Разговор перед побегом

«Любимый писарь» — единственное, что смутно помнил верховный эпистат. Его последние слова перед тем, как уснуть казались нечёткими и смутными, будто и не Амен произносил их вовсе, но он помнил, что этим хотел заставить остаться Эвтиду рядом, уснуть рядом с ней, укрыв большим телом и защитив от всего.   Эта фраза крутилась у него в голове, когда мужчина вошёл в свой дом, после того как перебросился парой слов с Тизианом. Он заверил, что потерявшаяся девушка найдётся и ещё сама придёт по их души, вот только Амен понимал, что Эва ушла по своей воле. Охотник медленно вспоминал их близость, разрозненные отрывки постепенно складывались в его голове в целую картину, и всё же — что-то было неправильным, представлялось неестественным. Как мужчина мог не помнить последние минуты наслаждения с любимой девушкой? Всё было как в песчаной буре: эпистат не видел правды, скрывшейся за таинственным вихрем песка.   Эпистат определённо помнил свой дурной сон; видел его настолько часто, что это не вызвало никаких вопросов: кошмары стали частью его самого и работы, дни сменялись один за другим, а мужчина вновь и вновь переживал смерть родителей. Но насколько же крепким было его видение, что Амен не проснулся даже тогда, когда убегала Эвтида? Несмотря на любую усталость и навалившиеся проблемы, сон всегда оставался чутким — малейшее изменение окружающего мира, шорох или шуршание неподалёку мгновенно будили эпистата. Чутьё главного охотника никогда не подводило и не оставляло его. Необходимо всегда быть настороже, ведь черномаги могут подобраться к нему в любой момент и Амен уже чувствовал их поблизости.   Являлась ли Эва шезму — он точно сказать не мог и не хотел — её душа была светла и тепла, она не боялась его так, как другие некроманты и онейроманты. Робела, смущалась, волновалась, но не страшилась и пряталась, а наоборот притягивала к себе внимание. Всё же охотник не мог не принять во внимание тот факт, что было слишком много ниточек, указывающих на её причастность: пропавшая из его комнаты накидка и в то же время неестественное поведение Эвы, постоянные перешёптывания с другими учениками сбежавшего наставника, которые точно являлись шезму, что и подтвердила Дия при пытках.   Даже если вспомнить первую встречу с непокорной Неферут — на какой-то тёмной, забытой всеми улице, где место женщинам иной работы, а не горе-писарю. Охотник подмечал все детали, связанные с девушкой, и, если не брать во внимание её тёплую душу и его пропадающее рядом с ней чутьё, ответ напрашивается сам: Эва — черномаг, но почему же сердце так противилось этой мысли?   Мужчина подошёл к окну в своих покоях и почувствовал свежий ночной ветерок. Его размышления который день не дают ему расслабиться: головой всё понимал, но душа отказывалась принимать горестную правду. Единственная за всю жизнь понравившаяся девушка не могла оказаться шезму. Их поимка и уничтожение всегда оставались главными задачами для Амена, боль из-за утраты родителей в детстве переросла в жгучую ненависть и злобу. Черномаги отняли у него то, что ему принадлежало по праву рождения — любящую семью, но при этом даровали желание найти и отомстить тому, кто всё это совершил. Образ того шезму поблек в его памяти, лицо и голос стёрлись, и всё же охотник не чувствовал его присутствия тогда, поэтому не может обнаружить и сейчас, но ощущал всем своим естеством, когда придёт время — узнает убийцу в любом случае.   Годы труднейшей работы будут не потрачены впустую: вложенные силы, павшие невинные люди, погибшие или замученные до смерти шезму, баснословное количество золота — всё окупит себя, когда Амен найдет Хемсета. Эпистат уже добрался до его ученика, которого в детстве запомнил на удивление хорошо, а при встрече в Гермополе через много лет еле сдерживался, чтобы не схватить и не потащить Реммао на казнь в центр площади, но совершённые ранее ошибки научили охотника выжидать более походящего момента, когда один черномаг потащит за собой другого, ведь своих они не жалели. Тогда можно перерезать всё под корень.   