спаси но не сохраняй ll

Минхо размазывает кашу по тарелке. Давит ее и передвигает из стороны в сторону. Он даже не смотрел что брал в кафетерии. Он даже не знал на что смотрит. Да и не думает об этом. Какая разница во что тыкать вилкой если большая часть этого все равно окажется в мусорке? Его мир на удивление тугой. Словно плотный клей, в котором все застревает, замедляется и затихает. Он был таким с тех пор как его спустили с той балки. С тех пор как он помог обыскать все, что удастся найти погребенным под тоннами бетонных плит. Они нашли тела, которые было бы невозможно опознать. Они нашли вещи, которые опознать было легче. Они нашли нож Джисона. Минхо сжимал его, чувствуя энергию ведуна, которую не чувствовал с тех пор, как запер между ними дверь и ушел по его просьбе. Он не отдал этот нож даже на экспертизу. Благо, его долго не уговаривали. Расследование тут было лишним, ведь количество тел солдат, не вернувшихся в Лагерь совпадало с количеством тел, найденных под завалами. С тех пор Минхо тяжело давалось поднять голову. Тяжело было идти в нормальном темпе, тяжело было реагировать и даже пугаться. Даже когда весь мир его внезапно трясся, и только секундой позже он понимает, что это чьи-то чужие ладони с грохотом опускались на его обеденный стол. Он видит черные волосы, лезущие на прищуренные в недовольстве темные глаза. Рюджин. Она бросила на стол какой-то мешочек и теперь ждет, когда Минхо наконец обратит на нее внимание. — Ты своим ебланством ему не поможешь, — грубо заявляет она. Минхо даже не отмахивается. Ей неплохо досталось на том задании. Она оказалась в этой ситуации только потому что Минхо оказался там, где не должен был, и в попытке удержать его от принятия плохих решений покинула пост. И оказалась в ловушке, которую было легко предвидеть, но невозможно миновать. И хоть Защитников в отряде было достаточно, они выполняли ту же работу, что и ведунья, и ни один не был к ней прикреплен для помощи. Рюджин удалось отбиться самой, отделавшись некоторыми травмами и сотрясением. Ей повезло больше, чем ее коллегам. Минхо не то чтобы хватало сил на чувство стыда, а у Рюджин не было времени на осуждение. Но навестил в медицинском крыле он ее лишь раз, и предпочитал не смотреть в глаза девушке прямо. — Я не знаю о чем ты, — жмет он губы, опуская взгляд обратно к своему обеду пока Рюджин морщилась ему в ответ. — Да? — недовольно тянет она, хватая со стола свой мешочек и, на каплю слишком резко раскрывая его, чуть не порвав, сует что-то Минхо под нос на ладони, — А теперь? Минхо поднимает взгляд чуть выше и видит перед собой два глаза, смотрящих в разные стороны. Два забредших слишком далеко от тела демонических глаза, вырванных вместе с нервами. — Ты че, дура, это в столовку притащила? — шипит он, чуть не поперхнувшись собственной слюной. Девушка произведенным эффектом остается явно довольна. Она без капли брезгливости поднимает демонические глаза выше, один из них держа в пальцах так, чтобы Минхо лучше было видно место зрачка, которое полностью было затянуто черным ихором. — Узнаешь? — требует она с гордым видом, не заботясь даже о том, чьему аппетиту в этом кафетерии могла сейчас наносить непоправимый урон. Минхо ничего не остается кроме как присмотреться. Он переводит недовольный взгляд с ведуньи на черное глазное яблоко, всматриваясь в то, что бы там ни увидела Рюджин. Долгие секунды он не видит ничего. А потом видит. Отблески, еле заметные, синевы, настолько слабые, что не воспринимались даже глазами. Они воспринимались чем бы там ни руководствовался Минхо, всегда держа найденный пыльный нож в своем кармане. Он чувствовал там то же самое, что чувствовал в нем: слишком слабо; почти не существующе; но Джисона. — Это один из новых поступивших на вскрытие. Есть идеи что это может значить? — С ним был Высший. Мы не нашли кулон. Он может продолжать использовать его тело, или энергию… — говорит Минхо только то, что первое пришло в его голову. Он мог бы привести еще с десяток других объяснений. Все они не отнимали очевидного, — В любом случае, Джисона с нами нет. Минхо был первым в поисковом отряде, кто сказал это. Рюджин отчего-то все еще упиралась. Она как ведунья все еще могла чувствать энергию Джисона, или ее остатки, в каких-то вещах. Видеть в этом скрытые подсказки. Минхо не мог видеть ничего, и сам был в этом виноват. Он первый признал, что они ничего не найдут. Даже теперь. Когда Лагерь кипит работой от только увеличившийся волны полу-демонов, от нападений на мирных, от пропаж своих коллег, возвращающимся к ним разве что в черных мешках для вскрытия. Работы было как никогда много, а конца ей видно не было. Минхо не был уверен, что он вообще есть. Что застанет его. Он встает с места вместе с тарелкой, сбрасывая остатки к отходам и уходя мимо Рюджин, обратно в кабинеты. Он больше не выходит в поле. И с Советом больше не работает. Он не делает ничего, что приносило бы пользу. По крайней мере, Лагерю. После отработанных часов никто его здесь не мог удержать насильно. Так что Минхо берет Суни в специально зачарованную переноску, которую тот не мог расплавить своим ихором, кладет его на переднее сидение машины и откидывает кресло назад. Сидит так, глядя на свисающий с зеркала брелок, сколько понадобится. Слушает тихий рокот кота. Прислушивается к жалким остатком чужой энергии в этой машине. Затем включает радио, станцию которой не менял с тех пор, как ведун переключал их в последний раз, и ехал. Квартира Джисона была более убранной, чем обычно. И более пыльной. В будто застывшей во времени комнате выделялись жизнью и ростом только растения, которые Чонин исправно поливал. Особенно жалко было бы, если бы единственный цветок в комнате Джисона засох. Но на серьезную влажную уборку рук обычно не хватало. Раньше Минхо с каждым приходом складывал грязную посуду в раковину, быстро протирал поверхности, поправлял плед на диване по дороге в чужую спальню. Сейчас же он идет прямиком к кладовке, не задерживаясь. Здесь жизнь никогда не останавливалась. За дверью кладовой пряталась просторная квартира, открыть которую можно было только специальным ключом, или же изнутри. Окна здесь выходили на совершенно неизвестную местность, а мебель с помощью какого-то чуда оставалась чистой сама по себе. Скорее всего, Харон совсем не хотел сам возиться с уборкой, так что позаботился