"Время перемен"

Такого нового года у обоих давно не было. Они давно не были так расслаблены и счастливы Новогодние каникулы пронеслись быстро, почти так же, как и весь декабрь, неожиданно сменившийся февралем, а там и до лета почти дошло. Тут, конечно, стоило бы задуматься, как могло настолько быстро пролететь время: бухали ли они после нового года аж до июня или пали в забвении? А может просто им вдвоём настолько хорошо за долгое время стало? Конечно. Они сближались быстро, разговоры ночами на кухне за философской кружкой чая, в редких случаях, когда разговор серьёзный - кофе; да и в целом совместная жизнь, быт, общие интересы и насущные проблемы... Оно как никогда сильно помогло свести жизни, казалось бы, совершенно разных людей. По началу, незаметные, краткие, но прошибающие до дрожи касания, стали перерастать в то, что обоих дергало, будто они коснулись не рук друг друга, а оголенного провода мокрыми пальцами. Взаимные взгляды осторожно перетекали в гляделки и таким сильным стуком в груди, что перекрывало все другие звуки. И так, мелкое событие, за мелким событием и между ними что-то сросталось. Вся эта интимность состоящая из недопонятых мгновений, несказанных слов, одним майским вечером закончилась невероятным признанием. А затем, и неожиданным поцелуем. Тогда оба ходили, неделю точно, как в воду опущенные, молчали не в состоянии объяснить это друг другу. Но к счастью, смогли разъяснить все. И как же им было хорошо. За ним следовало множество событий: знакомство Влада с компашкой Кости, окончательная совместная жизнь, общие проблемы и маленькие радости. Одной из маленьких радостей, стала девочка-Евочка, которую молодые приютили, спустя несколько лет неофициального "брака" - шустрый обмен кольцами, по большей части просто для вида и официальности. А вот общей проблемой стала психологическая травма Влада. Он порой невероятно сильно боялся Костю, до дрожи в теле, до горьких слез. Каждую ночь просыпался в холодном поту и смотрел на Костю, глазами полными животного ужаса. Эта схожесть с отцом убивала. Да и Костю, черты лица отца вымораживали. Часто всплывали моменты тех вечеров, которые ни на секунду не покидали их головы. К тому же... Он никогда не хотел намерено пугать Влада въевшимися привычками или лицом. Он его полностью понимал, но все же... Иногда это бесило. Костя ведь не являлся Мишей. До одного момента. Пока он не взбесился окончательно будучи пьяным. Пока не ударил Влада. О, наверное, он на всю жизнь запомнит этот взгляд испуганной лани, эти карие глаза, в которых за секунду скопилось столько слез, что можно было бы потушить лесные пожары, да ещё бы осталось. Запомнил на всю жизнь несколько дней лютого холода, игнорирования, недоверия. И из-за чего, сука, это все? Из-за схожести с отцом? Из-за того, что Влад тогда зашёл в квартиру не в то время? В груди клокотала ненависть к Коноплеву. Его хотелось убить, настолько он был ему мерзок. Он несколько месяцев жалел, что вообще когда-то сошёлся с ним. Единственное, что останавливало его, была Ева. Это маленькое создание, маленькое чудо, которое когда-то, их сплотило ещё больше. Плотникову, чувство того, что он должен защищать её, не давало уйти. Он ведь не мог поступить, как его отец когда-то? Уйти, в самый разгар окрепления личности маленькой Евы? Чтоб потом, объявиться лет в 13, со словами "здравствуйте, я ваш папа"? Нет, вот этого, он допустить не мог. Отношения постепенно гнили. Не было больше той ласки, той любви, что и года три назад. Оба это понимали и видели. Не помогали эти глупые разговоры, в которых звучало "я тебя люблю, это не твоя вина". Они Костю бесили ещё больше. Он не понимал, как он вообще умудрился влюбиться в него тогда. Может, смерть матери и факт, что его отец убийца, затмили его разум? А может дело во Владе? А может, дело все таки в нем самом. Одним осенним днем, Костя сидел с Евой и ненавистным мужем на кухне, оба играли свои роли "любящих друг друга родителей", играли хорошо, им бы в актёрский. Увидев, как Влада снова кроет, Костя отправил дочь в комнату, игрушки убирать, а сам подошёл к нему и за ворот кофты взял. Влад вздрагивает от обжигающе-горячего шепота на ухо. И понеслась пизда по кочкам. Резьбу Плотникову рвёт конкретно. -вот хули ты исполняешь? Чего тебе надо для полного счастья, а, сука? Извинений на коленях? Публичного раскаяния в грехах? Чтоб ты наконец успокоился. Ты пугаешь Еву. Она плачет мне вечно, что боится. А что с папой? А почему он дрожит? Да потому что папа у неё - ссыкло, которое навязало себе, что собственного мужа боится, - Костя шипит, стискивая зубы так, что ещё чуть-чуть, и они обязательно расколятся, - иди к психам ляг, раз такое чмо шуганное. Я был о тебе лучшего мнения, Коноплев. Влад хрипит, Костин голос в гневе звучит один в один, как голос Миши. Тогда. Той роковой зимой. В тот злополучный вечер, когда почти на его глазах, убили родителей. И чуть не прирезали его самого. -К-Костенька, я.. - Стремительно, не успевает понять, как некогда любимый муж замахивается и залепляет ему звонкую крепкую пощечину. Мельтешение красок и далеких звуков телевизора в соседней комнате, останавливается сразу. Он стонет от боли и судорожно всхлипывает. Родная рука, которая раньше, исключительно гладила щеку, успокаивала, теперь сама наносит увечья. Приносит невероятную боль, такую, что в глазах темнеет. Коноплев с трудом встаёт, когда Костя уходит. Идет как пьяный, с темнотой перед глазами и с затуманенной башкой. Толкает дверь и теряется в тусклом свете лампочки. Слышит только жалобное "пап?" и шатается. Ева подходить боится, но шагает вперёд, хватая холодную ладонь, которую он мгновенно выдергивает. Смотрит ей за спину, натыкается на злой взгляд мужа и его трясет ещё больше, похлеще старой стиралки, которая ходуном ходит. Коноплев шустро клюёт дочь губами в щеку и выскакивает из квартиры. Слышит отдалённый хлопок двери и сбегает по лестнице. Несколько раз падает пропуская ступени из-за застилающих обзор слез. Тошнит. От страха, от нервов. Чувствует, что если не глотнет хоть немного свежего, холодного воздуха, то блеванет прям в подъезде. Благо, успел. Вылетел в последний момент, под крайний рвотный позыв. Набрал столько кислорода в лёгкие, что начал кашлять подобно туберкулезнику. На кончике языке, будто, чувствовался привкус железа, но скорее всего, это такой кашель. Сплевывает густую, горькую слюну в урну и идёт вперёд по улице. Выскочил без куртки в промозглый дождик, который противно затекал под кофту. Его дома морозило в зимнем свитере, что тут говорить про сейчас? Холод пробирает до позвоночника. Хочется спрятаться где-то, чтоб стало легче. Поплакать в чьё-то плечо, пожаловаться на тяжёлую жизнь, но не может. Теперь некому. Костя его за человека не считает. И не ясно от чего. Мороз не только на улице, но и в общении. В отношениях. Значило ли это то, что у него кто-то есть? Возможно. Так и ощущается. Потому что иначе, его отношение к владу, никак не объяснить. Он смотрит себе под ноги, пока не втыкается в прохожего. Чуть не падает, но его ловят. Не успел сообразить кто это, как услышал до боли знакомый голос... -ну привет, Владен. Твою мать... Миша.