Система, которой подчинялись шезму и вправду прогнила до самого основания. Её необходимо разрушить, чтобы не только укрепить власть фараона, ибо только ему подвластно решать судьбы людей в Египте, но и очистить мир от ужасов и невзгод, которые всегда приносили с собой черномаги: столкновения между ними приводили к неизбежным жертвам среди обычных людей, а часто шезму претворяли в жизнь только свою волю, получая выгоду и наживаясь на горе — неизведанная и устрашающая хворь в Верхнем Египте лишь была подтверждением позиции верховного эпистата. Амен верил в то, что совершает правильные действия. Родители пали от рук своих же, доверяли и помогали черномагам, которые позже показали истинные лица. Хоть отец и мать не увидят этого, охотник исполнит свой долг и уничтожит всех тех, кто этого заслуживает.   Маленькому мальчику с детства твердили о его предназначении расправляться с шезму; десятки лет тренировок, множество ранений и шрамов, полученных на охоте, доказывали и подкрепляли веру в то, что Амен совершает правильные действия, искореняя зло и чёрную магию. Но слепое чувство долга недавно дало трещину — охотник встретил Эву и усомнился в том, что все шезму являлись абсолютно злым порождением Сета. Девушка не делала ничего плохого, зачастую хорошо общалась с другими охотниками и старательно изображала горе-писаря, не выдавала своих друзей и была осторожна в сохранении тайны. Если бы не еле ощутимое оставшееся чутьё и компания, с которой водилась непокорная Неферут — Амен и не подумал бы на неё, слишком уж хороша и светла для чёрной магии.     Время было позднее. Звёзды давно проглядывались на тёмном небе, украшая большую светлую луну в центре. Необходимо было продумать план по поиску сбежавшей, представить города и места, в которые могла пойти Эвтида. Первой мыслью был Гермополь — там всё началось, там её дом и родители погибшего юноши, который был важен для девушки. Но это слишком просто и необдуманно со стороны Неферут. Город охотник будет прочёсывать первым, она это знала, да и подвергать свою семью, хоть и неродную, такой опасности было глупо. Амен думал о Фивах — неподалёку и легко затеряться на грязных улицах среди бедняков, так ещё и настолько близко к самим охотникам, что было бы логично убегать дальше, но это и сыграет ключевую роль — там её искать не будут. Фивы — отличный вариант, но чутью подсказывало, что нужно искать дальше, Эва не осталась бы здесь: опасность и риски слишком высоки, так ещё и жизнь здесь дорога для шезму-одиночки.   Амен совсем не хотел спать и что-либо делать, но сходить в баню всё же нужно. Сначала погоня за наставником, потом тренировка с охотниками, а затем исчезновение Эвы — нужно смыть с себя усталость и тянущееся за ним отчаяние. Тяжёлый сон, наполненный ужасом и безысходностью, преследовал его, хоть и морок давно должен был спасть. Это было необычно: никогда кошмары не преследовали его так долго, эпистат чувствовал внутри себя что-то странное, будто воздействие или неподвластную силу. Возможно, всё из-за усталости и потрясения.   В середине ночи никто не бродил по поселению, и охотник мог насладиться одинокой тишиной вокруг, он почувствовал, насколько сильно устал и как ему необходимо расслабиться. В купальне не было ни души, эпистат начал снимать одежду, и из неё выпал смятый папирус. Мужчина поднял его и осмотрел, а развернув, принялся читать:   «Знай, что нет на мне вины предательства. И все слова, что мною сказаны были, искренни. Про чувства, про страх... Но без доверия нет и честности, которая тебе нужна, поэтому остаться с тобой я не могу. У меня есть долг, и возвращать его только мне придётся. Эти обязательства нельзя оставить, от них не убежать. И, пока не покончу с этим, всегда буду в чужой власти. Сначала был мой названый отец, потом наставник, следом ты, теперь - он. Мне хочется безопасности и спокойствия, поэтому я убегаю».   Несомненно, это от Эвтиды: чернила кое-где размазаны от того, что бумага была смята и находилась рядом с горячим телом охотника, иероглифы написаны нарочито аккуратно, но всё же прослеживается специфический почерк Неферут. Охотник хмыкнул, когда вспомнил время обучения девушки письму. Послание краткое и лаконичное, видно, что написано в спешке и на знакомом папирусе, значит, писала уже после их близости рядом с Аменом, пока он спал.   