об этом заранее. Им повезло, что ни одно из его заклятий не спало. Иначе бы, наверное, их бы уже давно поймали. Минхо ставит переноску на пол и открывает дверцу, выпуская Суни на свой излюбленный бархатный диван. Феликс, зарывшийся в бумагах, по привычке тянет свою ладонь к коту, но в последний момент отчего-то останавливается и стыдливо прячет руку, возвращаясь к изучению какого-то строительного плана. Суни обижаться хоть и умел, не обращает на это никакого внимания. Минхо же обращает, но осудить не может. Феликс и на него-то смотрел с трудом, и только по необходимости. Он не говорил так много, как раньше. И вряд ли можно было припомнить момент, когда парень в последний раз улыбался. Раньше, когда они сидели на разложенном диване в квартире Минхо и пытались научиться жить с новым Джисоном и новыми правилами, тяжелые лица разбавляло лишь всегда светлое его. Теперь даже он не видел в этом смысла. Минхо идет к барной стойке, заваленной тетрадями, и усаживается напротив Чонина. Смотрит на еле-заметные знакомые черты в чужом лице, принадлежащим одной семье, и спрашивает: — Экзамены или ритуалы? Чонин только двигает к нему задачник Английского, и утыкается в записи. Стало быть, экзамен завтра, иначе бы сидел со старыми ритуалами поиска, вызова, переноса, и остальными записями из библиотеки Харона, слепо переводя руны в поисках чего-то, что могло им помочь. Никто из них не был ведуном и не мог в полной мере быть настолько полезным, насколько им это требовалось. Чтобы найти Джисона, если того был смысл искать, понадобился бы целый отряд и, как минимум, чудо. Но чуда они привыкли не ждать. Что бы Минхо ни говорил руководству, он все еще должен был Джисону слишком много. Он молча открывает задачи, пробегаясь глазами по выделенным агрессивным красным маркером ошибки, по которым надо будет пройтись с Чонином перед завтрашним днем, и по привычке кидает взгляд на бывшую чашу для фруктов. В ней лежали купюры, смятые и не тронутые с тех пор как их тут оставили месяцы назад. — Возьми их, — говорит он тихо, но твердо. Но Чонина запугать на «благотворительность» было еще труднее, чем его брата. — Мне не нужны. — Нет, нужны. Ты пытаешься выжить на грошах, которые берешь за написание чужих докладов. Пользовался бы хоть его картой… — Лагерь ее заблокировал, — Чонин поправляет очки и не отрывается от книги, — А то, что ты мне суешь - это кредитка. Я знаю кто собирается кидать на нее деньги. Минхо поджимает губы и сжимает страницу пальцами, чуть не норовясь ту порвать. Он привык иметь дело с упертыми Ханами. Но младших братьев у него никогда не было, и как справляться с ними не имел ни какого представления. Чонин был похож на своего старшего гораздо больше, чем признал бы. — Гордость тебе еду не купит, — вздыхает Минхо не в первый раз. — Я обещал ему, что со всем разберусь. И без него тоже. Так что ничего мне не надо, — начинает злиться Чонин, упираясь носом в книгу. Минхо стучит ногой, потихоньку нервничая. Дурацкая привычка, которой раньше не было. Чужая привычка. — Он тоже воротил носом от помощи. Но в итоге принимал. Знаешь почему? Потому что дороже его бессмысленной гордости ему был только его брат. Чонин дергает носом, можно было ошибочно решить, будто стыдливо. Но тот встал только тверже. — Все еще, — хмуро спорит он. — Что? — Все еще дороже. Не говори в прошедшем времени. Чонин захлопывает книгу и встает со стула, уходя куда-то к библиотеке и оставляя Минхо утопать на своем сидении в вязком чувстве вины. Феликс со своего места и ухом не повел, но осуждение слышалось и без слов. Минхо не был особо хорош в принятии своей неправоты, но сейчас стыдливо поджимает плечи, как никогда чувствуя себя здесь чужим, и утыкаясь в записи Чонина. Тому не нужны были его деньги. Ему нужно было, чтобы Минхо нашел его брата. *** Джисон проводит рукой по щеке, ощущая неприятную грубость. Не только от щетины, но и пострадавшей от сырости кожи. Но забеспокоиться об этом достаточно чтобы задуматься о поиске бритвы он не успевает, и снова складывает подбородок на поджатые колени, утыкаясь в экран старенького телевизора. Он барахлил и часто мешал шумом, но все же с горем пополам составлял Джисону какую-то компанию вместе с найденными кассетами в проигрывателе. Он смотрел один и тот же сезон какого-то старого сериала, кажется, уже второй или третий раз. Ему было так спокойно. Глаза привыкли к постоянному мраку, ведь солнечного света не поступало, а лампы горели не везде и не так уж ярко. Выйти из-под завалов наверх возможность явно была, но желания - нисколько. Он вдыхает полной грудью влажный воздух и слушает поскрипывание старых пружин под собой, с призрачной улыбкой прикрывает глаза, пока его уши постепенно превращали глухие разговоры героев из телевизора в белый шум. Он привык к сладковатому запаху, исходящему из коридоров. Привык к бетонным стенам. Привык к ржавой решетке на двери, на которую смотрит перед сном. Между ними медленно просовываются длинные пальцы и тянут дверь на себя. — Оно не заперто, ты в курсе? — спрашивает приятный голос. Джисон пока не торопится открывать глаза. — В курсе. Не то чтобы у тебя за ней парк развлечений. Ты же Высший, мог бы и по приличнее место найти. — Будто ты бы заметил разницу, — ухмыляется Джинни, кидая перед ведуном небольшой бледный камень, почти прозрачный. Похожий на тот, что они видели у Харона. Кинул не особо-то аккуратно, учитывая ценность и редкость этого предмета, — Что, не хочешь выйти посмотреть на наших ребят? Мне даже обидно. — А ты уже выучил что такое «обидно»? — гулко посмеивается Джисон. — Они стали совсем хорошенькие. Думаю, это твоя заслуга. Джинни резко подается вперед, цепляясь пальцем за кулон и так же быстро одергивая, дав тому болтаться на чужой шее словно маятник. Возможно, именно кулону последняя фраза и была направлена. Но Джисон не уточняет, забирая уже хорошо знакомый ему шарообразный камень в руки и снова утыкаясь в телевизор. Высший его терпеливо ждал. Камень надо было зарядить энергией, которая потом пойдет во благо созданий полу-демонов. Это была командная работа: техника переноса энергии, до которой недавно додумался Совет, и которая встала им таким боком; Олимпийский камень, как Джинни его обозначил, используемый когда-то Высшими существами и богами для долговременного содержания заклятий; и кулон. Все вместе действительно