Любовь это проклятие.

Махито 3 часть Если Вселенная бесконечна и вправду То прямо следует из этого факта Что ты точно так же ждёшь, когда я вернусь обратно Где-то там, в глуби далёких галактик То есть, не ты, конечно, а твоя копия И не меня, а мою копию, конечно Если, конечно, всё это — не утопия И Вселенная действительно бесконечна Действительно бесконечна... «— Махито. Мы встретимся в других вселенных? — А ты этого хочешь? — Очень хочу. — Если ты этого хочешь, то мы обязательно встретимся» Союзники — это враги, у которых есть общий враг, а аура окружения Махито устрашающая, доверия тебе никогда не внушала. Нежным цветком увядала твоя уверенность в себе рядом с этими странными людьми, прятала лицо и от взглядов их пряталась за крепким плечом Махито. И особняком среди них выделялся тот, чье присутствие тебя тяготило больше всего. Высокий, длинноволосый, в одеяниях свободных и с улыбкой такой томно-пугающей, он будто прятал в своих свободных рукавах сверкающий кинжал. Природная осторожность и недоверие шептали тебе, что за напускным дружелюбием скрывается лисье коварство и с ним не стоит иметь общих дел. Кендзяку. От одного имени под кожей нехорошо скреблись мурашки, исходила от него тошнотворная угроза, хотелось зашипеть на него дикой кошкой. Страх пиявкой кровожадной периодически впивался в кожу острыми зубками, прогрызая плоть, сладкими волнами тревоги парализуя нервные окончания. Хотелось огородить Махито, предупредить, защитить. — Мне не нравится Кендзяку. — выдыхаешь тревожное признание в ночной декабрьский воздух. Пар дыхания твоего с холодной ночью переплетается, совсем как пальцы твои теплые с прядями холодно-серебристыми. — М? Ты что, его боишься? — замурчал любимый в ответ. Так вальяжно разваливается рядом, не обделено кошачьей грацией крепкое тело, и ты завидуешь самой себе, ведь только тебе дозволено касаться Махито. Щекоча дыханием и прядями длинными, он склоняется к тебе, не сводит взгляда с губ, прежде чем побаловать поцелуем тягучим и сладким. Губы бережно покусывая, языком касается твоего, будто клеймя его прикосновением. Щеки твои вспыхивают смущением — развязность в ваших ласках бывала редким гостем, сегодня на Махито будто что-то нашло. Коротким было это мгновение, но память о нём уйдет в шкатулку твоих воспоминаний покоиться на бархатной подушечке. — Пожалуйста, будь осторожен рядом с Кендзяку. — одной фразой режешь атмосферу томную, отчего Махито со стоном недовольства отстраняется. Разноцветные глаза смотрят на тебя внимательно, почти не мигая, поблескивают драгоценными камнями в полутьме, и на дне их ты видишь впервые что-то граничащее с угрозой и агрессивным удивлением. После самой первой ночной встречи он не являл пред тобой свою проклятую часть натуры, даже не приоткрывал перед тобой дверь на темную сторону, но неосторожность твоего высказывания чуть не распахнула её настежь. Касание за касанием, слово за слово, и Махито уже делится с тобой планами, от которых стынет кровь в жилах. Возлюбленный твой не человек, его окружение — не люди. И жалости к человечеству круг избранных не питает. А Кендзяку – лидер этого союза. — Конец этого мира предрешен, прелестная моя. Только представь! Я спалю весь этот город до угольков без сожаления! Ничего не оставлю. Представь, что всё сгорит к чертям! Освободим мир от людей, милая. Останемся только мы с тобой. — пламя энтузиазма полыхает в его глазах и пугающе прожигается твоё доверие дотла. И молчание твоё как предупредительный выстрел в воздух, но, робость преодолев, ты сумела найти слова. — Махито, но так нельзя… — вбираешь в руки мягкость его волос, поверх грубой ткани рубашки плечи его гладишь в мрачной задумчивости. — Я ведь тоже человек. Разве не чудовищны ваши планы? Твой возлюбленный в ответ лишь взвился в диком смехе. В глазах проклятия загорелся демонический огонь, и пляшут вокруг костра мысли его бесенятами, танцуют на пепле и костях. Сжечь весь город дотла, уничтожение людей начать с Токио — их основная идея. — Кто сказал?! Кто сказал это?! Ох, милая моя, душа моя. — маникальность порывов его – гипноз для тебя и дурман. Даже в безумии своём Махито сердцу твоему отзывается теплом. — Люди сказали? А что ещё сказали эти люди? Они порвали на кусочки твою душу, помнишь? На кусочки. Я еле коснулся её, я залатать её для тебя хочу… Они обижали