Мужчина не понял многие моменты в послании: хаотичные мысли про предательство, долг, чужую власть над Эвой. Этот папирус только добавил вопросов к побегу девушки. И всё же это было лишним подтверждением того, что она сбежала сама, это был её выбор — непокорная Неферут посчитала, что ей будет лучше без охотника рядом.   Хоть он и не хотел причинять боль, открывать всем её тайну, о которой догадывался, казнить, как и других черномагов, преследовать и пытать, Эвтида ушла. В последние дни Амен думал над тем, что же будет, если девушка сама раскроет свою сущность перед ним — выведет ли на публичный суд или примет такой какая есть, сохранит секрет и будет оберегать. Последний вариант казался невозможным только в первые дни, но чем больше охотник проводил время с шезму, тем сильнее убеждался в том, что второй вариант будет намного правильнее. Эва, какой бы сильной и острой не хотела казаться, оставалась преданной и милосердной девушкой со светлой душой, которая не поддалась и не испортилась даже под натиском тёмной магии.   Амен размышлял над тем, что же послужило причиной стать черномагом, и пришёл к выводу — бедность и нехватка любви, ведь Эвтида была лишена семьи и достатка. Хоть мужчина не знал полной картины, был уверен в своей правоте. Верховный эпистат не нуждался в золоте, ещё будучи рождённым в безбедной семье, а сейчас, когда дослужился до столь высокого звания и вовсе не знал нужду. Неферут была бы не обделена и вниманием, и заботой, и любовью. Амен сделал бы её своей госпожой, подарил дом рядом с большим садом, семью, ребёнка, ведь и ему уже пора обзавестись наследниками. Эве больше не нужно будет вести жалкое существование, беря заказы за гроши, и использовать черную магию, подвергая себя опасности.   Папирус в руке был единственной вещью, которая сейчас связывала эпистата и Неферут. Мужчина перечитывал его вновь и вновь, бережно держа смятый лист: «Знай, что нет на мне вины предательства» — и это было ясно с самой первой встречи, когда девушка увиливала и хитрила, но не подставляла. Амен чувствовал, что всё происходящее между ними было правдой: вся злость и взаимная неприязнь сначала, переросшая в интерес и любовь потом. Он не говорил ей напрямую о том, что чувствует, а она не давала никаких обещаний, но оба знали, что поступки значат гораздо больше и действовали так, чтобы не причинить друг другу боль.   — Любимый писарь… — произнёс охотник в пустоту комнаты. «Любимая шезму» — отозвалось изнутри, но замерло в сердце, так и не вырвавшись наружу.   «…»   Утро пришло быстрее, чем можно было представить. Амен вернулся ночью в свой дом, сразу же лёг в постель и как только подумал о том, что вчера спал достаточно, сразу же уснул, будто и не было того кошмарного дневного отдыха.   Проснувшись от ослепительного солнца, удивился тому, как долго спал. Был уже обед. Мужчина чувствовал себя гораздо лучше, чем ночью: тянущее ощущение внутри и головная боль ушли, уступая место холодному рассудку и вновь пробудившейся чуйке. Охотник сразу же пришёл в ярость от того, что уснул и не помчался за сбежавшей девушкой.   Через неё он намеревался добраться до наставника, и с утра, со свежей головой Амен понимал, что сглупил: ночью чувства обволокли разум, точно помутнение, сейчас же пришло осознание, что шезму сбежала. Нужно думать в первую очередь о долге и возложенных обязанностях, а не о ложной влюблённости, которая наверняка родилась из морока, навеянным черномагами, чтобы одурманить и сбить охотника с цели.   Встав с постели и быстро собравшись, верховный эпистат буквально выбежал из комнаты, которая была наполнена воспоминаниями с Неферут. Со спешкой добрался до большого зала, где вчера всё произошло. Там уже находился его друг:   — Тизиан, я ухожу за Эвтидой. Пойду сейчас, чтобы попытаться нагнать или след поймать. Отряд пускай пока собирается, раздели его на две части — одна за наставником, другая за девушкой. Нам нужны оба живые, а в случае с писарем и невредимые, — не поздоровавшись, чтобы не тратить время, быстро проговорил эпистат. Даже после того, как Неферут убежала, Амен не хотел причинять ей вред и уж точно не хотел раскрывать её подлинную личность, но, чтобы не привлекать лишних подозрений всё же добавил. — Кто знает, возможно она ушла из-за того, что её запугали и Эва знала слишком многое о черномагах. Мне уже доложили о том, что брат наставника ушёл. Скорее всего они были заодно и втянули писаря.   