собиралось в единое целое, к которому демон так упорно шел. И теперь Джисон собирает эту картинку вместе с ним. — Хотел тебе кое-что показать, — продолжает Джинни попытки привлечь чужое внимание, — Работа еще сырая, но ты должен это увидеть. Это будет, все-таки, твой сосуд. Джисон дергается, сам того не замечая, и кидает вверх круглые глаза. Там Джинни смотрел на него своим демоническим, только лишь слегка озадаченным взглядом, будто решал загадку. — Это делает тебя… счастливым? — пробует он. Джисон ухмыляется. Вот уже несколько месяцев демон то и дело пытается угадать название эмоций, изредка появляющихся на чужом лице. Зачем - Джисон не спрашивает. — Не совсем. Из тебя херовый эмпат. — Вынужден признать. Для этого ты мне и будешь полезен дома. Нам будет легче распределять человеческую энергию если мы знаем ее, а не потребляем без разбора. Джисон склоняет голову, задумчиво обращая внимание к телевизору. — Посмотри это со мной, — кивает он в экран. — Это? — демон, кажется, воротит нос, — Что это вообще? — «Секс в большом городе», чтоле… — Что в большом городе? — переспрашивает демон, смешно кривя лицом, чуть не вызывая у Джисона подобие улыбки. — Ты же хотел потренироваться с эмоциями? Джинни эту затею не отбрасывает, и даже не смеется. Наклоняется ближе, изгибаясь в спине прямо, будто так считает знаки на чужом искаженным телевизионным шумом лице женщины с экрана чуть лучше. — А она счастлива? — Ну, она ест… — жмет Джисон, глядя как та с улыбкой поедает какой-то салат. Он не был экспертом в чувствах, но тут не мог назвать домыслы демона ошибочными. Правда, концепт счастья для него все еще был завешен дымкой, — Ты вот счастлив когда ешь? — Понятия не имею, — признает демон, дергая головой чтобы скинуть с глаз длинную прядь, идеально выбивающуюся от остальных, — Я удовлетворен когда питаюсь. — Да, это не зря называют «удовлетворением потребностей», — ухмыляется Джисон, поднимаясь с места и выключая телевизор, готовый следовать за Высшим из комнаты в привычном направлении. Джинни неплохо поработал с пространством, учитывая их условия. У него было все, что требовалось для своей работы. При этом не было ничего, что могло бы понадобиться любому здоровому человеку. Тем не менее, кровать для Джисона он где-то нашел. Притащил и телевизор, найденный в одном из помещений. С горем пополам тут были проведены электричество и вода, и даже откуда-то поступал свежий воздух. Помимо так же рабочего места Джинни с сотней младенцев полу-демонов. Джисон старался обходить это место стороной. Так было легче жить в незнании. Он слышал о новых успехах от Джинни, и мог примерно догадываться что это означало для внешнего мира. Он мог примерно представлять какая паника уже должна была начать охватывать народ, и сколько раз Совет бил тревогу. Он думал, что это все прихоти помешанных на медитации людей, но без телефона ему пока было очень хорошо. Это один из плюсов жизни под землей - отсутствие новостей. Чувство вины блекло и уходило на вторые и третьи планы, ведь в месте, где были только они с Джинни точных моральных устоев пока не придумали. Раньше он считал, что это происходило из-за него. Теперь это действительно происходило из-за него, и теперь это хотя бы имело успех. Теперь он хотя бы знал почему. Джисон почти не помнил того, как оказался здесь, но все время прогонял этот момент в голове. Он смотрел на руки, где только что сжимал ножик и ладонь Защитника. Ничего этого у него теперь не было. Он сидел на какой-то сырой черной земле, пачкая в ней колени, и в черноте все еще видел крутящиеся леса и небо. Чувствовал, будто его должно обязательно вывернуть наизнанку, но тело будто замерло. Демон ничего не говорил. Ждал, когда Джисон поднимется, затем протянул ему руку. На ней лежала небольшая травяная таблетка, которую он хранил для Чонина. Теперь она была не нужна. Джисон спрятал ее в кармане. А потом демон назвал свое имя. Джисон знал, что это означает. Он вряд ли смог бы повторить это имя вслух целиком, и никогда бы его не запомнил. Но то было древнее имя Высшего демона. И с этим знанием Джинни добровольно вложил ему в руки что-то незаменимое. Это было доверие, скрепляющее их обещание надежнее сделки. Демона нельзя было ни отследить, ни изгнать без его полного имени. Теперь они были на равных, и Джисону ничего не оставалось кроме как выслушать. — Значит, ты не создаешь их просто для шуму, — повторяет Джисон, стараясь не смотреть прямо на кучи тел, сваленных где-то далеко под завалами бетона, где Совет уже не искал. Ему не надо было слышать это чтобы догадаться, что у Высшего был план. План немного лучше чем «устроить из земли второй ад и хорошенько поесть», — Думаю, это та часть, где ты наконец объясняешь мне что ты здесь делаешь. — Сам подумай, — говорит тот, смотрясь до ужаса глупо в своей накрахмаленной чистой одежде среди всего этого мрака. И тело он выбрал этому месту очень неподходящее. Острое, ухоженное, с красиво уложенными длинными волосами и тонким сухим телом. Где откопал-то такое, — Что будет если вы умудритесь изгнать всех демонов? — Мир? — тыкает Джисон пальцем в небо, хоть тут же и понимает, что несет какую-то глупость. — Да, а если вы истребите всех букашек? — улыбается тот странно. Джисон смотрит в его лицо и тут же вспоминает все уроки окружающего мира из младшей школы, понимая наконец к чему это шло, — Здесь все работает совершенно так же. Думаешь, ведуны бы могли существовать без демонов? Мой мир загибается, потому что в вашем Совет решил, что управлять одним контролируемым источником легче, чем управлять ведовской энергией, которая находится везде. В зданиях, в траве, в демонах, все это перекрыто их законами. Представляешь сколько видов вымерло просто потому что им нечем питаться? Ведунов скоро не останется, как я посмотрю. Защитников хоть и много, те мрут как мухи, — Джисон внезапно вздрагивает, списывая это на продиравший мокрый холод, — Вы исчезните. За вами исчезнут и люди. А если это случится, начнет исчезать и мой мир. Я просто пытаюсь это предотвратить. — Совет этим занимается с источником? Перекрывает путь другим источникам энергии? Я ни разу не слышал об этом. — Ха! — резко вздрагивает Джинни, как оказалось, в смехе, — Я бы на их месте тоже не говорил о таком. — И для всего этого тебе нужен… я? — догадывается Джисон, — И что дальше по списку? Избавиться