тебя. Они причиняли тебе боль. Люди. Кто из нас чудовище в таком случае? Выбитая из равновесия, ты замолкаешь в отступлении. В словах проклятия есть смысл и в них сквозит горькая для тебя правда. Люди всегда скалили зубы, а Махито станет той Смертью, что занесет над ними косу. Ему весело, а тебе сложно, тебе больно. Предавать род людской — добровольно стать Иудой. Но истинный предатель человечества тот, кто под боком твоим котенком греется, целует тебя в прикрытые веки. А ты просто любишь Иуду. Святая невинность, как же жестоко над тобой посмеялись боги любви. Греет тебя любовь злодея, воспетая им в тех песнях, что напевал он тебе в моменты близости, прерываясь на поцелуи твоих пальцев. Вопреки всему ты веришь, вопреки всему любишь и, целуя Махито в рваные швы на щеках, ты шепчешь «будь что будет». — Будь что будет. Ты вручила своё сердце в его руки и готова идти до конца. Уже нарушила тысячу запретов природы, не желаешь мириться, отступница, что стала проклятием запретной связи, и любовь твоя божественному противоестественна. — Послушай меня. — его внезапно теплые ладони порывисто обхватывают твои щеки. Кожи касается спокойное дыхание — Махито прижимается лбом к твоему лбу. Глаза разноцветные прикрыв, он быстро-быстро шепчет тебе свои обещания. Красноречиво и пылко, словно вновь признаётся в чувствах. — Я всё исправлю, не переживай. Всё это затеяно давно, но я смогу довести начатое до конца ради тебя. Всё ради тебя сделаю. Я люблю тебя, и никак иначе нельзя. Отвечать словами – кощунство, они только обесценят момент этого доверия. Вместо этого вплетаешься в объятия с ним, притягивая ближе, прикосновения твои собственнические, но странно успокаивающие. Есть первобытное удовлетворение от осознания того, что ты находишь утешение в землистом аромате Махито, в темноте, исходящей от него. Ты пустила всё на самотек и не стала отговаривать его от задумок. В этот момент, когда ваши тела прижимаются друг к другу, ты позволяешь себе быть уязвимой. Воздух не зимним холодом полон, а ароматом ваших смешанных желаний, пьянящей смесью огня и взаимной тоски. И вот вы снова здесь, в твоей мрачной комнате с темными обоями. Лица почтеннейших людей разных поколений с масляных картин смотрят высокомерно, во взглядах их осуждение вашего сплетения тел. Тьма вашего союза – это храм, убежище среди хаоса. Пальцы Махито как хитрая лоза, что карабакается по твоему телу, обнажая плечи и грудь. Короткая боль пронзает током, стоит острым зубам впиться в нежное плечо. Отметина как собственническое напоминание о том, что ты принадлежишь только ему. Махито сжимает тебя крепче, объятия удушливые граничат с агрессией. Низкое рычание раздается в глубине его горла — первобытный ответ на твой ответный укус в шею. Твои зубы глубже впиваются в плоть, вытягивая капельку крови. Махито не больно, сознанием своим он только чувствует прилив восторга, болезненное удовлетворение, которое питает извращённый голод по тебе внутри него. Да, возможно, Махито известен тем, что сеет хаос и внушает страх, но в этот момент он понимает, что тоже скован цепями желания и контроля. И цепи эти натягиваешь своими нежными ладонями именно ты. Возлюбленный подхватывает тебя удобнее, подминает любимое им тело под себя. Скрипит мягко под вами девичья кровать, пока проклятие, путаясь в своих длинных волосах, совсем бережно разводит твои ноги, проходясь ладонью по внутренней стороне бедра. Бархатные, совсем неспешные поглаживания отдают током, у тебя дыхание спёрло от такой ласки, и выдохи становятся всё чаще и чаще. — Как же я тоскую по твоей ласке, когда тебя нет рядом. — шёпот совсем тихий, но кровь в тебе вскипает, пока он всей поверхностью языка проходится за твоим ухом, небрежно цепляясь зубами за мочку. Осыпая дорожкой рваных поцелуев твою шею, Махито спускается с ними ниже, ещё ниже, ниже уровня всех приличий. Чем выше степень любви, тем ниже петляют поцелуи. Шелестят ткани твоей юбки лихорадочно под юркими пальцами, а после проклятие само теряется под ними. Горячий язык наглеет, запреты нарушая влажно и всё глубже, изучена вся твоя влага и сладость на вкус, дразняще испробована кончиком языка. — М…Махито… — стон безбожно грешен, остается лишь смущённо выгнуться в пояснице, подаваясь навстречу бедрами. Пальцами зарываясь в его волосах, тянешь проказника за пряди