Тизиан смотрел на своего друга и всё понимал гораздо больше: он знал Амена достаточно долго, чтобы знать, что за мужчину говорит волнение за пропавшую девушку, и главный охотник совершенно беспомощен в своих недавно открывшихся чувствах, ведь полюбил впервые за всю жизнь. Даже если она сбежала, не хотел причинять ей боль.   — Я уже отправил отряд за горе-писарем, пока ты отдыхал. Говорил же, что недосыпаешь, тебе нужен отдых. Сегодня лучше нам остаться здесь и ждать новостей от Агнии, всё же Реммао по-прежнему остаётся главной целью, — сказал охотник, смотря в светлые глаза напротив.   — Да, через него мы выйдем на Хемсета, тогда как наставник не успокоится пока не покончит с Эвтидой. Они будут рядом друг с другом и, если выйдем на одного, непременно наткнёмся и на второго, — чутьё не подводило Амена, но сейчас ощущалось беспокойство за девушку. Что если наставник найдёт её первый? Об этом эпистат старался не думать.   — У меня плохие новости, Амен.   — Ещё хуже разве может быть? — спросил главный охотник, отворачиваясь к просторному окну с занавесками и вдыхая раскалённый воздух. На улице очень жарко.   — Ливий исчез из поселения. Я не мог найти его утром, а когда зашёл к нему в дом, там не было ничего: ни вещей, ни золота, только оставленные рабочие инструменты, — Тизиан смотрел на главного, не отводя взгляд и не боясь гнева: привык докладывать даже самую неприятную информацию без единой эмоции. — Поспрашивал, когда в последний раз видели лекаря, охотники сказали, что только вчера днём, а уже вечером в доме не появлялся или, по крайней мере, не видели его.   — Думаю, всё переплетено, и Ливий ушёл вместе с Эвой. Они в последнее время были всегда вместе, смерть Исмана их связала, а возможно и нечто большее, — предположил охотник. Ярость и злоба медленно возвращалась к нему. Как она могла сбежать с ним, бросив Амена в своём кошмаре после того, как они стали столь близки? — Тизиан, найди мне того человека в поселении или в городе, кто последний видел лекаря, — закончил эпистат.   Охотник пообещал, что к сегодняшнему вечеру всё будет выполнено, и покинул комнату. Амен остался один со своими мыслями. Он дошёл до того самого диванчика и опустился на него, думая о том, где может быть его Неферут.   Вчера на этом месте он сделал её своей, а сегодня она сбежала и скрывалась от эпистата, оставив лишь маленькое послание на папирусе. Мужчина успел выучить его, но до сих пор не понимал о чём идет речь: «У меня есть долг, и возвращать его только мне придётся. Эти обязательства нельзя оставить, от них не убежать. И, пока не покончу с этим, всегда буду в чужой власти». Возможно, долг перед названным отцом, которого упомянула девушка на листе до сих пор преследует её? Нет, «теперь – он» означает другого человека, который явно что-то требует от бедной девушки, только вот золото или её саму? А если Эвтида с самого начала была обещана другому?   «Мне хочется безопасности и спокойствия, поэтому я убегаю» — Эва ушла не из-за этого, а потому что боялась будущего с ним и не доверяла возлюбленному. Хотя о какой благосклонности может идти речь, когда охотник только и делал что запугивал свою Неферут и лишь недавно начал показывать ей свою хорошую сторону?   Амен посмотрел на лежащие рядом подушки, к которым прижимал вчера Эвтиду, до крови целуя её губы. Какой податливой она была, как обнимала его сильное тело своими ногами и стонала от наслаждения. Вспомнив те звуки, охотник прикрыл глаза, стараясь не обращать внимание на мгновенно вставший член: та же комната, воспоминания и оставшиеся чувства подталкивали к тому, чтобы получить наслаждение и освободить накопившуюся ярость и отчаяние. Эпистат понял, что никогда бы не смог использовать девушку в своих целях, подвергать её опасности, разыскивать с ней наставника, целью которого было убить Эву.   Всё ещё с закрытыми глазами охотник облокотился на диван, устало вздыхая. Сколько же всего навалилось за пару дней: к хвори и изначальным планам по поиску Хемсета прибавились исчезновение Эвы, а потом Ливия, нападение наставника на девушку из-за любопытности последней. А также необъяснимый кошмар Амена, из-за которого он не мог прийти в себя половину ночи.   