от Совета? — Да мне нет не единого дела до ваших политических игр. Мне есть дело до моих. Но ваш Совет конкретно так… Как ты говоришь… Поднасрал нам. Теперь мне нужно восстановить баланс, а так как восстанавливать уже нечего, нужно создать новое. Разве тебе не хочется дышать полной грудью? — склоняет голову Джинни, проходя по заваленным коридорам, отбрасывая плиты по пути как какие-то камешки, — Я заказал у Бэй кулон не просто так. Он состоит из энергетики Защитника. Мои создания тоже. Вернувшись домой, я смогу их использовать. Моя сестренка там немного… мешает, понимаешь? Она уселась на трон и засуха ей на руку. Поэтому мне пришлось немного отойти. Но теперь я вернусь не один. Джисон внезапно останавливается за его спиной. — И я все еще могу помочь? — О, ты уже мне незаменим… — Нет, — прерывает Джисон чужой веселый смех, хватаясь за острые зубья вокруг синего камня на своей шее, — Я все еще могу помочь. Он мог все исправить. Если сейчас все разрушит. Улыбка сплывает с лица Джинни пока тот словно по волне двигается к ведуну, опуская палец куда-то между цепочкой на груди. — Я прослежу за этим, — обещает демон, — Ты мне стоил многих усилий. И они окупятся. Боюсь, у тебя нет выбора. — Да, — бросает Джисон, не глядя проходя мимо Высшего вперед, — Только я все равно его сделал. И нам придется ввести несколько изменений касательно твоих похищений… — С чего бы мне соглашаться? — усмехается демон, и Джисон врастает в место, оборачивая на него круглые от удивления глаза. — Не знаю… Пожалуйста? Он рассказал о технике переноса сознания в тот же вечер. Расписал систему, согласно которой демон перестанет экспериментировать с любым бывшим Защитником без разбора. Выкрадывать людей из тюрем привлекало бы слишком много внимания, но те и так предстали перед законом, так что у них получилось прийти к альтернативному решению и выкрадывать тех, кому удалось от закона улизнуть. Затем Джинни вернулся с каменным шаром и начал работу. Чтобы переносить энергию и использовать ее для работы над полу-демонами приходилось насиловать сознание методом проб и ошибок. Джисон был везде. Он был в крысах и в ящерицах. Он бы в голове каждого умирающего Защитника, который попадал в их руки. Часто ему приходилось восстанавливаться сутками, пытаясь вспомнить кем он был. Он чесал запястье и прокручивал в голове каждое воспоминание, до которого еще мог добраться. Он крутил в руках баночку с Апопом. Сжимал между пальцами травяную прессованную таблетку. Пел в голове колыбельную голосом мамы, который помнил ушами когда еще не помнил глазами, и возвращался в себя. Но когда Джинни играл в эту разгадку эмоций, Джисон честно отвечал, что несмотря на то, как он выглядит, ему не грустно. Ему было правильно. Он двигался в верном направлении, и этого было достаточно. Все было на своих местах. Настоящее имя Джинни сработало для Джисона той подушкой безопасности, которой у него не было раньше. То, на что он мог положиться, особенно теперь, когда ничего другого не оставалось. И в этом он находил странный комфорт здесь под землей. Джинни ему не навредит, а если навредит, об этом никто не узнает. Джисон предложил ему себя вместе с идеей о переносе сознания для работы с кулоном, а значит ни в ком другом Джинни больше не нуждался. Он пообещал создать сосуд, вместо того чтобы создать новый из чьего-то Защитника. Он пообещал забрать его с собой. Джисон не умрет, но он предпочел, чтобы его близкие думали так. Демон ведет его мимо подготовленной для процедуры комнаты. Он ведет его мимо решеток и дверей куда-то дальше, где на невысоком столе что-то лежало под тканью. Что-то безошибочно напоминающее тело. — Пришлось немного попыхтеть, знаешь. Чтобы успеть вытащить пока не обгорели… Но оно того стоило. Открывай. Джисон неуверенно сжимает край ткани между пальцами и отдаленно радуется, что демон не додумался нацепить на это бант. Но большая часть его брезгливости была убита где-то во время последних нескольких лет истребления демонов. Он тянет ткань вниз достаточно чтобы открыть голову и часть груди. На него смотрели его цвет глаз и его форма лица. Его длина волос. Почти его нос. Почти его губы. Почти его подбородок. — Это не я, — предательски дергается голос пока Джисон смотрит в самое кривое отражение в зеркале, — Кто это? — Ну-ну. Неужели не узнаешь? Джисон закрывает глаза и из последних сил просит, чтобы когда он их открыл перед ним лежало что-то другое. Но оно все еще здесь. Он не узнавал себя в этих чертах. Но он слишком хорошо узнавал чужие. — Я же… Он же рассыпался в пепел, — глотает Джисон комок в горле, не в силах теперь отвести взгляд, когда где-то в своем лице безошибочно угадывал Донхека. — Не совсем. Часть его человеческого тела осталась. С чем нам неимоверно повезло! Но на целого тебя его бы не хватило. Видишь? Джинни ведет пальцем по ключице, рисуя дугу где-то на груди, где одни кости и мышцы незаметно слеплялись с другими. Такой же была и рука, и ухо. Если каждую клетку Донхека он помнил наизусть, здесь ему на помощь пришла лишь совершенно очевидная догадка. Чан. Сосуд был бездвижен, и казалось будто просто спал. Но о «покое» речи не было. Где-то в этом аккуратно слепленном по кускам человеке прятались чужие кожа, кости, плоть, измененная только поверхностно чтобы напоминать человека, смотрящего на него. Должно быть, таким его видел Джинни. Или таким Джинни видел его когда смотрел на него из его сознания. — Нравится? Мне - да. Ты, наверное, симпатичнее, но я все равно сделал что мог с уцелевшими кусками… Все для тебя! Джисон закрывает глаза и просит себя не рвать на пол перед чужими останками. — Спасибо, — выдавливает он, накрывая тело тканью. *** — Я же тебе говорила. Рюджин держит две склянки с полностью идентичными жидкостями, тряся ими перед чужим лицом. Минхо мало впечатляется, внимательно вглядываясь в каждую просто на всякий случай. — Ты в целом слишком много говоришь. Объясни о чем. Одна из склянок чуть не летит ему в лицо, но в последний момент девушка передумывает и пальцем указывает на небольшой экран за собой. На нем - два изображения под микроскопом, кажется, вещества в склянках, которые явно были анализом для экспертизы. Они были практически идентичны. — Сходство восемьдесят семь и девять процентов. Округли до восьмидесяти восьми, — говорит она, поворачиваясь обратно, — Первый образец