ближе, теснее, чтобы дыхание его опаляло нежную кожу бедер. А Махито балуется, шаловливый, языком и пальцами по очереди ласкает, шепчет приятные глупости уверенным тоном. И абсолютно нет сил и желания противиться, рыбой брошенной на берег ловишь судорожно ртом воздух. Приторно сладко и чрезвычайно грешно. Ты Ева и с удовольствием вкушаешь запретный плод, упиваешься близостью и ненасытным голодом, который связывает вас вместе. — Целуй меня. Ну же. Не сдерживай себя. — взгляд его, твоему сердцу дорогой, скользит по маку, вспыхнувшему на твоих щеках, коварство хриплым смешком вырывается из груди. Всё тайное рано или поздно становится явным. Вот и сейчас, когда неистово скрипит под вами кровать и бьется её изголовье об стену, открылась очередная маленькая истина — вы друг другу одновременно хищник и добыча, похититель и пленник. ~ И вроде бы январь наступил, а Токио полыхает жаром. Пасти пламени сжирают небоскрёбы, трещат деревья — всё в огне, как и обещал Махито. Снег и пепел тихо оседают кружевом на твоих волосах и юкате. Тает сплетение белого и серого, а под ногами пепелище темнеет, чёрной бездной зияет. Совсем как твоя уничтоженная сегодня душа. Порывистый ветер холодной пощёчиной погасил неподалёку кострище. В эту ночь погасло и твоё сердце, погрузившись в чернильную темноту. Некоронованный король твоего сердца исчез. Кендзяку поглотил Махито. Языки пламени где-то тут и там танцуют, как сумасшедшие жрицы в храме. Больно падать на колени, впиваются в кожу игольчатые осколки, ещё горячий пепел прожигает рваными пятнами ткань белоснежной юкаты. Тебя изнутри разрывает крик отчаяния, но лишь тихим шепотом и невинными слезами вырывается твоя светлая печаль. — Верните мне Махито…Верните мне моего Махито….— шепотом дрожащим своё присутствие выдавая, ползёшь на коленях к вершителю судьбы твоего возлюбленного. Ты сплошной ком боли, а Кендзяку лишь с презрением смотрит на твоё заплаканное лицо, выдаёт его безразличие хитрая мимолётная усмешка, и напускная скорбь на его лице тебя злит. Как же хочется стереть эту ухмылку! Сжимаются кулаки сами по себе, пачкаются в пепле и в кровь царапаются нежные пальцы. Древний шаман обманул юное проклятие, сыграл на его наивности, на пылкости мышления и забрал себе то, что принадлежит тебе. — Верни его. — грязными пальцами цепляешься за полы его одеяния как за последнюю надежду, пачкая свою гордость и дорогие ткани. Шаман беспечно разводит руками, и рукава белые колышутся слабо. Белый — цвет скорби, а твоя ему как смешная шутка. — Твой возлюбленный нарушил правила, а тому следует наказание. — лжеца улыбка до боли сладкая, тёплая и широкая ладонь издевательски гладит тебя по макушке, пока ты собачонкой жалкой скулишь перед ним на коленях и молишь, горячо молишь, лишь бы увидеть Махито вновь. Гордость твоя мертва, а там, где было сердце, теперь выженная намертво пустыня. Нет сил даже на глоток воздуха. Без Махито ты идёшь камнем на дно. Самую темную ночь в своей жизни ты не пережила, разрывается сердце и раненной ланью падаешь пред древним шаманом. Рухнуло девичье тело навзничь, и последнее, что сорвал с твоих бледных губ ветер, было имя любимого. — Махито… ~~~ То снова цветет сакура апрельская в Токио. Ветер так безалаберно ворошит розовые кудри соцветий, целует ласково лепестки, срывает и гоняет их наперегонки с облаками. И кто-то очень похожий на тебя покачивается на носочках в попытке сорвать беспечно ветвь, чтобы вдохнуть нежный цветочный аромат всеми легкими. Равновесие потеряно — качнувшись неудачно, она стремительно падает, но мягкие руки ловят в полете предупредительно. — Ай-яй-яй, так и разбиться можно. Осторожнее. — от голоса до боли знакомого дрогнуло сердце, даже сжалось болезненно. Та, что так сильно похожа на тебя, вглядывается в чужое лицо пытливо. Она разве его знает? Почему есть в нём что-то такое родное? Такие же разноцветные глаза и тонкий шрам на щеке. Такая же вкрадчивость голоса и серебро волос, только вместо длинных прядей аккуратная стрижка. Незнакомец не скрывает тоже внезапно проявившегося волнения. Глаза его изучающе бегают по лицу той, что похожа на тебя. И вроде бы вы никогда не встречались, но откуда он знает этот мягкий изгиб губ в смущённой улыбке? — А мы не знакомы случайно? — замешательство уверенно отодвигает, атакуя вопросом. — Я Махито. А как зовут тебя?