ваня пожал плечами:       — Сказали, как только — так сразу.       — Не нравится мне это, — скривился Серый и громко чихнул; зуд стал сильнее.       — Перестань, Серый, вечно ты драматизируешь. Никуда он не денется. Он буквально три дня назад сорвал огромный куш.       — Кэш, — прищёлкнул зубами Серый.       В зеркале заднего вида вокруг глаз Вани пролегли тонкие лучики морщинок беззвучного смешка.       — Тем более. С таким багажом на вокзал не сунешься – перехватят. Значит, ему нужно найти надёжного перевозчика. Его мы нашли, осталось только поймать с поличным. Кстати, — Ваня с шумом почесал пробивающуюся щетину; Серый виновато посмотрел на волка на пустом стаканчике: выбрасывать было жалко. — Как ты его нашёл, может, расскажешь? Такое ощущение, что твои осведомители — это канализационные крысы. Или голуби.       Серый усмехнулся и тряхнул лохматой головой:       — Чуйка хорошая. Оперская.       — А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла? — рассмеялся Ваня.       Где-то глухо хлопнула подъездная дверь. За прокатившимся над городом раскатом грома Ваня не услышал — стаканчик с хрустом сжался в кулаке.       — Серый, ты что напрягся?        Вместе с запахом дождя нюх пощекотал кисло-шершавый запах краски и приторно-сладкий запах тысяч рук — деньги, перебиваемые, впрочем, душно-химозной вонью китайской сумки. Серый чихнул и завертел головой. Из обшарпанного подъезда, соседнего тому, где скрылся подозреваемый бодрой, чуть подпрыгивающей на одну ногу, походкой вышел крепенький мужичок в военной форме. На плечо он закинул большую спортивную сумку — с такой обычно Ваня мотался в командировки.       — Вань, — подался вперёд Серый, — глянь вправо, только башкой не верти. Это не наш морячок?       — Твою мать! Погнали.       Ваня рванулся. Вхолостую шлёпнула ручка — щёлкнула блокировка: Серый заблокировал выход. Неприятное предчувствие под холкой зазудело сильнее.       — Куда! Надо, чтобы кто-то остановился и вызвал подмогу. Я… В кино про милиционеров видел.       — Да что мы его одного, вдвоём не скрутим?       — Он бывший морпех, Вань… — и деньги у него горчили порохом и маслом. — Я пойду – ты вызывай подмогу.       — Фиг там. У тебя боевого опыта меньше, — Ваня снова рванулся, Серый припечатал его к сидению со всей своей звериной силой. — Ну и что ты предлагаешь? Монетку кинуть?       — Можно и монетку, — усмехнулся Серый и сорвал с шеи красную нить.       Монетка удачи упала в ладонь.       — Орёл, — рыкнул Иван.       — Решка, — легко согласился Серый.       Монетка звякнула, рассекая ребристыми боками воздух, сверкнула под потолком и холодным шлепком обожгла кисть.       — Решка!       Серый спрятал монетку в карман и повёл плечами, готовясь к забегу:       — Там какая-то морда была — это даже не похоже на цифру!       — Это… Ацтекская арифметика, — ляпнул Серый первое, что пришло в голову, и вывалился в дождь.       Морячок растворился в тени за обшарпанной голубой аркой — Серый пустился за ним, не различая цветов: только запахи. Дождь. Деньги. Порох. Страх.       Всё остальное — потом.         Потом он будет сидеть в кабинете Бера, потирать порезанное спрятанным в голенище берца ножом бедро, и с усмешкой кивать на его возмущения. Подставился, полез поперёк батьки в пекло — вперёд старшего по званию — теперь никакого оборотничества, пока не заживёт...       И когда Бер, широко раздувая ноздри, нависнет над Серым и станет сверлить его зловеще вращающимися, горящими, как угли, чернющими глазами, Серый помассирует ногу и улыбнётся небрежно:       — У Вани жизнь одна. Человеческая. А на мне всё как на собаке заживает.       — Да ну! А какого лешего тогда весь этот цирк с орлом и решкой?       — Так монетка — пиратская.       Серый многозначительно вскинет бровь и сожмёт в кулаке медную монетку, которую Веля ему привезла из отпуска, на удачу, одинаковую с двух сторон.