взят из прибывшего сегодня полу-демона. Второй образец я взяла из той энергии, что нам удалось сдецить с кулона. Дальше сам додумаешь? — Это может означать примерно тысячу вещей. — Это означает, что Джисон или как минимум его энергия еще достаточно целы чтобы быть использованными. Он - носитель уникального источника, и без него этот источник бы просто не давал никакой энергии. Ты пиздец бесполезный когда ведешь себя как депрессивный мешок с дерьмом. Бесит даже… — Она не не права, — доносится третий голос из телефона, пока Рюджин фырчит и отворачивается к экрану, возвращаясь к программе. Минхо слишком занят другими вопросами чтобы вовремя решить, обижаться ли на Феликса. — Предлагаешь ухватиться за первую нестабильную соломинку, найденную в Лагере? — Минхо не стесняется обсуждать то, что Рюджин была скомпрометирована прямо при ней. Он в принципе не собирался никак помогать этому учреждению в поисках Джисона, его кулона или чего либо, что хранило его энергию. И не то чтобы он не доверял Рюджин. Он мог бы доверить ей свою жизнь, правда, никогда не скажет об этом вслух. Но речь шла о жизни Джисона. — Ты в курсе, что это конфиденциальная информация? Я вообще не ебу кому ты там это все сливаешь. Я тебя арестовать имею полное право, — ругается девушка со своего стула. Минхо только закатывает глаза и возвращается к телефону. — Прежде чем решить что с этим делать, давай решим что это значит, — предлагает Феликс, — Я не разбираюсь в этом. Если предмет был создан энергией Джисона, какие варианты у нас? — Самый очевидный это то, что Джисон сам его зачаровал, — недовольно бубнит Минхо. Он знает, что именно это Рюджин и имела в виду под своими догадками. Но тогда это означало бы кое-что еще, — А это значит, что он сам создает этих полу-демонов. И тогда… — Отряд по особо тяжким четвертого ранга Совета, лишение допуска к источнику и запрет на ведовство, лишение свободы сроком от… — Мы в курсе, — закатывает Минхо глаза, прерывая девушку. — А я не в курсе, — возмущается Феликс, — Хотите сказать, что Джисон - преступник, чтобы за ним отправлять особо тяжких? Что он похищает сотни бывших Защитников и обращает их в монстров, просто уничтожая людей? — Да, парень, — кричит Рюджин, слыша отрывки обозленного баса из динамика, — Или его заставляют. Или его очень хорошо попросили, — добавляет она чуть тише. Феликс тоже притихает, и Минхо вместе с ним, погружаясь во все эти тысячи вариантов, которые, по его словам, могла означать находка Рюджин. — Он бы не дал себе так быть использованным, — говорит Феликс неуверенно, будто задавал вопрос. И у Минхо даже был ответ. — Дал бы, — говорит он тихо, приходя к заключению, уже очевидному. — С его-то историей с Хеком? С чего ты взял… — Я знаю, я с ним спал. Рюджин бы поморщила нос, услышав это, но ей легко было понять что это означало. — В любом случае, сомневаюсь, что это происходит без его вклада, — продолжает она. — А это еще что значит? — хмурит брови Минхо и смотрит, как Рюджин поджимает губы и неуверенно стучит ногтями по столу, видимо подбирая слова. — Его энергетика это не все, что я заметила. Когда мы можем, мы идентифицируем тех, кто к нам прибыл. Мне кажется, я вижу закономерность. Все эти люди за последний месяц не уходили от Совета по собственному. У всех есть судимость или не закрытые расследования. Все бежали. Думаете, Высшему было бы до этого дело? Минхо замирает вместе со своими мыслями и боится пускать их дальше, к любому логичному выводу. — Мы все еще не знаем, в сознании ли он вообще, — напоминает она, — И в каком состоянии. Если его забрал Высший… — Он не забрал его, — прерывает Феликс почти шепотом, — Он ушел с ним. — Что твой голос в телефоне сказал? — переспрашивает Рюджин, но Минхо и сам бы хотел знать ответ на этот вопрос. — Что ты… — Ебаный в рот, Минхо! — внезапно рычит Феликс, заставляя того тут же прийти во все свои чувства от удивления. Он особо не слышал ничего от Феликса, тем более не слышал ничего так громко. Феликс явно винил его в паре-тройке вещей, и Минхо вполне его в этом понимал, только услышать это в его голове было как никогда отрезвляюще, — Что ты с ним сделал такого, что он- — Феликс? Голос в телефоне больше не появлялся. Минхо отнимает его от уха, чтобы убедиться, что звонок все еще идет, но на его зов никто не откликается. Феликс просто исчез. — Это был Феликс? У Джисона странный вкус на компанию. — Кроме тебя? — невесело язвит Минхо, отключаясь от звонка и убирая телефон в карман, думая, что они созвонятся когда связь снова станет нормальной. — Конечно, кроме меня, — кивает Рюджин лишь по привычке. Ни намека на ухмылку или какое-либо выражение, кроме полной потерянности на ее лице. Она слышала Феликса, и совершенно так же, как и Минхо, не хотела в это верить. Только вот они были не в том положении, чтобы отметать любую теорию, согласно которой Джисон мог все еще быть где-то здесь. — Если его тела не было под завалами… — Конечно, не было, — шипит Рюджин, щелкая пальцами, — Очнись. — Если Высший перенес его, они могут быть где угодно. Минхо нагло смотрит ведунье прямо в глаза, пока та недовольно поджимает губы. — Это твоя официальная версия? — догадывается она, получая в ответ кивок головой, — А неофициальная? — Особо тяжкие, — хмуро отвечает Минхо. — Ты же не хочешь, чтобы я… — Пусть Пак свяжется с ними, — он встает, быстро набрасывая куртку и собираясь на выход, — И подготовьте отряд на выезд. Если это правда, я отправлю вызов… — Если это правда, — останавливает его Рюджин за руку, твердо смотря прямо в глаза, — Что будешь делать потом? Если Минхо увидит Джисона в содействии с Высшим, виновным в Защитническом геноциде, и не оставит себе выбора кроме как отправить за ним наряд?.. — Это будет последнее, что я сделаю, — бурчит Минхо, отнимая руку и выходя из комнаты, попутно печатая Феликсу сообщение, ведь тот, хоть и стал бы останавливать его, имел право хотя бы ненавидеть его еще больше, — Где его черти носят?.. *** Феликс сначала думал, что упал в обморок. Он не знал какого это, падать в обмороки. Один раз его ударил до потери сознания какой-то мудак в средней школе, и еще несколько раз он вырубался посреди дня от голода. Но он не мог в точности сказать как ощущаются обмороки. Может, ты и оказываешься в полном сознании в темной комнате, не видя перед собой и под собой абсолютно ничего. Феликс