Смутные последние слова девушке, а потом пустота. Хотя ещё были нечёткие образы то ли во сне, то ли наяву, которые мужчина не мог уловить.   Он начал вспоминать, что кто-то мягко держал его сильную руку, пока он находился в ненавистном сне. «И ты влюблён в меня, Охотник… Наша общая боль впустила меня в обитель твоей души…» такие тихие и далёкие слова; произносили ли их на самом деле или это было частью морока? Нет, этого точно не могло оказаться там — сознание Амена прояснялось всё больше. Мужчина вспомнил короткие и нежные поцелуи, которые дарила девушка, а потом еле различимый шёпот «Люблю...», прежде чем на щеки эпистата упали слёзы Эвы.   Показались очертания той самой девушки, что и была на задании в доме Анубиса, в чёрной маске. Это Эвтида надела её, облачившись в тёмное закрытое одеяние, но перед этим у неё были красные, гипнотизирующие глаза, будто бы насылающие дурман на Амена. В его голове всё перемешалось.   Наконец поняв причину своего кошмара, охотник распахнул глаза.   «…»   Прошла неделя с того момента, как Эвтида пропала. Охотники искали наставника, так как это было первостепенной задачей, из города приходили новости о последних перемещениях Ливия, но все ниточки так или иначе обрывались. Агния бесследно растворилась в Просторах, от неё не было никаких новостей, но у Амена и не было лишних иллюзий, он понимал, что наёмница сама по себе и не будет находиться под полным контролем мужчины, безропотно исполняя его приказы.   Не было сомнений в одном — главный охотник лицезрел свой кошмар из-за Эвы. Девушка проникла в его сон, и тогда впервые в голову эпистата вторгся черномаг. Теперь с этим уже нельзя поспорить. Другие шезму пытались и раньше, но безуспешно — сознание Амена было слишком сильно и не пропускало чёрную магию. Неферут же смогла сделать то, что не получалось у других — обмануть, заставить довериться, расслабить и использовать охотника в своих целях.   Эти ярко-красные глаза перед тем, как мужчина уснул он не забудет уже никогда, скорее всего это помогло пройти защиту охотника и беспрепятственно увидеть сон. Верховный эпистат никогда не видел, чтобы шезму использовали такого рода магию, даже его наставник не рассказывал об этом, а значит, Эвтида обладала особыми способностями, которые возможно и скрывали её истинную сущность, сбивая чуйку Амена. И всё же он вспомнил свою Неферут в детском кошмаре. Она находилась рядом, когда родители погибли, и хоть это чувство казалось неправильным, но душа эпистата успокаивалась, ведь впервые самый ужасающий момент его жизни, отнявший самое дорогое, проходил рядом с кем-то. Во сне девушка разделила болезненное отчаяние охотника, почувствовала страх за него — когда больше никого не осталось рядом, Эва сидела подле него.   Амен готовился ко сну, когда в доме раздался нетерпеливый стук и голос Тизиана, сказавший о том, что появились новости. Эпистат ещё несколько дней назад приказал сразу же докладывать о малейших подвижках в деле в любое время дня и ночи. После позволения войти, охотник сразу же начал говорить:   — Эвтиду заметили в Мемфисе, мы не нашли следа наставника, но лекарь там же.   Большего и не требовалось, Амен уже и не думал о Реммао — все мысли заняла одна девушка, за которую мужчина очень переживал. Рядом так не хватало полюбившейся Неферут, что эпистат опустил всю накопившуюся злобу и ярость, только бы она осталась невредима и здорова. Охотник точно решил — после того, как найдёт Эву оставит подле себя как возлюбленную и не даст больше покинуть его. Да, любовь слепа, но он простит её обман, надеясь, что она сделает это в ответ и примет его.   Доли секунды потребовались мужчине, чтобы обдумать своё решение:   — Мы выдвигаемся сейчас.   <…>   Любовь слепила Эву и искажала её желания: чем дальше они с Ливием уходили от лагеря охотников и находились в безопасности, тем больше казалось, что опасность от Амена и не исходила. Возможно, девушка слишком наивна и глупа, но глубоко внутри чувствовала свою правоту — уж слишком спокойно и расслаблено чувствовала себя подле своего любимого, дававшего защиту и вселяющего уверенность в будущем. Мысли, а скорее мечты о благостной и счастливой жизни рядом с верховным эпистатом в столице не покидали голову Эвтиды. Она так устала выживать и бегать — не было ни дня покоя в её жизни: мать, названный отец, годы обучения и опасная работа. Лишь один Исман был оплотом её успокоения и радости, но сейчас его нет и его нельзя вернуть, как бы не хотелось.   Вторым человеком, рядом с которым шезму испытывала те же чувства, стал Амен. Странно, но Эва рядом с опаснейшим охотником ощущала умиротворение и защищённость. За несколько дней, которые тянулись словно бесконечность, девушка обдумала многие вещи и поняла, что если эпистат настигнет её, больше скрываться и врать она не будет. Эвтида желала остаться честной перед лицом смерти, ведь Амен, даже если бы и принял то, что она черномаг под обещанием больше не использовать свою силу, никогда не простит побег и предательство. Осознавать правду больно, но жить в иллюзиях до конца своих дней ещё хуже.   Сейчас Эва и Ливий были в Мемфисе. У мужчины есть давний знакомый македонец, у которого они и остановились. Девушка, несмотря на все ужасы и подстерегающие опасности, была счастливее, чем раньше: впервые за долгое время появился надёжный друг, она пока свободна и больше не должна опасаться рядом живущих охотников, в конце концов, над ней не висят угрозы и обязательства перед наставником. Всё перечисленное было ложными чувствами, ведь прошлое не прошло бесследно и за парой велась страшная погоня, но в одном Эвтида была убеждена:   — Я подыскал нам приличный дом рядом, чтобы покинуть это место и не подвергать ещё большей опасности хозяина, — послышались слова Ливия, когда девушка нежилась под лучами закатного солнца. В мужчине Эва была уверенна — он не оставит её в беде и, что бы ни случилось, не сдаст охотникам. — Завтра можем пойти вместе посмотреть, вдруг тебе не подойдёт новое жильё.   — Всё равно мы не задержимся здесь надолго, — ответила она, зная, что скоро нужно будет покинуть Мемфис, иначе охотники или наставник доберутся до них. Шезму согласна с другом: слишком опасно долго оставаться в одном доме, тем более они оба не хотели повторения истории с наставником лекаря, которого подвергли пыткам.   Снизу послышался грохот и топот ног. Комнаты, предоставленные друзьям, находились на втором этаже, поэтому Ливий выглянул в окно, чтобы посмотреть происходящее на улице. Осторожно наблюдая через светлую занавеску, мужчина сильно напрягся и сжал рукой лёгкую ткань. Эвтида поднялась с мягкого дивана и подошла к лекарю, вставая за большой спиной.   — Они пришли, — чётким шёпотом произнёс Ливий. — Нам нужно поскорее спрятаться, мы не сможем спуститься и просто уйти отсюда: охотники повсюду в этом квартале.   — Почему ты так думаешь? Давай попробуем вылезти через окно и скрыться в тени, — так же тихо, но без былой уверенности спросила девушка.   — Посмотри, — лекарь указал на окна домов напротив, в которых то и дело мелькал свет. — Охотники обыскивают каждый дом, у нас не получится уйти незамеченными, их слишком много. Кажется, кто-то указал именно на это место.   Снизу послышались крики хозяина, скорее всего никто не церемонился с мебелью и переворачивали всё, разыскивая беглецов — сейчас не до аккуратности. А возможно такими возгласами и громкими упрёками македонец пытался предупредить Ливия и Эву о приближающейся опасности. Сердце девушки стучало всё быстрее и быстрее: был ли это страх или предвкушение возможной встречи с эпистатом?   Лекарь схватил руку Эвтиды и с неприсущей ему быстротой помчался подальше от окна, приближаясь к письменному столу. В комнатах египтян не было массивной мебели, которая послужила бы отличным укрытием, погода и образ жизни в жаркой стране не предполагал большого убранства, но стол у Эвы был достаточно большим, чтобы спрятаться за ним. Тем более он стоял слева от громоздкой колонны, и друзья забрались за неё, тесно прижимаясь друг к другу. Их поглотили страх и опасения за свои жизни, мысли о том, что сделают охотники, когда обнаружат сбежавшего лекаря, не выполнившего свою работу и черномага, проникшего в голову верховного эпистата.   