Ему я тебя не отдам...

Игла не спорит. Ни когда Крот всё же уходит, пусть и ненадолго. Ни когда возвращается и просит пойти с ним. С ним и ещё двумя свободовцами — Игла их знает, волки-защитники, анархисты без сомнений готовые рвать глотки за своих любому. Игла — свой... Ему тяжело идти и Крот с одним из волков-защитников обнимают за спину, буквально подхватывают под руки, ведут осторожно и заботливо. На долговскую половину... Игла дрожжит, почти всхлипывает от страха, жмётся к старшим, но медленно хромает вперёд. Боится. Но ещё больше боится подвести Крота... И на нём же едва не обвисает под вопросительным пристальным взглядом Шульги, стоит только им оказаться в кабинете. Крот зол. И старшие рядом, обступают Иглу так, чтобы сразу дать понять, он — свой и под защитой. Его здесь не тронут. Его вообще не тронут. Свой... — Шульга, мы по делу. Санкционированно Локи. Требуем выдачи Осы. — С какого... — долговский командир привстает, едва не давится удивлением, но перебивают. — Правило Янова. Твой боевик тронул одного из наших. Есть доказательства. Требуем выдачи для... — Крот внезапно ухмыляется и делает это так препогано, что Игле становится не по себе, — Для сатисфакции, Шульга. Соразмерно нанесенному вреду. — Кто пострадал? Что этот идиот опять... — Попытка изнасилования. И это только на Янове. Проверять будешь, полковник? — вот теперь ухмылка исчезает, лицо Крота красноречиво. Монолитовец вздрагивает, вжимается в Крота ещё сильней и затравленно смотрит на Шульгу, цепляясь за Крота и рослого Тайфуна, что вмиг встаёт совсем вплотную. Нет, не будет долговский командир проверять... Все это понимают здесь. Шульга меряет оторопевшим взглядом молчаливого Иглу, оседает обратно, сводит брови недоуменно. — Так он же не из ваших?.. — Он под покровительством «Свободы». Это все знают на Янове. Игла хоть и бывший монолитовец, но теперь он своеобразная часть отряда Бродяги, следовательно наш. Твой ублюдок, Шульга, его... Блять, клянусь, лучше отдай. Иначе здесь начнётся резня, поверь. — Вы с ума сошли, парни... Опять фанатик?! Вы, вашу мать, из-за... — Из-за одного из нас, полковник. Из-за нашего человека. Нашего. Понимаешь? — кивает Тайфун, осторожно сжимающий сникшего монолитовца за плечо, — Решай, Шульга. Локи всё знает, он санкционировал наш приход к тебе. — Если эта мразь сбежит, в ответе ты. — хрипло добавляет Стегач, анархист, что стоит за спиной Иглы и представляет здесь и сейчас самого Локи, — Думай. Времени до вечера. — Подождите... — Шульга хмуро отбивает текст в КПК, отбивает кулаком по столу, — Оса из отряда Черепа. Как я... — А как он, долгарь?.. Посмотри на парня, твою мать! Как он, а? — неожиданно зло огрызается Тайфун, помогая Кроту удержать на ногах ослабшего монолитовца, — Ты хоть знаешь что с ним делали у Черепа? И что этот твой ублюдок с ним хотел сделать здесь? — Тихо, Игла, тихо... Шшш, пойдём. Я уведу тебя, всё... Всё хорошо, пойдём... — Крот больше не смотрит, кивает Тайфуну и Стегачу, — Парни, он всё... Я заберу, он не может. — Сатисфакция, полковник... Мы своих в обиду не дадим. Если Воронину нормально подобное зверство, то в «Свободе» такое никогда не признавалось и признаваться не будет. Мы люди, полковник, не уроды какие. — хмуро выговаривает Стегач, одновременно кивая Тайфуну на выход, — Пойдем, присмотрим. Проводим хоть, на ногах же толком не стоит... Слышишь, Шульга, мы вечером вернёмся. За Осой. Запомни, Игла — наш. Его нельзя трогать. Он под покровительством «Свободы». Игла почти не помнит обратного пути. В себя приходит уже в их небольшой комнатке на территории «Свободы» под ласковый шёпот Крота. Скручивается на койке, обхватывает вздёрнутые плечи ладонями и тихо всхлипывает. Кажется, он доломался... Кажется, так не было даже в плену. В плену его обнимали руки Крота, его успокаивал голос Крота. Он поверил, доверился... Он даже смог пусть не забыть весь тот ад застенков «Долга», но смириться и отпустить. И теперь... Оса, что настиг его там, где казалось бы было безопасно, что-то внутри доломал в крошево. Крот рядом, Крот снова его спас. Игла благодарен, безумно счастлив тому, но... Но что-то сломавшееся стеклянным колким крошевом больше не даёт ему дышать спокойно. Страшно. Тоскливо. Пусто. Крот... Монолитовец чувствует как его обнимают, притягивают к себе. Но не может даже взгляда поднять... Ему стыдно. Впервые стыдно за себя. За то что не справляется. За то, что снова от него одни проблемы. За... — Прости... Крот... — еле слышно выдыхает монолитовец, сглатывает болезненно и устало, — Прости... — Эй, ты чего?.. Ласковый, родной... — Прости, со мной одни... проблемы. Тебе не нужно было... вытаскивать меня... — губы монолитовца чуть подрагивают и кривятся, — Бесполезен и... и... Я, Крот, я не... — Тихо, мой хороший, тихо. Даже не думай больше так, Игла. Ты мой, только мой... Ты не виноват в том, что эти твари