смотрит вниз и пытается разглядеть пол, на котором непременно стоял. Он смотрит на свою ладонь, в которой держал телефон, но та была пустой. Скоро его начинает бить паника. Он поднимает глаза в страхе, оглядываясь вокруг, пытаясь разглядеть хотя бы пылинку. — Феликс? — слышит он приглушенно чужой голос, доносящийся будто из динамика. Он смотрит вниз, туда где должен был бы лежать телефон, и смутно видит намеки на его очертания. Он лежал на полу, совсем рядом, но будто в километрах от него. Феликс никогда бы не смог до него дотянуться. Он оглядывается снова, видя старый диван и кушетку, видя барную стойку и тарелку для фруктов. Он видит их силуэты, будто черные тени в и так черной комнате. Он видит их будто закрыл глаза и рисует комнату по памяти, не сумев нарисовать в голове все пространство целиком. Вокруг оставались незаполненные дыры, которые пугали своим несуществованием. Своей полостью и полным отсутствием. И тогда перед ним появляется что-то. — Это тебе не принадлежит. Каждая клеточка в его теле застывает будто заледенелая. Феликс ведет головой на голос, видя женский образ, который проявляется словно на пленке. Где у образа находилось лицо или рот, который мог бы произнести слова, он не мог разобрать. Но рука послушно летит в карман, доставая то, что непременно стало причиной. Будто металлические темные бусины крепко впиваются в ладонь, и Феликс чувствует в сердце какой-то скачок. Он запоздало понимает, что это была беспочвенная и пустая надежда. Но она все же была. Именно поэтому он не избавился от него. И все эти страшилки Джисона выслушивал, думая про себя, что был совершенно не против их исполнения. В глубине души он хотел предстать перед Персефоной, даже если знал чем это карается. И несмотря на совершенно неподходящее время для происходящего, сердце его встревоженно забилось. — Дитя… — гремит величественный голос в его голове, пока божественная рука тянется к его, — Ты знаешь что это? Феликс замирает, чувствуя, будто если это его коснется, он может перестать быть собой. Но пальцы до него не добираются, останавливаясь в сантиметрах от браслета. — Это подарок, — шепотом заикается Феликс, практически пищит. — Кристофера, — кивает головой образ, — Не твой. Это - касание бога. Он был дан ему чтобы этот человек мог найти меня после смерти. А я могла найти его. — Но, — голос Феликса обрывается, и он, прочистив горло, пробует снова, — Если он не с вами… Где он? — Наверное, вместе с остальными душами. Ждет своей очереди в Подземелье на сортировку, перед отправкой в Дыру. Это не важно. Когда он доберется до меня, мое касание все еще будет на нем. Я узнаю его. Мне не важно, произойдет ли это через сотни или тысячи лет. Феликс поджимает губы молча, опуская взгляд на упорно сжатое в руке украшение. Рука Персефоны все еще витала протянутая, но Феликс не собирался ничего отдавать, даже Богу. Он все еще цеплялся за это будто каким-то образом мог удержать рядом с собой и Чана. Даже если его судьба уже была решена. Даже если для его души уже не было пути назад. — Знаешь, для чего я выдаю его? — вновь слышится голос. Феликс прикрывает глаза, уже зная, что не услышит хороший вестей, — Его надевают грешники, отдающие мне свою душу. Но ты не грешник, — образ будто склоняет голову, протянув слова задумчиво, и поднимает палец к подбородку. Феликс дергает им вверх чтобы избежать прикосновения, и выполняет именно то, что от него хотели. В его лицо вглядывались внимательно, будто глаза рылись где-то в мышцах, легких, через кишки и печень, высматривая все, что тот никак не мог утаить, — Ты чист. Феликс не может даже подумать о том, что слова божественного образа могли быть неверны. Но был слишком близок к этому. Чем бы он ни был, он не был чистым. Уже давно. — Что ты готов отдать за свою душу? — просит голос. — После смерти? — Сейчас. Каждая часть Феликса врастает в это окружающее его ничто намертво, не в силах сдвинуться пока так хотело Создание перед ним. — Если ты вернешься, твоя душа никуда не денется от земного мрака. Она развратится, как и все остальные. Ты должен уберечь ее. — Как? — Выполняя работу, которую я тебе дам. Ужасную работу… Но она даст тебе силу помогать людям, и этой силе ты будешь рабом, — она выжидает мгновение, видимо, ожидая вполне очевидного вопроса, но Феликс не собирался его задавать, — Ты ничего за это не получишь, мальчик мой. Нет никаких преимуществ в том, чтобы быть Богом. — Но я не Бог, — голос Феликса дрожит, глядя в лицо светлого, кристально чистого ничто, — Я человек. — Иногда этого достаточно чтобы стать чем-то большим. Глаза Феликса прячутся за веками и неспокойно бегают. Его сердце абсолютно спокойно, но что-то внутри него бьется как животное с бешенством. — Ты прав. Ты не бог. Но ты подобен, и ты божественен. Твоя душа способна на многое здесь. Но ты можешь вернуться. Это твое решение, — слышит он. — Я нужен им там… Я должен вернуть Чана… — Что ты можешь предложить им, если не можешь предложить это себе? — спрашивает его почти мягкий, почти материнский голос, и щека Феликса вдруг горит, опаляется словно солнцем, колется холодом и искрами в каждом месте, где ладонь обрамляла его лицо, и слеза быстро сбегает вниз, ударяясь своим искренним существованием о несуществующие края реальности под его ногами. Феликс готов был упасть на колени от величия перед ним, но рука держит его на ногах словно за веревку. Он был внезапно окутан этим теплом, которым обнимала его Персефона, которое он не мог получить, как сильно бы ни старался угнаться за этим в жизни. Ни в кровати с Чаном, ни в руках Джисона, ни в сухом поцелуе матери. То чистое, семейное зерно в его глубине, там, где он был тесно привязан к чему-то необъятно-родному, первобытному, простому. Он не мог вырезать это из себя даже если бы попытался. Даже если бы захотел. Персефона наконец коснулась его. — Ты плачешь за потерянного предателя, душа моя? — улыбается Персефона. — За любимого, — не принимает такой ответ Феликс, поднимая голову и сам отрываясь от чужой руки, — Я могу попрощаться? *** — Почему она делает такое лицо? Джисон поднимает голову, до этого уложенную на колени, и всеми силами пытается продраться через сонную пелену на глазах чтобы увидеть хоть что-то на поломанном экране. — Она плачет, — хрипит он в ответ демону. — Я много раз видел, как плачут, — склоняет тот голову задумчиво. — Это