Их убежище скрывали мягкие сидения, когда в комнату ворвались озлобленные мужчины. Хозяин дома задержал их внизу своими криками и возмущениями, еле поспевая за охотниками в комнату. Они сразу же начали в спешке осматривать место, заглядывая в каждый угол, рассматривая полки, надеясь найти подсказку или зацепку. Эва и Ливий не успели обосноваться в доме, что сыграло на руку, ведь ничего не указывало на то, что здесь кто-то был.   К столу приближался один из охотников, он был немного ниже ростом нежели остальные, но очень проворным и быстрым. Резвым взглядом прошёлся по содержимому на столе: пара папирусов, небольшая чаша с остатками чернил, какие-то разбросанные нитки — в общем ничего выбивающегося; заглянул под стол. Ливий прижался к девушке сильнее и задержал дыхание, Эва же от страха не шевелилась уже давно. Несмотря на всю интимность момента, они не испытывали влечения, их сердца не замирали от близости, ведь сердце одной было отдано эпистату, а мужчина воспринимал девушку рядом как младшую сестру.   Осмотрев пространство, охотник ещё раз пристально взглянул под стол. К этому времени солнце окончательно село и на улице стояла темнота, а прежде, чем залезть за колонну, друзья потушили все свечи, окружавшие их в комнате.   — Здесь пахнет благовониями, хоть эта комната и не используется. Как ты это объяснишь, хозяин? — отвернувшись от стола, охотник обратился к македонцу, который стоял у двери.   — Слуги распыляют их по всему дому, мы используем пахучие палочки, сами их и делаем, и продаём. Не хотите ли взглянуть, господа? Уникальный товар… — с коварной улыбкой проговорил хозяин. Он прекрасно понимал, что этот запах из-за его гостей, но решил показать себя обычным торговцем, чтобы отвадить подозрения.   — Не нужно, — грубо ответили ему. — Здесь всё чисто, уходим.   Охотники перебрасывались короткими, безэмоциональными фразами. Переглянувшись, двое из них направились к выходу, тогда как третий остановился у подноса с фитилями. Он опустил пальцы в чашу с воском и через одно мгновение молниеносно убрал их, больно обжёгшись и зашипев. Другие мужчины обратили внимание на него, Ливий устало прикрыл глаза, когда понял, что их скоро обнаружат и у них не осталось ни единого шанса.   — Так говоришь эта комната давно никем не используется, хозяин? — с довольной улыбкой сказал охотник, а затем крикнул. — Обыскать здесь ещё раз, если надо перевернуть всё!     Македонцу заломили руки за спину из-за его обмана, а низкий мужчина стал переворачивать мягкие сидения возле стола, натыкаясь на небольшое движение за колонной…   <…>   Эвтиду и Ливия не увезли из Мемфиса, а привели в большой дом, находившийся недалеко, всего в нескольких районах, но казалось ближе к центру города. Охотники точно знали где нужно искать и даже обосновались рядом. Убранство здесь сильно отличалось от того места, где находились друзья ранее: всё было новым и красивым, присутствовало сочетание оттенков и некая лёгкость, создававшаяся благодаря обилию полупрозрачных тканей. Так не похоже на дом, в котором обосновались бы все эти злые и небрежные мужчины, не способные поддерживать домашний уют.   Девушку первой завели в большую комнату, напоминавшую ту самую, в которой верховный эпистат подарил наслаждение Эве. Её взгляд сразу же наткнулся на него. Амен, такой же большой и сильный, но при этом очень уставший и изнурённый, сидел на диванчике в центре. Мужчина мгновенно поднялся, когда увидел кого привели его подчинённые. Он и не надеялся сегодня увидеть свою Неферут, понимая, что на её поиски в большом городе могут уйти недели, но охотники управились за два дня.   Стояла ночь, комната ещё немного освещалась, так как эпистат только готовился ко сну после долгих поисков девушки днём. Сейчас она стояла здесь — в большом доме, который Амен выбрал для них и их совместного будущего. Эвтида была утомлённой, но невредимой и здоровой, о чём только и мечтал мужчина. Влюблённые не обращали ни на кого внимание: на на вошедшего за девушкой Ливия, ни на покашливающего охотника, который доложил о выполнении задания и ожидал похвалу и награду, но так и не был услышан, ни на хозяина-македонца со связанными руками.   Верховный эпистат ранее распорядился, чтобы девушку и лекаря привели невредимыми, так что сейчас они были полностью свободны, хоть и находились под надзором охотников.   — Я понял, Гахиджи. Завтра в обед приходи, и я отплачу тебе и твоему отряду за выполненную работу, — наконец произнёс главный охотник, не отрывая светло-серого взгляда от Эвы. — Девушку оставьте в этом доме, мужчин разместите поблизости с вами: они не должны убежать, а позже я решу их судьбы.   Ливия и македонца взяли под руки и повели к выходу. Эвтида обернулась, чтобы взглянуть на своего друга, который, когда заметил устремлённый взгляд, лишь улыбнулся и кивнул головой, ободряя и говоря, что всё будет хорошо.   — Моя Неферут… — еле различимо сказал Амен, привлекая к себе внимание, когда за охотниками закрылась дверь и в комнате остались лишь они двоём.   В глазах Эвы застыли слёзы — слишком много эмоций и переживаний навалились на девушку, а животный страх за свою жизнь, когда их с Ливием обнаружили, окончательно добил её. Шезму не позволила себе заплакать ещё в доме македонца при всех, показав чувства и слабость, хотя очень хотелось, но здесь, с Аменом, рядом с любимым человеком, дающим ощущение безопасности и дома, Эвтида расслабилась. Она не заметила, как по щекам начали скатываться маленькие слезинки и насколько ближе подошёл эпистат, чтобы вытереть влагу.   — Господин… — только это вырвалось из девушки, прежде чем она сорвалась и прижалась к обнажённой груди охотника. Эва уже не надеялась на милость своего любимого; проклятая тоска по ласке и заботе дала о себе знать: сейчас шезму плакала не только из-за своего побега и потерянного возлюбленного, но и из-за своей нелёгкой судьбы, ненависти матери и безразличия окружающих. Она так устала.   Амен сомкнул свои руки на её талии, заключая девушку в надёжные объятия и приближаясь к ней всё ближе. Как же вкусно пахла его непокорная Неферут и насколько сильно он соскучился — только сейчас пришло полное осознание того, как не хватало Эвы подле себя. Эпистат готов отдать всё, чтобы этот момент продлился как можно дольше.   — Не бойся, моя непокорная госпожа, я не трону и не обижу тебя. Больше никогда, — шептал охотник, прикрыв глаза и прижав свой подбородок ко лбу девушки. — Помнишь же, хотел увезти тебя в столицу и сделать своей? Почему сбежала? Испугалась?   — Я только об этом и думать могла: твои слова стали моей мечтой, Господин. Больше всего на свете хочу быть рядом, но как могу, я же… я…   Эвтида начала заикаться, боясь произнести оглушающую правду, которая поделит их жизни на две части, но Амен твёрдо продолжил за неё:   — Шезму. Я знаю, Неферут. Знаю.   Девушка раскрыла глаза, чтобы посмотреть не лукавит ли охотник, и решилась уже спросить о том, как он узнал, но тут же ощутила сладкий поцелуй на губах. Насколько же долгожданным он был; даже если верховный эпистат решится погубить её — Эва умрёт счастливой, ведь ей удалось в последний раз ощутить вкус любимого господина.   — Никогда не трону тебя. Очень ты мне полюбилась, госпожа, — оторвавшись, произнёс Амен и посмотрел в тёмные глаза своей Неферут. — Не отпущу тебя больше никуда. Даже сейчас, Эва, ты в нашем доме, здесь я сделаю тебя счастливой, но пожалуйста расскажи обо всём, что случилось. Мне важно знать, почему тебя тянет к чёрной магии.   — Это очень долгий разговор, всё началось ещё в детстве… — начала девушка, но была прервана.   — Не обязательно сейчас, уже поздняя ночь, а ты утомилась и устала. Нужно отдохнуть, а когда будешь готова — поведаешь обо всём. Я буду ждать столько, сколько нужно, — охотник снова приник поцелуем к губам Эвтиды. Он медленно расцеловывал всё её лицо, стараясь не пропустить ни единого места. — Прости, что был груб и не понимал твоих страхов. Я по-другому не могу, но очень хочу измениться ради тебя.   — И тебя не смущает то, что я черномаг?   — Это не делает тебя плохим человеком и никогда не делало. Я хочу дать тебе безопасность и спокойствие, быть с тобой рядом, если позволишь. Всегда.   Амен был упрямым и упорным в достижении своих желаний, Эва это прекрасно знала, как и то, что теперь всё будет хорошо. Уже сейчас рядом с ним она чувствовала себя желанной и нужной, большего счастья она и не представляла, хоть и эпистат твёрдо намеревался доказать, что это только начало их жизни вместе.