с тобой сделали. — а голос анархиста всё мягче и тише, — Ты мой ласковый Игла... Клянусь, этот урод сдохнет в мучениях. За всё получит ублюдок... Шульга выдаст его, вот увидишь. — Из-за меня опять всё. Крот, я недостоин... Ни этого всего, ни тебя... — Игла сжимается ещё больше, всхлипывает тихонько и мотает головой, — Просто фанатик и то... — Эй, ты ведь моё чудо... Забыл? Ты даже не думай иначе. Это я такого как ты недостоин. Верного, ласкового, чувственного, красивого... Слышишь, Игла? Ты ведь самый-самый мой... И ничто никогда не изменит этого, не заставит меня отказаться от этих слов. Долговская мразь дорого заплатит за то, что посмел тронуть тебя, обещаю. — Крот... — Здесь. С тобой. Помнишь?.. Посмотри на меня, мой хороший, пожалуйста. Посмотри... — анархист мягко проводит ладонью по волосам, гладит шею кончиками пальцев и ласково улыбается робко поднявшему голову Игле, — Вот так... Я всегда буду с тобой, охранять и оберегать. Ты сильный, лучший. Свободный... Хочешь, уйдём к вольным? Куда-нибудь в сторону Кордона... Там не будет «Долга», никогда не дотянутся твои бывшие братья. Не... — А как же твоя «Свобода»?.. — Игла льнёт ближе, едва-едва дёргает уголками губ в слабом подобии улыбки, — Ты без неё никак... — Я без тебя никак. — мягко отзывается анархист, — Если тебе будет комфортнее, мы... — Крот, мне нравится здесь... Здесь отряд Бродяги, Тайфун и Тигра... Они свои... — монолитовец смущённо отводит взгляд, — Ты обещал в рейды. И Цемка, и... Крот, здесь так, знаешь... Спокойно. Было... — Здесь «Долг». Уродов навроде Черепа нет, конечно, да и Шульга мужик здравый, но... — Я привык. Правда... Ты ведь со мной. — и снова сорвался голос, сорвался в тоскливый шёпот, в болезненное короткое молчание, а за ним... — Не знаю почему. Всё ещё со мной. Теперь из-за меня вот снова вы... А я даже не один из вас. — Ты наш. Локи и Стегач сказали своё слово, помнишь?.. Ты не из «Свободы», но «Свобода» за тебя, мой хороший. И заступимся как встали бы за любого из тех, кто с нашивкой волка. Пойми это уже, Игла. — Крот даже не злится, хотя хотел бы, он понимает и оттого лишь ещё мягче улыбается, обнимает крепко-крепко и шепчет уже куда-то над ухом, — Из-за тебя хоть всю Зону вдоль и поперек, хоть на «Монолит» с ножом, хоть что... Я люблю тебя, моё монохромное сокровище, люблю. Так как никогда и никого... Не думай даже, что это изменится. Что я изменюсь. — Крот... Спасибо... — монолитовец тихонько сглатывает, жмётся ближе, — Если бы не ты, знаешь... — Игла, я... — Нет. Крот, подожди... Дай мне сказать. Важно... Я же... я давно хотел, но... — Игла снова заглядывает в глаза, смотрит с неожиданной нежностью и искренней благодарностью, улыбается пусть и совсем слабо, — Я без тебя ведь... пропал бы уже. А теперь вот... живу. Понимаешь? Живу. И хочу жить... А ты... Ты — жизнь. Моя жизнь... И вокруг теперь жизнь. Жизнь, Крот... — Ты изменился... — Я живой, Крот... В «Монолите», знаешь, всё было иначе. Был долг пред Ним и неукоснительное ему следование. Были... — Игла невольно вздрагивает, — Были ритуалы. Обязанности, цели... братство. Но это всё... Это... — Не надо, если не можешь. Игла, мой хороший... Всё закончилось, ты теперь свободен. Я с тобой. — свободовец гладит неспешно замершего Иглу по спине, плечам. Знает, видит, тому тяжело вспоминать и делиться. Хочет отвлечь, помочь. — Нет, я... договорю. Вот... Вроде вот ты жив, да? Но тело твоё принадлежит не тебе. И душа — тоже. Ты вообще никто и ничто, ты просто Его марионетка, Его цепной пёс. — монолитовец жмётся к сталкеру, вздыхает тихо и чуть качает головой, — Ты как бы жив, но не живёшь. Но, знаешь, если не повезёт, ты ещё и смутно-смутно помнишь что можно жить иначе. Жить... Просто жить. — Не повезёт?.. Игла поднимает голову. Долго-долго смотрит в глаза слегка растерявшегося было анархиста, качает головой. Серьёзный, чуть напряжённый и словно бы сейчас куда более взрослый, чем Крот. Понимает глубже и понимание это ранит его, пусть и в прошлом всё давно уже... И вдруг понимает наконец и Крот, что просто от неожиданности не сообразил сразу. А теперь сообразил и ему бы остановить Иглу, оборвать, но... Нельзя. Игле нужно дать высказаться. — Очень больно осколки прежнего осознания совмещать с безвольностью нынешнего. Запрет. Неверность. Больно, страшно. И Он карает, а ты не понимаешь за что... А теперь... Я живу. Как в осколках тех отражалось иногда, только... Только это ещё ярче, ещё больше... по настоящему. Живёшь и вокруг жизнь. И тот... — монолитовец снова вздрагивает, снова смотрит и самыми уголками губ несмело улыбается, — Тот, от кого беспрекословно зависишь душой и телом, как от Него, разрешает... Старший позволяет, помогает. И сам... жизнь. И ведёт в ней. — Я не... — Ты обещал принять меня когда-то вместе с моим миром. Я помню. В моём мире... так. Ты Старший. Мой Старший... — Принимаю...