другое. Она плачет не от боли… — А зачем еще плакать? — Люди иногда плачут от счастья, — Джисон устало жмет плечами, — От любви. — Поэтому ты плакал когда я показал тебе твое новое тело?.. — Ниче я не плакал… И нет! — … и когда ты разбудил этого Защитника в подвале? Джисон замолкает с открытым ртом. — …ты так кривился… — бодро, как ни в чем не бывало продолжал демон, — Интересно. Раз это тоже эмоция. Что в вашем мозгу ее вызывает, если это бесполезно? — Разве это бесполезно? — тихо отзывается Джисон. — Конечно. Ты слабеешь когда это чувствуешь, разве нет? Джисон думает об этом. Он действительно не мог бы даже кулак сжать в тот вечер в подвале. Но он не плохо сжимал кулаки и бил лицо Минхо до крови, когда за ним скрывался Джинни. — Если бы не оно, я бы тут не сидел, — отвечает наконец ведун. Он не готов размышлять об этом дольше. В последнее время его чувства ограничивались лишь чувством вялости. — Ты серьезно подсел на это, — добавляет Джисон, кивая на пачку карамельного попкорна в чужих руках. Джинни тут же дожевывает все, что было у него во рту и протягивает ведерко Джисону. — Оно очень… сладкое, вроде. Этот человеческий язык странно ощущается. Мне это даже не нравится. Я тебе взял. — Где взял? В магазине? — невесело смеется Джисон. — Нет. Я не знал что делают когда смотрят экраны, поэтому пошел в место, где тоже смотрят. Там все ели. Люди, дети всякие, сидели перед экраном, там шло что-то не с настоящими людьми. Я взял оттуда. — Ты украл это у ребенка? — вздыхает Джисон ни капли не удивленно, устало погружая руку в ведерко и закидывая пару попкоринок себе в рот, тут же морщась. Он не очень любил карамельный. — Ты очень бесполезный сейчас, — внезапно заявляет демон, — Я ничего не понимаю, а ты спишь. Мне залезть тебе в спящее сознание и найти что-то страшное в памяти чтобы ты проснулся? Джисон вскидывает брови и по смотрящему на него в ожидании демоническому взгляду тут же понимает, что тот ни капли не угрожает и не шутит, а спрашивает искренне. — Спасибо, меня бы редбулл устроил… — Редбулл? А что это? Я могу это унести в теле Защитника? — Забудь, — морщится Джисон, тут же теряя аппетит. Наверное, глупо будет спрашивать, есть ли в Подезмелье энергетики? Или хотя бы кофе? Джисон чувствует себя в прямом смысле выжатым досуха после последней процедуры. Мало того, что им нужна была энергия для полу-демонов, так теперь она нужна была и для нового тела, которое будет работать для кулона ловушкой. Джисон мог бы попробовать снять кулон и без создания второго сосуда. Был даже шанс, что его тело будет способно само поддерживать себе жизнь. Только вот кулон будет тянуться к определенной энергии, и если эту энергию не заключить в чем-то, что находилось у них, был шанс потерять его снова. Им нужна была гарантия, что если и когда Джисон умрет, кулон перенесется туда, куда Джинни было нужно. Туда, где он может его найти. Поэтому Джисон номер два стал для кулона телом и сосудом. А Джисон останется закрепленным с ним сознанием. — Ты выглядишь… Как там это слово… — Хуево? — Да, — кивает демон, — Сколько тебе еще быть хуевым? К переезду уже все готово. — Ты буквально переместил мое сердце куда-то еще, — хрипло ухмыляется Джисон, роняя щеку на колени, — Дай передохнуть. Зря я про редбулл вспомнил… Может, после одного ящика меня как раз хватит на скачок между мирами. — Мне украсть его у ребенка? — спрашивает Джинни серьезно. — Да почему у ребенка сразу… Джисон замолкает как только его человеческое сердце между ребрами отдает слабым намеком на трепет. И что-то под ним билось все еще слабо, но целенаправленно, будто стремясь куда-то. Будто что-то в его подкорке билось куда-то в сторону. Куда-то вверх, где пласты бетона и завалы камней отделяли Джисона от людей. Кто-то, или что-то, подобралось оттуда слишком близко. И Джисон не знал другой причины для чего он мог еще вдруг ожить. Или для кого. Он хватается за апопа и за таблетку в кармане. Напоминает себе в последнюю секунду кто он и кем он был, прежде чем поворачивается к Высшему. — Забирай кулон. Начинай. Прямо сейчас. — А он копался дольше, чем я думал… — тянет Джинни с набитым попкорном ртом, глядя на часы на своей руке, — Ничего. Ребят как раз пора будить… — Не смей, — просит Джисон, хватая чужую руку будто имел право что-то требовать от демона. Но он смотрит в его глаза, надеясь, что тот сможет прочесть в них мольбу, — Ничего не делай. Я сам. Джинни оглядывает его с ног до головы совершенно буднично, не выразив ни капли из того, что можно было считать за подсказку о том, что собирался делать. Джисон не то чтобы в ней нуждался. Но он был бы не против знать, пойдет он сегодня против одного или против двух. — Не успеешь, — заключает тот, — Если не успеешь, кулон переедет без тебя. — Если не попробую, не переедет никто. И у тебя ничего не выйдет. Я выигрываю тебе время. — Переживаешь за меня? — ухмыляется Джинни, — Мне нужно сказать «спасибо»? — Нужно, — кивает Джисон, кидаясь в коридор и тянув демона за собой, — И попробуй еще заплакать. — Только для тебя! — громко смеется тот. Джинни почему-то не ставил его под сомнение. *** Он видит его еще когда глаза не успевают найти. Высший скрывается в комнате с телом, а Джисон прикован к месту взглядом человека, который все еще не верил, что тот не мертв. Джисон слабо отклоняет желание извиниться. Мутно вспоминает, что где-то в глубине его на вид Минхо отзывается чистая ненависть. Думает, может, он хотел бы его обнять. И не успевает решить что из этого он чувствует, потому что Минхо бросается вперед. Бросается прямо к нему, и в последнюю секунду поднимает кулак. Джисон замечает только блеск в чужих глазах, и тут же кидается вниз, собирая плечи и прыгая вперед на чужое тело, сбивая его с ног. Он перекатывается и успевает принять устойчивую позицию прямо когда в него начинает лететь чужая подошва кожаных ботинок. Он успевает увернуться от нее и еще от нескольких ударов, откатываясь в сторону чтобы выиграть время. О том, чтобы использовать ведовство для защиты не могло быть и речи. В нем не было достаточно энергии для этого. И, если говорить откровенно, желания. Ни одно его заклятие не сработает пока он знает, что они нацелены на Минхо. Он бьет коленом, оказывается перехвачен, и успевает оставить слабый удар локтем. Попадает в живот и видит скривленное от боли лицо прямо около себя. Но Минхо не было больно, явно ни в одном месте, где приземлялись удары Джисона. Он скучает по времени, когда не знал как выглядят слезы Минхо. Они в чужих глазах злые и горячие, но даже не хотят срываться с уголков глаз когда ладони Защитника летят вперед, и вместо того, чтобы оставить очередной удар, хватают противника и тянут к себе за грудки. — Джисон, что за хуйня? — требует он отчаянным криком, тряся его за футболку. Тот не может даже попытаться ответить пока глаза зафиксированы на чужих, — Что за хуйню ты творишь? Джисон не может сделать вдох. Края натянутой горловины футболки упираются ему прямо в трахею, но дыхание у него отнимает вовсе не это. Он внезапно видит себя в чужих глазах. Видит себя, кричащего «Ты должен был быть на моей стороне!». — Я еще могу отозвать отряд. Только скажи, что это был не ты, — рычит тот. Минхо уже знает. Конечно, Минхо знал. Пока кто угодно искал бы тысячи вариантов того, как Высший демон мог держать его здесь в неволе, Минхо знал единственную причину, почему Джисон бы это допустил. Он, кроме Джисона, единственный знал, что тому пришлось потерять чтобы найти себя здесь. И вряд ли он имел право отпустить его без драки. Джисон слышит, как совершенно определенно кто-то прорывает путь вниз. Понимает, что Минхо не был так глуп, чтобы попытаться остановить Джисона сам или его вразумить. Он был здесь чтобы его вернуть, и звук приближающегося отряда наконец напоминает Джисону для чего он здесь. Он здесь не чтобы говорить. Чужой нож быстро вылетает из кармана и оказывается его в руке, продирая футболку на груди и освобождая себя из чужого захвата ровно настолько, сколько требовалось чтобы он упал на пол и кинулся к решетке. Он выигрывает себе одно мгновение. Он понимает, что не доберется до Высшего. Но Совету нужен был преступник, и без него они отсюда не уйдут. Все, что ему удается за это время это кинуть в рот горькую травяную таблетку и раздавить ее между зубов, схватив апопа и одним резким движением сорвав запечатанную крышку. Рука Минхо дергает его назад тут же, потому что однажды такую коробку в руках Джисона он уже видел, и теперь не сомневался откуда она взялась и что после нее происходит. Взрыв следует тут же. Джисон чувствует, как его резко бросают куда-то вперед, перед собой. Вряд ли одна спина Защитника могла бы как-то помешать древнему демону, уничтожающему на своем пути все, добраться до Джисона. Но Джисон бросает руки вперед и за эту спину хватается из последних сил, прижимает себя к Минхо и использует ту дурацкую теорему Кройля на безнадежном заклятии. Конечно, она работает. Эту задачу же решал Минхо. Совет не получит ни одной улики. И им повезет, если получит Джисона. Но синяя пелена окутывает их обоих, ровно настолько, сколько было нужно чтобы апоп прошел мимо них. Минхо чувствует грудью, как гудит небольшое тело, которое он вжимал в себя, пытаясь одной молитвой убедить демоническую силу не забирать Джисона снова. Удар приходится на плечо. Скорость была настолько высокой, что Минхо на секунду полностью теряет осязание, отбрасываясь от пола на камни и в стену. Первое, что он может сделать, это опустить взгляд и отнять от груди дрожащие руки, чтобы убедиться, что те были пусты. Затем поднять сопротивляющуюся и кричащую ему голову вверх чтобы оглядеть пол. Чужое тело лежало от него на другом конце коридора. Минхо точно чувствует, как внутри него двигаются сломанные ребра и вылетевшее из сустава плечо, но он не может думать о том, как скоро его регенерация этим займется. Скорее всего, сейчас она была занята сотрясением и открытыми ранами. Но он упирается ногами в бетонный пол, слышит, как падают стены, слышит, как сверху спускаются люди, и не может позволить им добраться первыми. Минхо бросается вперед и падает несколько раз, коленями вмазываясь в пол прежде чем подняться снова и сделать очередной рывок. Он падает около Джисона и дрожащими руками смахивает с его лица пыль и мусор от взрыва. Тот морщится и двигает головой будто недовольно, никак не находя в себе сил достаточно чтобы раскрыть глаза. — Сон? — зовет он сбито и с ужасом опускает взгляд на рвано поднимающуюся, впервые замечая, что та была пуста, — Где кулон? И тут резкая боль заставляет Джисона сложиться пополам, прижимая к себе внезапно горящую словно в огне руку. Он молчит и не может даже толком вскрикнуть пока что-то продирается через него в четком и аккуратном курсиве. Минхо тут же хватает предплечье и разворачивает к себе, где кожа агрессивно дымилась, будто по ней выжигали иглой слова, появляющиеся алыми буквами словно царапины. «Остался с П. Люблю, Ф» С губ Минхо срывается уставший выдох, переводя взгляд с надписи на дрожащие веки. Он смотрит вперед, туда, где только что находился коридор. Не осталось и пылинки, которую они могли взять за улику. Не осталось ничего. Они никогда не узнают, что именно Джисон здесь делал, и куда делся Высший. И Джисон им не поможет даже если захочет. Он сам убедился в этом. Минхо опускает глаза туда, где на него уже смотрели чужие карие. Его губы инстинктивно дергаются в уголках, смотря на то, как брови Джисона дергаются вниз и как тот пытается понять где находился. Наверняка удивлен, что не видит вокруг знакомую комнату, со старыми обоями и следами от скотча. — Джисон? — тихо зовет он, привлекая к себе внимание парня. Его сердце пропускает удар когда ведун встречает его взгляд почти испуганно и недоверчиво, совсем как в ту ночь в парке. — Чего? — хрипит тот, еле открывая рот и не в силах пошевелить и пальцем, — Ты кто вообще? Губы Минхо снова поневоле дергаются в улыбке, хоть глаза и мутнеют от влаги. Почему-то он был рад знать, что как бы ни прошла их первая встреча, он все равно бы услышал тот же глупый вопрос, заданный этим глупым тоном. «Друзья зовут меня Хо» «Типа от Минхо?» Минхо закрывает глаза и с улыбкой провожает это воспоминание, прежде чем снова встретиться с взглядом Джисона, чистым и открытым, вновь не подозревающим что ждет его впереди. — Что с тобой? Минхо удивленно моргает и капает на недоуменного Джисона слезой. — Прости. Я не успел извиниться, — приходит он в чувство, вытягивая наручники из заднего кармана. — За что? Джисон хмурится и не понимает почему его руки соединяют наручниками. Не успевает даже испугаться. — За все, — отвечает Минхо, — Прости. Ты под арестом, Джисон.

Конец второй части.